Каменистые руки шоссе

Лекция №3

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ И СРЕДСТВА ЕГО СОЗДАНИЯ

 

План

1. Понятие о художественном образе
2. Деталь как средство конкретизации художественного образа
3. классификация словесных образов
4. Символ как высшая ступень образности
5. Средства усиления изобразительности

 

1.

Данный термин употребляется в 2 значениях: в узком и широком. В узком смысле образ – выражение, придающее речи красочность, конкретность:

Лес, точно терем расписной, лиловый, золотой, багряный

Весёлой, пёстрою стеной стоит над светлою поляной.

Здесь есть образ, т.е. выражение, благодаря которому наше представление о лесе становится более конкретным: осенний лес сравнивается с теремом.

В широком смысле образ – тип отражения жизни художником. В этом понимании образ охватывает не только язык, а целый ряд сторон литературного творчества. Понятие образа в широком смысле имеет в виду общие свойства литературы и искусства в целом.

Художественный образ ‑ это обобщённое, художественное отражение действительности, облечённое в форму конкретного, индивидуального явления, созданное при помощи вымысла. Изобразительной принято называть предельно конкретную речь, способную обозначать единичный предмет, способную вызывать представление.

Образ художественный имеет разные масштабы.

Самый малый его масштаб ‑ это «микрообраз» (словесный образ), мельчайшая единица художественной ткани произведения (тропы);

Более крупный масштаб макрообраза — это персонаж в романе, пьесе — сюжетный ход, композиционно-ритмическая структура произведения.

Ещё более крупный масштаб представляет собой образ произведения искусства в целом — описываемого события в повести, в фильме, в театральном спектакле, образ природы в пейзажной картине.

Наконец, иногда всё творчество художника можно рассматривать как единый мегаобраз мира и человека в мире.

Словесные образы могут сопутствовать и языку науки, например термины-метафоры (подошва горы, горный хребет, рукав реки и др.). Такие образы, обусловленные переносным употреблением слова, лишены индивидуальных эстетических черт, т. е. они нехудожественны по сути своей, в них лишь используется «чужое» значение, которое переносится на другой объект. В основе художественного образа также лежит перенос значения, однако этого бывает недостаточно, нужно еще что-то иное, что лежит за пределами как буквального значения слова, так и переносного.

Выражение «жгучий стыд» (как, кстати, и «холодный ужас») имеет буквальный смысл и происходит от реального ощущения теплоты (теплеют щеки, уши). Такая образность имеет реальное содержательное основание. Другое дело, образность в блоковских строчках: «Там лицо укрывали в разноцветную ложь», «У задумчивой двери хохотал арлекин», «У царицы синие загадки», где наблюдается парадоксальное смысловое соотношение слов-образов, передающее нечто утонченно-импрессионистское, внезапно запечатленное. Здесь смещение и наложение смыслов в словах не подкрепляются реальным их содержанием. Это соотношение целиком лежит в плане «иного» содержания.

Художник слова как бы переводит предметы чувственно являющегося мира во внутренние духовные образы, в которых и обнаруживается его истина, соответствующая его эстетическому идеалу. Причем чувственно являющийся мир для разных художников может повернуться разными своими сторонами. У одного более развиты слуховые образы, у другого – цветовые, у третьего – предметно-чувственное восприятие окажется гипертрофированным. Так создается свой мир образов. Использование именований бытовых деталей, предметов быта часто помогает Есенину в создании ясных конкретных образов:

О красном вечере задумалась дорога,

Кусты рябин туманней глубины.

Изба-старуха челюстью порога

Жует пахучий мякиш тишины.

Или:

Мир таинственный, мир мой древний,

Ты как ветер затих и присел.

Вот сдавили за шею деревню

Каменистые руки шоссе.

Итак, многообразный чувственно являющийся мир может послужить материалом для создания многообразного мироощущения, дающего возможность получить своеобразную картину мира, увиденную глазами этого художника и воссозданную этим художником. Разное видение рождает разную образную систему, увиденный образ мира воплощается в своеобразный образ стиля. Индивидуальная образность может проявиться через усиление чувства звука, цвета и т д.

 

2.

Образность может создаваться и далеко не óбразными средствами. Чаще всего этим отличаются авторы со сдержанной манерой письма, у которых важнейшую роль играет стилистика внешней детали.

