Вольный перевод из Жака Превера
ОСНОВНОЙ ТЕКСТ Алкоголь Я уезжаю: сумерки, туман… Морозный вечер пахнет алкоголем. А я не пью, и значит, – я не пьян, Ну разве что немножечко – тобою…
Опять дороги синяя тоска, Заснеженных деревьев силуэты… Мне кажется, что ты издалека, С какой-нибудь неведомой планеты.
А в городе, оставленном с тобой, Я знаю все бульвары и аллеи, Я ощущаю ропот городской В своей душе, как в лавке бакалейной.
Но снова стать безжалостным рискуя, Я в этот город все-таки вернусь, Чтобы почувствовать за миг до поцелуя дыханья твоего пьянящий вкус,
Чтоб ощутить твое сердцебиенье, Ладонью, сердцем, немотою губ, Увидеть снег, соборов загляденье И мутный отсвет водосточных труб,
Чтобы словами – глупыми, пустыми, Несказанными душу заполнять… Наступит вечер, ветреный, полынный… И снова снег, и надо уезжать... Сетевая любовь По стеклам барабанит дождь, рассвет пьянит, душа томится, В кармане куртки медный грош звенит: пора опохмелиться. Включен компьютер как всегда - забыл стереть вчерашний мусор, А впрочем - это ерунда. День снова будет безыскусным.
С утра опять за монитор: работа, чертова работа. Потом обед, словесный сор и сорок восемь анекдотов. И ты смеешься как дурак над чьей-то глупостью, но скука В твоей душе рождает страх, который ломится без стука
В твой дом, в твой мир, в твои стихи, в твое безбожное фиглярство, В твои забытые грехи, в мельканье поездов и станций. Ты чуешь как голодный волк своей вины манящий запах, И вновь невысказанность строк гармонию крушит нахрапом.
И вроде нечего сказать, и дождь стучит невыносимо. Гитаре нечего играть, измученной табачным дымом, Но где-то там, в глуши души, среди развалин Карфагена Строфа забытая дрожит - она безвольна и бесценна:
"Мир отказался от глупых тайн, Но появилась новая тайна: Когда я вижу, что ты онлайн, Я чувствую твое дыханье..." Летучая мышь Ходишь туда-сюда, бродишь туда-сюда как параноик, Что-то бормочешь под нос как создатель сонетов, Воешь белугой, и снова смеешься до колик, И называешь подругу свою Генриеттой.
Под фонарями летаешь летучею мышью, Так же как ей тебе хочется хлеба и крови. Падаешь ниц и утробою харкая дышишь И называешь все это тоской и любовью.
Жизнь с тобой - скорбь с тобой, боль с тобой, плач с тобой, милый. Все, кто тебя окружают, лишаются силы. И понимает, что миссия эта не райские кущи, Та, что дана в наказанье за всех предыдущих
Ходишь туда-сюда, бродишь туда-сюда как неврастеник. Хочешь сказать – изо рта вырывается пламя. И за спиной твоей только и видятся тени И колокольни разрушенных походя храмов.
Над океаном летаешь летучею мышью, К материку подлетаешь неведомой тварью. В доме твоем, где кричащих никто не услышит, Пахнет не серой, а водкой, болотом и гарью.
Время пройдет - на холме твоя жизнь оборвется Заговоришь глоссолалии - солнце взорвется. Только и будет тебя бессердечного слушать Та, что дана в наказанье за всех предыдущих. Моцарт Заиграет скрипочка дождем, Барабаны громом отзовутся. «Начинай, маэстро, мы поймем, Мы за мир, за дружбу, за искусство!»
Дирижер взмахнул, и карнавал В масках, париках и кринолинах Заскакал, запрыгал, зазвучал Для вельмож и для простолюдинов.
Карнавал на piazze, у реки, На мостах, каналах, где придется. Под движенья трепетной руки Он танцует, плачет и смеется.
