Верховный Инка, правитель Тауантинсуйю. В 1532 году взят в плен испанскими колонизаторами и казнен, несмотря на уплату установленного испанцами колоссального выкупа

Великая «империя» Тауантинсуйю сложилась в результате покорения инками многочисленных племен и ряда государственных образований Центральных Анд. Если быть точными, жителей Древнего (доиспанского) Перу следует называть индейцами кечуа, или просто кечуа. Инками в Тауантинсуйю называли исключительно представителей мужского пола семейного клана «чистокровных» правителей этого огромного государства.

На вершине социальной лестницы Тауантинсуйю стоял верховный правитель Сапа Инка — «Единственный Инка». Этот господин полностью воплощает в себе черты восточного деспота. Усиление деспотической власти Единственного Инки шло продолжительное время и закончилось сравнительно незадолго до прихода испанцев, в первой половине XV века, в годы правления энергичного Инки-реформатора Пачакутека, нанесшего сокрушительное поражение чанкам, претендовавшим, каки инки, на гегемонию в долине Куско и прилегающих районах. Последние Единственные Инки — это подлинные деспоты, обладающие неограниченной законодательной, исполнительной и юридической властью. Несмотря на огромные размеры государства, система постоянных явных и тайных надзирателей, частых инспекций (в том числе и лично самого Единственного Инки), прекрасно налаженная служба оповещения, подробный и скрупулезный ценз — все это лишало местных правителей самостоятельности и делало власть Верховного Инки вездесущей и эффективной во всем Тауантинсуйю. Сапа Инка считался хозяином судьбы и имущества всех своих подданных. Распределяемые между общинами и общинниками земли рассматривались как дар верховного правителя. Считалось, что даже жену рядовой член общества получал по его милости. Единственным признаваемым официально источником права была воля Сапа Инки.

Основной ячейкой Тауантинсуйю была община. Инкское завоевание принесло с собой тяжелый гнет и эксплуатацию общин. Они теряли право собственности на землю, собственником земли становился верховный правитель. За общинниками сохранилось право лишь на получение от государства земельного участка (Фира), на котором могла с трудом прокормиться одна бездетная семья. При рождении детей этот участок несколько увеличивался. Остальные же земли общин делились на «поле Инки» и «поле Солнца», они обрабатывались трудом общинников, но урожай с них шел в распоряжение правящей верхушки. Что касается залежей и разработок металлов, а также плантаций кокаинового куста, то они полностью экспроприировались инками-завоевателями.

Будучи включенными в инкское государство, общины должны были значительную часть своих членов посылать по приказу чиновников на строительство дорог, мостов, складов, дворцов и крепостей, на работу в рудниках и на плантациях коки, наконец, в личное услужение к Верховному Инке и сановникам. Некоторые из этих категорий трудовой повинности были пожизненными. Кроме скудного питания и в некоторых случаях одежды, члены общин, несшие различные виды трудовой повинности вне общины, не получали за свой труд никакого вознаграждения. Какое-либо проявление личной свободы или личной самостоятельности у этих людей отсутствовало.

В инкском государстве имелись и самые настоящие рабы. Это прежде всего так называемые янакуны (или янаконы). Согласно инкской традиции первые шесть тысяч индейцев были превращены в янакунов в наказание за выступление против власти инки Тупак Юпанки. Впоследствии в янакуны стали превращать членов тех племен и жителей тех районов, которые оказывали упорное сопротивление завоевателям-инкам. Во время инспекционных путешествий инкского «монарха», а также во время посещения инкского двора местными правителями стал широко практиковаться обычай «подношения» Верховному Инке искусных ремесленников, танцоров, музыкантов и просто сильных и здоровых молодых людей. «Подаренные» люди, вчерашние «свободные» общинники, становились янакунами. Минимальная численность янакунов лежит между несколькими десятками тысяч и несколькими сотнями тысяч. К моменту прихода испанцев в одном только городе Кахамарка насчитывалось несколько тысяч янакунов.

