Мегаобучалка Главная | О нас | Обратная связь


СТАРАЯ ПИРАТСКАЯ ПЕСНЯ 14 страница



2015-11-27 446 Обсуждений (0)
СТАРАЯ ПИРАТСКАЯ ПЕСНЯ 14 страница 0.00 из 5.00 0 оценок




— Она, видимо, здесь вроде хозяйки, — пояснил Френсис. — Вот так же в деревнях на Самоа: девушки должны встречать и развлекать всех путешественников и приезжих, какого бы высокого ранга они ни были, и чуть ли не возглавлять все официальные торжества и церемонии. Их выбирает вождь племени за красоту, добродетель и ум. Эта девочка напоминает мне их, только она еще совсем ребенок.

Девочка подошла поближе к Леонсии, и, хотя была явно очарована красотой незнакомки, в ее поведении не было и намека на подобострастие или приниженность.

— Скажи, — заговорила она на своеобразном местном староиспанском диалекте, — этот человек в самом деле капитан да Васко, который вернулся к нам из своего дома на Солнце?

Торрес, самодовольно ухмыльнувшись, поклонился и гордо объявил:

— Да, я из рода да Васко.

— Не из рода да Васко, а сам да Васко! — по-английски подсказала ему Леонсия.

— Это верный козырь, ходите с него! — посоветовал ему Френсис тоже по-английски. — Благодаря ему, может, всем нам удастся выбраться из этой дыры. Я что-то не слишком влюблен в жреца, а он, видно, бог и царь у этих Затерянных Душ.

— Да, я вернулся на землю с Солнца, — сказал Торрес девочке, послушно вступая в роль.

Девочка подарила его долгим пристальным взглядом; чувствовалось, что она обдумывает, взвешивает и оценивает его слова. Потом она почтительно, с полным равнодушием, поклонилась ему, мельком взглянула на Френсиса и так и просияла улыбкой, повернувшись к Леонсии.

— Я не знала, что бог создает таких красивых женщин, как ты, — сказала девочка своим нежным голоском и пошла к выходу. Уже у двери она остановилась и добавила: — Та, Что Грезит, — тоже красивая, но она на тебя совсем не похожа.

Не успела девочка выйти, как появился жрец Солнца, его сопровождали несколько юношей, — по-видимому, для того, чтобы убрать посуду и остатки пищи. Двое или трое из них нагнулись за посудой, а остальные по сигналу жреца набросились на чужеземцев, крепко связали им руки за спиной и повели к алтарю бога Солнца, где собралось все племя. Здесь взорам пленников предстал тигель на треножнике, под которым был разведен яркий огонь, а рядом — три только что врытых в землю столба, к которым их и поспешили привязать, в то время как множество усердных рук набросало вокруг столько хворосту, что кучи его доходили им до самых колен.

— Да встряхнитесь вы, наконец, и держитесь высокомерно, как настоящий испанец! — поучал и одновременно оскорблял Торреса Френсис, — Ведь вы же да Васко! Сотни лет назад вы были на земле, в этой самой долине, вместе с предками вот этих выродков.

— Вы должны умереть, — сказал жрец Солнца, обращаясь к ним, и Затерянные Души дружно закивали. — Вот уже четыреста лет, как мы живем в этой долине, и мы всегда убивали всех, кто заходил к нам. Вас мы не убили, и вспомните, как разгневался бог Солнца: огонь на нашем алтаре потух. — Тут Затерянные Души завыли, застонали и опять начали бить себя кулаками в грудь. — Поэтому, чтобы умилостивить бога Солнца, вы умрете сейчас.

— Поостерегитесь! — крикнул Торрес, которому Френсис и Леонсия подсказывали шепотом, что говорить дальше. — Я да Васко. Я спустился к вам с Солнца. — Руки у него были связаны, и он головой кивнул на каменный бюст. — Я вот этот самый да Васко. Я привел сюда ваших предков четыреста лет назад и повелел вам оставаться здесь до моего возвращения.

Жрец Солнца заколебался.

— Ну, жрец, говори! Отвечай же божественному да Васко! — резко выкрикнул Френсис.

