ЧТО ИДЕТ СЛЕДОМ ВО МРАКЕ 3 страница

— Никто не найдет Око Мира, — сказала Морейн, — если только этого не захочет Зеленый Человек. Нужда — ключ, нужда и цель. Мне известно, куда идти... Я была там раньше. — Ранд пораженно вскинул голову; среди двуреченцев изумился не он один, но Айз Седай словно и не заметила удивленных взоров. — Но ищи один из нас славы, стремись добавить свое имя к тем четырем, и мы тоже можем никогда не найти Око, хотя я поведу нас прямо к тому месту, которое помню.

— Вы видели Зеленого Человека, Морейн Седай? — На Лорда Агельмара это известие произвело огромное впечатление, но в следующий миг он нахмурился. — Но если вы с ним уже встречались однажды...

— Нужда — ключ, — тихо произнесла Морейн, — и не может быть нужды более великой, чем моя. Чем наша. И у меня есть нечто, чего нет у других искателей.

Морейн чуть отвела взгляд от лица Агельмара, и Ранд был уверен, что ее глаза двинулись было к Лойалу, но лишь на миг, и она опять смотрела на Агельмара. Ранд встретился взглядом с огир, и Лойал пожал плечами.

— Та'верен, — негромко произнес огир.

Агельмар вскинул руки:

— Да будет так, как вы сказали, Айз Седай. Мир, если настоящей битве быть у Ока Мира, у меня появился соблазн поднять стяг Черного Ястреба вслед за вами, вместо того чтобы нести его к Ущелью. Я мог бы прорубить дорогу для вас...

— Это оказалось бы катастрофой, Лорд Агельмар. И у Тарвинова Ущелья, и у Ока. У вас — своя битва, у нас — своя.

— Мир! Как скажете, Айз Седай.

Придя к решению, сколь бы сильно оно ему ни нравилось, бритоголовый Лорд Фал Дара, казалось, совсем выбросил его из головы. Он пригласил гостей к столу разделить с ним трапезу, заведя разговор о ястребах, лошадях, псах, но ни разу не упоминая о троллоках, Тарвиновом Ущелье или Оке Мира.

Трапезная была такой же простой и практичной, как и кабинет Лорда Агельмара, но мебели здесь оказалось не многим больше, лишь простые стол и стулья, и они были строгих форм и линий. Прекрасных, но строгих. Комнату обогревал большой камин, но не настолько, чтобы человеку, вызванному срочно из трапезной, за порогом стало бы холодно. Слуги в ливреях подали суп, хлеб, сыр, и разговоры за столом велись о книгах и музыке, пока Лорд Агельмар не заметил, что в беседе не участвуют двуреченцы. Будучи хорошим хозяином, он вежливо задал им несколько прощупывающих вопросов, имеющих целью расшевелить и разговорить гостей.

Вскоре Ранд понял, что взахлеб рассказывает об Эмондовом Луге и о Двуречье. Трудно было сдержаться и не сказать слишком многого. Он надеялся, что и другие следят за своими языками, особенно Мэт. Одна Найнив ела и пила молча, не участвуя в общей беседе.

— В Двуречье есть песня, — сказал Мэт. — «Возвращение из Тарвинова Ущелья».

Закончил говорить он неуверенно, словно вдруг сообразив, что затронул тему, которой все старательно избегали, но Агельмар ловко справился с возникшей неловкостью.

— Мало удивительного. Почти все страны за эти годы посылали людей сдерживать Запустение. — Ранд посмотрел на Мэта и Перрина. Мэт беззвучно, одними губами, прошептал: «Манетерен».

Агельмар шепнул что-то одному из слуг, и пока прочие убирали со стола, этот исчез и вновь вернулся с металлической баночкой и глиняными трубками для Лана, Лойала и Лорда Агельмара.

— Двуреченский табак, — сказал Лорд Фал Дара, когда гости набили трубки. — Здесь дорого обходится, но своей цены стоит.

Когда Лойал и двое старших мужчин довольно запыхтели, Агельмар бросил взгляд на огир:

— Вы выглядите встревоженным, Строитель. Надеюсь, не Тоска вас снедает. Как долго вы не были в стеддинге?