Художественная деталь (фр. detail — часть, подробность) — особо значимый, выделенный элемент художественного образа, выразительная подробность в произведении, несущая значительную смысловую и идейно-эмоциональную нагрузку. Деталь способна с помощью небольшого текстового объема передать максимальное количество информации, с помощью детали одним или несколькими словами можно получить самое яркое представление о персонаже (его внешности или психологии), интерьере, обстановке. В отличие о подробности, которая действует всегда с другими подробностями, составляя полную и правдоподобную картину мира, деталь всегда самостоятельна.

А.П. Чехов в рассказе «По делам службы» использует как деталь упоминание о новых калошах и закусках на столе, чтобы показать всю нелепость произошедшего самоубийства: «На полу, у самых ножек стола, лежало неподвижно длинное тело, покрытое белым. При слабом свете лампочки, кроме белого покрывала, ясно были видны ещё новые резиновые калоши». И тут же сказано, что самоубийца «покончил с жизнью как-то странно, за самоваром, разложив на столе закуски». Деталь должна пройти жесткий отбор и должна быть помещена на передний план. Сам А. Чехов выступал за минимизацию подробностей, но за умелое использование небольшого количества деталей.

По композиционной роли детали можно разделить на два основных вида: детали повествовательные (указывающие на движение, изменение картины, обстановки, характера) и детали описательные (изображающие, рисующие картину, обстановку, характер в данный момент). Деталь может возникать в тексте одноразово, а может повторяться для усиления эффекта, в зависимости от замысла автора. Детали могут касаться внешних проявлений действительности: быта, пейзажа, интерьера. Выделяются также внутренние, психологические детали: деталь-штрих, деталь-жест, деталь-действие, характеризующие особенности поведения и внутреннего самочувствия героя, речевые, предметные и портретные детали.

Функции детали.

• Выделительная. С помощью детали писатель выделяет событие,

художественный образ, явление из ряда подобных "И мысль свою Беликов также старался запрятать в футляр. Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь..." (А. П. Чехов "Человек в футляре")

• Психологическая . Деталь является средством психологической

характеристики героя, помогает раскрыть внутренний мир персонажа: "...Видали вы когда-нибудь глаза, словно присыпанные пеплом, наполненные такой неизбывной смертной тоской, что в них трудно смотреть? Вот такие глаза были у моего случайного собеседника.." (М. А. Шолохов "Судьба человека"

• Фактографическая. Деталь характеризует данный факт

действительности "Школьная фотографияжива до сих пор. Она пожелтела, обломалась по углам. Но всех ребят я узнаю на ней. Много их полегло в войну. Всему миру известно прославленное имя сибиряк..." (В. П. Астафьев "Фотография, на которой меня нет")

• Натуралистическая. Деталь внешне точно, бесстрастно, объективно

изображает предмет или явление:"Когда шествие миновало место, где я стоял, я мельком увидал между рядов спину наказываемого. Это было что-то такое пестрое, мокрое, красное, неестественное, что я не поверил, чтобы это было тело человека..." (Л. Н. Толстой "После бала")

• Символическая. Деталь выступает в роли символа ‑ самостоятельного

многозначного художественного образа, который имеет эмоционально-иносказательный смысл, основанный на сходстве явлений жизни: "Мне часто вспоминается теперь и эта темная река, затененная скалистыми горами, и этот живой огонек. Много огней и раньше и после манили не одного меня своей близостью. Но жизнь течет все в тех же угрюмых берегах, а огни еще далеко. И опять приходится налегать на весла... Но все-таки... все-таки впереди - огни!.." (В. Г. Короленко "Огоньки")

• Импрессионистическая . Деталь, взятая писателем произвольно и ему

самому не всегда понятная, но внутренне совпадающая с его мыслью, отражающая его чувства, переживания, настроение :

Белый лебедь, лебедь чистый,

Сны твои всегда безмолвны,

Безмятежно-серебристый,

Ты скользишь, рождая волны,

Под тобою - глубь немая,

Без привета, без ответа,

Но скользишь ты, утопая,

В бездне воздуха и света.

(К. Д. Бальмонт "Белый лебедь")

 

3.