Война для инков являлась одной из основных форм государственной деятельности.

Вот почему в инкском государстве все войны, как и любые иные вооруженные действия, велись или самим инкой-правителем, или по его непосредственному поручению и являлись в прямом смысле слова общегосударственным делом. Более того, практически вся повседневная жизнь Тауантинсуйю в годы царствования исторических инков была подчинена только и исключительно этой главной, если не единственной, «общенациональной» задаче.

Верховный Инка всегда воевал только на носилках (для войны — «красные носилки», или «Пилькоранпа»; для прогулок, когда его несли вместе с койей, — «блестящие носилки»). Он даже мог во время сражения позволить себе метать из собственной пращи в противника снаряды из чистого золота. Кстати, все вооружение инки-правителя, включая носилки, было золотым. Направляя вместо себя другого командующего войсками, Сапа Инка передавал ему в качестве символа военной власти свое золотое оружие.

Создание гигантской армии было вызвано не только экспансионистскими устремлениями инков, она была нужна им и для решения внутренних проблем, что проявилось особенно отчетливо в годы царствования Уайна Капака, когда территория «империи» достигла почти трех миллионов квадратных километров. Десятки крупных и сотни небольших крепостей с гарнизонами солдат, иногда насчитывавшими по нескольку тысяч воинов, обеспечивали охрану «империи» как от внешних, так и от внутренних врагов — восстававших против инкского господства «царств» и «провинций», уже вошедших в состав Тауантинсуйю. Почти все они (более 150) фигурируют в качестве объекта мирной или военной экспансии инков и, следовательно, до включения в Тауантинсуйю обладали «независимостью». Их содержание в едином государстве требовало многочисленной армии, которую инки имели.

Строжайшая внутренняя дисциплина, введенная железной рукой Пачакутека в самом клане инков, постепенно подтачивалась сказочной роскошью и отсутствием сдерживающих начал ничем не офаниченного всевластия не только инки-правителя, но и всех его ближайших родичей, число которых стремительно возрастало благодаря институту «избранных девственниц». Борьба за власть обрела типично придворный характер. Тупак Инка Юпанки (10-й Инка) умер в расцвете сил, отравленный одной из своих многочисленных жен. Брат умершего, знаменитый воин Уаман Ачачи, посадил на престол не старшего, а младшего сына Тупака Инки Юпанки. Второй его дядя Уальпайя, назначенный регентом, попытался умертвить августейшего племянника, дабы освободить трон для своего собственного сына…

Заговоры следуют один за другим, летят с плеч долой «чистокровные головы» ближайших родичей самого могущественного, самого сиятельного и самого блистательного правителя Тауантинсуйю Инки Уайна Капака. После его смерти начинается братоубийственная война между Инкой Уаскаром и Атау-альпой, которой так умело воспользовались испанские конкистадоры.

Атауальпа являлся бастардом. Его мать, наложница Инки Уайна Капака, родилась в индейском царстве Кито (современный Эквадор). Атауальпа был любимым сыном Уайна Капака и бесспорным фаворитом. Тем не менее, хотя Атауальпа сел на престол не без участия своего отца, при жизни причисленного к пантеону богов, с точки зрения законов Тауантинсуйю, он являлся узурпатором. Конечно, случай с Атауальпой был исключением, и основную массу бастардов ожидала совсем иная судьба. Никто из них не назначался на высшие должности «империи». Новый Инка был особенно благосклонен к тем из них, которые доводились ему родственниками, но при необходимости их жестоко наказывали, и никто из них никогда не разговаривал с королем, хотя многим он доводился братом.

Главные полководцы и советники Атауальпы были не из Кито, а из Куско, но они встали на его сторону, насколько можно судить, из-за любви к его отцу Инке Уайна Капака, которая умело «закреплялась» войсками, контролировавшими значительную часть «империи» после своей победы над войсками Инки Уаскара и захвата Куско. Трехлетняя борьба за власть завершилась незадолго до высадки испанских конкистадоров в Тумбесе в 1532 году. Атауальпа победил, и его войско захватило Уаскара в плен. Узурпатор из Кито стал Верховным Инкой, но жители Тумбеса и некоторых других районов не одобряли смену правителя. Империя инков была раздроблена.