— Это не Тоска; я ушел не в те времена. — Лойал пожал плечами, и сизая лента из его трубки спиралью поднялась над столом, когда он повел рукой. — Я ожидал... надеялся... что здесь по-прежнему есть роща. Хотя бы какой-то остаток от Мафал Дадаранелл.

— Кисерай ти Ваншо, — тихо произнес Агельмар. — Троллоковы Войны не оставили ничего, кроме воспоминаний, Лойал, сын Арента, и люди основывались на них. Они не смогли повторить работу Строителей, не больше, чем я. Те замысловатые изгибы и узоры, которые создал ваш народ, — свыше возможностей человеческих глаз и рук. Наверное, мы хотели избежать жалкого подражания вам, которое служило бы нам лишь вечным напоминанием о том, что утратили. Есть иная красота в простоте; в одной линии, расположенной именно так; в одиноком цветке среди скал. Грубость камня делает цветок более драгоценным. Мы стараемся не вспоминать часто о том, что ушло. Этого напряжения не вынесет и самое сильное сердце.

— Розовый лепесток плывет по воде, — негромко продекламировал Лан. — Зимородок мелькает над прудом. Жизнь и красота кружатся в водовороте посреди смерти.

— Да, — сказал Агельмар. — Да. Для меня подобные образы тоже всегда символизировали все это.

Двое мужчин склонили друг к другу головы.

Поэзия и Лан? Этот человек походил на луковицу; всякий раз, когда Ранд считал, что узнал что-то новое о Страже, в Лане обнаруживался другой пласт.

Лойал медленно кивнул:

— Возможно, я тоже слишком много жил тем, что ушло. И все же — рощи были прекрасны. — Но смотрел он на строго-суровую комнату так, будто увидел ее по-новому и открыл вдруг нечто достойное внимания.

Появился Ингтар и поклонился Лорду Агельмару:

— С вашего позволения, Лорд, но вы желали знать обо всем необычном, даже самом незначительном.

— Да, в чем дело?

— Пустяки, Лорд. Чужак пытался войти в город. Не из Шайнара. Судя по выговору, лугардец. Некогда был им, по крайней мере. Когда стража попыталась допросить его, он убежал. Заметили, как он скрылся в лесу, но вскоре его обнаружили взбирающимся на стену.

— Пустяки! — Стул, когда Агельмар встал, скрежетнул по полу. — Мир! Башенная стража столь нерадива, что человек сумел добраться до стен незамеченным, и ты называешь это пустяками?

— Он — сумасшедший. Лорд. — Благоговейный страх послышался в голосе Ингтара. — Свет оберегает сумасшедших. Возможно, Свет прикрыл глаза башенной страже и позволил ему добраться до стен. Наверняка от одного бедолаги-сумасшедшего не будет ничего плохого.

— Его уже привели в цитадель? Хорошо. Приведите его ко мне сюда. Немедленно! — Ингтар поклонился и ушел, а Агельмар повернулся к Морейн: — С вашего позволения, Айз Седай, но я должен разобраться. Вероятно, он лишь жалкий бедолага с ослепленным Светом разумом, но... Два дня назад пятерых наших собственных людей застигли, когда они ночью пытались пропилить петли в воротах для лошадей. Немного, но достаточно, чтобы впустить троллоков. — Он поморщился. — Друзья Темного, как я полагаю, хотя мне ненавистно думать так о любом шайнарце. Народ разорвал злодеев на куски прежде, чем стража успела их схватить, поэтому я никогда не узнаю, кто они были. Если шайнарцы могут стать Друзьями Темного, то с чужестранцами я должен быть в эти дни особенно осторожен. Если вы хотите удалиться, я распоряжусь, чтобы вас проводили в ваши комнаты.

— Друзьям Темного не ведомы ни родина, ни родные, — сказала Морейн. — Они — в любой стране, но они не из какой страны. Мне тоже интересно взглянуть на этого человека. Узор образует Паутину, Лорд Агельмар, но конечная форма Паутины еще не определена. Она еще может оплести мир или распутать свои нити и пустить Колесо на новое плетение. У этой грани даже пустяк, какая-то мелочь могут изменить форму Паутины. У этой грани я опасаюсь мелочей, которые выходят за рамки обыденности.

Агельмар взглянул на Найнив и Эгвейн:

— Как вам угодно, Айз Седай.

Вернулся Ингтар, за ним два стражника с длинными алебардами ввели человека, похожего на разворошенный узел тряпья. Въевшаяся в кожу грязь слоями покрывала его лицо, нестриженые свалявшиеся волосы и борода превратились в колтун. Он горбился, запавшие глаза рыскали по комнате туда-сюда. От него исходил кислый прогорклый запах.

Ранд подался вперед, внимательно вглядываясь сквозь слои грязи в это лицо.

— У вас нет причин хватать меня, — проскулил грязнуля. — Я всего лишь несчастный бедняга, оставленный Светом и, как и любой другой, ищущий места, где бы укрыться от Тени.

— Пограничные Земли — странное место, чтобы искать... — начал Агельмар, когда Мэт перебил его:

— Торговец!

— Падан Фейн, — кивая, согласился Перрин.

— Нищий, — произнес разом охрипший Ранд. Он отшатнулся от внезапной ненависти, вспыхнувшей в глазах Фейна. — Он — тот человек, который расспрашивал о нас в Кэймлине. Должно быть, он.

— Значит, в конце концов это касается вас, Морейн Седай? — медленно произнес Агельмар.

Морейн кивнула:

— Весьма опасаюсь, что это так.

— Я не хотел! — заорал Фейн. Крупные слезы пробороздили на его щеках канавки в грязи, но не могли пробиться до нижнего слоя. — Он заставил меня! Он и его пылающие глаза. — Ранд вздрогнул. Рука Мэта оказалась за пазухой, без сомнения вновь сжимая кинжал из Шадар Логота. — Он превратил меня в свою гончую! Гончую — вынюхивать и идти по следу без минуты роздыха. Всего лишь в свою гончую, после того как я стал ему не нужен.

— Да, это касается нас всех, — мрачно сказала Морейн. — Есть здесь место, где я могла бы поговорить с ним наедине, Лорд Агельмар? — Она поджала губы от отвращения. — И вымойте его сначала. Мне, может быть, понадобится прикасаться к нему.

Агельмар кивнул и негромко переговорил с Ингтаром, после тот поклонился и скрылся за дверью.

— Меня не принудить! — Голос был Фейна, но он уже не плакал, надменная резкость сменила хныканье. Он выпрямился, больше не горбясь. Запрокинув голову, прокричал в потолок: — Больше никогда! Меня — не — принудить! — Он повернулся лицом к Агельмару с таким видом, будто солдаты, стоящие по бокам от него, были его собственными телохранителями, а Лорд Фал Дара — скорее, ровня ему, а не тот, кто захватил его в плен. Тон Фейна стал вкрадчивым и елейным. — Здесь недоразумение, Великий Лорд. Иногда я захвачен чарами, но это вскоре проходит. Да, скоро я от них избавлюсь. — Он пренебрежительно щелкнул пальцами по своим лохмотьям. — Не дайте ввести себя этим в заблуждение, Великий Лорд. Мне приходится скрываться от тех, кто пытается остановить меня, и путешествие мое оказалось долгим и тяжелым. Но наконец-то я добрался до края, где мужчинам все еще ведомы опасности, летящие от Ба'алзамона, где люди по-прежнему сражаются с Темным.

Ранд смотрел на оборванца вытаращив глаза. Этот голос был голосом Фейна, но речи его совсем не походили на слова торговца.

— Итак, вы пришли сюда потому, что мы сражаемся с троллоками, — сказал Агельмар. — И вы настолько значительная особа, что кто-то желает остановить вас. Эти люди утверждают, что вы — торговец, прозываемый Падан Фейн, и что вы следите за ними.

Фейн заколебался. Он взглянул на Морейн и поспешно отвел глаза от Айз Седай. Его взор пробежал по двуреченцам, затем метнулся обратно к Агельмару. Во взгляде Фейна Ранд почувствовал ненависть и страх. Однако, когда Фейн вновь заговорил, голос его был невозмутим.