— Откуда я знаю, что он божественный? — быстро возразил жрец. — Ведь я сам похож: на него, но разве я — божественный? Разве я да Васко? Или он — да Васко? А быть может, да Васко все еще на Солнце? Про себя я точно знаю, что меня родила женщина, — это было три раза по двадцать и еще восемнадцать лет тому назад, — и что я не да Васко.

— Разве так отвечают великому да Васко! — с угрозой в голосе сказал Френсис и униженно поклонился Торресу, а сам тем временем сквозь зубы зашипел по-английски: — Да будьте же высокомернее, чтоб вас черти съели! Высокомернее!

Жрец помедлил и обратился к Торресу:

— Я верный жрец Солнца. И я не могу легко и просто изменить свои верования. Если ты божественный да Васко, то ответь мне на один вопрос.

Торрес кивнул с неподражаемым высокомерием.

— Ты любишь золото?

— Люблю ли я золото? — усмехнулся Торрес. — Я великий капитан солнца, а Солнце ведь само золото. Золото? Да оно для меня — все равно что грязь под ногами или вот этот камень, из которого состоят ваши могучие горы.

— Браво! — одобрительно шепнула Леонсия.

— Тогда, о божественный да Васко, — смиренно сказал жрец Солнца, не сумев, однако, скрыть торжества в голосе, — ты достоин подвергнуться древнему, издавна принятому у нас испытанию. Если, отведав золотого напитка, ты по-прежнему сможешь сказать, что ты да Васко, — я и все мы падем ниц перед тобой и будем поклоняться тебе. К нам в долину не раз проникали чужеземцы. И всегда их томила жажда золота. Мы удовлетворяли их жажду, но после этого они избавлялись от нее навсегда — ибо были мертвы.

Он говорил, а Затерянные Души внимательно смотрели на него; и не менее внимательно, но только уже с опаской, смотрели на него чужеземцы. Жрец сунул руку в большой кожаный мешок и стал вытаскивать оттуда пригоршнями золотые самородки, которые он бросал затем в раскаленный тигель на треножнике. Френсис, Леонсия и Торрес стояли так близко, что им хорошо было видно, как плавится золото, превращаясь в жидкость, вернее — в то самое питье, которым жрец грозился напоить Торреса.

В это время, пользуясь своим особым положением в племени, к старику смело подошла девочка и сказала так, чтобы всем было слышно:

— Это же да Васко! Капитан да Васко, божественный капитан да Васко, который давно-давно привел сюда наших предков!

Жрец сердито взглянул на нее, как бы повелевая ей молчать, но девочка повторила свои слова, убедительными жестами показывая то на каменный бюст, то на Торреса, то снова на бюст. И жрец, почувствовав, что победа ускользает от него, мысленно проклял пагубную любовь, которая связала его с матерью этой девочки и сделала его ее отцом.

— Да замолчи ты! — сурово приказал он. — В этом ты ничего не понимаешь. Если он капитан да Васко, то, как существо божественное, выпьет золотой напиток и останется невредим.

Он вылил расплавленное золото в грубый глиняный ковш, нагретый в котелке с углями у подножия алтаря. По его знаку несколько юношей сложили на землю свои копья и направились к Леонсии с явным намерением насильно разжать ей зубы.

— Стой, жрец! — громовым голосом закричал Френсис. — Она же не божественна, как да Васко! Сначала испробуй твое золотое питье на да Васко.

Услышав эти слова, Торрес метнул на Френсиса взгляд, исполненный нескрываемой ярости.

— Держитесь со всем высокомерием и надменностью, — поучал его Френсис. — Отказывайтесь пить. Покажите им надпись внутри вашего шлема.

— Я не буду пить! — в панике крикнул Торрес, когда жрец повернулся к нему.

— Нет, будешь! И докажешь этим, что ты действительно да Васко, божественный капитан, спустившийся с Солнца. Тогда мы падем ниц и будем поклоняться тебе.

Торрес умоляюще взглянул на Френсиса, что не преминули заметить узенькие глазки жреца.

— Похоже, что вам придется выпить это, — сухо сказал Френсис. — Что делать! Осушите ковш ради дамы и умрите — как герой.