Возможна ли хотя бы условная классификация словесных образов, попытка чисто теоретически дифференцировать это сложное понятие – понятие образа? Такие попытки есть. Можно выявить три ступени восхождения: образ-индикатор (использование буквального, прямого значения слова); образ-троп (переносное значение); образ-символ (обобщенное значение на базе частных переносных).

На первой ступени образ рождается часто в результате «оживления внутренней формы слова» (выражение А.А. Потебни). Это образ-индикатор, проявитель смысла.

На второй ступени возникает переосмысление. Это система тропов, в основе которой лежит метафоризация.

И наконец, образы-символы, являющие собой образы, выходящие за пределы контекста, закрепленные обычно традицией употребления.

Например, у А. Чехова в повести «Дама с собачкой» определение «серый» используется каждый раз в буквальном смысле (серые глаза; серое платье; чернильница, серая от пыли; серый забор; серое суконное одеяло). Однако в общем контексте повести этот заурядный серый цвет приобретает особую значимость, значение серого цвета становится образным значением, переходящим в значение символическое – это образ будничности, неприметности, безысходности. Герои повести не могут выбраться за пределы этого «серого цвета», они задыхаются в нем, он становится образом их жизни. Так рождается новый смысл, слово-знак снимается словом-образом.

Так, если вернуться к приведенному примеру из Чехова, получится следующее:

образ-индикатор – серый цвет;

образ-троп – образ обыкновенных простых людей;

образ-символ – образ будничности, неприметности, безысходности.

Еще примеры: образ «хлопчатного воздуха» у О. Мандельштама: воздух-шерсть, воздух-хаос, воздух-невоздух – все это постоянный мотив стихотворений с начала 20-х годов (Я дышал звезд млечных трухой, колтуном пространства дышал); в 30-е годы появляются образы меха, шерсти, адекватные смерти, невозможности дышать, т. е. опять имеем некоторое восхождение от конкретно-наглядного образа до символического.

Интересно сопоставить два перевода стихотворения Гейне, где используются разные конкретные образы – кедра и сосны.

Нем. Fichtenbaun (кедр – слово мужск. рода).

Тютчев:

На севере мрачном, на дикой скале,

Кедр одинокий под снегом белеет,

И сладко заснул он в инистой мгле,

И сон его буря лелеет.

Про юную пальму снится ему.

Лермонтов:

На севере диком стоит одиноко

На голой вершине сосна.

И дремлет качаясь, и снегом сыпучим

Одета как ризой она.

И снится ей всё, что в долине далекой

Прекрасная пальма растет.

Итак, два перевода стихотворения Гейне – Тютчева (кедр) и Лермонтова (сосна). Л.В. Щерба считает, что форма мужского рода создает образ мужской любви к далекой, недоступной женщине. Лермонтов же своей «сосной» снял это значение образа, превратив сильную мужскую любовь в прекраснодушные неопределенные мечты, он снял у образа всю его любовную устремленность, т.е. обеднил образ. Думается, что такую замену можно «прочитать» по-другому: снятие «любовной устремленности» содержательно не обедняет, а обогащает этот образ, в таком случае возникает образ-символ одиночества как состояния. Образ-индикатор – сосна; образ-троп – одинокий человек; образ-символ – одиночество.

Наиболее распространенный путь создания образа – движение от конкретного смысла (наглядность, зрительность, картинность – исходный момент движения) к переносному и отвлеченному. Многие литературные произведения, особенно поэтические, целиком строятся на этом процессе, он, процесс, становится композиционным приемом. Например, в стихотворении В. Солоухина «Журавли»: вначале обращение к конкретным, живым журавлям (Журавли, наверно, вы не знаете, Сколько песен сложено про вас, Сколько вверх, когда вы пролетаете, Смотрит затуманившихся глаз!), но постепенно этих конкретных журавлей сменяют журавли – символы человеческой мечты, часто мечты несбыточной: Журавли... Заваленный работою, Вдалеке от пасмурных полей, Я живу со странною заботою – Увидать бы в небе журавлей... Этот смысл перекликается с известным народным выражением: журавль – в небе, синица – в руках.

Или еще. О стихотворении Е. Евтушенко «Могила ребенка». Реально встретившаяся во время путешествия могила ребенка приводит к размышлениям о том, как часто мы хороним свою любовь:

Мы плыли по Лене вечерней,

Ласкалась, любовью полна,

С тишайшей любовью дочерней

О берег угрюмый она.

