КАТЕГОРИАЛЬНАЯ И МЕТАФОРИЧЕСКАЯ

ПАРАДИГМАЛЬНОСТЬ.

В последнее время в отечественной и зарубежной литературе по проблемам социальной философии и социального творчества все чаще ставится проблема парадигмальной определенности категориального аппарата не только философии, но и естественнонаучного и технического знания. Если классическая рациональность была нацелена на предельную определенность как исходных, так и производных понятий, которые должны были способствовать однозначности и определенности научных построений и выводов. В последние годы постнеклассическая рациональность все более ориентируется на многозначность и метафоричность имеющегося и получаемого знания. Эта тенденция, с одной стороны, продолжает классические традиции скептицизма и даже агностицизма. Но, с другой стороны, подобный методологический подход особенно выпукло выявляет те трудности, которые имелись, и имеются в гносеологической проблематике. Не маловажным является и то, что даже представители классической философской мысли (Г. Гегель, К.Маркс, Ф. Энгельс, В.И Ленин) подчеркивали необходимость гибкости понятий и даже возможности их перехода в свою противоположность, а у Гегеля это было основным принципом построения его философской системы.

Следует отметить, что между гибкостью и метафоричностью существует вполне определенное различие. Если гибкие понятия имеют некоторую определенность и значение, то относительно метафор подобных определенностей не наблюдается. Но, в то же время, некоторые метафоры зачастую характеризуются как вполне определенные понятия или категории и только специальный анализ позволяет выявить их метафорический статус. Из философских категорий подобными особенностями в первую очередь обладают категории: «культура», «цивилизация», «ментальность», «свобода», «творчество» и многие другие, по которым ведутся нескончаемые дискуссии и предпринимаются бесконечные попытки их определения. В обыденном же сознании и в средствах массовой информации они часто выдаются за что-то вполне определенное и на них в той или иной степени опираются, делая некоторые прогнозы, выдвигая те или иные планы, программы.

Однако было бы не совсем правомерным стремиться полностью отказаться или, по крайней мере, пытаться преодолеть метафоричность мышления и языка. Преимущества метафоричности мышления может заключаться, по мнению современных исследователей в том, что именно метафоричность является одной из наиболее важных предпосылок творческой деятельности. Это проявляется в том, что именно метафоричность способствует реализации ассоциативного, интуитивного мышления, антиципации, создавая своеобразие микрокосма творческой личности. Не маловажным является и то, что именно метафоричность парадигмального мышления при определенных особенно благоприятных социально-культурных условиях выступает необходимой предпосылкой и возможностью выхода на принципиально новый уровень парадигмального миропонимания. Не маловажной предпосылкой для подобного перехода являются некоторые субъективные особенности личности, выраженные понятием ментальности.

Содержание понятия «ментальность» довольно неопределенно и оно скорее метафорично, так как под данным термином понимается, то, как целостная картина мира, то, как дорефлекторный слой сознания, то, как некие культурные стереотипы, архетипы массового сознания. Но, тем не менее, как отмечают некоторые исследователи, ментальность не осознается, а переживается и выражается в поведении. Она соотносима с понятием «картина мира», «мировоззрение» и включает в себя представления о личности, ее отношении к обществу, равенству, свободе, добру и злу, труду, семье. Эта система представлений унаследована от предшествующих поколений и постоянно изменяется в процессе истории. Поскольку ментальность - результат бессознательной работы поколений, изучение его предполагает исследование массовых источников. Кроме того, оно имеет ясно выраженную психологическую природу. Фактически, картина мира (ментальность) характеризует особенности мотивации человека, особенности межличностных взаимодействий, поэтому она непосредственно соотносима с поведением людей.

Важно отметить и то, что понятие ментальности имеет вполне определенный оттенок иррациональности: «Понятие mentality утвердилось в интеллектуальной жизни Запада как поправка ХХ в. к просветительскому отождествлению сознания с разумом. Mentality означает нечто общее, лежащие в основе сознательного и бессознательного, логического и эмоционального, т.е. глубинный и потому трудно фиксируемый источник мышления, идеологии и веры. Чувства и эмоций. Mentality связано с самими основаниями социальной жизни и в том же время своеобразно исторически и социально, имеет свою историю»[52].

В то же время понятие «ментальность», используемое в данном смысле включает в качестве содержательного признака указание на наличие самоидентификации. Например, рассматривая картину мира, присущую средневековому сознанию, мы можем утверждать, что люди воспринимали себя как часть такой универсальной целостности как Христианский мир, уже в то время существовало сознание историчности своего времени [53]. В этой связи напрашивается вполне определенный вывод о том, что термин «ментальность» выступает не обозначением понятия, а обозначением метафоры. Поскольку понятия относятся к рациональному уровню и имеют свою определенность, в отличие от метафор.

Таким образом, несмотря на различие в подходах, при попытках рассмотрения сущности и структуры некоторых понятий, мы видим совокупность обыденных, идеологических, научных и философских представлений, сознательно принимаемых представителями данной цивилизации. Однако, по сути, эта совокупность парадигмальных метафорических представлений и ценностей есть не что иное, как проявление попыток создать произвольные теоретические конструкции, выстраиваемые разными исследователями по-разному, в зависимости от своих философских, политических и культурных предпочтений. Тем более что этому, в значительной степени, способствует метафоричность исходной терминологии.