Неожиданно резким движением Торрес высвободил руку из оплетавших ее пут, сорвал с головы шлем и протянул жрецу так, чтобы тот мог прочесть надпись внутри.

— Смотри, что тут написано! — крикнул он.

Жрец был так поражен, увидев надпись «да Васко», что ковш выпал из его рук. Жидкое золото, разлившись по земле, воспламенило валявшийся вокруг хворост, а один из копьеносцев, которому несколько капель металла попало на ногу, взвыл от боли и поскакал прочь на здоровой ноге. Однако к жрецу Солнца быстро вернулось самообладание: схватив котелок с углями, он хотел было поджечь хворост, наваленный вокруг трех жертв. Но тут снова вмешалась девочка:

— Бог Солнца не хотел, чтобы великий капитан выпил из твоего ковша, — сказала она. — Бог Солнца заставил твою руку дрогнуть и расплескать питье.

По толпе Затерянных Душ пронесся ропот: тут, мол, все далеко не так просто! И жрец вынужден был отказаться от своего намерения. Однако он твердо решил уничтожить трех пришельцев, а потому, призвав на помощь всю свою изворотливость, сказал собравшимся:

— Будем ждать знамения свыше. Принесите масла. Пусть сам бог Солнца подаст нам знак. Принесите свечу.

Вылив банку масла на хворост, чтобы он быстрее воспламенился, старик укрепил среди него огарок свечи и сказал:

— Будем ждать знамения свыше столько времени, сколько будет гореть эта свеча. Правильно ли это, о народ мой?

И все Затерянные Души шепотом ответили:

— Правильно! Торрес умоляюще посмотрел на Френсиса, но тот сказал:

— Старый негодяй здорово постарался укоротить свечу. Она в лучшем случае прогорит пять минут, а может, мы уже через три минуты запылаем.

— Что же нам делать? — вне себя от ужаса спросил Торрес, тогда как Леонсия храбро посмотрела в глаза Френсису с печальной, полной любви улыбкой.

— Молитесь, чтобы пошел дождь, — ответил Френсис. — Хотя небо ясно, как стеклышко. А когда придет время, умирайте, как мужчина. Да не визжите слишком уж громко.

И взгляд его обратился к Леонсии и выразил обуревавшие его чувства: безграничную любовь к ней. Хотя их и отделяло друг от друга расстояние между столбами, к которым они были привязаны, они чувствовали, как между ними установилась особая, дотоле неведомая им близость, и их взоры были тем звеном, которое объединяло и связывало их.

Первой увидела знамение девочка, во все глаза глядевшая на небо. Торрес, следивший только за огарком, который уже почти догорел, услышав возглас девочки, посмотрел вверх. И в ту же минуту он услышал — как услышали все — ровное гудение, словно в небе летело гигантское насекомое.

— Аэроплан, — пробормотал Френсис. — Торрес, скажите им, что это и есть знамение божье.

Но этого и не потребовалось. Над головой у них, на высоте не более ста футов, кружил, спускаясь, первый аэроплан, который когда-либо видели Затерянные Души, а с него, точно благословение свыше, доносились знакомые слова:

Мы — спина к спине — у мачты,

Против тысячи вдвоем!

Описав полный круг, аэроплан поднялся футов на тысячу ввысь, от него отделился какой-то предмет, футов триста камнем пролетел вниз, а потом развернулся прямо над головами собравшихся огромным парашютом, под которым, точно паук на паутине, раскачивалась какая-то фигура. И когда парашют был уже совсем близко от земли, снова послышалась песня:

Мы — спина к спине — у мачты,

Против тысячи вдвоем!

Тут события стали нагромождаться друг на друга с поразительной быстротой. Огарок свечи распался на кусочки, и горящий фитиль упал в лужицу жидкого сала; лужица вспыхнула, а вместе с нею вспыхнул и пропитанный маслом хворост. Но Генри, приземлившийся в самой гуще Затерянных Душ, накрыв парашютом, точно одеялом, добрую половину собравшихся, в два прыжка очутился подле своих друзей и принялся ногой расшвыривать горящий хворост. Только на миг отвлекся он от этого занятия, когда жрец Солнца сделал попытку помешать ему. Хорошо рассчитанный удар в скулу уложил престарелого служителя бога на спину, а пока он приходил в чувство и с трудом поднимался на ноги. Генри уже успел разрезать веревки, связывавшие Леонсию, Френсиса и Торреса. Он протянул было руки, чтобы обнять Леонсию, но та оттолкнула его, воскликнув:

— Живо! Объяснять некогда! Падайте на колени перед Торресом и делайте вид, что вы его раб… и не говорите по-английски.