А маэстро целый вечер пьет Рейнское вино в бутылках пыльных… «Что ж ты стонешь, друг Искариот, Голосом утробным, замогильным?
Что за песню ты весь день поешь? Что тебе неймется, забулдыга? Видишь – карнавал, припрячь свой нож, Не спеши раскручивать интригу...»
А маэстро целый день в бреду. Он испуган: всюду ходят люди, И играет музыка в саду, За нее, конечно, не осудят,
Но найдут, что людям рассказать – По умам снуют, как мыши, слухи. Свечи тлеют, потная кровать, На кровати – ветреная шлюха.
И скучает пыльный клавесин – Он играть уже почти отучен, И бубнит аккордов господин: «Завтра все, конечно, будет лучше:
Заиграет скрипочка дождем, Барабаны громом отзовутся, Май грозой пройдет над городком, Превращая ремесло в искусство».
Все пойдет, возможно, веселей Вдалеке от ветреных людей… Только ты, пожалуйста, не пей, Вольфганг Амадей… Поезд И снова поезд как ночная повесть с фонариком под жарким одеялом, непозабытым днем не успокоясь, торопится все пережить сначала. Непозабытый день принес надежду, что завтра станет на порядок лучше, но пробивается тепло через одежды и наступает сумасшедший день грядущий.
И получается, что раньше было проще. И снег валит, сбивая поезд с ритма. Возьмешь билет, сбежишь хотя бы в Польшу, в ее костелах станешь неофитом. Цветы подаришь ветреной паненке, которой по фиг - кто ты и откуда, и будет жизнь затертой кинопленкой напоминать о старости, Иуда...
Так нет же - за окном маячит Киев. Через минуту выйдешь из вагона, зайдешь в кафе с плакатом "Гамалии" и купишь кофе у баристы сонной. Прощай, непозабытый день прошедший, привет, непревзойденный день грядущий... Лес опустел, по лесу бродит леший и бередит лесных зверушек души.
Пароходик Снег пошел, снег белее печали, снег готов быть и ныне и присно. Пароходик стоит у причала, на прохожих глядит одичало и в огне фонаря серебрится. И под снегом какой-нибудь Пушкин (правда, памятник - не настоящий) На прохожих глядит одичало как седой пароход у причала и поэтому выглядит старше. Снег пошел и в крещенской купели, там, где девушки днем окунались, - словно лебеди прилетели, лебединые песни пропели и как девушки искупались... В общем - снег. И в окне незнакомом ходит кто-то в дурмане печали, Ощущая себя вне закона в чьей-то памяти, в городе сонном, каждый раз начиная сначала Повторять, что зима не навеки, что она прекратится весною, Что нельзя полюбить человека, человека преклонного века, да еще и с женою... Пасхальные каникулы 2 С ятями и ерами напрасными, Колокольным звоном и жарой К нам сегодня постучалась пасха, Попросившись на ночной постой.
Завтра все начнется опрометчиво С крашенок, разбитых второпях, А сегодня боль страстного вечера В детских душах порождает страх…
Завтра все проснется, разговеется, Позабудется и вспомнится опять.. Оберег в руке – пустяк, безделица: Незачем о нем и вспоминать.
Надо только пожелать, уверовать В то, что праздник все-таки придет… С благовестом, ятями и ерами, С отчужденьем от мирских забот
Будут вновь пасхальные каникулы с самого утра, часов с шести Куличами пахнуть, плакать скрипками И беседы томные вести…
Мы с тобой почувствуем христосуясь, Что беспечной теплотою губ Мы еще в плену минувшей осени, В рабстве у сомнений и причуд…
Есть еще надежда на спасение На звонок вечерний – к девяти Пасха, светлый праздник воскресения, Жизнь прожить – как поле перейти. Донецк Донецк, Мой город, мое пространство, моя ойкумена, мой утренний дождь и кофе, ее кокетство – Это театра огромная полная страсти сцена, Утопающая в розах моего Донецка.