Но карта в руках капитана

Шуршала, протерта насквозь,

И что-то ему прошептала,

Что тягостно в нем отдалось.

И нам суховато, негромко

Сказал капитан, омрачась:

«У мыса Могила Ребенка

Мы с вами проходим сейчас».

...И что-то вставало у горла,

Такое, о чем не сказать, –

Ведь слово «ребенок» – так горько

Со словом «могила» связать.

Я думал о всех погребенных,

О всем, погребенном во всех.

«Любовь – это тоже ребенок.

Его закопать – это грех.

Но дважды был заступ мой всажен

Под поздние слезы мои,

И кто не выкапывал сам же

Могилу своей же любви?»

Мы плыли вдоль этого мыса,

Вдоль мрачных скалистых громад,

Как вдоль обнаженного смысла

Своих невозвратных утрат...

Кстати, триаду образ-индикатор – образ-троп – образ-символ можно подкрепить теоретически, выявлением самого характера, типа информации, заключенной в этих образах: прямое значение – фактологическая информация; переносное значение (троп) – концептуальная информация; переосмысленное обобщающее значение (символ) – подтекстная, глубинная информация.

 

4.

Итак, высшая ступень образности – символ. Рождение символического смысла – процесс сложный. Образ-символ может быть итогом конкретной образности произведения или цикла произведений, может и вообще «покинуть» породившее его произведение, чтобы быть использованным в других произведениях, у других авторов. И тогда он обретает однозначность и именно поэтому становится всеобщим и узнаваемым, т.е. лишается индивидуальности в применении, в какой-то степени уже включаясь в семантическую структуру слова. Символы бывают разные, они многолики и многогранны.

Символ традиционный – устойчивый, одноплановый и однозначный художественный образ, закрепленный традицией употребления. К таким относятся символы классические, символы национальные, символы библейские. Например:

олива, оливковая ветвь – символ мира;

порфира (багряница) – символ монаршей власти;

радуга – символ надежды (ср.: радужные мечты);

померанец (флердеранж) – античный символ чистоты, целомудрия;

роса – славянский символ грусти;

хлеб-соль – русский символ гостеприимства.

Общелитературные, классические символы традиционны и однозначны и потому понятны, не вызывают разночтений. Перифрастический стиль, с риторическими «чисто классическими украшениями» мог оказаться «темным» только для непосвященных. Он рассчитан на элитарность. Но сам по себе такой стиль и конкретно такие символы не вызывают разночтений. Они каноничны для определенного вида литературы. Их аллегория привычна. Слово в классицизме по преимуществу «готовое» слово, подсказанное нормами риторики. Например: вместо «от востока до запада» следует писать: «От тех, кто первые видят, как краснеет Аврора, до того предела, где Фетида принимает в свои волны сына Гипериона». Или у И. Бродского: Я покидаю город, как Тезей – свой лабиринт, оставив Минотавра смердеть, а Ариадну – ворковать в объятьях Вакха.

Полноценное восприятие средневековой литературы требует историко-культурных знаний, в частности умения расшифровывать аллегории, символы, которые становятся стилевой доминантой данного «художественного видения». Это особый «образ мира». В «Божественной комедии» Данте, например, есть строки:

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины...

Переводчик М.Л. Лозинский так объясняет иносказание Данте: «Заблудившийся в порочном мире человек, руководимый Разумом (Вергилием), восходит к земному раю, чтобы затем, наставляемый откровением (Беатриче), вознестись к раю небесному».

Для чтения и понимания подобных произведений требуется знание условностей, свойственных данному стилю. Например, в той же «Божественной комедии» символичными оказываются многие детали изображения: путь от леса к холму – т. е. от грехов к добродетели – преграждает рысь («сладострастие»), лев («гордость»), волчица («корыстолюбие»). Иносказательна сама композиция, использующая сакральное число «три» (девять кругов – число, кратное трем; три части загробного мира – ад, чистилище, рай).

Образы-символы классические (античные), национальные, библейские, освоенные художественной литературой, становятся элементом этого или иного стиля. В личную авторскую стилистику они приходят в качестве готового материала, рассчитанного на однозначное восприятие. Диапазон вариантности прочтения их в контексте литературного произведения неширок. Они не приводят к смысловой многозначности и оригинальности.