Генри ничего не понимал, но Леонсия подкрепила свои слова красноречивым взглядом, а тут еще он увидел, что и Френсис распростерся у ног их общего врага.

— Ну и ну! — пробормотал Генри, присоединяясь к Френсису. — Вот так штука. Это, пожалуй, будет похуже крысиного яда.

Леонсия последовала их примеру, а вслед за нею и все Затерянные Души распростерлись перед капитаном да Васко: ведь к нему на их глазах прилетел небесный вестник с Солнца! Все лежали на земле, кроме жреца: потрясенный случившимся, он еще раздумывал, следует ли ему тоже признать божественность чужеземца, но в эту минуту коварный черт из мелодрамы, обитавший в душе Торреса, попутал его переусердствовать в исполнении своей роли.

С высокомерием, о котором все время твердил ему Френсис, Торрес поднял правую ногу и поставил ее на шею Генри, больно придавив ему при этом ухо.

Генри буквально взвился в воздух.

— Да как вы смеете, Торрес! — завопил он, швыряя Торреса на землю, как незадолго перед этим швырнул на землю жреца.

— Ну, теперь все пропало, — безнадежно вздохнул Френсис, — Крышка всей нашей божественной комедии!

И действительно, жрец Солнца уже смекнул, в чем дело, и радостно махал руками, подзывая своих копьеносцев. Но Генри приставил пистолет-автомат к животу старого жреца, и тот вдруг вспомнил легенды о смертоносных снарядах, начиненных таинственным веществом, именуемым «порох», примирительно улыбнулся и жестом приказал копьеносцам отступить.

— Это свыше моего понимания и разумения, — заявил он, обращаясь к своему племени и то и дело поглядывая на дуло пистолета Генри. — Я вынужден прибегнуть к последнему средству: пошлем гонца, чтобы он разбудил Ту, Что Грезит. Пусть он ей скажет, что чужеземцы, прибывшие с неба, а может, даже и с Солнца, спустились к нам в долину и что только мудрость ее грез способна прояснить для нас то, чего даже я не могу понять.

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

 

Копьеносцы окружили группу, состоящую из Леонсии, двух Морганов и Торреса, и повели их через весело зеленевшие, отлично, хотя и примитивно обработанные поля, через быстрые ручьи и небольшие рощицы, через пастбища, на которых росла трава, доходившая им до колен, и где паслись низкорослые коровы, не крупнее телят.

— Это, несомненно, настоящие дойные коровы, — сказал Генри. — А какие красивые! Но видели вы когда-нибудь таких карликов? Сильный мужчина мог бы без труда взвалить на плечи самую крупную и унести.

— Думаю, что ты ошибаешься, — возразил Френсис. — Посмотри-ка вон на ту черную. Бьюсь об заклад, что она весит никак не меньше трехсот фунтов.

— Сколько ставишь? — спросил Генри.

— Называй сам цифру, — был ответ.

— Сто долларов твоих против ста моих, — заявил Генри, — что я могу взвалить ее на плечи и унести.

— По рукам.

Но кто из них был прав, так и осталось неизвестным, ибо, как только Генри сделал шаг в сторону, копьеносцы гримасами и жестами заставили его вернуться и идти вперед вместе со всеми.

Проходя у подножия мрачной скалы, они увидели наверху стадо коз.

— Домашние козы, — заметил Френсис. — Видите: при них мальчишки-пастухи.

— Недаром вы говорили, что рагу, которое вам подавали, было из козлятины, — сказал Генри. — Я всегда любил коз. Если эта самая Та, Что Грезит, или как там ее зовут, отменит решение жреца и оставит нас в живых и если нам придется жить с Затерянными Душами до конца наших дней, я буду просить, чтобы меня сделали главным пастухом при козах этого королевства. Тогда я построю вам, Леонсия, премиленький коттедж, и вы станете придворной поставщицей сыров.