В результате междоусобной борьбы погибло с обеих сторон более ста пятидесяти тысяч индейцев. Погибли (убиты или казнены) многие другие инки — законные претенденты на престол после смерти Уаскара. Все это, а также вторжение испанцев нарушило стройность системы престолонаследия в Тауантинсуйю, тщательно оберегавшуюся инками.

Испанцы прошли походным маршем не меньше двух тысяч километров, прежде чем узнали, что Верховный Инка находится где-то в горах, рядом с крупным городом или селением Кахамарка. Как утверждает Гарсиласо, к этому времени Атауальпа уже не только знал о продвижении испанцев по землям его «империи» (в этом можно не сомневаться, ибо служба информации в Тауантинсуйю находилась в идеальном состоянии и отличалась невероятной оперативностью и точностью), но и посылал своих послов-разведчиков к Писарро, чтобы уяснить намерения последнего.

Но Писарро уже принял решение. Он хорошо помнил советы Кортеса, сумевшего захватить в плен правителя ацтеков Монтесуму и тем самым прибрать к своим рукам всю их страну. Преодолев за два месяца двадцать лиг мертвой пустыни, горные хребты и перевалы, 15 ноября Писарро вышел в высокогорную долину, где перед ним предстала Кахамарка (посольства Атауальпы встретили его в конце этого тяжелого пути).

Дальнейшие события подробно описаны со слов очевидцев. В главном они совпадают практически у всех авторов. Испанцы входят в Кахамарку и размещаются в зданиях, фасады которых образуют центральную (самую крупную) площадь города. Франсиско Писарро посылает Эрнандо де Сото к Атауальпе, чтобы уговорить его посетить испанцев, «фигурирующих» в переговорах в качестве инкских богов-виракоч.

Поскольку Сото задерживается, ему вслед едет родной брат губернатора Эрнандо Писарро. Атауальпа знает, что самих испанцев менее 200 человек и только 37 из них всадники. Он соглашается на визит, очевидно, приняв тайное решение уничтожить чужеземцев, если их поведение чем-то не будет устраивать его.

Эрнандо Писарро и Сото возвращаются в Кахамарку, и тогда разрабатывайся план пленения Атауальпы: испанцы впустят на «свою» площадь Атауальпу со свитой, а сами останутся в зданиях. К Атауальпе выйдет один только монах-доминиканец Вальверде. Он предложит индейцам принять христианство, а когда те откажутся, он подаст знак для нападения.

На следующий день встреча состоялась. Вальверде протянул Атауальпе молитвенник.

Тот, должно быть, до крайности изумился наглости человека в длиннополом одеянии и, как полагается истинному монарху, оттолкнул от себя этот странный предмет, который увидел впервые в жизни. Скорее всего, он даже не прикоснулся к нему — это было бы унизительно для владыки Четырех сторон света. Вальверде что-то крикнул. Это был сигнал, которого испанцы ждали. И они разрядили свое огнестрельное оружие в многотысячную толпу индейцев. Результат был убийственным в прямом и переносном смысле слова.

По разным данным, Атауальпа привел на площадь «свиту» в 5 или 6 тысяч человек. Выстрелы из пушек и аркебузов могли физически уничтожить несколько десятков или, допустим, полторы-две сотни человек, но выстрелы «убили» индейцев морально, вызвав у них невероятный ужас. Возникла невообразимая паника. На площадь выскочили конные и пешие испанцы, были спущены специально натренированные собаки, и избиение началось. Напор стремившихся покинуть площадь людей был настолько силен, что рухнула стена одного из зданий. Ничем не защищенные от стальных испанских мечей тела индейских воинов буквально разлетались на куски под ударами палачей. По свидетельству большинства хронистов, на площади в Кахамарке погибло от 2 до 3 тысяч индейцев. И только один испанец получил ранение. Им оказался сам Франсиско Писарро: он то ли пытался защитить Атауальпу от не в меру распалившегося испанского солдата (Атауальпа нужен был живой, как учил опыт Кортеса), то ли хотел вырвать у кого-то из своих же людей золотые носилки правителя Тауантинсуйю, что вполне соответствует тогдашним нравам.

Так или иначе, но главное было достигнуто. Атауальпа оказался в руках у испанцев и при этом живой, хотя и до смерти напуганный случившимся. Подметив у своих тюремщиков неутолимую жажду золота, Атауальпа решил выкупить свою свободу. За нее он предложил заполнить камеру, где его содержали, золотом на высоту 10,5 испанской стопы (294 сантиметра). И еще дать двойное, против золота, количество серебра. К тому же пообещал, что эти сокровища будут доставлены в Кахамарку за 60 дней со дня заключения соглашения. И Атауальпа сдержал свое слово: в Кахамарку устремились караваны лам, доставлявших из разных уголков империи золото. Приказ Верховного Инки, пусть даже и плененного, но для инков все равно остававшегося Королем-Солнцем исполняли беспрекословно. Все богатства государства, найденные и ненайденные, считались собственностью Инки.

Но испанцы вероломно нарушили и этот договор. Атауальпа оставался заложником Писарро в течение восьми месяцев. В это время он, правда, продолжал исполнять обязанности правителя империи, издавать указы, посылать гонцов. Он приказал вождям не препятствовать испанцам, проникавшим в отделенные уголки страны и грабившим храмы. Сговорчивостью Атауальпа надеялся купить свободу. Ожидая, пока в Кахамарку будет доставлено необходимое для выкупа количество золота и серебра, он приказал тайно умертвить своего сводного брата Уаскара, а последний незадолго до смерти умолял испанцев освободить его и наказать Атауальпу смертью, обещая вдвое больше драгоценных металлов и камней.

К середине 1533 года выкуп был собран. Комнату заполнили сказочно прекрасными золотыми изделиями. Многие из них представляли собой немалую художественную ценность, но для испанцев это был лишь дорогостоящий металл, и все было переплавлено в слитки. Пятая их часть была отправлена королю Испании, остальное разделили между собой конкистадоры, больше всего золота досталось, конечно, Писарро. И несмотря на это, Атауальпа былказнен Писарро обвинил инку в заговоре против испанцев, в убийстве его соперника.

Уаскара, в идолопоклонстве, в многоженстве и т. д. Атауальпа был приговорен к сожжению. Но так как он не согласился принять крещение, то 29 августа 1533 года был удавлен.

Испанские власти в Панаме осудили казнь. Они считали, что Атауальпу следовало доставить в Центральную Америку или Испанию. Король Карлос также писал Писарро о своем недовольстве насильственной смертью: Атауальпа был все же монархом, и казнь его подрывала веру в божественное происхождение власти. Итак, покорение Перу началось с захвата и казни его владыки.

Главная и основная причина поражения индейцев кечуа (и не только кечуа) кроется в отсутствии единства между ними. Трудно предугадать, какая участь постигла бы отряд испанского завоевателя Франсиско Писарро, если бы он вторгся в страну двумя десятками лет ранее или позже, а не в момент ожесточенной гражданской войны между сторонниками двух претендентов на инкский престол — Уаскара и Атауальпы. Интересно отметить, что из всех крупных сражений, которые вели испанцы, завоевывая Тауантинсуйю, абсолютное большинство они выиграли с помощью индейских отрядов, а некоторые — исключительно руками индейцев. Индейская держава была завоевана руками индейцев.