Клевета о моем пространстве, моей планиде Умрет: клевещущим нужно почаще теперь мыть руки - Мой город отпоет ее, и на этой панихиде Граждане и горожане возьмут пришлецов на поруки…
А я похожу по городу, подышу сиренью, Расскажу незнакомой красотке множество сказок, В футбольном экстазе сольюсь с молодым поколеньем, И это, конечно же, будет еще тем экстазом.
А я по Набережной пройдусь небрежной походкой, Вспомню, как в детстве считал эту реку рекою… Мы с красивой девочкой по этой реке катались на лодке… И где эта девочка – чьей она стала женою?
В моем пространстве нет подлецов и героев. Я прощаю всем подлости и геройства. Самое главное – В этом городе я повстречался с тобою, И это абсолютно не вызывает у меня беспокойства..
Наступает вечер в огнях рекламы. Так будет и завтра, так же было и в детстве… Мне кажется, с неба на меня смотрят папа и мама – Царствие им небесное.
Из моего окна виден пустырь живописный – Блаженное пространство задумчивых собаководов. В моих книгах хранится огромное количество истин, Но я считаю истинной только такую погоду,
Когда дождь моросит на бульваре и кофе у Лизы Полон величия оттого, что он назван «Галапагосом»… Прости мне, Господи, возраста моего кризис, В принципе, это не кризис, а так – неврозы...
Город засыпает в огнях высотных зданий, Ровные улицы застывают в его сновиденьях… Я тоже усну – стремительно, монументально, До свиданья, до следующего воскресенья… Сон Я сплю. Мне снится снегопад, Мой город в дымке предрассветной, Прогорклый привкус сигареты - Как будто десять лет назад
Когда на улице мело И снежный вихрь сбивал прохожих, А я был дик и неухожен, И мне чертовски не везло
И мне казалось: ничего Не будет завтра, послезавтра – Один лишь снег и горечь «Ватры» И пустошь дома моего.
И бился снег в оконный свет Как бабочки, и нет спасенья От ощущенья пораженья, Когда не мил весь белый свет.
Но, слава Богу, это сон. Я сплю, а поезд мчится, мчится. Тот снегопад не повторится, Но будет новый сотворен.
И он найдет свой темный лес, Свой город, своего вассала, И зазвучит клавичембало С неуспокоенных небес… Воспоминания Я помню рук прикосновенья, Фонарный отсвет за окном, И снега белое круженье Над позабытым городком,
И полудетские тревоги О том, что сбудется потом… Непроходимые дороги На Бессарабке – за углом
И очень хочется по снегу Пройтись по улицам пустым. И ты – как альфа и омега, Как для татарина калым
В глазах останутся осколки Разбитых троллями зеркал… И новогодние иголки… И не об этом я мечтал…
Я был и не был в этом мире, В сплетенье рук, в смешной игре, В забытой навсегда квартире, В любви – как будто на игле
Когда так хочется устало, Забыв надежду, веру, стыд, Начать все заново, сначала И, помолчав, заговорить
О том, что корабли способны Достичь далеких берегов, И что зима так бесподобна, И что так не хватает слов…
А снег идет и в алкогольном Прозрачном воздухе слова Непостижимы – ранят больно, И болью мучит голова..
И все останется на годы В каких-то медленных делах… Я снова мученик погоды, Я преодолеваю страх.
Как в детстве – сказано немного и только терпкий привкус губ, И снег, и лунная дорога, И мрачный дым фабричных труб… Дождь У дома твоего бушует дождь И в водосточных трубах сущий ад, А ты не спишь и все-таки живешь Который день, который год подряд.
В извилинах судьбы царит покой, И воздух – электричеством насыщен… Мы очень скоро встретимся с тобой И все, что недосказано, услышим.