Но ему не пришлось развивать дальше свой фантастический план, ибо в эту минуту они вышли на берег озера такой неописуемой красоты, что Френсис даже присвистнул, Леонсия захлопала в ладоши, а Торрес пробормотал что-то одобрительное. Озеро это простиралось на целую милю в длину и больше чем на полмили в ширину и представляло собой безукоризненной формы овал. Только один-единственный дом вклинивался в обрамление из деревьев, бамбуковых зарослей и кустарников, кольцом окружавших озеро и не прерывавшихся даже у подножия утеса, где особенно пышно разросся бамбук. В гладкой поверхности озера так четко отражались окружающие горы, что глаз с трудом мог определить, где кончается действительность и где начинается отражение.

Леонсия недолго восхищалась зеркальной гладью; через несколько минут она вдруг разочарованно заметила, что вода в озере отнюдь не кристальной чистоты.

— Какая жалость, оно такое грязное!

— Это потому, что в долине плодородная почва, — пояснил ей Генри. — Слой чернозема здесь достигает нескольких сот футов.

— Вся эта долина когда-то, вероятно, была дном озера, — вмешался в разговор Френсис. — Взгляните на скалу — по ней видно, где была раньше вода. Интересно, отчего оно так обмелело?

— Скорей всего от землетрясения: для воды открылся какой-нибудь выход под почву, и озеро обмелело до своего нынешнего уровня; оно и сейчас продолжает мелеть. Этот шоколадный цвет указывает на то, что в него все время вливаются новые потоки воды и чернозем, которым она насыщена, не успевает осесть. Несомненно, это озеро — своеобразный резервуар, куда стекает влага со всех окрестных мест.

— Ну вот наконец-то и дом! — сказала Леонсия пятью минутами позже, когда, завернув за выступ скалы, они увидели низенькое, типа бунгало, строение, прилепившееся к утесу над самым озером.

Сваями дому служили массивные стволы деревьев, но стены его были из бамбука, а крыша из соломы. Дом этот стоял так уединенно, что попасть в него можно было, либо подплыв в лодке, либо пройдя по мостику футов двадцати длиной и такому узенькому, что два человека не могли бы на нем разойтись. На каждом конце мостика стояло по два юноши-часовых. Повинуясь жесту жреца Солнца, шедшего впереди, юноши-часовые отступили в сторону и пропустили всю группу; при этом оба Моргана не преминули заметить, что копьеносцы, сопровождавшие их от самого Большого дома, остались по ту сторону мостика.

Перейдя через мостик, они вошли в похожий на бунгало дом и очутились в большой комнате, обставленной лучше, чем можно было ожидать в Долине Затерянных Душ, хоть и очень примитивно. Травяные циновки на полу были красивого и тонкого плетения, а бамбуковые шторы, прикрывавшие прорези окон, были сделаны даже мастерски. В дальнем конце комнаты у стены возвышалась огромная золотая эмблема восходящего солнца — точно такая же, какая висела над алтарем возле Большого дома. Но в этом странном месте особенно поразили пленников два живых существа, которые даже не шевельнулись при их появлении. Под солнечным диском, на небольшом возвышении, стояло ложе со множеством подушек — полудиван, полутрон. А на этом ложе, среди подушек, спала женщина в хитоне из какой-то мягкой мерцающей ткани, какой никто из них никогда не видел. Грудь ее тихо вздымалась и тихо опускалась. Она, безусловно, не принадлежала к племени Затерянных Душ, этой вырождающейся помеси караибов с испанцами. На голове у нее была тиара из чеканного золота с драгоценными камнями такой величины, что она казалась короной.

Перед женщиной на полу стояли два золотых треножника; под одним тлел огонь, а на другом, значительно большем, стоял огромный золотой котел. Между треножниками, не мигая и не шевелясь, точно сфинкс, лежала, распластав лапы, огромная собака, белая, как снег, похожая на русского волкодава. Увидев вошедших, собака уставилась на них.

— Да эта женщина — настоящая леди, она похожа на королеву; и грезы у нее, конечно, тоже королевские, — шепнул Генри и тотчас был вознагражден за это гневным взглядом жреца.

Леонсия глядела, затаив дыхание, а Торрес вздрогнул, перекрестился и сказал:

— Вот уж никогда не слыхал, что в Долине Затерянных Душ есть такое чудо. Эта женщина — самая настоящая испанка. Больше того: в ней течет благородная кастильская кровь. И глаза у нее должны быть синие — это так же верно, как то, что я стою здесь. Но какая она бледная! — Он снова вздрогнул. — У нее какой-то неестественный сон. Похоже, что ее опоили чем-то и опаивают уже давно.

— Совершенно верно! — взволнованным шепотом перебил его Френсис. — Та, Что Грезит погружена в наркотический сон. Они, должно быть, держат ее все время на наркотиках. Она у них, видно, что-то вроде верховной жрицы или верховного оракула… Да не волнуйся ты, старина, — обратился он по-испански к жрецу. — Ну что страшного, если мы ее разбудим? Ведь нас привели сюда, чтобы познакомить с ней, — и, я надеюсь, не со спящей!

Красавица пошевелилась, словно этот шепот потревожил ее сон; и впервые за все время шевельнулась и собака: она повернула к хозяйке голову, и рука спящей ласковым жестом опустилась на ее шею. Жрец еще повелительнее загримасничал и замахал руками, требуя тишины. Все застыли в молчании, наблюдая пробуждение прорицательницы.

Она медленно приподнялась на ложе и снова ласково погладила осчастливленного волкодава, который залился радостным лаем, обнажив свои страшные клыки. Зрелище это внушало благоговейный трепет; но еще больший трепет ощутили пленники, когда женщина посмотрела прямо на них. Никогда до сих пор не видели они таких глаз — в них словно отражалось сияние всех подзвездных и надзвездных миров. Леонсия невольно подняла руку, точно хотела перекреститься, а Торрес, потрясенный этим взглядом, не только перекрестился, но и стал дрожащими губами шептать свою излюбленную молитву деве Марии. Даже Френсис и Генри смотрели на нее как завороженные, не в силах оторвать взгляда от бездонной синевы этих глаз, казавшихся совсем темными под сенью длинных черных ресниц.

— Синеглазая брюнетка! — прошептал все-таки Френсис.

Какие глаза! Скорее круглые, чем продолговатые. Но и не совсем круглые. Квадратные? Нет, все-таки, вернее, круглые. Глаза такой формы, как если бы художник, не отрывая от бумаги перо, начертил несколько квадратов и все углы их заключил в один круг. Длинные ресницы затеняли глаза женщины, отчего они казались совсем бездонными. В глазах этих не появилось ни удивления, ни испуга при виде незнакомцев, а только мечтательное безразличие. Впрочем, несмотря на томный взгляд, до сознания красавицы явно доходило все, что она видела. Внезапно, к вящему изумлению пришельцев, в ее глазах отразилась целая гамма земных чувств. Где-то в глубине, все нарастая, задрожала затаенная боль. Сострадание вдруг заволокло их влажной пеленой, как заволакивает голубую морскую даль весенний дождь или утренний туман — горы. Боль, все та же боль таилась в их дремотной безмятежности. Огонь безграничного мужества, казалось, вот-вот вспыхнет в этих глазах электрической искрой воли, действия. Но сонное оцепенение тут же готово было опуститься, точно мягкий узорный полог, и отгородить спящую от всех переживаний и чувств. Однако все это отходило на задний план перед мудростью веков, которой веяло от всего облика незнакомки. Это впечатление особенно усиливалось при взгляде на ее впалые щеки, свидетельствовавшие об аскетическом образе жизни. На щеках этих горел яркий — не то чахоточный, не то косметический — румянец.

Когда женщина поднялась со своего ложа, она оказалась тонкой и хрупкой, как фея. Она была узка в кости и худощава, но не производила впечатления тощей. Если бы у Генри и Френсиса спросили мнение о ней, они, пожалуй, сказали бы, что она самая соблазнительная из всех худощавых женщин на свете.