Война между Атауальпой и Уаскаром носила беспощадный характер. Каждая из сторон стремилась к полному физическому уничтожению противника. Междоусобная война настолько ожесточила враждующие партии, что даже в такой критический момент, когда оба претендента на трон томились в плену (один в городе Кахамарка, у испанцев, а другой под надзором верных Атауальпе воинов), ни у одного из них не возникла мысль о прекращении взаимной вражды и об объединении усилий для отпора общему врагу.

Вражда между сторонниками двух братьев-инков не утихла с их смертью. В продолжение нескольких последующих лет враждующие стороны не могли договориться между собой И когда сторонники покойного Уаскара поднимали восстания против испанцев, то последние подавляли их с помощью сторонников Атауальпы, и наоборот.

Все это дает право считать вражду между индейцами, отсутствие между ними единства главными и основными причинами падения Тауантинсуйю, хотя определенную роль сыграли и военно-техническое превосходство испанцев, и удачное осуществление их тактических замыслов, и существование в государстве инков социальных противоречий, и преимущество феодального строя Испании по сравнению с индейской рабовладельческой деспотией. Должны были пройти десятилетия, прежде чем испанская корона могла считать окончательно присоединенными территории великой «империи», последним Верховным Инкой которой был Атауальпа.

ФИЛИПП II (1527–1598)

Испанский король (с 1556 года) из династии Габсбургов. Его политика способствовала укреплению абсолютизма. Усилил гнет в Нидерландах. Поддерживал инквизицию. Вел войны с Англией и Францией, присоединил к Испании Португалию (1581).

Филипп II Испанский, как и его отец, император Карл V, принадлежит к крупнейшим правителям в истории. Родился он в 1527 году в Вальядолиде. С 1543 года как регент, а с 1556 года как король он 55 лет нес ответственность за судьбу Испании и одновременно огромной части Европы и всего мира.

По наследству своего отца, кроме Нидерландов, он был правителем Иберийского полуострова и большей части Италии. Он был регентом обширнейших территорий в Америке, Азии и Африке; кроме того, в 1580 году принял корону Португалии с ее огромными заморскими владениями. В его честь была названа целая страна, Филиппины. Политическая воля Филиппа II простиралась до пределов всего известного на то время мира.

Отец Филиппа, имевший корни в Нидерландах и Бургундии, был императором Священной Римской империи и наследником габсбургских земель, а с 1516 года также королем Испании и правил, всю жизнь неутомимо путешествуя по Европе и Северной Африке. В 1526 году он взял в супруги Изабеллу Португальскую и оставил родившегося в следующем году престолонаследника воспитываться в Испании. Так что Филипп, первый и единственный законный наследник испанского короля Карла I, германского императора Карла V, провел детство и юность, по существу, в двух городах, Толедо и Вальядолиде, в сердце Кастилии.

До семи лет Филипп рос в кругу семьи с матерью и сестрой Марией. Отец приезжал в Испанию лишь ненадолго, остальное время государственные дела требовали его присутствия в Италии, Германии и, прежде всего, в Нидерландах. Когда умерла мать, Филиппу не было и двенадцати.

С детства он отличался глубокой религиозностью, любил также музыку и придавал большое значение тому, чтобы приобщить к ней впоследствии и своих детей.

В 1535 году для 7-летнего Филиппа был создан собственный двор, состоявший примерно из 50 детей испанских дворянских фамилий. Император лично выбирал учителей и воспитателей. Под руководством наставников у Филиппа на всю жизнь развилась любовь к чтению. К моменту смерти его личная библиотека насчитывала 14 000 томов. Среди книг, которые читал Филипп, рядом с многочисленными классическими авторами, были Эразм, Дюрер, Коперник, Пикоделла Мирандола и многие другие, был даже Коран.

К практическим делам управления Филиппа подготовило то, что с 1539 года он все чаще присутствует на заседаниях высших совещательных органов Испании, а затем, в 1543 году, отец назначает его регентом Испанского королевства, отправляясь в вооруженный поход с целью подавления восстания протестантских князей Империи.

Тем не менее император пытался лично, посредством писем и специальных инструкций наставить сына в вопросах образа жизни регента, а также управления.

