Глава вторая (431й год) 4 страница

Когда архимандриты вышли из дворца к стоявшим у ворот его монахам и народу, те в один голос воскликнули: "Что сказал император? Объявите нам волю его"²²⁸. Один из архимандритов, поднявши руку, в которой держал императорское дозволение, сказал им: "Пойдемте в церковь святого мученика Мокия²²⁹; там мы прочитаем вам и послание отцов Собора, там же узнаете вы и ответ императора". Тогда процессия двинулась в обратный путь, воспевая 150 псалом: "Хвалите Господа во святых Его; хвалите Его на непоколебимом троне могущества Его!.. Хвалите Его звуками труб; хвалите Его на гуслях и арфах!" От времени до времени крики "анафема Несторию!" прерывали пение стихов псалма. Улица, по которой шла процессия монахов, с восковыми свечами в руках, была одна из главных, а церковь св. Мокия стояла на краю города, в окрестностях монастырей; поэтому когда процессия подходила к ней, то постепенно собиравшаяся и присоединявшаяся к ней толпа народа была многочисленна. Когда монахи и народ вошли в церковь, им прочитано было сперва послание отцов Собора, вызвавшее в собрании единогласное восклицание "анафема Несторию!" Вслед за тем авва Далмат взошел на возвышенное место и желая унять расшумевшийся народ воскликнул: "Умолкните и стойте спокойно, если хотите слушать, и не прерывайте моей речи, чтобы верно понять то, что вам будет сказано". Затем он в кратких и общих чертах, не пускаясь в подробности (по чувству смирения и из уважения к лицу императора, как сказано в подлинном документе), передал народу разговор, происходивший между ним и императором, и в заключение своей речи сказал: "Я уверен, что император последует внушению Бога и святого Собора, а отнюдь не развращенным людям; итак, молитесь, братья, за императора и за нас". Тогда грозный крик "анафема Несторию!"²³⁰ вылетел из всех уст, и монахи разошлись по своим монастырям.

Как только весть о данном императором дозволении избранным от Собора епископам прибыть в Константинополь, для объяснения дела Собора, дошла до Эфеса, Собор поспешно отправил двух египетских епископов, Феопемпта Кабазского и Даниила Дарнийского, с письмом к авве Далмату²³¹. Узнав об этом посольстве, и Восточные со своей стороны нашли нужным послать от себя ходатая ко двору; но не смея без императорского разрешения послать коголибо из епископов, они отправили с этой целью известного своей преданностью делу Нестория и связями с правительственными и сановными лицами при дворе комита Иринея с посланием к императору, в котором, принося жалобы на притеснения и насилия, претерпеваемые ими в Эфесе от народа по наущению Кирилла и Мемнона, просили императора благосклонно принять подателя послания и выслушать от него обстоятельные объяснения истинного положения соборного дела в Эфесе, так как он знаетде хорошо весь ход этого дела с самого начала его и, кроме того, имеетде сообщить "и много спасительных средств, которыми можно восстановить спокойствие в святых Божиих церквах"²³². Какие это были такие спасительные средства, которые собрание Восточных поручало Иринею сообщить императору, послание умалчивает. Но вскоре затем Восточные нашли нужным, в подкрепление миссии Иринея, переслать через него императору новое послание, в котором, выставляя на вид явноде неправославный образ мыслей Кирилла, выраженный им в известных анафематствах его, и насильственный образ действий, употребляемый им для поддержания и распространения еретического учения своего, они уже прямо и решительно заявили, что при настоящем положении дел в Эфесе, ввиду необузданного самовластия и невыносимого давления, производимого Кириллом и Мемноном, "завладевшими Эфесом как бы некоторою крепостью", единственное средство спасти православную веру и водворить мир в Церкви состоит в том, чтобы "обуздать и низложить этих главных виновников всех смут, дерзость и тиранство которых, как вихрь, увлекает слабых в еретическое зломыслие", или же перевести заседание Собора из Эфеса в какойлибо другой город поблизости от императорской резиденции (например, Никомидию), где бы можно было свободно и безмятежно исследовать дело веры и "из Писаний и отеческих творений изобличить Кирилла" и сторонников его²³³.