— Падан Фейн — просто одна из множества личин, которые я был принужден носить многие годы, Друзья Тьмы преследуют меня, поскольку я узнал, как нанести поражение Тени. Я могу объяснить вам, как разбить его, Великий Лорд.

— Мы делаем все, что под силу людям, — сухо сказал Агельмар. — Колесо плетет, как желает Колесо, но мы сражаемся с Темным с самого Разлома Мира и обходимся без того. чтобы всякие торговцы учили нас этому.

— Великий Лорд, вашу мощь никто не берется оспаривать, но сможет ли она устоять пред Темным вечно? Разве не так часто вы обнаруживаете, что сами вынуждены обороняться? Простите мое безрассудство, Великий Лорд, — в конце концов он сокрушит вас, такого, как вы. Я знаю; поверьте мне, знаю. Но я могу объяснить вам, как изгнать Тень из страны, Великий Лорд. — Его тон стал еще более елейным, хотя оставался надменным. — Если вы всего лишь попытаетесь сделать что я посоветую, то увидите, Великий Лорд. Вы очистите страну. Вам, Великий Лорд, это под силу, если вы направите свою мощь в верную сторону. Не позволяйте Тар Валону впутать вас в свои ловушки, и вы сможете спасти мир. Великий Лорд, вы станете человеком, который войдет в историю как тот, кто принес Свету окончательную победу!

Стражники стояли на месте, но руки их перехватили длинные древки алебард, будто они считали, что им, вероятно, придется пустить оружие в ход.

— Для торговца он слишком возомнил о себе, — через плечо сказал Агельмар Лану. — Думаю, Ингтар прав. Он — сумасшедший.

Глаза Фейна гневны сощурились, но голос остался вкрадчиво-льстивым:

— Великий Лорд, я знаю, мои слова должны казаться претенциозными, но если вы только... — Он осекся, отступив назад, когда поднялась Морейн и направилась в обход стола. Лишь опущенные алебарды стражников не выпустили из комнаты пятящегося Фейна.

Остановившись за стулом Мэта, Морейн положила руку ему на плечо и, наклонившись, прошептала что-то парню на ухо. Что бы она ни сказала, напряжение исчезло у того с лица, и он вынул руку из-под куртки. Айз Седай прошла дальше, встала рядом с Агельмаром и повернулась лицом к Фейну. Когда она остановилась напротив торговца, тот опять сгорбился.

— Я ненавижу его, — прохныкал он. — Я хочу освободиться от него. Я хочу вновь идти в Свете. — Плечи у него затряслись, слезы хлынули по лицу пуще прежнего. — Он заставил меня делать это!

— Боюсь, он теперь больше, чем торговец, Лорд Агельмар, — сказала Морейн. — Меньше, чем человек, хуже, чем отвратительный злодей, более опасный, чем вы можете себе представить. Его можно будет вымыть после того, как я поговорю с ним. Я не смею терять ни минуты. Пойдем, Лан.

 

Глава 47

ОПЯТЬ ПРЕДАНИЯ КОЛЕСА

 

Зудящее беспокойство заставляло Ранда расхаживать вдоль стола. Двенадцать шагов. Стол был ровно двенадцати шагов длиной, сколько бы он ни мерил его шагами. Раздраженно он заставил себя прекратить считать шаги. Что за глупое занятие! Какая разница, какой длины этот проклятый стол! Несколько минут спустя Ранд поймал себя на том, что считает, сколько раз проходит вдоль стола туда и обратно. Что он говорит Морейн и Лану? Известно ли ему, почему нас преследует Темный? Знает ли он, кто из нас нужен Темному?

Ранд глянул на своих друзей. Перрин раскрошил кусок хлеба и лениво гонял крошки по столу пальцем. Желтые глаза не мигая смотрели на крошки, но видели, казалось, что-то очень далекое. Мэт сутулился на своем стуле, полуприкрыв глаза, на лице — готовая расцвести ухмылка. Нервная ухмылка, не от веселья. Внешне он выглядел совсем как прежний старина Мэт, но время от времени невольно трогал через куртку кинжал из Шадар Логота. Что говорит ей Фейн? Что он знает?

Хорошо, что хоть Лойал встревоженным не выглядел. Огир внимательно осматривал стены. Сначала он стоял в центре комнаты и смотрел вокруг, медленно поворачиваясь; теперь он почти прижимался широким носом к камню, нежно проводя пальцами, более толстыми, чем у большинства людей, по отдельным швам и стыкам. Иногда он закрывал глаза, будто осязание для него было важнее зрения. Изредка уши его подергивались, и он бормотал по-огирски, словно забыв, что в комнате есть еще кто-то.

Лорд Агельмар негромко разговаривал с Найнив и Эгвейн, стоя с ними перед длинным камином в конце комнаты. Он был вежливым хозяином, искусным в умении сделать так, чтобы гости забыли о своих заботах; от нескольких его историй Эгвейн захихикала. Раз даже Найнив, откинув голову, залилась смехом. От неожиданности Ранд вздрогнул и вновь дернулся, когда стул Мэта проскреб по полу.

— Кровь и пепел! — прорычал Мэт, не замечая, как при его словах поджала губы Найнив. — Что она так долго?

Он дернул стул и сел обратно, ни на кого не глядя. Рука Мэта то и дело тянулась к куртке.

Лорд Фал Дара неодобрительно посмотрел на Мэта, его взгляд, ничуть не смягчившись, пробежал по Ранду и Перрину, — потом он опять повернулся к женщинам. Ранд, расхаживая по комнате, оказался рядом с ними.

— Милорд, — говорила Эгвейн так бойко, словно бы всю жизнь сыпала титулами налево и направо, — я думала, что он — Страж, а вы называли его Дай Шаном и говорили о знамени Золотого Журавля, как до того здесь говорили и другие. Иногда голос у вас был почти такой, словно бы он король. Я помню, как однажды Морейн назвала его последним Повелителем Семи Башен.

Найнив принялась внимательно разглядывать свою чашку, но Ранду стало ясно, что она вдруг стала слушать даже с большим интересом, чем Эгвейн. Ранд остановился и навострил уши, но так, чтобы при этом не выглядеть подслушивающим.

— Повелитель Семи Башен, — произнес Агельмар с хмурым видом. — Древний титул, леди Эгвейн. Даже титул Благородных Лордов Тира не старше, хотя по времени ближе подходит Королева Андора. — Агельмар вздохнул и покачал головой. — Он не станет говорить об этом, однако эта история хорошо известна на Границе. Он — король, или должен был им стать, ал'Лан Мандрагоран, Повелитель Семи Башен, Лорд Озерный, некоронованный король Малкири. — Он высоко поднял обритую голову, глаза его светились, словно бы от прилива отцовской гордости. Голос стал громче, наполнившись силой его чувств, — Агельмара было без труда слышно во всей комнате. — Мы, в Шайнаре, зовем себя Людьми Границы, но менее пятидесяти лет назад Шайнар не был поистине Пограничной Землей. Севернее нас и Арафела раскинулась страна Малкир. Воины Шайнара скакали на север, но Запустение сдерживала Малкир. Малкир, да сбережет Мир память о ней и осияет Свет ее имя.

— Лан из Малкир, — тихо произнесла Мудрая, подняв взор. Она выглядела взволнованной.

Это был не вопрос, но Агельмар кивнул:

— Да, леди Найнив, он сын ал'Акира Мандрагорана, последнего коронованного короля Малкири. Как он стал тем, кто он есть? Началом, вероятно, послужил Лайн. Пренебрегая всем, Лайн Мандрагоран, брат короля, увел своих воинов через Запустение в Проклятые Земли, наверно, к самому Шайол Гул. На этот безрассудный шаг толкнула Лайна жена, Брийан, из зависти, сжигавшей ее душу из-за того, что ал'Акир был возвышен к трону, а не Лайн. Король и Лайн были близки как братья, близки как близнецы, даже после того, как королевское «ал» прибавилось к имени Акир, но зависть сожгла, опустошив, Брийан. Лайна за его деяния прославляли, и по праву, но все равно он не мог бы затмить ал'Акира. Тот, муж и король, был таким, который является раз в сотню лет, если такое вообще бывает. Мир покровительствовал ему, ему и эл'Леанне.

Лайн погиб в Проклятых Землях с большей частью тех, кто за ним последовал, но люди Малкир не могли смириться с потерей, и Брийан обвинила короля, утверждая, будто сам Шайол Гул пал бы, если б ал'Акир повел остальных Малкири на север вместе с ее мужем. Горя жаждой мести, она организовала с Ковином Гемалланом, прозванным Ковин Честное Сердце, заговор с целью захватить трон для ее сына Изама. Честное Сердце был героем, любимым не меньше, чем сам ал'Акир, одним из Великих Лордов, но когда Великие Лорды бросали жезлы за короля, всего два отделили его от Акира, и он никогда не забывал, что положи два человека иной цвет на Коронационный Камень — и на троне был бы он. Тем временем Ковин и Брийан двинули солдат обратно из Запустения, чтобы захватить Семь Башен, обескровив гарнизоны Пограничных Фортов.

— Но зависть Ковина коренилась глубже, — неприязнь чуть изменила голос Агельмара, — Честное Сердце, герой, чьи подвиги в Запустении были воспеты повсюду в Пограничных Землях, оказался Другом Темного. Пограничные Форты были ослаблены, и троллоки хлынули в Малкир, будто паводок. Король ал'Акир и Лайн вместе могли бы сплотить страну для отпора; так всегда было раньше. Но гибель, настигшая Лайна в Проклятых Землях, потрясла народ, и троллоково вторжение сломило дух людей, их волю к сопротивлению. Слишком многих людей. Превосходящие силы врага оттеснили Малкири в глубь страны.

Брийан бежала с ребенком, сыном Изамом, и троллоки настигли ее, когда она скакала на юг. Никому не известна в точности их судьба, но о ней можно догадаться. Пожалеть я могу лишь мальчика. Когда измена Ковина Честного Сердца открылась и он был схвачен Джейином Чарином — уже тогда прозванным Джейином Далекоходившим, — когда Честное Сердце доставили в оковах в Семь Башен, Великие Лорды потребовали выставить его голову на копье. Но из-за того, что он был в сердце народа вторым, после ал'Акира и Лайна, король сошелся с Ковином в поединке один на один и сразил его. Ал'Акир плакал, когда убил Ковина. Кое-кто говорил, что он оплакивал друга, который сам отдался Тени, а кое-кто — что это был плач по Малкир.

Лорд Фал Дара печально покачал головой:

— Первый колокол судьбы Семи Башен пробил. Не было времени призывать подмогу из Шайнара и Арафела, и не было никакой надежды, что Малкир выстоит в одиночку, когда в Проклятых Землях погибли пять тысяч ее воинов, а ее малочисленные Пограничные Форты смяты врагом.

Лана в колыбели принесли к ал'Акиру и его Королеве, эл'Леанне. В младенческие руки они вложили меч королей Малкири, тот меч, что он носит и поныне. Оружие, изготовленное Айз Седай во времена Войны Силы, Войны Тени, которой завершилась Эпоха Легенд. Они помазали его голову елеем, назвав Дай Шаном, Коронованным Битвой Лордом, и посвятили в следующие Короли Малкири, и от его имени они принесли древнюю клятву королей и королев Малкири. — Лицо Агельмара посуровело, и он произнес следующие слова так, будто он тоже давал эту, или во многом схожую, клятву: — Противостоять Тени, пока крепко железо и тверд камень. Оборонять Малкири до последней капли крови. Отомстить за то, что нельзя защитить.

Слова его звенели в зале:

— На шею сына эл'Леанна надела памятный медальон, и ребенка, запеленатого собственноручно Королевой, передали двадцати избранным из Королевских Телохранителей, лучшим мечникам, самым беспощадным бойцам. Приказ гласил: отвезти ребенка в Фал Моран. Потом, в последний раз, ал'Акир и эл'Леанна повели Малкири навстречу Тени. Там они погибли, у Геротова Перекрестка, и Малкири погибли, а Семь Башен были разрушены. Шайнар, и Арафел, и Кандор встретили Полулюдей и троллоков у Лестницы Джехаан и отбросили их, но не так далеко, как раньше. Большая часть Малкир осталась в руках троллоков, и год за годом, миля за милей Запустение поглотило ее.

Агельмар тяжело вздохнул. Когда он продолжил, в голосе и в глазах его была печальная гордость:

— Лишь пятеро Телохранителей добрались до Фал Морана, каждый из них был ранен, но ребенка они доставили невредимым. С колыбели они учили его всему, что знали сами. Он узнавал оружие так, как другие дети узнают игрушки, а Запустение исходил так, как другие дети — материнский сад. Клятва, произнесенная над его колыбелью, запечатлелась в памяти юноши. Не осталось ничего, чтобы он мог защищать, но он мог мстить. Он отказался от своих титулов, однако в Пограничных Землях его зовут Некоронованным, и когда бы он ни поднял Золотого Журавля Малкир, всегда придет армия, чтобы последовать за ним. Но он не поведет людей на смерть. В Запустении он ищет расположения смерти так, как кавалер ухаживает за девушкой, но других он к ней не поведет. Если вам требуется войти в Запустение и вас немного, нет проводника лучшего, чтобы отвести вас туда или чтобы доставить вас оттуда в целости и сохранности. Он — лучший из Стражей, и это значит — лучший из лучших. Вы можете оставить здесь этих парней, чтобы немного закалить их и испытать в боях. и целиком положиться на Лана. Запустение — не место для не проверенных в деле мальчиков.

Мэт открыл было рот и захлопнул его, когда Ранд бросил взгляд на друга. Как бы мне хотелось, чтобы он научился держать свой рот на замке.

Найнив, как и Эгвейн, слушала Агельмара с широко раскрытыми глазами, но теперь она вновь разглядывала дно своей чашки, лицо у нее побледнело. Эгвейн положила ладонь ей на руку и сочувственно посмотрела на Мудрую.

В дверях появилась Морейн, следом за нею — Лан. Найнив повернулась к ним спиной.

— Что он сказал? — спросил Ранд. Мэт встал, Перрин — тоже.

— Вот деревенский олух, — пробормотал Агельмар, потом нормальным голосом сказал: — Вы что-нибудь выяснили, Айз Седай, или он просто сумасшедший?

— Он — безумец, — ответила Морейн, — или близок к этому, но с Паданом Фейном не все так просто.

С поклоном в комнату вошел слуга в черно-золотой ливрее, в руках серебряный поднос, на нем — голубой тазик для умывания, кувшин, брусок желтого мыла и небольшое полотенце; он с тревогой взглянул на Агельмара. Морейн жестом указала слуге поставить поднос на стол.

— Прошу прощения, что распоряжаюсь вашими слугами. Лорд Агельмар, — сказала она. — Я позволила себе попросить их об этой услуге.

Агельмар кивнул слуге, тот поставил поднос на стол и поспешно удалился.

— Мои слуги в вашем распоряжении, Айз Седай.

Морейн налила воду в тазик, засучила рукава и стала энергично мыть руки, несмотря на то что от горячей воды поднимался такой пар, будто ее только что вскипятили.

— Я сказала, что он хуже отвратительного злодея, но я и близко не была права. Не думаю, что когда-либо встречала кого-то столь жалкого и униженного, однако в то же время столь же скверного. От прикосновения к нему я почувствовала себя запачканной, и я имею в виду не грязь на его коже. Запачканной здесь. — Она коснулась груди. — Вырождение его души едва не заставило меня усомниться, что он имеет ее. В нем нечто худшее, он не просто Друг Темного.

— Он выглядел таким жалким, — пробормотала Эгвейн. — Я помню, как он каждую весну приезжал в Эмондов Луг, всегда смеющийся и с кучей новостей из внешнего мира. Наверняка для него есть еще какая-то надежда? «Нет человека, который простоял бы в Тени так долго, чтобы он вновь не смог обрести Свет», — процитировала она.

Айз Седай проворно вытерла руки полотенцем.

— Всегда верила, что это так, — сказала она. — Вероятно, Падана Фейна можно спасти. Но он более сорока лет был Другом Темного, и от его злодеяний — от крови, от боли, от смертей... твое сердце застыло бы, услышь ты о его делах. Среди наименьших из них, — хотя это дело и не маленькое для тебя, как я подозреваю: именно он привел троллоков в Эмондов Луг.