Годы первого регентства (1543–1548) стали для Филиппа первой и важнейшей практикой в испанской политике. Соблюдая испанские интересы, в 1543 году он женился на дочери португальского короля, Марии, которая умерла спустя два года после рождения сына Карлоса.

Когда в 1547 году Карлу наконец удалось одолеть протестантов в Империи, он поднялся на вершину своего могущества и решился готовить Филиппа на императорский престол. Сыну было велено прибыть в Германию и Нидерланды. Только в 1559 году Филиппу суждено было окончательно вернуться в Испанию, так что 1548–1559 годы стали для него прекрасной школой европейской политики.

В 1551 году Филиппу удалось натри года вернуться в Испанию и он попытался оттуда действовать предельно самостоятельно, чтобы поддержать отца против восстания германских князей, впрочем, тщетно. Карл V и соответственно Филипп утратили власть в Империи. Карл в конце концов уступил своему брату австрийскую вотчину и императорство в Германии, но обеспечил своему сыну итальянские и нидерландские владения, которые он надеялся стратегически защитить путем женитьбы Филиппа в 1554 году на значительно старшей по возрасту королеве Марии (Тюдор) Английской.

С этой целью Филиппу было передано Неаполитанское королевство, и он переселился в Лондон. Спустя год Карл, здоровье которого пошатнулось, передал ему Нидерланды и, наконец, в январе 1556 года — Испанское королевство. Еще два года отец наставлял сына в письмах, пока в сентябре 1558 года не умер в избранном им самим приюте в монастыре в Сан-Иеронимо де Юрте в Эстремадуре. Спустя два месяца скончалась жена Филиппа, Мария Тюдор. Это позволило ему в 1559 году вернуться в Испанию. Филипп видел себя королем Испанского государства, главой дома Габсбургов, а также властителем Нидерландов и императором Священной Римской империи. Высшая его цель состояла в сохранении и приумножении владений дома Габсбургов, защите их от турок, сдерживании Реформации и борьбе с реформистами путем реформы католической церкви в Европе.

В противоположность Карлу V он управлял всей своей державой, по сути, из одной постоянной резиденции; за время своего правления он только два года провел в Португалии, после того как в 1580 году ему удалось вступить на португальский трон. В отличие от отца он также не участвовал в военных походах, предоставив это своим генералам. В 1561 году Филипп избрал своей резиденцией Мадрид, вблизи которого по его распоряжению в период с 1563 по 1586 годы был возведен Эскориал — символический центр его владычества, сочетавший в себе королевскую резиденцию, монастырь и династическую усыпальницу. С этого момента Мадрид стал превращаться в испанскую столицу.

Стиль правления Филиппа был авторитарным и бюрократическим. Следуя советам отца, он следил за тем, чтобы не попасть в зависимость к отдельным советникам. Только немногих представителей высшей испанской аристократии, например герцога Альбу, привлекал Филипп в центральные органы управления для решения внешнеполитических и военных вопросов. На грандов же он возлагал обязанности вице-королей и послов при европейских дворах, удаляя их, впрочем, от центров власти. Главными помощниками Филиппа в Испании были в основном ученые правоведы, часто духовного звания, получившие образование в ведущих университетах и коллежах Кастилии, в первуюочередь в Саламанке и Алькала де Энарес. При выборах в Советы и в особенности при назначении ответственных чиновников король принимал решение после тщательных консультаций и всегда лично.

Принцип работы Филиппа при общении с совещательными органами, секретарями и прочими ответственными чиновниками, работавшими на него, — «разделяй и властвуй». Король относился к своим чиновникам подозрительно и был заинтересован в поддержании напряженности между ними. Ежедневно Филипп просматривал кипы документов; его заметки на полях и поныне служат тому убедительным доказательством. Он требовал, чтобы его постоянно держали в курсе всех событий во всех частях державы.