Послы Собора прибыли в Константинополь тремя днями ранее Иринея и успели за это время обстоятельными и правдивыми объяснениями деяний Собора произвести на многих высокопоставленных особ при дворе, государственных сановников и военачальников настолько сильное впечатление, что большинство их пришло к убеждению, что суд над Несторием произведен был Собором правильно и осуждение его постановлено законно. Такой взгляд на дело Собора в особенности крепко усвоил себе и горячо стал поддерживать при дворе императорский камергер Схоластик, после того как он узнал за достоверное, что Несторий в Эфесе ни под каким условием не соглашался принять наименование Девы Марии Богородицею. Поэтому когда Ириней прибыл в Константинополь и начал хлопотать в пользу Нестория против Собора, то, не говоря уже о сильном возбуждении против него большинства константинопольского клира и народа, и в высших правительственных и придворных сферах он встречен был вначале более чем холодно. Тем не менее, при содействии некоторых влиятельных лиц из прежних друзей Нестория, еще не совсем изменившихся в отношении к нему, он добился того, что в нарочито устроенном собрании важнейших правительственных лиц был выслушан и, зная хорошо господствовавшее при дворе и в правительстве предубеждение против александрийского патриарха, так искусно умел затронуть эту струну, что рассказами своими о деспотическом самовластии Кирилла и терроризме Мемнона, как очевидец и самде лично немало пострадавший от них, успел произвести впечатление: выслушав его показание, многие готовы были совсем переменить свой взгляд на дело Собора и видеть в поспешном осуждении Нестория проявление одной личной иерархической вражды и жестокости "Египтянина" против архиепископа константинопольского, склоняя к такому воззрению и самого императора. Послы Собора, конечно, не оставались пассивными зрителями такого оборота дел: не один раз, на бывших частных собраниях, они вступали в состязание с Иринеем, оспаривая истинность его показаний и защищая дело Собора; объяснения их выслушивались, но уже далеко не с таким доверием как прежде. После неоднократных таких состязаний и споров, не приведших ни к чему решительному, решено было, чтобы та и другая сторона, т.е. Ириней и египетские епископы, явились вместе перед императором в общем собрании государственных сановников и представили доказательства правоты своих слов и показаний. Боясь, конечно, в случае неблагоприятного для себя исхода дела на императорском суде, и неудовольствия со стороны Восточных за недостаточно энергичную и умелую защиту его, и гнева со стороны императора за неуместное вмешательство в него, Ириней долго отказывался последовать этому решению, уверяя, что он вовсе не Уполномочен собранием Восточных быть адвокатом его, а прибыл в Константинополь только для того, чтобы доставить послания их императору; но принужден был уступить настоятельным и грозным требованиям: "За такие слова мои, — пишет он Восточным, — я едва не был растерзан". Когда он шел в царские палаты, то раздражение против него, как отъявленного несторианца, принявшего на себя роль ходатая за дело Нестория против Собора, в среде собравшейся толпы народа было так сильно и обнаруживалось такими недвусмысленно угрожающими криками, что он серьезно опасался "быть брошенным в море". Но зато в самой царской палате, перед лицом императора и его советников, он нашел себе прием более чем внимательный, а по окончании заседания совета вышел из него с торжеством победителя. Императорский совет, выслушав показания той и другой стороны по делу о низложении Нестория и сличив их с донесениями Кандидиана и сообщениями Палладия, нашел, что дело это действительно, как поставлял на вид Ириней, и начато, и ведено было неправильно, — что "Кирилл не должен был открывать заседания Собора, не дождавшись прибытия Восточных, да и не имел права на то без позволения императорского комиссара, а по открытии заседания отнюдь не должен был находиться в числе судей, а тем более занимать место председателя суда и руководителя судебных прений, так как сам был в числе лиц, подлежавших суду Собора"²³⁴, — и на основании этих данных, добытых исследованием, постановил: низложение Нестория, утвержденное собранием Кирилла, признать незаконным и не имеющим силы, а суд, произнесенный собранием Восточных над Кириллом и Мемноном, как главными виновниками незаконного низложения Нестория, одобрить и утвердить, объявив об этом постановлении во всей Церкви императорской грамотой.