Другую категорию образов-символов составляют образы индивидуальные. Индивидуальная символика может создаваться в рамках одного литературного произведения, может оказаться свойственной данному автору в определенных циклах произведений или вообще пронизывать все творчество данного автора. Но в любом случае она найдена и создана индивидуально, есть продукт авторского сознания и созерцания. Такие образы-символы включены в авторскую стилистику и отражают его мироощущение. Именно поэтому они могут быть неожиданными, многослойными и многозначными.

Принципиально авторский символ неоднороден. Он может, возникнув в определенном произведении, выйти за его пределы и продолжать жить самостоятельно. Но в таком случае из произведения он выносит единственное содержание и с ним закрепляется в употреблении. Таков «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына – символ беззакония, несправедливости, антигуманности. Это его обобщенное значение, это уже определенный содержательный знак, хотя родился этот символ на конкретном историческом материале. Именно он стал сквозным, главным образом произведения. Причем, намеченный во вступлении к книге, этот образ в дальнейшем продолжал развиваться, а к концу первой части «ненасытный Архипелаг уже разбросался до огромных размеров».

Той же природы «Котлован» А. Платонова – символ безнадежного строительства социализма на рыхлой почве.

Другой тип индивидуальных образов-символов – это символы, которые живут в своем собственном контексте, контексте данного произведения, данного автора. И выйдя за пределы произведения, такой символ разрушается, исчезает. Чаще всего такая символика ткется на общеупотребительном языковом материале, как правило на базе обычных, безобразных речевых средств путем построения сквозных образов, постепенного нарастания в значениях слов-образов символических качеств.

Как уже было показано, тонкий мастер такого «наращения смыслов» – А.П. Чехов. В повести «Дама с собачкой», например, образ серого цвета разрастается до символического звучания. Начало положено «серыми глазами» Анны Сергеевны и ее «серым платьем». Эти предметно-бытовые детали описания, ничем не примечательные сами по себе, находят иное, особое содержание, являясь пунктирами особого «серого» контекста: Как же мне жить-то теперь. Приеду домой. Как выгляну в окно – длинный серый забор. С гвоздями, – говорит Анна Сергеевна при расставании с Гуровым.

Такой контекст подводит внимательного читателя к восприятию серого цвета в качестве символа счастья-несчастья очень хороших, но обыкновенных негероических людей, не способных выйти за пределы своей будничности, своих обычаев даже ради своего собственного счастья. В этой веренице определений-эпитетов как бы обнажается содержательная сущность серого цвета – цвета незаметного, неяркого, неопределенного. Определение «серый» осложняется нецветовым значением – будничности, незаметности. Однако с серым цветом не так все просто. И поэтому избирательность А. Чехова (выбор цвета) в данном случае неслучайна. Серый цвет означает замкнутость, скрытность или сдержанность. Часто это связано с повышенным уровнем тревоги. В христианских канонах за серым цветом закрепилось значение телесной смерти и духовного бессмертия, так что серый цвет вне чеховского контекста уже имел символическое звучание, однако Чехов к этому значению подвел читателя индивидуально: через обычные, буквальные значения – к символическому.

Цветовая символика помогает передать сокровенное М. Цветаевой. У нее преобладает символика розового цвета – символа юности, чистоты, нежности, романтики. Еще в стихах 1913 г. она писала: «Слишком розовой и юной я была для Вас»; «Я, вечно-розовая, буду бледнее всех». Позднее: «Розовый наряд 70-летней бывшей красавицы»; «розовая зала Дворца искусств на Поварской». Особенно розовый цвет согревает ее в буднях и тяжести 19-го года. С ним связаны и мечты и сожаления: «Розового платья никто не подарил».

В индивидуальном творчестве возможен и отход от известных образов-символов, особый поворот в их интерпретации. Например, всем известно, что Родина всегда ассоциируется с понятием матери – Родина-мать. Однако для Блока это – Жена (О, Русь... Жена моя), Невеста. Видимо, и здесь стержневым высвечивается понятие Вечной Женственности. У А. Блока образы интимно-личные (жена, невеста), и это интимно-личное неотделимо от вселенского – Вечной Женственности.

И еще характерное для художественного текста в плане символики. Это персонификация. В персонажах, которые «населяют» художественные произведения, все спрессовано до образа, до типа, хотя показано достаточно конкретно и индивидуально. Многие герои-персонажи воспринимаются как определенные символы (Дон Кихот, Дон Жуан, Фауст, Кармен, Обломов, Ноздрев, Плюшкин), за их именами стоят какие-то специфические черты характера, сведения, отношения к жизни. Герои литературных произведений часто живут вне книги – за границами авторского текста. Такой уровень бытования называется метатекстуальным. Такого типа литературные имена переходят в нарицательные, они служат основой для образования имен-названий стиля, образа жизни, образа поведения, названий отвлеченных понятий типа обломовщина, маниловщина, гамлетизм, донкихотство.

Итак, художественный образ – это порождение художественного текста, следствие особого осмысления реалий мира, это воплощение творческого его познания. А раз речь идет о творческом познании мира, значит, этот мир видится преобразованным, субъективно воспринимаемым.

5.

Изобразительной принято называть предельно конкретную речь, способную обозначать единичный предмет, способную вызывать представление. В этом определении есть два важных момента. Во-первых, указание на способность речи называть представление, во-вторых, указание на предельную, максимальную конкретность. Способность вызывать представление имеется у любой нормальной речи, а обусловливать появление предельно конкретного образа свойственно далеко не всякой. Обычная, нормальная речь изучается в курсах грамматики (в широком смысле), лексикологии. Следовательно, способность речи вызывать представления должна изучаться в рамках этих дисциплин. Стилистика же изучает необычную, максимально конкретную речь, т. е. не просто те средства (языковые), которые вызывают представления, а те, которые усиливают способность вызывать их и доводить до максимальной конкретности. Иными словами, стилистика должна интересоваться не изобразительностью, а средствами ее усиления. Усиление изобразительности начинается с осознанного или интуитивного отбора языковых средств, который (при прочих равных условиях) подчиняется лишь одному принципу - большей конкретности.

Есть два способа такого отбора - общий и специальный. Общий состоит в использовании языковых единиц, взятых только в их основной функции. Специальный ‑ в том, что отобранная единица получает добавочную функциональную нагрузку. Поясним сказанное примером. Заменяя слово "обувь" (гипероним) словом "сапоги" (гипоним), мы усиливаем изобразительность, не добавляя к слову "сапоги" никаких новых значений и, следовательно, новых функций. Аналогично, добавляя к слову "сапоги" слово "оранжевые", мы значительно усиливаем изобразительность, однако не добавляем никаких новых функций слову "оранжевый". Ср.: "Человек в оранжевой обуви вынырнул в Москве в конце 1922 года", "Человек в сапогах вынырнул в Москве в конце 1922 года", "Человек в оранжевых сапогах вынырнул в Москве в конце 1922 года". Здесь мы имеем дело с общими средствами усиления изобразительности - гипонимизацией (заменой родового понятия видовым) и использованием определений, или, в более широком смысле, атрибутизацией. Однако, опустив в том же предложении слово "человек", мы придадим слову "сапоги" совершенно новое значение (т. е. "человек в сапогах"), новую, добавочную функцию. Это становится возможным благодаря специальному изобразительному средству - тропу. В "Золотом теленке" сказано с максимальной изобразительностью: "Оранжевые сапоги вынырнули в Москве в конце 1922 года".

Или еще пример. Добавив к слову "ждать" слова "долго" или "очень долго", заменив их словосочетанием "целых три часа", мы прибегнем к общим средствам усиления изобразительности. Но сказав "Мы вас ждали-ждали-ждали", мы используем специальное средство ‑ геминацию, поскольку лексическая единица "ждать" используется здесь с новым оттенком значения ("долго ждать"), с добавочной функцией.

Говоря об изобразительности речи, следует также поставить вопрос об объекте изображения. Где и почему необходимо усиление изобразительности? Мы различаем два вида объектов изображения - внешний и внутренний. Внешний ‑ это окружающая нас материальная действительность. Внутренний ‑ мир наших психических состояний, прежде всего эмоций. Внешний первичен по отношению к внутреннему. Внутренний может быть отображен только через внешний. И все же между ними нет тождества, и внутренний обладает своей очень важной спецификой. Но именно эта специфика не поддается обычным средствам изображения.