Все важные решения он желал выносить лично и только после тщательной обработки всей поступившей информации. Король был в высшей степени суверенным центром вынесения решений.

Если кто-либо из его окружения пренебрегал своими административными и служебными обязанностями, использовал свое положение для личного обогащения, препятствовал осуществлению высших политических, династических или религиозных целей короля, то Филипп без колебаний лишал его должности и удалял от двора, подчас показательно. Так, своего тогда единственного наследника, дона Карлоса, который был психически тяжело болен и попал под подозрение в сотрудничестве с нидерландскими повстанцами в 1568 году, Филипп в конце концов изгнал. Вскоре после этого дон Карлос скончался, что спасло Филиппа и Испанию от назревавшего глубокого внутри внешнеполитического кризиса.

Внимательно следил монарх и за развитием духовенства и церкви в Испании, призывая или принуждая их к реформам. Король обладал правом выдвигать кандидатов на епископство и тем самым мог оказывать существенное влияние на церковь, нередко конфликтуя на этой почве с папой. Филипп реформировал испанскую структуру епископств, разделив Кастилию на 5 архиепископств и 30 епископств, а Арагон соответственно — на 3 архиепископства и 15 епископств. В незатронутой Реформацией Испании, вызвавшейся распространить христианство в Новом Свете, а также укрепить католическую реформу и Контрреформацию в Европе, духовенство, поддерживаемое королем Филиппом, излучало мощные импульсы к созданию мировой католической церкви.

Испанские богословы в большинстве своем положительно восприняли Триентский собор 1564 года, ставший предвестником церковного обновления. Как следствие. Филипп претворил в жизнь его решения в своем королевстве, опираясь на испанский клир, объединявший в своих рядах приблизительно 90 000 представителей белого и черного духовенства. Мотивируя свою имперскую политику служением Богу и церкви, королю к тому же удалось использовать финансовые ресурсы испанской церкви, требуя от нее все более крупных пожертвований. Принцип «государственной церковности» не оставлял никаких сомнений в главенстве светской власти и государства над церковью в Испании, которое Филипп отстаивал, даже противодействуя интересам папы.

Империя Филиппа могла добиться впечатляющего превосходства, если надо было сконцентрировать ресурсы ее широких просторов против одного врага, но мощи Испании явно не хватало, если против Филиппа одновременно направляли свои силы несколько врагов, таких как Англия, Франция, восставшие Нидерланды, протестанты в Германии и турки. Поэтому для его внешнейполитики характерным было стремление как можно дальше развести потенциальных противников и зоны конфликтов. Отчасти это Филиппу II удавалось: в 1557 году он одержал важную военную победу над Францией, заключил в 1559 году Като-Камбресийский мир и на долгое время избавился от серьезного соперника, которого в последующие десятилетия к тому же лихорадили внутренние кризисы. Так Испания Филиппа смогла подняться до положения гегемона в Европе, которое утратила лишь в ходе Тридцатилетней войны. Мир 1559 года был скреплен третьим браком Филиппа — с Изабеллой Валуа Французской.

Важным направлением внешней политики Филиппа являлись отношения с австрийскими Габсбургами. Четвертый брак Филиппа в 1570 году с дочерью императора Максимилиана II, Анной Австрийской, прежде всего должен был гарантировать, что при наследовании владения в Испании и Империи останутся в руках Габсбургов, так как у Филиппа все еще не было наследников. Поэтому с 1564 по 1571 год король воспитывал при своем дворе двух сыновей Максимилиана II — Эрнста и будущего императора Рудольфа II. Однако за десять лет брака Анна родила пять детей; сначала одна за другой появились на свет четыре девочки и только потом — столь долгожданный для Филиппа наследник.