Таким образом, дело Собора, порученное защите египетских епископов, казалось, было совсем проиграно ими. Но вот на помощь к ним пришел ловкий и энергичный пособник и поборник дела Собора, синкелл и врач Кирилла Иоанн, — и ему удалось снова привлечь на сторону Собора многих высокопоставленных особ и произвести таким образом в кругу советников императора разделение в мнениях: одни из них стали теперь думать и утверждать, что надобно пока оставить в силе все доселе сделанное Собором епископов в Эфесе, как на собрании сторонников Кирилла, так и на собрании Восточных, и утвердить низложения, постановленные тем и другим собранием, т.е. и Нестория с одной стороны, и Кирилла с Мемноном с другой; другие же, напротив, были того мнения, что ввиду все еще не вполне разъясненного положения дел Собора Эфесского, не следует утверждать постановлений ни того, ни другого собрания, а надобно вызвать в Константинополь избраннейших епископов, принадлежащих к той и другой партии, для того, чтобы они здесь, в присутствии высших сановников империи, с полным беспристрастием и справедливостью исследовали как самое дело веры, подавшее повод к спорам, так и то, что сделано было доселе по этому делу; третьи, наконец, были того мнения, что прежде чем решиться вызвать в Константинополь делегатов от обеих, враждебно стоящих одна против другой, партий, на которые разделились прибывшие в Эфес на Вселенский Собор епископы, надо бы серьезно попытаться наперед устроить мир и согласие между самими этими партиями непосредственно, послав для этой цели в Эфес полномочного сановника²³⁵. Это последнее мнение было наиболее по сердцу императора, начинавшего уже сильно тяготиться зрелищем происходивших на его глазах нескончаемых споров и разделений, — и он с радостью ухватился за него; но — из опасения ли, чтобы Кирилл и Мемнон с одной, и Несторий с другой стороны, вследствие упорной и непримиримой личной неприязни своей друг к другу, не помешали предполагаемому делу примирения и соединения епископов в одно общее собрание; или же просто из желания заявить им свой императорский гнев и наказать их за те смуты и раздоры, какие они своей личной враждой друг к другу посеяли в Церкви, правительстве и даже в самом императорском дворце, — он вместе с тем, без особенных колебаний, изъявил свое согласие и на мнение тех, которые советовали утвердить низложение всех трех главных виновников смут и разделений, произошедших между собравшимися в Эфесе епископами, решившись наконец пожертвовать Несторием делу умиротворения Церкви.

Соединив таким образом первое и третье мнение вместе, он окончательно постановил отправить в Эфес чрезвычайного и полномочного посла, поручив ему: 1) постараться всеми силами достигнуть примирения партий, чтобы составить из них одно общее собрание, которое и было бы действительным Вселенским Собором; 2) если упорство вождей станет решительным препятствием к этому желаемому соединению, то —для блага церковного мира—Кирилла, Мемнона и Нестория, от которых и изза которых происходят все смуты в Церкви, удалить со сцены; 3) если же и после этого все усилия к примирению не будут иметь успеха и нельзя будет из двух собраний составить одного Собора, то разослать епископов по своим церквам, тщательно справившись наперед о мнении каждого епископа относительно спорного вопроса веры, чтобы император мог знать мнение большинства епископов²³⁶.

Такое важное и деликатное поручение требовало человека высокого по положению, уму, характеру и заслугам: император думал найти его в лице комита Иоанна, члена священной консистории.

Глава третья

Прибытие в Эфес папских легатов. Сессия Эфесского Собора: заседания 2е—7е.—Прибытие в Эфес комита Иоанна, чрезвычайного посла императора; он арестовывает Нестория, Кирилла и Мемнона, но не в силах достигнуть примирения партий. — Феодосии приказывает, чтобы обе партии прислали от себя делегатов в Константинополь. — Выбор и полномочия депутатов.—Халкидонская конференция: Восточные продолжают защищать Нестория и настаивают на обвинении Кирилла в ереси. — Император повелевает избрать и поставить на место Нестория константинопольским архиепископом другое лицо, закрывает конференцию и утверждает Эфесский Собор.—Кирилл возвращается в Александрию, а Нестория переселяют из монастыря Евпрения на ливийский оазис Ибис; его смерть. — Положение дела несториан и раскол на Востоке.—Александр Иерапольский. — Иоанн Антиохийский примиряется с Кириллом. — Правительство преследует явных и тайных противников примирения церквей. — Торжество православия над несторианством.