Останется вздохнуть и сделать шаг, Руки коснуться – как на карусели – Закрыть глаза, и пересилить страх, И стать дождем в мучительном апреле.
Пройтись грозой по паркам и садам И говорить бессмысленные речи, Разрушить храм или построить храм И душу исцелить и искалечить.
Ах, как легко нас можно обмануть: Лишь пара слов – и головокруженье, И мы готовы повернуть свой путь В иное лето, к новым искушеньям.
А виноватым будет только дождь, Сшивающий мгновенья нашей встречи. Он прекратится – ты опять уйдешь. Зашторенные окна, теплый вечер *** Есть поезд, есть купе, есть проводница. Наследница бездушного Харона Разносит чай, а поезд суетится И норовит предать свои перроны.
Есть телефон, звенящий безутешно, Захлебываясь, весь в слезах и муках. В нем голоса полузабытых женщин, В нем суета полуправдивых слухов.
А за окном Полтава или Харьков. Там незнакомых окон свет и темень, Там полумрак забытых полустанков – Не мной забытых, позабытых всеми.
А люди в окнах проживают, спорят, Пьют водку, чай, друг друга нежно любят, Но поезд едет в череде историй, Даст Бог, он довезет, он не забудет.
Я так устал, и тяжелеют веки… Я вижу все, я слышу все, страдаю. Мне тяжело быть грустным человеком В последний день мучительного мая.
А поезд едет к пункту назначенья, Где свет, где есть неведомое что-то… Ночь отойдет, наступит воскресенье, Но это явно не моя забота…. Я в поезде… Я в поезде - скучаю, полусплю, перебираю наших встреч минуты И понимаю, как же я люблю, Так любят лопари и алеуты.
И алеутской нежности полны, За окнами мелькают полустанки. Попутчики объелись белены И погрузились в сумасбродство пьянки
Они не знают истины в вине И правды в победившем алкоголе. Я им не друг, но непривычно мне Быть пьяным не абсентом, а тобою.
Беспрекословен мой алкоголизм, Он начинается с бордо воспоминаний, Затем немного терпкого шабли Минутных встреч и долгих расставаний.
Затем коньяк мучительных разлук, Недель без разговоров телефонных И болтовня попутчика под стук Колес и бессердечность перегонов.
А ты живешь в забытом городке На краешке туманной ойкумены, Там рыба водится в таинственной реке, И кони скачут в поле суверенном.
И беспощадный огнегривый лев, Оберегает город от напастей, И синий буйвол входит гордо в хлев, И золотой орел исполнен страсти.
Все это сказки, россказни, стихи... Ты засыпаешь и сопишь как ежик. Ты эту книгу сказок сбереги - Потом все в сочинении изложишь.
Ты засыпаешь, за окном мороз. В глазах картинки будущего лета. Я по тебе скучаю как барбос, Но никому не говори об этом. ЭКСПРОМТЫ *** Стучится поезд в полое пространство души твоей, но доступ не получен… Ты полюбил свое непостоянство, Мой верный и неопытный попутчик Ты что-то пьешь из фляги пожелтевшей И что-то куришь - горькое, без фильтра.. Ты позабыл всех безутешных женщин, Которым о тебе и вспомнить стыдно.
Море Накрученный вчера километраж Не станет провокатором печальки… Тебя с утра встречает крымский пляж И чайки… И голых тел мучительный загар И море в ожерелье теплой гальки… И кажется, что ты совсем не стар… И чайки… Утро Тяжелое похмелье, город в ранах Вчерашнего разгула бессердечных Приезжих… В этих вымученных странах есть очень много безутешных женщин. Гостиница как вымерла под утро Ни горничных, ни Пушкиных с Толстыми… На пыльной полке томик Кама-сутры Прочитанной приезжими другими. Почти по Шекспиру… Для тебя, Дездемона, открыт тот заветный отдел, Где платки продают в ожидании новой измены… Всюду бродит твой мавр, он немного уже пожалел, Что злодейка-судьба посулила ему перемены
Для тебя, Дездемона, разложены вещи и снедь, Для тебя продавцы раскрывают стеклянные двери… Будет Кассио рядом, и стоит тебе захотеть, Он управу найдет на ревнивца и душу согреет
Но уже закрываются лавки, некупленный сыр Очерствеет до завтра, как души у нас очерствели.. Ты устала: работа, за окнами ветреный мир. И тележка скрипуча, и ждет тебя дома Отелло. Зима Земля холодная слегка заметена Почти что незаметною порошей… Предвидится чума… Предвидится война… И ветреная кровь пульсирует под кожей.
