Мегаобучалка Главная | О нас | Обратная связь


Глава вторая (431й год) 8 страница



2015-11-27 375 Обсуждений (0)
Глава вторая (431й год) 8 страница 0.00 из 5.00 0 оценок




Таким образом соблазн открытого раскола прекратился и вожделенное соединение всех апостольских церквей в единой вере на основании всеми признанного, отселе ставшего истинно Вселенским, Собора Эфесского совершилось, к великой радости Кирилла, который был душой этого Собора, к удовольствию императора, которому принадлежала инициатива в состоявшемся деле примирения церквей, и к утешению всего православного христианства, скорбевшего при виде раздираемого враждой тела Церкви Христовой. Это было тяжким ударом для несторианства, которое, лишившись в прекратившемся отселе явном расколе защиты и покрова от преследований правительства, вынуждено было стать перед грозным своим преследователем лицом к лицу, в открытом поле, и вступить с ним в неравный бой, печальный (для него) исход которого не мог надолго оставаться сомнительным. Тем не менее приверженцы и защитники Несториева учения и по прекращении раскола имели возможность еще немалое время ютиться в среде многочисленного, и далеко несогласного во мнениях своих касательно спорных вопросов, епископата и клира великой церкви Сирийской, обвиваясь вокруг ее ствола и ветвей подобно чужеядным ползучим растениям, и соединенным силам гражданской и церковной власти нужно было употребить немало трудов и усилий, чтобы очистить вертоград Сирийской церкви от этих ядовитых растений.

Когда Иоанн Антиохийский в послании своем к представителям церквей апостольских писал, "что он и прочие находящиеся при нем" входят в единение веры со всеми православными церквами и принимают определение Эфесского Собора со всеми его последствиями, то он говорил это о себе самом и ближайших, единомышленных друзьях своих совершенно искренно и правдиво, надеясь, что и прочие подвластные ему епископы Востока, Дружно стоявшие с ним заодно в продолжительной борьбе против Кирилла и Эфесского Собора, не откажутся последовать за ним и по пути примирения. Эти надежды не без основания могло разделять и императорское правительство после всего того, что сделано было трибуном Аристолаем, во время объездов его по Церквам Востока, для расположения восточных епископов к примирению с Эфесским Собором. Но этим ожиданиям и надеждам не суждено было исполниться так скоро и легко, как того желало и надеялось церковное и гражданское правительство. Когда Иоанн Антиохийский, вслед за состоявшимся примирением с Кириллом на основании составленного им от имени Восточных "исповедания веры", обратился к епископам антиохийского церковного округа с настоятельным предложением присоединиться на этом основании к состоявшемуся союзу мира, приняв все условия его, то немалая часть сирийских епископов, из числа наиболее расположенных к Несторию и его учению и неприязненных к Кириллу, отказалась наотрез исполнять требование своего патриарха, обвиняя его и единомышленных с ним епископов Восточных в измене святому делу веры и себе самим, в малодушной уступке врагу в неправом деле, в составлении "исповедания веры", изменившего правое учение веры в смысле, угодном еретикуаполлинаристу. Это были открытые и непримиримые противники церковного единения, не задумавшиеся отделиться от своего патриарха и единомышленных с ним епископов. Но потому самому, что это были враги церковного мира явные, открытые, правительству еще не так было трудно с ними справиться имеющимися в его руках средствами давления и наказания по законам, хотя для этого дела, для окончательного подавления оппозиции, потребовалось употребить немало времени и принести немало жертв: прошло не менее четырех лет со времени примирения Иоанна с Кириллом, пока Иоанн в послании своем мог заявить во услышание всей Православной Церкви, что "все епископы Востока (следует подробное перечисление церквей, входивших в состав антиохийского патриархата), в согласии с епископами всего мира, осудили Нестория и согласились на его низложение, сделав то, что сделано и объявлено было нами вот уже четыре года"350. А чего стоила эта победа над расколом, сколько лиц из высшего и низшего сирийского духовенства пришлось правительству повыгонять из занимаемых ими мест, и даже из отечества, и какое немалое число их, по ненависти к правительству, перешло затем в ряды отъявленных несторианцев?! Но об этом, по примеру Иоанна, благоразумнее умолчать...