Старый жрец Солнца распростер свое дряхлое тело на полу, уткнувши морщинистый лоб в травяную циновку. Остальные продолжали стоять, хотя у Торреса и подгибались колени, — и он, несомненно, последовал бы примеру жреца, если бы заметил со стороны своих спутников хоть малейшую к этому готовность. Вообще говоря, колени у него подогнулись, но, взглянув на стоявших очень прямо Леонсию и Морганов, он заставил себя выпрямиться.

Сначала Та, Что Грезит глядела только на Леонсию; внимательно осмотрев девушку, она повелительным кивком приказала ей подойти. Слишком повелителен был этот кивок, по мнению Леонсии, для такого воздушного и прекрасного создания, и она сразу почувствовала неприязнь к красавице. Поэтому она не сдвинулась с места, пока жрец Солнца свистящим шепотом не приказал ей повиноваться. Тогда Леонсия направилась к красавице, не обращая внимания на огромного лохматого пса; она прошла между треножниками мимо собаки и остановилась лишь по вторичному знаку, столь же повелительному, как и первый. Целую минуту обе женщины в упор смотрели друг на друга, и тут, с невольным чувством торжества, Леонсия увидела, как та, другая, опустила глаза. Но радость ее была преждевременной: Та, Что Грезит просто с высокомерным любопытством разглядывала ее платье. Она даже протянула свою тонкую бледную руку и чисто по-женски пощупала ткань.

— Жрец! — резким тоном сказала она. — Сегодня у нас третий день Солнца в Доме Манго. Я давно уже предсказывала тебе, что произойдет в этот день. Напомни, что именно.

Угодливо извиваясь перед ней, жрец Солнца прогнусавил:

— Что в этот день произойдут необычайные события. Так и случилось, о королева!

Но королева уже забыла, о чем его спрашивала. Продолжая поглаживать ткань, из которой было сделано платье Леонсии, она внимательно разглядывала его.

— Ты очень счастливая, — сказала королева, жестом показывая Леонсии, что она может вернуться к своим. — Тебя любят мужчины. Мне еще не все ясно, но я чувствую, что тебя слишком любят мужчины.

Голос ее, мягкий и низкий, отличался какой-то удивительной чистотою звука и напевностью; он был как вечерний звон, призывающий верующих на молитву, а скорбящих духом — к вечному упокоению. Но Леонсии не дано было оценить этот чудесный голос. Она лишь чувствовала, как от гнева вспыхнули ее щеки и сильнее забилось сердце.

— Я видела тебя раньше — и не раз, — продолжала королева.

— Ничего подобного! — воскликнула Леонсия.

— Т-сс! — зашипел на нее жрец Солнца.

— Там, — сказала королева, указывая на большой золотой котел, — я тебя часто видела там.

— И тебя тоже, — произнесла она, обращаясь к Генри.

— И тебя, — сказала она Френсису, но тут ее большие синие глаза еще больше расширились, и она впилась в Френсиса таким долгим взглядом, что Леонсия почувствовала, как сердце ее, точно кинжалом, пронзила ревность, какую только женщина может внушить другой женщине.

Глаза королевы сверкнули, когда она перевела взгляд с Френсиса на Торреса.

— А ты кто, чужеземец? Ты так странно одет: на голове у тебя шлем рыцаря, а на ногах сандалии раба!

— Я да Васко, — храбро ответил тот.

— Это очень древнее имя, — улыбнулась она.

— Так я и есть древний да Васко, — сказал он и без зова подошел к ней; она усмехнулась при виде его дерзости, но не остановила его. — Этот шлем был на моей голове четыреста лет назад, когда я привел предков Затерянных Душ в эту долину.

Королева недоверчиво улыбнулась и тихо спросила:

— Значит, ты родился четыреста лет назад?

— И да — и нет. Я никогда не был рожден. Я да Васко. Я существовал вечно. Мой дом — Солнце.

Изящно очерченные брови королевы недоуменно приподнялись, но она промолчала. Своими тонкими, почти прозрачными пальцами она взяла из золотого резного ящичка, стоявшего подле нее на ложе, щепотку какого-то порошка и небрежно бросила в большой котел на треножнике, при этом ее тонкие красивые губы искривились в слегка насмешливой улыбке. Из котла поднялся столб дыма, который тотчас растворился и исчез.

— Гляди! — приказала она.

И Торрес подошел к котлу и заглянул в него. Что он там увидел, его спутники так никогда и не узнали. Но королева также склонилась над котлом и, заглядывая в него со своего возвышения, увидела то, что увидел и он, и на лице ее появилась презрительно-сострадательная усмешка. А увидел Торрес спальню на втором этаже домика в Бокас-дель-Торо, доставшегося ему по наследству, и в ней колыбель с новорожденным. Жалостливое это зрелище раскрывало тайну его рождения — и жалостливей была улыбка на лице королевы. Яркое видение, вызванное волшебством перед глазами Торреса, открыло ему то, о чем он догадывался и что давно уже подозревал.

— Ты увидишь еще кое-что, — с мягкой усмешкой произнесла королева. — Я показала тебе начало твоей жизни. А теперь посмотри на ее конец.

Но Торрес, уже и без того потрясенный виденным, вздрогнул и отшатнулся от котла.

— Прости меня, красавица! — взмолился он. — И разреши мне уйти. Забудь то, что ты видела, как и я надеюсь это забыть.

— Там уже ничего нет, — сказала она, махнув рукой над котлом. — Но забыть я не могу. То, что я видела, навсегда остается в моей памяти. И тебя, о Человек, такого молодого годами и такого старого, судя по шлему, я тоже видела прежде в моем Зеркале Мира. Ты не раз возмущал меня своим поведением. Но не тем, что носишь этот шлем. — Она улыбнулась спокойной, мудрой улыбкой. — Всю жизнь, мне кажется, я видела перед собой пещеру мертвецов, где давно умершие рыцари стоят навытяжку, охраняя в веках тайны, чуждые их религии, чуждые их расе. И среди этих мертвецов, помнится мне, я и видела того, на ком был твой старинный шлем… Говорить дальше?

— Нет, нет! — взмолился Торрес.

Та, Что Грезит наклонила голову, давая этим понять Торресу, чтобы он отошел. Затем взгляд ее остановился на Френсисе, и она кивком подозвала его к себе. И тут же, видимо, спохватившись, что со своего возвышения она смотрит на него сверху вниз, смущенно ступила на пол и теперь, глядя на него уже снизу вверх, протянула ему руку. Френсис нерешительно пожал ее, не зная, что делать дальше. И, точно прочитав его мысли, она воскликнула:

— Сделай это! Мне никогда и никто до сих пор не целовал руки. Я никогда не видела, как это делают в жизни, а видела лишь в своих грезах да в картинах, которые мне показывало Зеркало Мира.

Френсис склонился и поцеловал ей руку. И так как она не проявляла ни малейшего желания отнять руку, он продолжал держать ее, ладонью чувствуя, как еле уловимо, но бесперебойно пульсирует кровь в розовых кончиках ее пальцев. Так они оба стояли, не говоря ни слова. Френсис был смущен, королева легонько вздыхала, а в сердце Леонсии бушевала чисто женская ревность. Вдруг Генри весело выпалил по-английски:



2015-11-27 446 Обсуждений (0)
СТАРАЯ ПИРАТСКАЯ ПЕСНЯ 14 страница 0.00 из 5.00 0 оценок









Обсуждение в статье: СТАРАЯ ПИРАТСКАЯ ПЕСНЯ 14 страница

Обсуждений еще не было, будьте первым... ↓↓↓

Отправить сообщение

Популярное:
Как выбрать специалиста по управлению гостиницей: Понятно, что управление гостиницей невозможно без специальных знаний. Соответственно, важна квалификация...
Модели организации как закрытой, открытой, частично открытой системы: Закрытая система имеет жесткие фиксированные границы, ее действия относительно независимы...
Почему двоичная система счисления так распространена?: Каждая цифра должна быть как-то представлена на физическом носителе...
Как распознать напряжение: Говоря о мышечном напряжении, мы в первую очередь имеем в виду мускулы, прикрепленные к костям ...



©2015-2020 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (446)

Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку...

Система поиска информации

Мобильная версия сайта

Удобная навигация

Нет шокирующей рекламы



(0.016 сек.)