С. Подветвь «Работа Ж.П. Сартра «Воображение»«, в которой делается попытка схватить сартровское различение образа и перцепций

Сообщение С.Катречко «Попытка понимания Сартра: феноменологическая трактовка образа»: < «Видимо, есть определенное сходство моего подхода к проблеме воображения с подходом Сартра. В частности, в важном для меня различении чувственности и способности воображения. Это обнадеживает.

Феноменологическая постановка проблемы воображения (по Сартру) заключается в различении перцепции (перцептивного сознания) и образа (образного сознания). Вот как это различение выглядит у Сартра:

«Начало для подобного употребления уже имеется в классическом, так сказать, пассаже из «Ideen», где Гуссерль анализирует интенциональное восприятие гравюры одного немецкого художника.

Этот текст может служить основой действительного различения образа и перцепции. Конечно, «hyle», которую мы воспринимаем для конституирования эстетического явления рыцаря, смерти и дьявола, бесспорно, остается той же, что и в чистой и простой перцепции листа из альбома. Различие обнаруживается лишь в интенциональной структуре… В настоящий момент мы, разумеется, можем понять, что образ и перцепция – это два интенциональных «Erlebnis» , которые различаются прежде всего своими интенциями. Но какова природа образной интенции? И чем она отличается от интенции перцептуальной? Очевидно, здесь требуется описание сущности. За неимением гуссерлевских указаний, нам не остается ничего другого, как самим заняться подобным делом».

Итак, проблему воображения можно сформулировать – по Сартру – так:

Какова структура вообразительного интенционального акта, или каковы «механизмы» воображения?» >

D. Подветвь «Работа Р.Дж. Коллингвуда «Теория воображения»«, в которой делается попытка обсудить его подход к воображению, а также закрепить членение апперцепции на имманентную, трансцендентальную и ноэматическую

Моё сообщение «Попытка осмысления теории воображения Коллингвуда»

< I. Начну с заключения.

Я полагаю, что концепция воображения Коллингвуда лежит в русле ноэматического подхода – в том смысле, в каком под ноэмой подразумевается мысль, мыслящая самое себя. Вот показательная цитата: «…Мысль сама по себе… представляет собой вещь, о которой тоже можно размышлять. Так возникает вторичная форма мысли, в которой мы размышляем не о наших ощущениях, выявляя связи между ними, а о наших мыслях» [VIII.3]. «Ноэматическое» стоит третьим элементом в ряду: «имманентное – трансцендентальное – ноэматическое». О том, что теория Коллингвуда никоим образом не вписывается в русло трансцендентального идеализма, говорит хотя бы тот факт, что в разбираемом фрагменте текста [VIII-IX]*** всего один (!) раз встречается слово «трансцендентный», да и то с негативным оттенком. Трансцендентальный идеализм Канта, а вместе с ним и «трансцендентальная апперцепция» остаются за пределами теории Коллингвуда. Тем не менее Коллингвуд не возвращается и к «имманентной апперцепции», так или иначе разрабатываемой в философских системах XVII-XVIII веков. Более того, на критике этих систем (Декарт, Лейбниц, Спиноза, Локк, Беркли, Юм) Коллингвуд конструирует свою теорию. В этом смысле подтверждается диалектика приведенной триады: ноэматическая апперцепция представляет отрицание трансцендентальной апперцепции и возврат к имманентной на более высшем уровне.

II. Три качества ноэматической апперцепции.

1) Ноэматическое единство самосознания.

Коллингвуд не употребляет термин «апперцепция» (само это слово отдает чем-то трансцендентальным), он предпочитает говорить о самосознании. Самосознание настолько имманентно своему предмету (сознанию) и объекту (чувствам), что становится подлинным стержнем Я, которому принадлежат и которому подчиняются все остальные факты сознания. «Самосознание как нечто отличное от чувств, переживаемых в данный момент, нечто, являющееся хозяином чувств, предстает, таким образом, как утверждение собственного «я», способного в принципе господствовать над собственными чувствами» [X.5]. Больше того, «…самоутверждаясь в отношении наших собственных чувств, в принципе мы утверждаем некоторого рода структуру, пусть даже пока она для нас не ясна» [X.5]. Вот эта (так и напрашивается сказать «трансцендентальная») структура, по-видимому, и есть то, что в первом приближении может быть названо «ноэматической апперцепцией».

2) Ноэматическое удвоение апперцепции.