Три всадника в ночи – и в топоте копыт Зима бесснежная над городом летит, И холод обдает измученные души, И голос твой сипит, и голос твой простужен…
Что понапрасну крик мучительный рождать – Все будет так, как предвещают книги, Зимой весна и лето будут долго умирать, Танцуя в фонарях бессмысленную джигу…
И так же жизнь пройдет – бесснежною зимой, Бездарною тоской о прожитых мгновеньях. И только стук копыт, услышанный тобой, Надеждой озарит сердцебиенье. Осень Дождь начинается исподволь, Вечер угрюм и несносен… Поговорите об истинах, Ваше величество, осень…
Поговорите о вечере, Как об искусстве и книгах… Наши бездарные встречи Не обещают интриги.
Не обещают спасения Странные расставания: - Завтра опять воскресение… - Да, как всегда… До свидания…
Дождь задрожит сигареткою, Выброшенной, недокуренной… Этой тоской безответною Небо осеннее хмурится…
Только смеется обыденно Город мой многоголосный… Мы здесь непрошены, видимо, Ваше величество, осень… *** Погашен свет, туман, и в комнате закрытой, Где вдоволь, как всегда, закуски и вина, Друзьями и страной измученной забыты Живут два персонажа – он, она…
Он:Скажите мне, что значит слово «чувства»? И что я должен Вам поведать, чуть дыша? В моих словах должна быть хоть капелька искусства? Или достаточно того, что в них живет душа?
Она: Давайте не грустить, и заживем на славу, Напрасные слова не будем повторять… Ведь все же хорошо – и времена, и нравы, И есть у нас вино, о чем еще желать?
И он нальет вина, и он предложит сливы, Забыв о том, что вновь безумствует война… Они сейчас вдвоем, они юны, красивы… А на висках моих белеет седина… ПЕРЕВОДЫ Поль Верлен "Хандра" В сердце дождь целый день И на улицах – дождь: Беспричинную грусть В моем сердце найдешь.
Дождик сладко стучит, Словно кровь у виска. В моем сердце звучит Этой песни тоска.
В сердце дождь без причин – Как же он надоел. Вероломством чужим Я совсем не болел.
Просто сердце болит От незнанья – как быть: Нет любви, нет беды – Только струи воды…. Вольный перевод из Жака Превера Je suis allé au marché aux oiseaux... (J. Prevert)
Мы расстались с тобой, и потом Я на птичий рынок пошел Птиц купил – голубых, как сон. Думал: «Пусть будет ей хорошо».
Но на рынке цветов за углом Возле старой заброшенной мельницы Я купил тебе васильков И подумал: «Куда она денется!»
Стал коварным мой дерзкий план (моя родина – дикие степи) – Для тебя я выковал сам Безупречные, крепкие цепи.
Правда, знаю – напрасен мой труд: Все прошло, даже нет следов – Никогда тебя не найдут На рынке рабов…
Популярное: Как выбрать специалиста по управлению гостиницей: Понятно, что управление гостиницей невозможно без специальных знаний. Соответственно, важна квалификация... Организация как механизм и форма жизни коллектива: Организация не сможет достичь поставленных целей без соответствующей внутренней... ©2015-2020 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (326)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |