Русская Правда. Краткая редакция 2 страница

По-другому обстоит дело в лесах и степях Восточной Евро­пы. Раба здесь надо серьезно охранять, убежать ему легче лег­кого; его надо одевать-обувать, иначе он не перенесет даже осень, не говоря о зиме; его надо прилично кормить, а то какой из него работник. Все это, конечно, требует затрат, и немалых. Поэтому, говорят, содержать раба у славян было г, осто невы­годно.

Все это очень логично, но тем не менее вызывает тоже закон­ный вопрос. Климат — фактор довольно стабильный. Во вся­ком случае, в исторически обозримые сроки он не менялся

кардинальным образом. И если климат допускал рабство в Средиземноморье в VI веке до н. э., то почему бы ему не за­консервировать рабовладельческий строй и до VI века н. э. и даже позже? С другой стороны, орудия производства — фактор подвижный. С их развитием производительность труда растет, а значит эксплуатация раба может стать рентабельной и в неблагоприятном климате Восточной Европы. Очевид­но, что и географическая теория есть лишь часть объяснения, а не исчерпывающая концепция.

Как же тогда объяснить этот исторический скачок от перво­бытнообщинного строя к феодальному, который произошел у восточных славян и еще у многих народов Европы и Азии?

Думается, что ответить на этот вопрос можно следующим образом: когда производительные силы славян достигли при­мерно такого уровня, как в античном мире в эпоху классообра­зования, классы, а значит, и государство образоваться у них не могли. Рабский труд в природных условиях Восточной Европы при том уровне развития орудий производства не оку­пил бы себя, экономически рентабельным не стал бы. Но когда уровень производительных сил достиг у славян такой ступени, что эксплуатация'человека человеком стала экономически воз­можной, а значит, возникли и классы, вступил в действие дру­гой фактор. Теперь орудия производства стали настолько со­вершенны, что уже не допускали применения рабского труда, эксплуатации человека, совершенно не заинтересованного в сво­ем труде. Таким образом, сначала рабовладение было еще не­возможно, потом оно стало уже невозможным. Так совершился этот переход от первобытнообщинного строя к феодализму.

Конечно, такой переход не был скачком в полном смысле слова, это не был революционный взрыв, одномоментное явле­ние. Переход от первобытнообщинного строя к феодализму был длительным эволюционным процессом, занявшим, по крайней мере, несколько веков. Общество того же периода име­ло специфическую структуру, которой соответствовала и специ­фическая политическая надстройка.

В нашей литературе этот период получил разные наименова-

u о I 6

ния: варварский период, дофеодальный , период становления феодализма, период формирования феодализма. Б. Д. Греков назвал его «полупатриархальным — полуфеодальным»¹⁷. Однако вне зависимости от названия природа его представля­ется более или менее однородной. Для периода, переходного от первобытнообщинного строя к феодализму, характерно наличие трех борющихся укладов: первобытнообщинного, ра­бовладельческого и феодального. Первый из них неуклонно убывает, второй возникает, но не развивается, третьему же суждено будущее. В тот момент, когда феодальный уклад ста­новится преобладающим, общество превращается в феодальное, феодализм побеждает.

Хронологически этот период разные исследователи помеща­ют по-разному. С. В. Юшков датировал конец периода форми­рования феодализма X — XI веками, княжением Владимира

Введение

16 См., например:

Юшков С. В Указ. соч., с. 12.

См.: Греков Б. Д. Указ. соч., с. 533.

Законодательство

Древней

Руси

См Юшков С В Указ соч , с 13

См Греков Б Д Указ соч , с 528

20 См там же, с 532

Ленин В И

Поли собр соч

т 3, с 185

См

Алексеев Ю Г Псковская Судная

грамота

и ее время

Развитие фео

дальных отношений

на Руси

в XIV-XV вв

Л, 1980, с 40 41

Фроянов И Я Указ соч , с 176-184.

и Ярослава, полагая, что Киевское государство возникает еще как дофеодальное . Более поздние исследователи относят по­беду феодализма к IX веку, совмещая ее с образованием древ­нерусского Киевского государства. Б. Д. Греков, первоначально полагавший, что возникновение феодализма совпадает с фео­дальной раздробленностью, к концу своих дней перешел на кардинально противоположные позиции и отнес переход к фео­дализму к IX веку¹⁹. В то же время он признал возможность подразделения истории Киевского государства на два периода по развитию как базиса, так и надстройки²⁰.

Впрочем, в литературе встречаются концепции, полностью отрицающие период формирования феодализма как специфи­ческую историческую категорию. И. Я. Фроянов, применяя термин «дофеодальный период», понимает под ним последнюю стадию первобытнообщинного строя.

"'Итак, Древнерусское государство и право — это феодальное государство и право. Правда, С. В. Юшков делил его историю на два периода — дофеодальный и феодальный, проводя гра­ницу между ними, как уже отмечалось, по X веку. Но эта кон­цепция не прижилась, несмотря на тонкий и достаточно обо­снованный анализ, проведенный ее автором. Большинство современных историков считают Древнерусское государство с самого начала раннефеодальным.

В Киевской Руси крестьянство (хотя еще и не все) уже нахо­дилось в феодальной зависимости. Вместе с тем закрепощение делает только первые шаги. Во всяком случае настоящего, юри­дически оформленного крепостного права нет еще и в помине. В. И. Ленин, говоря о феодальной зависимости, отмечал раз­ные ее формы: «Формь( и степени этого принуждения могут быть самые различные, начиная от крепостного состояния и кончая сословной неполноправностью крестьянина»²¹. В Киев­ской Руси преобладала эта последняя форма.

Для господствующего класса характерно преобладание фео­дальной аристократии — боярства. Именно ему принадлежит решающая власть в обществе и государстве. Некоторое исклю­чение составляет Псков, где нет данных о господстве крупного боярского землевладения и, соответственно, — политическом

господстве крупного боярства .

Раннефеодальным государствам свойственны две формы правления — республика и монархия. В Киевском государстве на протяжении всей его истории существовала только монархи­ческая форма правления. При этом народное собрание — ве­че — в Киеве функционировало слабо. Правда, И. Я. Фроянов полагает, что в Древнерусском государстве, во всех его землях, на протяжении X — XIII веков «глас народный на вече зву­чал мощно и властно, вынуждая нередко к уступкам князей и прочих именитых «мужей»²³. Вряд ли, однако, это соответс­твовало действительности.

Великому князю помогала в управлении узкая коллегия — совет из приближенных бояр, княжи мужи.

По-другому обстояло дело в Новгороде и Пскове, с тех пор

как они освободились от киевской зависимости. Здесь сложи­лись феодальные республики в их аристократическом варианте. И в Новгороде и в Пскове существовали князья, но они выпол­няли совсем не те функции, что в Киеве. В феодальных респуб­ликах князья были уже не монархами, не главами государства. Соответственно здесь была заметна роль других, республикан­ских органов — веча, осподы, — принимавших активное учас­тие в управлении государством. Для Новгорода характерно также влияние на государственное управление руководителя церкви — владыки. Все это по рукам и ногам связывало князя, не оставляя ему самостоятельной власти ни в законодательстве, ни в управлении, ни в судопроизводстве. А бес посадника ти, княже, суда не судити, ни волостии раздавати, ни грамот ти даяти, — говорится в договоре Новгорода с князем²⁴. Это по­ложение закреплено и в ст. 2 Новгородской Судной грамоты. Действительной властью в Новгороде и Пскове была оспо-_да — совет господ, собрание верхушки боярства. Однако и ^ Народное собрание — вече — имело большую силу в управле-

лии государством .

о Реальное соотношение роли осподы и веча, отражающее соот­ношение классовых сил в Новгороде и Пскове, является пред­метом спора в науке. Одни авторы полагают, что вече по преимуществу шло на поводу у осподы, умевшей прибирать новгородскую вольницу к рукам, другие настаивают на народ­ном, демократическом характере веча. Ю. Г. Алексеев, кото­рый разделяет вторую точку зрения, отмечает, однако, тенден­цию к усилению влияния феодалов на вече, развивающуюся со временем²⁶. Советскими археологами было высказано серь­езное сомнение относительно широкой представительности нов­городского веча. В Л. Янин показал, что Ярославово дворище, на котором собиралось вече, могло вместить лишь несколько сот человек, а отнюдь не всех граждан города.

Что касается системы управления, то первоначально в Киев­ском государстве действовала так называемая десятичная систе­ма, выросшая из военной организации ; затем, в X веке, она сменилась дворцово-вотчинной системой, наиболее характерной для раннефеодальной монархии. При дворцово-вотчинной сис­теме государство управляется подобно феодальной вотчине Управление государством есть как бы продолжение управления доменом великого князя; разницы здесь, собственно говоря, нет. Лица, обслуживающие потребности монарха, одновременно являются чиновниками государства, если подобный термин применим к той эпохе.

Десятичная система еще не знает разделения даже на цент­ральные и местные органы. Дворцово-вотчинная система пред­полагает уже выделение местных органов управления. В этом качестве выступают местные князья, а также наместники и во­лостели— должностные лица, назначаемые великим князем. Складывается известная система кормления.

Для раннего феодализма свойственна неотделенность суда от администрации, отсутствие специальных судебных органов,

Введение

Цит по Алексеев Ю Г Указ соч , с 20

25 там же, с

См

26 тамже, с. 22

См Юшков С В Указ соч , с 107

Законодательство

Древней

Руси

28 См. там же, с. 13.

Своеобразно смотрит на эту

проблему

американский

исследователь

Д. Кайзер.

С его

точки зрения, до XIII-XV веков

на Руси дейст­вовали «горизон­тальные» право­вые связи, т. е. все уголовные и гражданские дела решались заинтересонан-ными лицами бел участия госу­дарства. Только после XIIIвека постепенно уста­навливаются «вертикальные» правоотношения,

когда эти дела начинают решать государственные органы и долж­ностные лица (См.: Kaiser D. The Irowth of Law

in Medieval Russie. Princeton University Press,

1980).

Вряд ли хоть в какой-то мере можно согласиться с такой концеп­цией, противо­речащей фактам, а объективно означающей принижение уровня развития государства

и права Древней Руси.

т. е. те органы и должностные лица, которые осуществляют за­конодательную власть и управление, в той же мере выполняют и судебные функции. Это относится и к высшим органам и к местным, и в монархиях и в республиках.

С точки зрения организации государственного единства для раннефеодального государства характерна система сюзерените­та-вассалитета. Киевское государство первоначально было комплексом примитивных русских государств и племенных княжений²⁸. Вместе с тем оно выступало как единое целое. Степень этого единства, однако, колебалась, имея тенденцию по мере развития феодальных отношений к ослаблению, пока на смену единству не пришла раздробленность, распад государ­ства на множество самостоятельных государств, все более мель­чавших.

Древнерусское право, как и всякое право, рождается вместе с Древнерусским государством²⁹. Тип его, естественно, соот­ветствует типу этого государства. Как всякое феодальное пра­во, древнерусское право было правом-привилегией, т. е. закон прямо предусматривал, что равенства людей, принадлежащих к разным социальным группам, нет и быть не может. Он не только не скрывал этого неравенства, но всячески и постоянно его подчеркивал.

Холоп с точки зрения закона почти не человек. Русская Правда приравнивает детей холопов к приплоду скота: от челя­ди плод или от скота, говорит ст. 99 Троицкого списка. Поэто­му жизнь челяди охраняется законом не как самостоятельная ценность, а лишь как имущество, принадлежащее какому-то хозяину. Правда, за убийство холопа налагается наказание, но не обычная в этом случае вира, а лишь маленький штраф в 5 гривен. В определенных случаях холопа вообще можно убить, не неся за это никакой ответственности.

Холопы не являются и субъектом права. Почему? Закон и это объясняет с обезоруживающей откровенностью: зане суть не свободни (ст. 46 Троицкого списка Русской Правды). Прав­да, холопы Древнерусского государства все же отличались от рабов античного мира. Некоторые черты правосубъектности у них появляются, но еще весьма малозаметные. Со временем, однако, правовое положение холопов меняется в лучшую сторо­ну — они имеют тенденцию к сближению с крестьянами. Одна­ко даже Новгородская Судная грамота в XV веке рисует нам положение холопа как весьма бесправное. Так, он все еще не может быть свидетелем, за исключением дел о холопах.

Главной же отличительной чертой древнерусского холопства было не столько его правовое положение, сколько практическое использование этого положения. Холопство на Руси было преимущественно патриархальным и использовалось не столько в процессе производства, сколько в быту, в роли всякого рода слуг. Со временем, правда, разовьется процесс привлечения холопов к крестьянскому труду, их начинают сажать на землю.

Следует отметить одну терминологическую тонкость древне­русского драва. Слово холоп Русская Правда относит только

к мужчине, несвободная женщина именуется робой. Собира­тельное имя для тех и других — челядь (чадь)^м.

Если холопы не имеют почти никаких прав, то остальное население Руси их имеет. Имеет, но разные. Круг правоспособ­ности различается в зависимости от социальной принадлежнос­ти лица. Русская Правда формулирует это вполне откровенно. Особенно четко видна социальная дифференциация в уголов­ном праве. Закон устанавливает разную ответственность за по­сягательство на лиц, стоящих на разных ступеньках феодаль­ной лестницы. За убийство наиболее знатных людей — двой­ная вира (80 гривен), за основную массу свободных — 40 гривен. Есть и категория людей, за убийство которых платится не вира, а особый штраф в меньшей сумме (12 гривен), за смерда же вообще платят лишь 5 гривен. Имеются различия и в наследственных правах феодалов и смердов.

Если Русская Правда проводит различие по объекту прес­тупления, то Новгородская Судная грамота — по субъекту. Так, за клевету в суде с боярина взимается 50 рублей, с житье-го человека — 20, а с молодшего — всего 10 рублей (ст. 6). Аналогичная мера применяется и в некоторых других случаях.

В отличие от Русской Правды и Новгородской Судной гра­моты (НСГ), Псковская Судная грамота (ПСГ) не знала со­циальной дифференциации в применении права³¹.

Древнерусское право возникает вместе с Древнерусским го­сударством. Следовательно, хронологические рамки этого явле­ния столь же не ясны. Установить точные даты здесь трудно еще и потому, что первой формой выражения правовой нормы явился обычай, который, конечно, не документировался. Пра­вовой обычай, обычное право выросло из обычаев первобытно­общинного строя, со временем приспособленных к интересам эксплуататоров и соответственно трансформированных. У нас мало источников, по которым можно судить о древнерусском обычном праве. Тем не менее известна система норм уголовно­го, особенно семейного, в какой-то мере процессуального права.

В источниках, и довольно ранних, упоминается уже и о зако­не. Прокопий Кесарийский в VI веке писал, что у славян «вся жизнь и законы одинаковы» . Встречаем мы упоминание о «законе русском» и в договоре Олега с греками 911 года' . Однако вряд ли можно понимать в том и другом случае слово «закон» в прямом, современном смысле. Скорее, здесь имелась в виду просто правовая система, русские обычаи и т. п., но не писаный закон. Во всяком случае, до нас не дошло не только какого-либо писаного закона, но даже и упоминания о каком-нибудь конкретном законе до X века.

Правда, еще в начале XX века высказывалось мнение, что древнейшую часть Русской Правды надо датировать IX или даже VIII веком . В наше время эту идею воспринял Ь. Д. Греков. Он утверждал даже, что древнейшую часть Рус­ской Правды следует датировать VII — VIII веками, но сколь­ко-нибудь серьезных доказательств в пользу такого утвержде­ния не привел . Б. Д. Греков зато отметил одно важное

Введение

См.: Юшков С. В. Указ. соч., с. 19.

См.: Алексеев Ю. Г.

Указ. соч., с. 67, 68, 70.

Прокопий

из Кесарии.

Война с готами.

Кн. VII (III),

гл. 14, § 22.

Памятники рус­ского права. Вып. первый. Под. ред. С. В. Юшкова. М., 1952, с. 7

См.: Goetz Das

russische Recht.

В. I, S. 9, 13, 15.

См.: Греков Б. Д. Указ. соч., с. 529.

Законодательство

Древней

Руси

См. тамже, с. 523.

См.:

Фроянов И. Я. Указ. соч., с. 28.

См. там же, с. 28-29.

См.:

Фроянов И. Я.

Указ. соч.,

с. 27-28.

обстоятельство: само слово «закон» — древнерусского проис­хождения. Больше того — оно перешло в язык печенегов и бы­ло у них в ходу в X веке³⁶.

Первые законодательные памятники мы встречаем в Древне­русском государстве. Л. В. Черепнин полагал, что уже в начале X века существовал сборник законов — прообраз Рус­ской Правды. Думается, однако, что прав И. Я. Шроянов, отме­чающий недоказанность этого положения . В свою очередь вряд ли можно согласиться и с И. Я. Фрояновым, сомневаю­щимся в законодательной деятельности князя Владимира Свя­тославича³⁸.

Важнейшим законодательным памятником Древнерусского государства явилась Русская Правда, ибо в ней охвачены чуть ли не все отрасли тогдашнего права. Наряду с Русской Прав­дой следует назвать и княжеские уставы, регламентировавшие отдельные вопросы жизни древнерусского общества.

Русская Правда и некоторые уставы известны в нескольких редакциях. Понятие редакции исторического источника — кате­гория сложная. Оно включает в себя два компонента: деятель­ность законодателя, изменявшего закон по существу, и работу переписчиков, по-своему компоновавших доходивший до них текст, порой произвольно соединявших или разъединявших от­дельные законы или нормы. Так, например, Краткая редакция Русской Правды включала два крупных закона, созданных с разрывом в несколько десятилетий, но объединенных историче­ской преемственностью, а также некоторые отдельные нормы. Правда Ярослава и Правда Ярославичей создавались князья­ми, законодательной властью, а переписчик затем объединил эти законы в один документ, который мы называем Краткой редакцией Русской Правды.

У нас мало сведений о законодательном процессе Древней Руси. Все законодательство Киевского государства — это акты княжеской власти. В силу монархической природы государства они не могли быть иными. Правда, И. Я. Шроянов сомневается в монархической природе Древнерусского государства, по край­ней мере в X веке. Соответственно он сомневается в законода­тельных правах великих князей³⁹. Думается, однако, что для подобных утверждений оснований явно недостаточно. Согласно точке зрения И. Я. Фроянова, получается, что в Киевском го­сударстве вече играло такую роль, которая, по существу, делает это государство республикой. Похоже, что названный автор переносит на Киев те порядки, которые сложились в Новгоро­де с середины XII века. Эта позиция нам представляется ма­лоубедительной.

Так или иначе, но подробностей о законодательном процессе у нас почти нет. Порой спорна даже точная датировка приня­тия закона и место его издания.

Иногда в монархии закон принимался коллегиально, не еди­ноличным монархом, а съездом князей. Именно так было вне­сено изменение в Русскую Правду во второй половине XI века. Закон изменил не один монарх, а три сына Ярослава Му-

дрого, собравшиеся для этого. Притом они призвали к реше­нию проблемы и своих приближенных — мужей. Таким обра­зом, вторая часть Краткой редакции Русской Правды — плод коллективного законотворчества наследников Ярослава, кото­рым отец завещал править вместе.

Принятые законы, очевидно, приобретали форму какой-то грамоты. Во всяком случае, так изображает летопись издание Ярославом Мудрым Русской Правды.

Подлинники ни одного древнего закона, однако, до нас не дошли. Мы знаем их содержание по летописным и иным запи­сям, которые отличаются одна от другой, порой заметно. Так возникла проблема «списков» того или иного закона, т. е. руко­писных вариантов одной и той же редакции закона. После рас­пада Киевского государства законодательство выступает преи­мущественно в форме уставов тех или иных великих и удельных князей по отдельным вопросам. Законодательство мельчает в меру дробления самого государства. По-другому обстоит дело только в двух феодальных республиках, возник­ших на развалинах Киевского государства — Новгородской и Псковской.

Здесь были изданы два крупнейших закона, носивших наз­вание судных грамот. Новгородская Судная грамота дошла до нас не полностью.

Зато Псковская Судная грамота, сохранившаяся целиком, поражает богатством содержания и развитостью для своего времени правовых институтов и целых отраслей права. Псков­ская Судная грамота, подобно Русской Правде, представляет собой целый свод псковских законов, в котором заметно как общее развитие права, так и местные особенности, связанные со специфическим положением Пскова на западном рубеже Русской земли.

Конечно, когда мы говорим о Русской Правде или Псков­ской Судной грамоте как о сводах законов, это надо понимать в весьма условном смысле. Свод законов — всегда систематизи­рованное собрание норм. Говорить же о сколько-нибудь серьез­ной системе в Русской Правде или даже в Псковской Судной грамоте не приходится. Конечно, можно отметить определен­ные части текста, посвященные той или иной проблеме, но ка­кую-нибудь отраслевую или иную систематизацию увидеть здесь трудно. Да и вообще, система права в Киевском государ­стве или Пскове еще весьма примитивна.

Законодателя больше всего интересуют нормы уголовного права, им и посвящена большая группа статей, с них начинает­ся Русская Правда. Большое внимание уделяется и процессу­альным нормам, притом разделения на уголовный и граждан­ский процесс незаметно.

В литературе можно встретить утверждение о том, что Русская Правда не знала грани также между уголовным и гражданским материальным правом. Это, конечно, заблужде­ние, ибо названные отрасли права объективно при всем жела­нии нельзя смешать. Как известно, формы ответственности в

Введение

Законодательство

Древней

Руси

Своеобразно

смотрит на эту

проблему уже

упоминавшийся

американский

историк Д. Кайзер. С его точки

зрения,

в Древней Руси вообще не было уголовного права.

Всякого рода правонарушения, касающиеся личности или имущества, рас­сматривались как

гражданские и влекли за собой

не наказание, а лишь возмеще­ние ущерба потер­певшему. Только после XIII века постепенно на смену граждан­ской ответствен­ности приходит уголовная, начи­нается примене­ние наказаний (См.: Kaiser D. Op. cit.). Оши­бочность такого утверждения оче­видна: уже в Краткой редак­ции Русской Правды мы встречаем типич­ные уголовно-правовые нормы с вполне опреде­ленными уголов­ными санкциями — продажей.

Уголовно-правовые нормы

мы встречаем

и f ще раньше —

в X веке,

в Уставе

князя Владимира.

уголовном и гражданском праве существенно различаются: уголовному праву свойственно наказание, гражданскому — воз­мещение ущерба. Некоторых читателей порой смущает, что в древнерусском праве преобладают имущественные наказания, которые иногда можно спутать с возмещением ущерба. К тому же часто наказание сопровождается и гражданской ответствен­ностью. Так, Русская Правда предусматривает за один из ви­дов убийства виру и головничество, где вира выступает в каче­стве наказания, а головничество — как возмещение ущерба семье убитого. Таким образом, здесь наличествуют сразу две формы ответственности. При этом и наказание выражается в уголовном штрафе, т. е. в уплате определенной суммы денег. Разница только в том, что вира идет в пользу князя — госу­дарственной власти, а головничество — семье потерпевшего. Таким образом, здесь нет никакой неразграниченности уголов­ного и гражданского права, а одновременное применение двух форм ответственности именно так, как это делается и в совре­менном праве.

Для доказательства идеи о неразграниченности двух отрас­лей права иногда приводят статью Русской Правды, в которой говорится о наказании за неуплату долга. Вот, дескать, типич­но гражданские правоотношения, а за их нарушение установле­но наказание, мера уголовно-правовая. Думается, что такой до­вод наивен. Законодатель вправе установить уголовную ответ­ственность за нарушение гражданско-правовых обязательств, и это не будет означать слияния двух форм ответственности. Просто в этом случае нарушение гражданского закона объявля­ется преступлением. Наказание не исключает применения и гражданско-правовых форм воздействия. Опять же здесь будет не смешение двух форм ответственности, а просто одновремен-

ное их применение .

Есть и еще одна — крайняя — концепция, в соответствии с которой вообще нельзя говорить о традиционных отраслях права в Древнерусском государстве. Автор статьи «Древнерус­ское право» в сборнике «Советское источниковедение Киевской Руси» полагает, что «в системе феодального права Киевской Руси не может быть деления на гражданское, уголовное, зе­мельное, семейное право и т. д.»⁴¹. Он полагает, что систему права при феодализме следует строить не по отраслям, а по сословиям — боярское право, крестьянское право, посадское право и т. д. Думается, однако, что такое предложение вряд ли приемлемо.

Следует подчеркнуть то значение, которое придавалось в древнерусском праве гражданским нормам. Это заметно и в Русской Правде, но особенно в Псковской Судной грамоте — документе, более позднем и к тому же принятом в торговом городе, где гражданский оборот был достаточно развит. Это отличает памятники древнерусского права от аналогичных за­конов Западной Европы, бывших по преимуществу уголовны­ми и процессуальными.

В Русской Правде регламентируются вопросы собственности,

довольно развита система договоров. Больше всего внимания уделено договору займа, но регламентируются также и купля-продажа, хранение, личный наем. Еще более развиты эти ин­ституты в Псковской Судной грамоте. В законах содержатся также и нормы наследственного права.

Что касается семейного права, то оно отражено отчасти в княжеских уставах. Вообще же эта сфера регламентируется главным образом нормами канонического права. С введением христианства церковь взяла на себя эту важную сферу общест­венных отношений, ранее регулировавшуюся только обычным правом. Притом она в корне изменила нормы семейного права. На смену языческим формам вступления в брак {умыкание у воды и пр.), полигамии, пришел церковный брак с его монога­мией, трудностью развода и пр.

Таким образом, Древнерусское государство и его историчес­кие преемники имели уже достаточно развитую правовую сис­тему, отражавшую высокий для своего времени уровень разви­тия древнерусского общества.

В литературе ставился вопрос об исторических источниках древнерусского права. При этом в дореволюционных исследо­ваниях настойчиво проводилась мысль об иноземном происхож­дении русского права или по крайней мере важнейших его ак­тов. Так, дореволюционный автор Ф. Л. Морошкин считал, что Русскую Правду нам привезли варяги. Это было логичес­ким развитием норманской теории: если государство на Руси создали варяги, то кому же, как не им, создавать и русское право. Н. М. Максимейко говорил о влиянии византийского законодательства на Краткую Правду.

Современные западные авторы повторяют зады старой исто­риографии. Шел спор и о национальной принадлежности норм, содержащихся в договорах Руси с греками. Несмотря на пря­мое указание на «закон русский» в договоре Олега, некоторые авторы утверждают, что в названных договорах содержится преимущественно византийское, а не русское право. Пайпс и Дэвидсон считают русско-византийские договоры даже варяж-ским правом . О сильном влиянии византийского права на русское неоднократно говорилось и по другим поводам⁴³. При­менительно к более позднему периоду дореволюционные авто­ры отмечали влияние на русское законодательство даже мон­гольского права. В частности, этим объяснялось ужесточение уголовной репрессии⁴⁴.

Конечно, Русь жила постоянно в окружении других народов, которые так или иначе влияли на нее и на которых влияла она. Известно, что славяне ассимилировали ираноязычные скифо-сарматские племена на юге, постоянно смешивались с фински­ми племенами на севере. Они взаимодействовали с западными и южными славянами. Б. Д. Греков провел сравнительный ана­лиз законодательства Польши и Хорватии с русским правом и нашел много общего . Киевские князья неоднократно всту­пали в династические браки, которые способствовали взаимо­проникновению культур, в том числе и правовой культуры.