Отмеченной структуре (апперцепции), кроме единства самосознания, свойственно удвоение. В самом деле, раз она ноэматическая, в ней как минимум должны присутствовать сам объект и параллельный ему его самообраз. «…Внимание [как вид самосознания – С.Б.] (его можно с таким же успехом назвать пониманием или знанием) имеет двойной объект, в то время как у сознания объект один. То, что мы, например, слышим, – это просто звук. То, на что направлено наше внимание, – это сразу две вещи: звук и наш акт слушания» [X.4].

Тут возникает очень важный вопрос: что в этом дуализме опыта сознания и опыта самого опыта является первичным, а что вторичным? Если первичным объявить опыт сознания (ощущения, чувства, познание), а вторичным опыт опыта (внимание, рефлексии, ноэмы), то это будет шаг назад – в лоно имманентной апперцепции. Коллингвуд делает шаг вперед и доказывает, кажется, парадоксальное: первичным (более субстанциальным) в этой структуре оказывается самосознание опыта. Именно в самосознании «…всеобщий опыт видения или ощущения претерпевает изменения, и в результате соответственно изменяется то, что мы видим или ощущаем» [X.5].

Такое решение – в духе Канта и нашей Дискуссии за исключением того, что у Коллингвуда нет априорных форм, трансцендентальных схем и детерминирующих категорий. Любое конструирование и изменение вещи имманентно объекту и по содержанию (ощущению), и по форме (чувству), разница только в качестве метауровня. «…Ощущения, управляемые таким образом, ощущения, принуждаемые занимать любое место, которое предписывает им сознание… это уже не ощущения, это идеи» [X.5]. Идеи не в платоновском или кантовском смысле, а в юмовском, т.е. идеи как продукты деятельности воображения. «…Данные для интеллекта поставляют не чувства как таковые, а чувства, которые благодаря работе сознания преобразованы в идеи воображения» [X.7].

3) Ноэматическое утроение апперцепции.

«Жизнь ощущения мы разделили, по сути, на три последовательных этапа. (1) Во-первых, как чистое ощущение, пребывающее ниже уровня нашего сознания. (2) Во-вторых, как ощущение, которое мы осознали. (3) В-третьих, как ощущение, которое мы не только осознали, но и поставили в определенные отношения с другими ощущениями» [X.6]. Поскольку ощущения на этапах (2) и (3) – это уже идеи воображения, постольку и само воображение имеет две определенности. «С одной стороны, воображение не отличается от ощущения: мы воображаем [на этапе (2) – С.Б.] то же самое (цвета и т. п.), что предстает перед нами в простых ощущениях [на этапе (1) – С.Б.]. С другой стороны, это уже совсем другое явление, поскольку оно… приручено или одомашнено [на этапе (3) – С.Б.] Приручением ощущений занимается сознание, которое представляет собой некий род мышления» [X.8].

Таким образом, по отношению к воображению Коллингвуд последовательно выдерживает ноэматический пафос. Он с легкой иронией относится к функции воображения, идущей от Канта – быть посредником между чувством (ощущением) и рассудком (разумом, мышлением). Для него воображение – это не иноприродный посредник, а деятельность, обладающая одновременно признаками и ощущения и мышления, и чувства и разума [VIII.4]. В воображающем мышлении или разуме этапа (3) новую роль обретает и сознание. «Сознание отнюдь не является простым свойством новой структуры, возникшим в результате нового объединения элементов психического опыта. Сознание – это деятельность, благодаря которой упомянутые элементы располагаются именно этим, строго определенным, образом» [XI.2]. В итоге, ноэматическое утроение укрепляет единство ноэматической апперцепции.

III. Напоследок две противоположные эмоции (кстати, по Коллингвуду, эмоции – неотъемлемая часть воображающего разума).

Приятно было обнаружить среди атрибутов воображения функцию преобразования (поскольку это соответствует моему пониманию). Воображение преобразует ощущения (чувственную энергию) в образы и идеи (корпускулы) [X.8], а идеи (корпускулы) – в энергию ощущения («Создавая идею чувства, мы уже ощущаем его в воображении» [X.9]).

Огорчила теория символа. К сожалению, проблема символа оказалась неподъемной для Коллингвуда, так же как и для Канта. Причина в двуприродности символа: символ – это абсолютная ноэма, сплавленная с абсолютной трансценденцией. Кант исторически ещё не дошел до ноэматики, Коллингвуд методологически отграничился от трансцендентализма.

Эти две эмоции символически выражают сильную и недостаточную стороны теории воображения Коллингвуда. Сила – выход на новый качественный, ноэматический метауровень, недостаточность – недоучёт завоеваний трансцендентального идеализма. >

E. Подветвь «Проблема воображения в русском символизме», в которой обсуждается символистическое понятие символа и различение продуктивного и творческого воображения (в основном по работам А. Белого)

Моё сообщение «Символистический подход к пониманию символа».

< Уважаемый С.Катречко! Я рад, что мы стали поднимать эту проблему. Но в отличие от Вас я опираюсь не на семиотическую традицию, а на символистическую. В данном словоупотреблении нет тавтологии, ибо эта традиция сложилась в рамках такого мощного философского течения, как символизм. Мой подход вытекает из концепций классиков символизма А.Белого и Вяч.И.Иванова, а так же в известной мере теоретика символизма А.Ф.Лосева.

Попробую найти точки соприкосновения между нашими подходами.

Если я правильно понял Вашу позицию (не только из сообщения, но и из Ваших сочинений), то она сводится к следующим трем положениям.

1) Философия – это работа по исследованию метафизических объектов.

2) Символ – это знак для обозначения метафизических объектов.

3) Символ – обладает max смысла и min денотативности.

Я с этим согласен, но только как с частным случаем более общей системы исходных положений.

1) Философия – не только работа по... но она ещё и любовь к мудрости (странно уточнять это на сервере «philo-sophy»). Любовь к мудрости – это не просто «языковая игра» или «машина по переработке символов», это ещё и образ жизни. И не простой жизни, а творческой. Символисты это хорошо понимали. Вот, например, лейтмотив философской системы Андрея Белого: «Умение жить есть непрерывное творчество...», «Искусство жить есть искусство продлить творческий момент жизни...» [Искусство, с.241, 242]. «...Искусство... утверждает жизнь как творчество, а вовсе не как созерцание» [Символизм, с.334] Все метафизические объекты аккумулируют в себе эту творческую жизнь и софийную любовь философов.

2) Знаком для обозначения метафизических объектов, насколько я научен считать, является понятие. Естественно, не то «понятие», которое в учебниках по формальной логике приравнивается к «термину», а то, о котором говорит, например, Хайдеггер (как Вы это тоже уловили в сообщении «Попытка осмысления Хайдеггера: образ как «эйдос», понятие как «всеобщее»«, 13.02.00) и которое дало основание Гегелю утверждать, что: «Философия есть... познание посредством понятий...» [История философии]. Метафизические понятия (например, «бытие», «субстанция», «абсолют», «мир», «сущее») являются понятиями по отношению к собственному содержанию, но они могут принимать и форму символа по отношению к иному содержанию – в данном случае к содержанию жизни и проявлениям творческой любви. Вот что пишет по этому поводу А.Белый: «...1) символ в этом смысле есть последнее предельное понятие, 2) символ есть всегда символ чего-нибудь; это «что-нибудь» может быть взято только из областей, не имеющих прямого отношения к познанию (еще менее к знанию); символ в этом смысле есть соединение... целей познания с чем-то находящимся за пределом познания; мы называем это соединение символом, а не синтезом; и вот почему: существительное слово «СИМВОЛ» происходит от глагола symballo (вместе бросаю, соединяю)... существительное «синтез» производимо от глагола «syntithemi» (вместе полагаю)... слово «синтез» предполагает скорей механический конгломерат вместе положенного; слово же «символ» указывает более на результат органического соединения чего-либо в чем-либо...» [Эмблематика смысла, § 5, с.36]. (Для более подробного определения «символа» в сообщении просто нет места. Только в одном § 19 этой же работы А.Белый приводит 23 определения).

3) Я не логик, но если бы я был логиком, то попытался бы дополнить треугольник Фреге до четырехугольника: знак – смысл – значение – интенция. (Формально аналогично тому, как Вы дополняете три типа онтологии четвертым – волновой онтологией: вещь – свойство – отношение – волна (см. тезисы Катречко С.Л. в «Материалы 2-го Всероссийского философского конгресса»). Я думаю, в этом направлении шел Гуссерль, акцентируя внимание на «интенции». Жизнь и любовь философов, выраженная в метафизических понятиях, как раз и составляет денотат философии (см. 1), причем этот денотат – скрытый, неявный (см. 2), а посему существующий не форме значения (референции-отношения), а в форме интенции-волны, интенции-энергии (см. 3). А дополняя Черча, можно сказать, что знак/имя именует денотат, выражает смысл и воплощает интенцию.

Итак, денотат философии не предметный, не перцепциальный (а посему может возникать предубеждение, что он отсутствует), а интенциальный. Тогда получаем следующее.

Метафизическое понятие имеет: max смысла, определенное значение, плюс скрытые (трансцендентные, min проявленные) интенции.

Символ имеет: min смысла, определенное значение, max проявления интенций.
Формой проявления интенций в символе является воображение (поэтому я и определяю символ как образ творческого воображения). Я не настаиваю, но, мне кажется, что именно по этому параметру проходит водораздел продуктивного и творческого воображений:

Продуктивное воображение – производство образов,

творческое воображение – производство символов.

Если же символ к тому же органически спаян с метафизическим понятием, то такое символьное понятие (или понятийный символ) обладает всеми преимуществами суммы (синтеза, соединения): max смысла, max значения, max интенций.

1+2+3) В заключение, пример. Ваша фраза «символ – дом философии» сама есть символ. Она очень мудра и настолько, что мне трудно квалифицировать её как просто знак (у меня тотчас возникают перед глазами дорожные знаки). Но если Вам так хочется, пусть будет «знак», но только я все равно убежден, что этот знак/символ содержит в себе не только max смысла, но и max интенций Вашей любви к философскому творчеству и max денотата Вашего бытия в качестве философа, живущего в доме метафизических понятий и символов, в отличие от тех, кто живет только в мозговых клетках».>

III. Заключение

Дискуссия – живой организм, со своими закономерностями. ВООБРАЗИТЬ заранее, в каком направлении пойдет её ТВОРЧЕСКОЕ развёртывание, невозможно. А посему эмоциональное отношение, положительное или отрицательное, корректирующее первоначальный ОБРАЗ, – неотъемлемый компонент дискуссии. Поскольку в последних фразах содержатся ключевые слова темы нашей дискуссии, постольку эти эмоциональные рефлексии не внешние, а имманентные предмету дискуссии. Вот в связи с этим содержательный тезис: «Никакое творческое воображение невозможно без эмоций и саморефлексий». Образ может существовать без эмоций и саморефлексий (например, «чайник», «дом», «созвездие»), но процесс творческого созидания новых образов (открытие новых созвездий, изобретение новых чайников, сотворение новых дискуссий) – никогда. Любой творец, любая эстетика знают это. Колоссальный выплеск положительных эмоций составляет одну из притягательных психологических основ творчества. Даже за фразой «Любые проявления эмоций исключены» скрывается специфическая эмоциональная сила ученого-педанта, позитивно концентрирующего волю в уголках плотно сжатых губ. Я бы дерзнул сказать в унисон Канту: как пространство и время являются априорно трансцендентальными условиями воображения вообще, так эмоции и саморефлексии являются априорно трансцендентальными условиями творческого воображения в частности. Разовью мысль. Вы пишете, что не ожидали наплыва одних участников и пассивности других и т.д. В терминах нашей дискуссии это означает, что образ «Дискуссии», который был у Вас до дискуссии, оказался не совсем соответствующим самой дискуссии. Признаюсь, что и мой образ данной «Дискуссии» не совпал с тем, что складывается в совокупном творчестве её участников. Я ожидал худшего, а получается отлично (даже с учетом того, что не все желаемые силы задействованы). И Ваш, и мой случай полностью вписываются в Вашу концепцию творческой ошибки. «Одна из особенностей фантазийного конструирования – возможность творческой ошибки… когда сознание пытается сформулировать некоторую «догадку» о происходящем, которая впоследствии оказывается неверной» («Что значит знать?» = ЧЗЗ, с.82). Ещё для дискуссии, дабы быть успешной, очень важно, чтобы каждый участник высказался по мотивам в ней участия. Это точнее формирует образ дискуссии, и предохраняет её от репродуцирования творческих ошибок. Пока (надо и здесь отдать Вам должное) Вы единственный, кто это сделал. Насколько я понял по предыдущим сообщениям, Вам интересно изучать творческое воображение с целью моделирования его механизмов в системах ИИ. Я, равняясь на Вас, тоже чётко формулирую мой мотив: мне интересно изучать механизмы творческого воображения, чтобы использовать их в моей многообразной (личной и общественной) творческой деятельности. Я думаю, наши мотивы не противоречат друг другу. Мы однозначно признаем:

1) существование творческого воображения и его роль в познавательных и иных сознательных процессах,

2) возможность познания закономерностей творческого воображения и выявления механизмов его функционирования,

Наше небольшое различие касается только сфер приложения: Вы хотите приложить их к ИИ, а я к ЛС – к творческому выплеску моей Личной Самости в творения: поэтические, философские, социальные. Не исключено, что у какого-нибудь другого участника мотивом познания творческого воображения будет приложение знаний об этом, скажем, к ZZ. Вот моё опережающее отражение образа нашей Дискуссии. («Опережающее отражение», как Вы пишете в (ЧЗЗ, c.82), это ядро фантазирования. Поэтому мы и в нашей творческой Дискуссии обязаны им сознательно пользоваться). По-моему, за пределами дискуссии, должны оказаться, однозначно, позиции, не признающие или не работающие на (1), в какой-то мере – позиции, отрицающие (2) и (3) (зачем познавать творческое воображение, если отрицается его значимость или сама возможность такого познания? Хотя фальсификаторы играют свою пикантную роль в дискуссиях). По поводу выведения за пределы Дискуссии позиций, отрицающих (4), я не имею пока мнения: ведь и сам Кант отказывал творчеству в преднамеренной целеполагаемости, уповая на спонтанность гения. Что же касается различий типа (5), то они, на мой взгляд, не только не должны отсекаться, но, напротив, должны приветствоваться как создающие неповторимый колорит дискуссии. Образ есть синтез многообразного (кантовская аксиома). Вот это многообразие ZZ, проявляющее в многообразии ветвей и мнений, и будет тем залогом, что живой образ «Дискуссии» трансформируется, по Вашим же словам, «в рассудочное воображение (порождение новых понятий)» и в «трансцендентальное воображение, которое ответственно за создание необходимой основы» для чувственного и рассудочного воображений («Прекрасный пример…», 08.12.99). Не исключаю, что в этом моем образе-проекте содержатся творческие ошибки. Суть не в том. Важно, что в реальной Дискуссии мы совместными трудами создаем, говоря другими Вашими словами, «структурированное n-мерное [я бы добавил: и фрактальное – С.Б.] семантическое пространство», которое «определяется прежде всего принимаемой и зафиксированной в языке категориальной сеткой» (ЧЗЗ, с.77). Творческое продуцирование такой категориальной сетки для довольно мало изученного феномена «творческое воображение» создает возможность в последующем «a priori познавать при помощи категорий все предметы, какие только могут являться нашим чувствам, и притом не по форме их созерцания, а по законам их связи…» (Кант, «Критика чистого разума», с.114). Но пока об этом говорить рано. Наша дискуссия только что родилась, но, говоря метафорически, еще не появилась на свет, ещё в утробе виртуальной реальности. И если мы допустим её ликвидацию (имеется другой медицинский термин), то это будет непростительной НЕтворческой ошибкой (видимо, и такой термин следует учесть в теории творческого воображения). Цель любой дискуссии – истина. Не взирая ни на что, контуры образа Истины «творческого воображения», хотим мы того или не хотим, уже складываются в нашей дискуссии…

В целом, в рамках дискуссии можно выделить два.

1 ЭТАП (апрель—декабрь 1999г.) – этап ИНТУИТИВНЫХ ПРИТИРОК.

В начале любой дискуссии необходима притирка позиций и взаимосближение терминологических сеток её участников. Здесь важна как можно большая широта охвата и допустимы зондажи в иные предметные области. То, что у нас и происходило, и происходит, и в определенных дозах будет происходить далее.

2 ЭТАП – этап ПОИСКОВЫХ ИНТЕРПРЕТАЦИЙ.

Здесь проявляется необходимость увязать позиции участников дискуссии с классическими учениями и текстами. А это осуществимо только в результате интерпретации этих текстов и (как следствие) реинтерпретации текстов самого Канта.

Поскольку никакая интерпретация невозможна без эталона интерпретации, каковым для данной Дискуссии может являться некая совместно вырабатываемая позиция (пока виртуальная), то я бы рискнул ввести различение трех уровней дискуссии.

1 УРОВЕНЬ – осуществляется на обоих этапах дискуссии – уровень многообразных ИНТУИТИВНО-ДИСКУРСИВНЫХ ПРИТИРОК-ИНТЕРПРЕТАЦИЙ.

2 УРОВЕНЬ – я бы назвал уровнем ДЕФИНИТИВНЫХ КОНВЕНЦИЙ.

Здесь должно происходить выдвижение и совместная, насколько это возможно для всех участников, шлифовка четких дефиниций по основным понятиям дискуссии. А таких понятий не так много. С. Катречко, задав тон 2 уровню, выдвинул на дефинитивное умозрение два понятия: «Образ» и частично «Воображение» («Опыт самокритики: можно ли ограничить образ «картинками»?», 23.12.99). Я присоединяюсь к этому сообщением «I. Дефиниция «Образа»« (02.01.00). В качестве плана на будущее я бы предложил добавить еще два понятия: «Творчество» (исключительно в части вообразительной составляющей, чтобы не растекаться мыслью по древу познания) и «Творческое воображение» (как синтез трех первых). Думаю более четырех дефиниций нам не осилить. Тем более что на этом уровне уже не желателен разброс мнений, а, наоборот, требуется кропотливая и экономная терминологическая работа.

3 УРОВЕНЬ – уровень ТЕОРЕТИЧЕСКОГО КОНСТРУИРОВАНИЯ.

У меня нет опыта коллективного конструирования теорий, и поэтому я не знаю, осуществим ли и на каком этапе Дискуссии этот прогноз, но, по логике вещей, дефиниции, прошедшие дискуссионный отбор, должны заплетаться в стройную систему, иначе теряется смысл выявления истины понятий. «Истинной формой, в которой существует истина, может быть лишь научная система её» – учил Гегель. Дойдем ли мы до этого? – будущее покажет.

… Прагматико-гносеологическая задача нашей дискуссии более узкая: единить, насколько возможно, различные познавательные позиции или, как я предпочитаю говорить, парадигмы познания. Под парадигмой познания я понимаю совокупность гносеологических приемов, методов, механизмов, теоретических установок и познавательных практик, освоенных отдельным человеком. Тут я исхожу из аксиомы полигносеологиза («Творческое воображение как гносеологическая виртуальная реальность», 28.03.00), которая означает следующее: познание фактически складывается из множества разноликих, самодостаточных и относительно замкнутых парадигм познания. С учетом этой аксиомы я со скепсисом относился, например, к Вашему высказыванию о «реальном познавательном процессе» («Тезисы и антитезисы к тезисам С. Катречко», 2, 14.02.00) и к «единому акту познания» В.Беляускаса («Единый акт познания, не фикция ли?», 09.03.00), которые представляются мне гносеологическими абстракциями, касающимися в большей мере монопарадигмальной схемы познания, нежели познания, сложенного из различных парадигм.

Наша дискуссия представляет минивариант такого сложенного процесса. Каждый участник Дискуссии входит в неё со своей парадигмой познания. С помощью этой парадигмы он репрезентирует мир своих знаний. Поэтому большинство столкновений в Дискуссии носят не логический, а парадигмальный характер. Например, меня просят дать определение «символа». Насколько бы адекватное и качественное определение символа я ни дал, на какой бы авторитет ни сослался, но если парадигма познания у отдельного человека не имеет в себе праксиса оперирования эстетическими символами, то в лучшем случае этот человек будет просто не понимать, о чем речь, в худшем – изрекать нечто подобное: «мочи символистов» (реплика из удаленного сообщения одного из участников с антисимволистской парадигмой познания). Точно так же как непонимание некоторыми участниками дискуссии Ваших метафизических интенций указывает на отсутствие в парадигмах познания этих участников опыта метафизического гнозиса. И т.д.

На начальном этапе дискуссии была сильна гносеологическая иллюзия, что вот де определим более точно термины и – достигнем понимания. Нет слов, притирка терминов – важная операция, но она все же вторична по отношению к притирке реальных парадигм познания. Конечно, ни одна дискуссия не может притереть все социально-культурные, образовательно-познавательные, духовно-мыслительные составляющие парадигм познания её участников, но ей под силу создать некое более или менее устойчивое образование, в котором различные парадигмы познания могут сосуществовать в относительной гармонии и взаимотерпимости – даже с перспективой взаимопонимания. Мы неоднократно наблюдали, как люди, обладающие интеллектуальным неврозом исключительности собственной позиции, терпели в Дискуссии крах, и не только личностный, но и познавательный: их знания оказывались невостребованными. Это касается и некоторых моих сообщений. И, наоборот, как только появляется импульс учитывать позиции других, так сразу следует позитивный научный результат.

Учитывая, что в масштабах научного сообщества происходит то же самое, только более отягощенное практическими интересами и социальными ролями, можно сказать, что дискуссия – это модель научного познания, обеспечивающая апробацию идей полигносеологизма. Воображение и его активная форма – творческое воображение – в силу своей имманентной синтетической природы оказываются как нельзя подходящим инструментом такого моделирования. Потому механизмы единения, наработанные в дискуссии «Как возможно творческое воображение?», могут потом с успехом применяться в «большой жизни».

[1] Здесь и далее используется перевод «Критики чистого разума» Н.О. Лосского с вариантами перевода на русский и европейские языки (отв. ред. В.А. Жучков).

[2] «Сюда надо прибавить, однако, что третья категория возникает всегда из соединения второй и первой категории одного и того же класса» (В 110).

[3] При таком рассмотрении появляется двойственность чистого рассудка (во II – ом издании), так как все его действия можно свести, с одной стороны — к спонтанности как связыванию различных представлений, а с другой стороны — к априорной форме связывания этих представлений — правилам мышления о предмете.

[4] В поддержку сказанного стоит добавить, что Кант не строит отдельной теории трансцендентальных умозаключений, отличных от умозаключений формальной логики.

[5] Функции единства рассудка определяются апперцепцией, которая так же (как и логика) является формой рассудка (В 169). Следовательно, во II – ом издании Кант определяет две формы рассудка: первая выражается как первоначальное синтетическое единство апперцепции, а вторая представлена общей логикой, которая занимается только формой мышления вообще и является каноном для разума (В 170). (или проекцией ?!)

[6] Принципы можно понимать двояко: как законы и как основания. В данном случае речь идет скорее об основаниях познания нежели о его законах.

[7] См., в частности: Классические тексты. – Далее в примечаниях: Тексты.

[8] Борчиков С.А. Творческое воображение. М.: МАКС Пресс, 2001. – Далее в примечаниях: ТВ.

[9] Текст 11, заключение.

[10] Текст 14, §19.

[11] Текст 2, V.4. //М.: Республика, 1994. С.57.

[12] См., в частности: ТВ, с.35

[13] Моя концепция ноэматической апперцепции и связи её с трансцендентальной апперцепцией изложена в ТВ и частично в сообщениях интернет-дискуссии.

[14] ТВ, с.36, с.66-69.

[15] ТВ, с.30-32, с.70.

[16] Моя концепция нового и творчества изложена, в частности, в ТВ.

[17] См.: Установочное сообщение.

[18] Кант И. Сочинения в 6-ти т. Т. 6. М.: Мысль, 1996. С.402-403.

[19] Текст 1.1, §19 //Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. С.73.

[20] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. Фантазия.

[21] Я употребляю этот термин вместо термина «символизация», дабы избежать путаницы с «дискурсивной символизацией». В ТВ я использую тождественный термин «восимболирование», который по-русски звучит коряво, хотя, благодаря приставке «во», более точно передает характер воплощения воображения в символе.

[22] Деление символов на дискурсивные и презентативные ввела в научный оборот С.Лангер (Текст 8).

[23] См., в частности: Тексты 1, 2, 4, 5, 9.

[24] Текст 1.1, §5. Там же. С.36. – Для более подробного определения «символа» в статье просто нет места. Только в одном §19 своей работы А.Белый приводит 23 определения.

[25] Текст 7.1, X, §6. – Ср. это тройственное деление с тремя формами воображения: спонтанной, целеположенной и моделируемой {3} (здесь и далее по тексту цифры в фигурных скобках указывают на разделы настоящей статьи).

[26] Там же, X, §8 (ыставки в квадратных скобках мои – С.Б).

[27] Текст 7.2.

[28] ТВ, эпиграф.

[29] Текст 13, 2.VI.3. //Фихте И.Г. Сочинения в двух томах. Т. II. СПб.: Мифрил, 1993. С.710.

[30] Кальпиди В.О. Катя Поплавская. // Его же. Мерцание. Пермь, 1995. С.13.

[31] В ТВ я распространяю этот взгляд даже и на содержание творчества – с.25-27, с.73-79. В таком подходе я опираюсь, в частности, на сходные идеи И.Г.Фихте (Текст 13, 3.IV.В. Там же. С.745) и С.Лангер (Текст 8, следующая цитата).

[32] Текст 8, 9. М.: Республика, 2000. С.224.

[33] Текст 6.3, §36. //М.: Искусство, 1994. С.161.

[34] Там же, VI. С.58.

[35] Там же, VII. С.62.

[36] Там же. С.60.

[37] Там же, §23. С.114. – Выделение моё – С.Б.

[38] Там же, §27. С.128.

[39] Делёз Ж. Логика смысла (серии: 15; 24; 32; 34).

[40] Подзолкова Н.А. Резонанс. //На грани. М.: Диалог-МГУ, 1999.

[41] Соловьев В.С. Философские начала цельного знания, III. //Его же. Сочинения в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С.200.

[42] Ср.: «Имагинация – высший орган познания и центр творческой силы». – Голосовкер Я.Э. Текст 4.2. //Вопросы философии, 1989, № 2. С.115.

[43] Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. М.: Издательская группа «Прогресс», «Культура», 1993. С.32.

[44] Текст 6.3, §49. Там же. С.190-191.

[45] Ср.: Текст 3, подраздел bb) Сила воображения.

[46] Под виртуалистикой я имею в виду то направление, которое развивается в Центре виртуалистики Института человека РАН (руководитель Н.Носов).

[47] Текст 4.1. //Архэ. Культурно-логический ежегодник. Выпуск 1. Кемерово, 1993. С.382, 383.

[48] Текст 3. // М.: Мысль, 1977. С.263.

[49] Текст 2, V.4. Там же. С.56.

[50] Текст 4.1. Там же. С.383.

[51] Текст 8, 6. //Там же. С.130.

[52] Текст 6.1, I.2.1.2. //М.: Мысль, 1994. С.233. См. также: Текст 6.2.

[53] Носов Н.А. Виртуальная реальность. //Вопросы философии, 1999, № 10. С.157.

[54] Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т. 2. М.: Мысль, 1971. С.12.

[55] Текст 14.

[56] Текст 4.1. Там же. С.398.

[57] Текст 9, VI.8.с; содержание.

[58] Заметим, что ранее М. Хайдеггер в своей интерпретации «Критики чистого разума» также проводит мысль об основополагающей роли воображения в структуре сознания человека [см. М. Хайдеггер Кант и проблема метафизики. — М.: «Русское феноменологическое общество», Изд-во «Логос», 1997].

[59] Например, к числу творческих — не чисто эмпирических — созерцаний можно отнести любое из вторичных качеств (в рамках известного локковского различения первичных и вторичные качеств), и тогда кантовский пример ощущения красноты будет относиться уже в определенном смысле к творческим представлениям, поскольку ощущение цвета по Локку является вторичным качеством, т.е. порождением человеческого сознания.

[60] Приведем в качестве подтверждения один характерный отрывок: «В отношении состояний представлений моя душа бывает или активной и обнаруживает способность (facultas), или пассивной и проявляется в восприимчивости (receptivitas). Познание объединяет и то и другое; и возможность иметь такое познание носит название познавательной способности, заимствуя его от важнейшей части познания, а именно от деятельности души по соединению представлений или обособлению их. Представления, в отношении которых душа остается пассивной и которые, следовательно, оказывают воздействие на субъект (это воздействие может исходить или от самого субъекта, или от объекта), относится к чувственным представлениям; а те, которые заключают в себе чистую деятельность (мышление), относятся к интеллектуальной познавательной способности» (АПТЗ, гл. 7. «О чувственности в противоположность рассудку»; стр. 371-372].

[61] См., например, следующее: «Чувственность в познавательной способности (способность представлений в созерцании) заключает в себе две стороны: чувство и воображение. — Первое есть способность созерцания в присутствии предмета, второе — в его отсутствие» (АПТЗ, гл.15. «О пяти чувствах»; стр. 386].

[62] Другая более радикальная альтернатива ревизии Канта заключается в полном выведении априорных форм пространства и времени из состава чувственности. Однако эта альтернатива может быть редуцирована к первой из предложенных альтернатив и не меняет по большому счету сути дальнейшего изложения.

[63] Напомню уже приводившуюся ранее цитату: «ее [способности воображения] синтез есть проявление спонтанности, [и] в этом смысле ... это есть действие рассудка...» [КЧР, стр. 110].

[64] Видимо, сразу стоит оговориться, что смысл, вкладываемый нами в термин образ имеет расширительный характер: образом мы называем результат работы воображения. Тем самым, образов является не только чувственная — наглядная — «картинка». Если найти наиболее близкий аналог этого понятия в работах Канта, то это понятие «схемы».

[65] Более подробный анализ синтетических механизмов работы рассудка дан в моей статье «Знание как сознательный феномен» (см. сборник «Что значит знать?». — М.: «Центр гуманитарных исследований», 1999 г.; см. также «электронный вариант» сборника на сервере www.philosophy.ru).

[66] Конечно, можно говорить и других, имеющих более комплексный характер, «синтезах». Например, синтезом является такая деятельность мышления как умозаключение (рассуждение), предполагающая связывание между собой — синтезирование — суждений в некоторую логическую цепочку (понятно, что при этом должны быть задействованы репродуктивная способность воображения и способность осуществлять переходы по логическим правилам). Или деятельность по «синтезированию» текстов, представляющих собой связанный набор предложений. Однако задача нашего анализа — выявление исходных элементарных познавательных операций сознания на основе кантовских различений.

[67] Отметим, что в данном случае мы не так далеко ушли от Канта, поскольку «ра