I

По отъезде магистриана Палладия из Эфеса собрание Кирилла, сильно стесняемое во всех своих движениях, и даже в средствах жизни, императорскими чиновниками, получило важную нравственную поддержку вследствие прибытия в Эфес папских легатов. Задержанные на море гораздо дольше, чем они предполагали и желали, прибиваемые противными ветрами из одной стороны в другую²³⁷, они прибыли на Собор, когда все уже было кончено, или лучше — все готово было разрушиться. Их было трое: Два и один пресвитер римской церкви, Филипп, представитель апостольского престола Рима²³⁸. В городе их приняли как избавителей. Кирилл, который, несмотря на свой титул заместителя папы, отказался подождать легатов его к первому заседанию своего собора, теперь открыл для них второе заседание, в епископском доме Мемнона²³⁹. Восточные, конечно, не были приглашены на это заседание, и итальянцы, надо полагать, не сделали им визитов.

Это второе заседание Эфесского Собора, происходившее 10 июля под председательством Кирилла, равно как и следовавшее за ним на другой день третье заседание, предназначались и употреблены были, с одной стороны, на предъявление легатами возложенных на них поручений и чтение принесенного ими послания Римского Папы Целестина к Собору, а с другой — на сообщение легатам того, что сделано было Собором на первом заседании его по отношению к Несторию, и утверждение ими постановленного Собором приговора своими подписями. Словом, это были заседания, служившие только дополнением к первому заседанию. Но в них обращают на себя особенное внимание те словесные заявления, какие сделаны были легатами Собору, и тот прием, какой оказан был Собором этим заявлениям²⁴⁰.

Как только открылось заседание Собора 10 июля, специальный легат апостольского престола Рима, пресвитер Римской церкви Филипп обратился к собранию отцов с краткой речью, в которой, возблагодарив Бога, что Он удостоил смиренных посланников папы присутствовать на святом Соборе, заявил, что святейший папа Целестин, епископ апостольского престола, давно уже обсудил и порешил то дело (Нестория), для обсуждения которого созван Собор Эфесский, и об этом решении в свое время уведо : мил александрийского епископа Кирилла посланием, а теперь опять прислал к св. Собору послание, напоминающее ему об этом решении и уполномочивающее его легатов, присутствуя на Соборе, проследить за исполнением постановленного папою решения, — и, заявив это, просил собрание повелеть подобающим образом прочитать присланное к нему послание папы и внести его в протоколы заседаний Собора. Два другие легата присоединили от себя то же. Собрание выслушало это заявление безмолвно, — и председатель пригласил отцов выслушать, что пишет им святейший папа, с подобающим почтением. Тогда нотарий Римской церкви Сириций прочитал послание папы в оригинале, на латинском языке, а вслед за ним нотарий Александрийской церкви пресвитер Петр (по желанию отцов, не понимавших полатыни) прочитал его в переводе на греческий язык, сделанном в Риме. Как только окончилось чтение этого послания, в заключительных словах которого папа напоминал Собору о принятом в Риме решении по делу Нестория, уполномачивая своих легатов, "присутствуя на Соборе, исполнить то, что уже прежде было постановлено", все епископы вдруг, как бы по данному сигналу, воскликнули: "Это суд справедливый! Весь Собор благодарит нового ПавлаЦелестина, нового ПавлаКирилла, Целестина стража веры, Целестина единодушного с Собором. Один Целестин, один Кирилл, одна вера Собора, одна вера Вселенной".

Такие единодушные и одушевленные восклицания, раздавшиеся в собрании в честь Целестина, конечно, были приятны для слуха легатов; но им, повидимому, хотелось бы услышать в них нечто более того, что они слышали: отцы Собора выражали чувства радости о полном согласии папы Целестина с Кириллом и его Собором в суждении об одном, общем для всей Церкви, деле веры; но делегатам хотелось, повидимому, услышать от них выражения полного согласия их Собора с судом римского епископа, выражения не одобрения только этого суда, а некоторой покорности и послушания ему. Чтобы изведать мысли отцов Собора в этом направлении, один из легатов, епископ Проект, попросил их обратить свое внимание не на одно только содержание послания папы, но и на характер (τύπο?) и тон, в каком оно написано. "Святой папа, — сказал он, — увещевает вашу святость, не уча вас как неведущих, но напоминая как знающим, чтобы вы благоволили довести до конца то, что он уже прежде изволил определить и теперь напомнить ". — "Мы хорошо понимаем это, — отвечал ему за всех один из отцов, епископ Кесарии каннодокийской Фирм, — мы знаем, что апостольский престол Целестина уже прежде предложил суждение о деле Нестория и начертал план для его решения. Следуя этому плану, мы и привели его в исполнение, произнеся над Несторием канонический и апостольский суд". После этого легатам оставалось только поблагодарить собрание отцов за их согласие и единомыслие с собою, и они выразили это, каждый посвоему, в такой форме, какая соответствовала их представительству: легатыепископы, как представители церквей Запада, благодарили отцов за то, что найти их пребывающими в одной общей вере и одинаково с ними пекущимися о благе Церкви; а легатпресвитер Римской церкви, как представитель папы "за то, что они по прочтении послания папы громогласными восклицаниями соединились с ним как святые члены под единою главою ".

Окончив таким образом формальное предъявление Собору возложенных на них поручений и данных им полномочий, легаты попросили собрание объявить им, что оно сделало до их прихода, чтобы и они, согласно с определением папы и настоящего собрания, могли утвердить то, что им будет предъявлено. Им сообщен был протокол первого заседания собрания для рассмотрения его у себя на дому. Этим заседание 10 июля и окончилось.

На другой день епископы и легаты снова собрались на заседание в том же месте. Легаты заявили, что они прочитали акты Собора о низложении Нестория и нашли, что это дело обсуждено было собранием "канонически и по церковным правилам", но вместе с тем, чтобы иметь возможность и им самим произвести свой суд об этом деле по всей форме, как того требует порядок, они просили, чтобы эти акты были прочитаны в собрании публично, в их присутствии. Тогда нотарий Александрийской церкви пресвитер Петр прочитал уже известный нам приговор о низложении Нестория, составленный на первом заседании. После этого легаты, каждый особо, произнесли свой суд над Несторием, согласный с приговором, постановленным прежде собранием, как судьи самостоятельные и правомочные. При этом торжественном случае легат апостольского престола Рима, пресвитер Филипп, согласно с данными ему инструкциями, не преминул превознести значение папского престола в таких выражениях, которые показывали, что идея папства, как верховного, самим Иисусом Христом установленного, судилища в делах веры и Церкви, была уже в это время достаточно развита и оформлена, чтобы заявлять себя и предъявлять права свои на всеобщее признание даже на Вселенском Соборе. "Никто не сомневается, — сказал он, — и во все времена было известно, что св. апостол Петр, князь и глава апостолов²⁴¹, столп веры, основание Католической Церкви, приял от Господа нашего Иисуса Христа ключи царствия, власть вязать и разрешать грехи, и что он и до сего времени и всегда живет и судит в своих преемниках. Преемник и наместник его, святейший папа Целестин послал нас на сей св. Собор заменить его присутствие. В силу данного нам полномочия суда мы изрекаем: неизменен суд произнесенный на богохульного Нестория; отселе это — суд всех церквей... Итак, пусть знает Несторий, что он чужд общения священства Католической Церкви". В другое время и при других обстоятельствах достаточно было бы и гораздо менее прозрачных заявлений, чтобы вызвать на Соборах Восточных настоящую бурю против притязаний Римской церкви; но теперь собрание отцов, занятое одной мыслью о поражении Нестория и обессилении всех защитников и покровителей его, и чувствуя настоятельную нужду для достижения этой цели в помощи Папы Римского, видимо не хотело придавать этим высокомерным заявлениям папских легатов о принадлежащей апостольскому престолу Рима верховной юрисдикции в делах веры особенного значения, так как в это время идея папства была еще только идеей, не имевшей соответствующего ей института, и заявления о ней имели характер больше теоретический, чем практический: оно выслушало их безмолвно. Председатель собрания, резюмируя сущность всех заявлений, сделанных легатами, истолковал их в таком примирительном духе, что они могли быть и собранием приняты без унижения, и легатами удержаны — без превозношения. "'Предъявления достопочтенных легатов, — сказал он, — ясно поняты святым Собором: они говорили как уполномоченные апостольского престола Рима и всего Собора западных епископов; они объявили Собору еще прежде созвания его состоявшееся определение святейшего епископа Рима Целестина. Определение это оказалось вполне согласным с судом, произнесенным на еретика Нестория нашим Эфесским Собором. Итак, пусть акты этого Собора, по присоединении к ним записей деяний вчерашнего и нынешнего заседания, будут предложены их благочестию, чтобы они, как следует, подтвердили своей подписью каноническое согласие со всеми нами". — "Да, да, все сделанное на этом Соборе мы непременно подтвердим нашими подписями", — сказали легаты, — и вслед за тем немедленно подписали Акты Собора²⁴².