Был другой класс врагов церковного мира и единения, из числа тех же приверженцев крайних доктрин антиохийского направления, которые, уступая давлению церковногражданского правительства, из страха наказания вступили в общение с Православной Церковью, на основании "исповедания веры", составленного Иоанном и единомышленными с ним восточными епископами, но неискренно, лицемерно, продолжая мыслить и учить попрежнему, в духе и направлении несторианском. Они приняли "исповедание веры" Восточных, но понимали и толковали его посвоему, подкладывали под него свои собственные мысли и таким образом, опираясь на это же самое исповедание веры, составленное в духе мира и с целью примирения, продолжали производить в церквах Востока смуты и разделения. "Встревоженные состоявшимся примирением святых церквей, — говорит о них Кирилл, — они злобно порицают тех, кто не хочет соглашаться с их мыслями, и исповедание веры святых отцов восточных толкуют неправильно, извращая истинный смысл его для подтверждения того, что им приятно и нравится, чтобы не расстаться с суесловием Нестория351; они все перемежевывают вверх и вниз, утверждая, что с их нечестивыми мыслями согласно исповедание Восточных"352. С этими потаенными врагами внутреннего церковного мира и единения в вере правительству нелегко было справиться: они вращались и извивались в такой тонкой и удобоподвижной стихии, какова область чистой мысли, что правительству, не только гражданскому, но и церковному, орудующему одними внешними административными средствами, трудно было уловить их. Тем не менее и то, и Другое правительство не отказалось пустить в ход все обычные ему в подобных случаях средства: строгий и зоркий полицейский надзор за всеми скольконибудь подозрительными личностями, тайные розыски и улики... чтобы по уловлении и изобличении предавать их суду и подвергать наказанию по законам. Но продолжительное преследование этого рода, и само по себе составлявшее немалое зло в жизни общества, как и следовало ожидать, произвело в церквах Востока другое еще большее зло — доносы. НеДовольные дьяконы, честолюбивые пресвитеры то и дело доносили начальникам церковных округов на своих епископов, подписавшихся под "исповеданием веры" Восточных и условиями примирения церквей, что они сделали это только пером, а в сердце продолжают держаться прежних своих убеждений; а церковное начальство, в свою очередь, доносило об этих епископах императорским чиновникам, указывая на них, как на потаенных раскольников и клятвопреступников. Та же история, и еще гораздо чаще, проделывалась и в среде низшего духовенства: одни клирики доносили на других клириков или своим епископам, или чиновникам императорским, и число подозрительных в отношении к вере и совести лиц быстро увеличивалось. Поощряемое вниманием самого правительства, это зло так усилилось, что грозило вконец ослабить в христианском обществе нравственные узы взаимного доверия, братского общения и единодушия353.