— Да, — тихо сказал Ранд. Он услышал сдавленный вздох Эгвейн. Как же я не догадался! Сгореть мне, я должен был догадаться, едва я признал его!

— А не привел ли он кого сюда? — спросил Мэт. Он оглянулся на каменные стены и задрожал. Ранд подумал, что он скорее вспомнил Мурддраала, чем троллоков; стены не остановили Исчезающего ни в Байрлоне, ни в Беломостье.

— Если привел... — засмеялся Агельмар, — ...то они обломают зубы о стены Фал Дара. Как и многие до них. — Он говорил, обращаясь ко всем, но, очевидно, адресовал он свои слова Эгвейн и Найнив, что было понятно по тем быстрым взглядам, которые Агельмар на них бросил. — И не тревожьте себя мыслями о Полулюдях. — Мэт покраснел. — По ночам каждая улица и переулок в Фал Дара освещаются. И внутри городских стен ни один человек не смеет закрывать свое лицо.

— Зачем мастеру Фейну было это делать? — спросила Эгвейн.

— Три года назад... — С тяжелым вздохом Морейн села, навалившись на стул так, словно то, что она делала с Фейном, истощило ее силы. — Этим летом — три года. Так давно. Несомненно, Свет покровительствует нам, иначе Отец Лжи восторжествовал бы еще тогда, когда я сидела и строила планы в Тар Валоне. Три года Фейн охотился за вами для Темного.

— Быть того не может! — воскликнул Ранд. — Он приезжал в Двуречье каждую весну, как часы. Три года? Тогда мы стояли прямо перед ним, и до прошлого года он ни на одного из нас не посмотрел хотя бы дважды.

Айз Седай наставила на него палец, останавливая недоверчивое заявление юноши.

— Фейн рассказал мне все, Ранд. Или почти все. Полагаю, он ухитрился что-то скрыть, что-то важное, вопреки всему, что я смогла сделать, но сказал он достаточно. Три года назад в городок, что в Муранди, за ним явился Получеловек. Разумеется, Фейн был до смерти напуган, но среди Друзей Темного быть призванным таким образом считается очень большой честью. Фейн поверил, что выбран для великих деяний, так оно и вышло, только иначе, чем он предполагал. Его доставили на север, в Запустение, в Проклятые Земли. К Шайол Гул. Там он встретил человека с огненными глазами, который называл себя Ба'алзамоном.

Мэт беспокойно заерзал, а у Ранда сжало горло. Должно быть, так оно и было, конечно, но принять такие слова все равно было нелегко. Один Перрин глядел на Айз Седай так, словно больше ничего не может его удивить.

— Да защитит нас Свет! — с жаром сказал Агельмар.

— Фейну не понравилось то, что с ним сделали в Шайол Гул, — невозмутимо продолжала Морейн. — Пока мы беседовали, он часто кричал об огне и жаре. Его едва не убило, когда Фейн вытягивал воспоминания из самых дальних закоулков памяти, куда он их загнал. Даже с моим Целительством, он — разбитая вдребезги развалина. Потребуется очень много времени, чтобы собрать его воедино. Если и не по той причине, чтобы узнать, что он еще скрывает, но я обязательно приложу все свои силы к этому. Выбран он был из-за того места, где вел свою торговлю. Нет, — быстро сказала она, когда заметила волнение слушателей, — не одно лишь Двуречье. Отец Лжи приблизительно знал, где искать то, что он ищет, но не намного точнее, чем мы в Тар Валоне.

Фейн сказал, что его превратили в гончую Темного, и до некоторой степени был прав. Отец Лжи отправил Фейна на поиски, вначале изменив его так, чтобы тот мог вынести напряжение этой охоты. Фейн и вспоминать боится о том, как были осуществлены в нем эти перемены; за сделанное с ним он ненавидит своего хозяина так же сильно, как и боится. Итак, Фейна отправили вынюхивать и выискивать во всех деревнях вокруг Байрлона, на всем пути до Гор Тумана, вниз до Тарена и по всему Двуречью.