Таким образом константинопольский архиепископ Несторий был осужден и низринут окончательно и безвозвратно, осужден судом не одной какойлибо, хотя бы и многочисленной, церковной партии, но "судом всех церквей, судом священников и Восточной, и Западной церкви", судом Вселенского Собора²⁴³. Этого суда над ним отселе не могла изменить никакая сила в мире. В ясном и полном сознании всей важности этого акта, собрание немедленно послало к императору, через дьякона Евтиха, формальное донесение об этом, за подписью присутствовавших на заседаниях. Представляя на вид императору, что суд, произнесенный на Нестория епископами Восточной церкви в соединении с легатами Западной церкви, есть именно "тот единый и общий суд всей вселенной, который повелено императорскою грамотою открыть и объявить", и что дело, порученное Собору, уже достигло конца вожделенного его величеству и благонадежного для всех церквей, собрание просило императора повелеть закрыть Собор, как уже исполнивший свою миссию, и дозволить собравшимся в Эфесе епископам отправиться к своим церквам (изнуренные нуждой и лишениями, одержимые болезнями или немощами старости и лишенные надлежащей помощи на чужбине, они так давно в этом нуждаются), предоставив им попечение о рукоположении для Церкви великого города нового епископа на место низложенного²⁴⁴. Вместе с этим донесением оно отправило, за подписью десяти главнейших членов Собора, в том числе и легатов, послание к константинопольскому клиру и народу; уведомляя об окончательном, каноническом низложении бывшего их архипастыря Нестория судом Вселенского Собора, оно просило их позаботиться об избрании на место его другого, "достойного престола великого города"²⁴⁵

Окончив таким образом согласно со своими желаниями это первое и самое главное дело, Кирилл немедленно приступил затем к другому делу, которое не менее тяжело лежало у него на сердце, — к делу об Иоанне Антиохийском с его собранием Восточных, ставших во враждебные отношения к Эфесскому Собору.

Мы видели, что собрание Кирилла постановило уже приговор об отлучении Иоанна и Восточных в самый же день прибытия их в Эфес; но этот приговор, произнесенный наскоро, в минуту гнева, без соблюдения обычных форм церковного суда, не мог считаться имеющим каноническую силу²⁴⁶. К тому же, как мы видели, и собрание Восточных в то же самое время постановило со своей стороны еще более тяжкий приговор о низложении самого Кирилла и его помощника Мемнона, отразившийся в известной степени и на всех членах Собора. Как ни торопливо, как ни беспорядочно в свою очередь постановлен был в собрании Восточных этот приговор, но он получил публичную гласность, доведен был до сведения самого императора, и потому не мог быть оставлен без всякого внимания: так или иначе нужно было законным порядком отнять у этого приговора, направленного Восточными против Кирилла и его Собора, всякое значение, и затем таким же порядком придать каноническую силу приговору, постановленному собранием Кирилла на Иоанна и сторонников его. Прибытие папских легатов на Собор и полное присоединение их ко всему сделанному Собором на первом его заседании представляло теперь полную к тому возможность, которой Кирилл не замедлил воспользоваться. Он начал с того, что представил Собору от своего лица и от лица Мемнона письменную жалобу на Иоанна Антиохийского за тяжкое оскорбление, какое этот епископ нанес им опубликованным беззаконным приговором о их низложении, требуя от Собора правосудия. По этому Делу Собор имел четвертое заседание 16 июля: и для придания большей торжественности этому процессу оно происходило уже не в доме Мемнона, а опять в церкви Марии, где было и первое заседание Собора. Председательское место на этом заседании, вместо Кирилла, занимал старший, после него, из отцов Собора архиепископ иерусалимский Ювеналий.

Когда епископы и легаты заняли свои места, нотарий иерусалимской церкви, дьякон Исихий, сказал: "Святейшие отцы Кирилл и Мемнон представили святому Собору жалобу, которую мы имеем теперь в руках и, если повелит ваша святость, прочитаем", — и вслед за тем, когда председатель отдал распоряжение, прочитал ее. В этой, представленной Собору, жалобе своей Кирилл и Мемнон изъясняли, что "Иоанн Антиохийский, прибывши в Эфес позже всех, как ему заблагорассудилось, и узнавши, что друг его Несторий подвергнут св. Собором низложению, как бы в отмщение за то, что Христос прославлен был законным низложением Его хулителя, собрав вокруг себя несколько единомышленных с Несторием епископов и, если верно говорит народная молва, поправ все церковные законы и весь церковный порядок, дерзнул составить против нас — Кирилла и Мемнона — нечестную и беззаконную грамоту, поражавшую нас мнимым отлучением, и тем нанес нам тяжкое оскорбление; что он, ни по церковным законам, ни по императорским предписаниям, ни по месту епископского престола его в церковной иерархии, не имел никакого права и власти судить коголибо из нас, членов св. Собора, и особенно занимающих высший престол; да если бы и имел на то право, то должен бы был судить по церковным канонам, оповестить нас — обвиняемых — и вместе со всем нашим св. Собором призвать для оправдания; но он, не принимая ничего этого во внимание, производил свой суд над нами тайно, так что никто из нас ничего не знал о дерзком умысле его, и оскорбил нас судом низложения за вину, которая нам и доселе неизвестна, поступив против нас, занимающих высший его епископский престол, так несправедливо и беззаконно, как он не должен бы делать и в отношении к лицам, стоящим на последней церковной степени и служащим под его рукою". И в заключение всего изложенного настоятельно просили Собор, заклиная именем св. Троицы, призвать Иоанна с его сообщниками для ответа и отчета в дерзком поступке их, присовокупляя, что они, Кирилл и Мемнон, со своей стороны готовы доказать, что оскорбление, какое он нанес им, и нечестиво, и беззаконно.

Выслушав эту жалобу, один из членов Собора, Акакий Мелитинский, заметил, что "Иоанн Антиохийский со своими сообщниками уже достаточно ясно изобличены преступным отделением своим от св. Собора, и новое обвинение, внесенное Кирил1ом и Мемноном, основывающееся на народной молве, хотя бы оно было и справедливо, кажется ему, поэтому, излишним; излишним кажется ему и предъявляемое ими требование судебного разбирательства. Ибо не может быть, чтобы отделившиеся от св. Собора и приставшие к нечестивому учению Нестория, уже обличенные в таком преступлении, осмелились сделать чтонибудь против председателя сего Вселенского Собора, не имея при том никакой власти". Но, заметив обнаружившееся при этих словах в собрании несочувственное себе движение, тотчас же присовокупил: "Если вашей святости угодно, чтобы они по этому делу предстали на суд Собора, то я не противлюсь этому; пусть Иоанн будет позван обычным порядком для ответа в том, в чем он обвиняется".