Преследуя несторианство в лице явных и тайных приверженцев и защитников его, правительство вместе с тем деятельно старалось уничтожить и те источники, из которых оно черпало средства для питания и укрепления умственных своих сил. Книги Нестория, само собой разумеется, были первым предметом инквизиторских розысков и преследований: особым императорским декретом строжайше повелевалось, "чтобы никто не смел ни держать у себя на дому книг Нестория, ни переписывать их, ни читать и слушать чтение их", ради вечного спасения своей души, личной безопасности и целости своего имущества; а префектам предписывалось со всевозможным тщанием повсюду разыскивать их, отбирать и, собравши, предавать огню354. От книг Нестория преследование скоро перешло и к книгам учителя его Феодора Мопсуэтского, а по восходящей линии добралось и до сочинений другого, высокоуважаемого на Востоке, ученого богослова, главы антиохийской школы, Диодора Тарского, давно уже умершего. Первое, глухое нападение на Феодора Мопсуэтского, как мы видели, сделано было еще во время заседаний Эфесского Собора; наиболее рьяные из сторонников Кирилла хотели было открыто ополчиться против этого, тогда уже слепого и престарелого, епископа и привлечь его на суд Собора, но Бог отозвал его из этой жизни и позволил ему умереть в мире с Церковью. Οί умер, но память его осталась уважаемой на Востоке и после его смерти, а это, конечно, не способствовало к ослаблению вражды против него в лагере его противников. По окончании и утверждении Эфесского Собора, во все время продолжавшегося за тем упорного сопротивления Восточных присоединиться к этому Собору, сторонники Иоанна, богословы антиохийского направления, в жаркой полемике своей против "анафематств" и других сочинений Кирилла все чаще и чаще стали пользоваться для развития и подкрепления своих воззрений именем и сочинениями Феодора Мопсуэтского, вместе с именем и сочинениями Диодора Тарского; а отъявленные еретики несторианцы, со времени изданного правительством закона, строго запрещавшего употребление имени и книг Нестория, прямо заменили их книгами этих двух епископов, у которых они находили воззрения, сходные с их собственными мыслями. Это окончательно вывело ревнителей православия, сторонников Кирилла, из терпения: около имени и сочинений Феодора Мопсуэтского между обеими спорящими сторонами разгорелась страстная полемика, в которой насколько с одной стороны превозносили и прославляли этого ученого богослова Сирийской церкви, ставя его наряду с великими учителями Церкви, Афанасием, Василием и Григориями, настолько с другой стороны унижали и позорили его, поставляя его в ряды самых нечестивых и богохульных еретиков. Наконец, когда последовало примирение и единение церквей, то все, что было на Востоке враждебного этому соединению, все явное и тайное несторианство сгруппировалось вокруг имени Феодора Мопсуэтского, производя смуты и раздоры в умах под его знаменем и покровом. При виде этой метаморфозы несторианства, для успешного противодействия ему, ревнителям православной веры казалось делом самой первой и настоятельной необходимости — уничтожить обаятельную силу их нового знамени, предав его публичному позору. С разных сторон православного мира послышались голоса, требовавшие формального церковного осуждения всех существующих сочинений Феодора и загробного осуждения самого автора их. Во главе этого движения, направленного против памяти и сочинений Феодора, стояли на одном конце Восточной церкви сам Кирилл Александрийский, подстрекаемый и поддерживаемый наиболее рьяными из его сторонников (Акакием Мелитинским и др.), а на другом Ваввула, епископ Эдесский, поощряе. мый Кириллом.

Кирилл, находясь в то время в мире и единении с Иоанном Антиохийским, настоятельно требовал от него, чтобы для прекращения всякого соблазна и смуты, которые производят в православных церквах Востока защитники Несториева учения ссылками на сочинения Феодора (и Диодора), "на всех парусах несшегося против славы Христа", он открыто высказался против сочинений этого епископа, соборно осудил заблуждения его и не принимал в общение с Церковью тех, кто хвалил и превозносил его как великого учителя Церкви355; не довольствуясь этим, он писал и в Константинополь к проживавшим там по делам Александрийской церкви своим епископам и клирикам, чтобы они употребили надлежащие усилия к возбуждению общественного мнения против памяти учителя Несториева — Феодора.

Ваввула Эдесский со своей стороны, находясь в самом центре борьбы православных с несторианами, учениками Феодора Мопсуэтского, при деятельном содействии Акакия Мелитинского и др., производил еще более сильную агитацию против памяти Феодора на крайних пределах Восточной церкви, среди православных епископов приевфратских стран, великой Армении и Персии. Возбуждение умов против памяти Феодора здесь было так велико, что, когда епископскую кафедру Эдессы, после Ваввулы, занял Ива, поклонник Феодора Мопсуэтского, то православные епископы этих стран, устрашенные видом явной опасности, угрожающей православной вере от распространения в Церкви еретических мнений через посредство такого влиятельного лица, как Ива, пришли к решительному убеждению в настоятельной необходимости безотлагательно предать имя и сочинения Феодора Мопсуэтского соборному церковному осуждению. Полагая, что осуждение это будет гораздо внушительнее и действительнее, если оно будет исходить от первенствующих епископских престолов Восточной церкви, от архиепископов константинопольского и александрийского, они решились немедленно действовать в этом направлении.

В одно прекрасное утро архиепископ константинопольский, — в это время кафедру его занимал красноречивый Прокл, бывший епископ кизикский, который первый выступил на борьбу с ересью Нестория — получил письмо от имени епископов, клириков, монахов и всего православного народа Армении и Персии, которое начиналось такими словами: "Был некий, разносящий всюду смертельную заразу, человек, или лучше, свирепый зверь, дьявол в человеческом образе, который ложно носил имя Феодора (т.е. дара Божия), укрывался под одеждой и именем епископа356 одного маленького и презренного городишка второй Сицилии, Мопсуэта, и по прямой линии происходил от Павла Самосатского, хотя многое заимствовал и от Фотина и других еретиков, превосходя их всех в богохульстве. По дьявольскому внушению, он хотел погубить всех людей острым, как жало, языком своим и ядом, который носил под змеиным языком357; но из страха перед теми, кому Иисус Христос дал власть наступать на змей и скорпионов, укрывался в своей норе. В одно время, однако же, он выполз из своей норы, дополз до Антиохии сирийской и на уловление и погибель православных людей произнес здесь богохульную речь о воплощении Господа нашего Иисуса Христа (следует анализ этой речи), которая очаровала и привлекал к нему многих приверженцев, в числе которых был Несторий, занимавший тогда одно из видных мест в антиохийском клире" и т. д. В конце этого странного послания, свидетельствующего до какой степени экзальтации дошло возбуждение умов на пределах христианского Востока против памяти Феодора Мопсуэтского, изложена была просьба — судить Феодора и за могилой, анафематствовать его имя и учение, сжечь все книги его358. Одновременно с этим посланием армян получено было в Константинополе и ходило по рукам другое послание, требовавшее также загробного осуждения имени и книг Диодора Тарского.

Ревностный в охране и мужественнокрасноречивый в защите истины православной веры, но вместе с тем человеколюбивый и снисходительный к заблуждающимся, Прокл был далек от того, чтобы разделять и поощрять желания и требования подобного Рода, — ив ответном послании своем к Армянам даже не упомянул ни одним словом о Феодоре Мопсуэтском. Но так как просьба армян получила гласность и доведена была до слуха самого императора, который еще неизвестно как отнесется к ней а с другой стороны, как видно было из послания армян, такая же просьба послана была ими и к александрийскому архиепископу Кириллу, который, всего вероятнее, даст ей движение, воспользовавшись ею как достаточным поводом, чтобы возбудить формальный процесс против Феодора Мопсуэтского, то честный и благоразумный Прокл счел долгом своим немедленно известить антиохийского архиепископа Иоанна о том, что затевалось против памяти одного из наиболее уважаемых сынов Антиохийской церкви, уроженца города Антиохии (переслав ему при этом копии как с послания армян, так и со своего ответного письма на это послание). Иоанн, уже не раз обменявшийся с Кириллом письмами по вопросу о Феодоре Мопсуэтском359, получив от Прокла такие вести, сильно встревожился (тем более, что дьякон Феодот, которому Прокл поручил отнести письма к Иоанну, превысив данное ему полномочие, стал от имени Прокла настаивать перед Иоанном на осуждение Феодора)360, и поспешно созвал Собор восточных епископов для совещания о том, как им следует поступить в случае если возбужден будет в Церкви формальный процесс против Феодора и предъявлены будут требования загробного осуждения его имени и сочинений. На этом синоде решено было единогласно, что восточные епископы будут защищать до конца перед императором, перед восточными церквами, перед лицом всего христианства "честь служителя Божия, жившего и умершего свято, который учил со славой в продолжении сорока пяти лет, успешно боролся со всеми ересями, не получил за всю свою жизнь ни одного упрека от православных, а напротив, заслуживал постоянное одобрение от епископов, императоров и народа". Извещая Прокла о таком решении своего синода, Иоанн в письме своем к нему прибавлял от себя: "Мы скорее дадим сжечь себя, чем анафематствовать Феодора"361. Ввиду такой твердой решимости восточных епископов во что бы то ни стало защищать добрую память уважаемого учителя Антиохийской церкви в лагере противников его найдено было неудобным и небезопасным для мира Церкви начинать открыто и формально нападение на самое имя и честь умершего епископа: сам Кирилл писал к Иоанну, что судебный процесс против умершего епископа он считает делом несправедливым, так как "умерший не может защищать сам себя", но желал бы со своей стороны формального осуждения неправых мыслей, высказанных им в разных сочинениях362.

Со стороны ярых врагов доброй памяти Феодора Мопсуэтского не было недостатка в усилиях склонить и самого императора к принятию деятельного участия в походе против этого нечестивого учителя ненавистного ему Нестория; но император уже довольно воевал с живыми; он не захотел делать новой компании против мертвых. Согласно изъявленной им воле363, дело это было коекак затушено, хотя и не без труда, и Феодор Мопсуэтский мог почивать в своей гробнице, не считаясь отлученным от Церкви; но сочинения его, равно как и книги Диодора Тарского, тем не менее деятельно были разыскиваемы всюду и беспощадно истреблялись.

Что же сталось наконец с несторианством после такого продолжительного и настойчивого преследования? Оно, разумеется, было разбито на голову, но тем не менее всетаки продолжало существовать на крайнем Востоке, в провинциях Евфрата, откуда перешло в Аравию, Персию и даже в Индию; несколько маленьких несторианских общин, укрывавшихся под видом православных, остались и в Европе, и даже в самом Константинополе. Не члены ли маленькой константинопольской общины несторианской просили у императора Маркиана позволения перевезти тело своего основателя в имперский город, как перенесены были в него останки Иоанна Златоуста?364 Что же касается несторианцев крайнего Востока, то они причислили своего основателя к лику святых и до сих пор помещают имя его в календаре своей секты.

После этой великой победы православия над несторианством, стоившей такого напряжения сил, стольких жертв и страданий, казалось, можно бы ожидать, что церковь Восточная вкусит наконец мир; но при сильном движении мыслей, когда оно глубоко, бывает так же как и при сильном разливе речных вод, что преграда, воздвигнутая усилиями человеческими на одном берегу реки для защиты его от наводнения, неминуемо приводит к наводнению противоположного берега. Чтото подобное произошло и в этом великом движении религиозных идей, которое в V веке охватывало и увлекало весь христианский мир Востока: ересь Нестория вызвала на свет противоположную ей ересь Евтихия, а православный Собор Эфесский — Эфесский же собор разбойничий.

 

Часть 2
ЕВТИХИЙ



2015-11-27 375 Обсуждений (0)
Глава вторая (431й год) 8 страница 0.00 из 5.00 0 оценок









Обсуждение в статье: Глава вторая (431й год) 8 страница

Обсуждений еще не было, будьте первым... ↓↓↓

Отправить сообщение

Популярное:
Почему человек чувствует себя несчастным?: Для начала определим, что такое несчастье. Несчастьем мы будем считать психологическое состояние...
Почему люди поддаются рекламе?: Только не надо искать ответы в качестве или количестве рекламы...



©2015-2020 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (375)

Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку...

Система поиска информации

Мобильная версия сайта

Удобная навигация

Нет шокирующей рекламы



(0.013 сек.)