Выдающимся историческим событием стала победа Филиппа в союзе с папой и Венецией над турками в морской битве у Лепанто в 1571 году, которая, впрочем, не ликвидировала османскую угрозу. При поддержке императора Рудольфа II Филиппу удалось добиться важного успеха в Империи, когда его войска вмешались в спор об архиепископстве Кельнском и тем самым в 1583 году окончательно обеспечили закрепление на этом важном фланге Нидерландов католиков Виттельсбахов. Величайшим внешнеполитическим успехом Филиппа было вступление в 1580 году на португальский трон. Тесные, бесконфликтные отношения с Португалией лежали в основе имперской политики Карла V и Филиппа II. Этому служили оба брака с португальскими принцессами. После смерти в 1578 году короля Себастьяна Португальского семейные связи послужили законной основой для испанских притязаний на наследование престола в этой стране, в скором времени удовлетворенные Филиппом силой оружия. Теперь он стал королем всего Иберийского полуострова, но, что еще важнее, — обширных португальских владений, прежде всего в Африке, а также в Азии и Южной Америке. Таким образом 53-летний Филипп поднялся на вершину своего могущества.

Но внешнеполитические успехи Филиппа с середины шестидесятых годов стали блекнуть в результате бунта в Нидерландах.

Реформаторская политика Филиппа ограничивала местные свободы и в первую очередь дворянские привилегии, чем вызвала в шестидесятых годах волнения, провоцируемые поначалу дворянством. В начале семидесятых, когда испанский наместник герцог Альба попытался осуществить цели Филиппа с провокационно чрезмерной строгостью ввел 10-процентный налог с торговых сделок, алькабалу, чтобы финансировать расходы на военные операции в Нидерландах за счет самой страны, страну вновь всколыхнула волна недовольства.

В 1576 году, после того как взбунтовавшиеся испанские войска, не получившие из-за острого финансового кризиса в Испании жалованье, выразили свое недовольство, в частности разграблением Антверпена, восстание получи-ло поддержку нидерландских католиков. Несмотря на огромные финансовые и военные затраты, на драконовские меры герцога Альбы и военные успехи присланного в восьмидесятые годы наместником Алессандро Фарнезе, Филипп не смог долго сдерживать восстание в Нидерландах. В конце концов в 1581 году с помощью Франции и Англии северные провинции обрели независимость. Казалось, военному конфликту не будет конца.

Неудача Филиппа в Нидерландах тесно переплетается с провалами его английской политики и, не в последнюю очередь, с войной против Франции 1590 года. После смерти английской супруги, Марии Тюдор, Филипп тщетно пытался устроить свой брак с ее сводной сестрой, новой королевой Англии, Елизаветой. После 1559 года при Елизавете Англия окончательно стала протестантской. В 1570 году Папа Пий V отлучил английскую королеву от церкви. Поэтому Филипп чувствовал себя обязанным вернуть Англию к старой вере. После поражения в шестидесятые годы поддержанного им католического повстанческого движения в Англии и открытых столкновений между Испанией и Англией в последующие годы, за океаном и в Нидерландах, Филипп решился на вторжение на остров. Был отправлен испанский флот, Армада, которая, однако, в 1588 году была разбита у британского побережья.

Несмотря на поражение и связанные с подобными мероприятиями огромные расходы, спустя два года Филипп предпринимает военную интервенцию против Франции. Прежде всего он опасался, что после вымирания королевского дома Валуа, там утвердится гугенотское королевство Генриха IV Наваррского, и выдвинул притязания на французский трон от имени своей дочери от брака с Изабеллой Валуа. Почти до самого конца жизни вел Филипп войну во Франции, которая, разумеется, заключила мощные союзы с Англией и восставшими Нидерландами. Вервенский мир 1598 года лишь восстановил статус-кво 1559 года; об осуществлении притязаний на трон говорить не приходилось.

Внешняя политика и войны Филиппа неоднократно истощали финансовые ресурсы его стран. Четырежды — в 1557, 1560, 1575 и 1596 годах — Филипп II был вынужден объявлять о неплатежеспособности государства. Истощение финансов представляется тем более драматичным при небывалом росте доходов во время правления Филиппа, которые, впрочем, так и не сравнялись с расходами. В общей сложности ввозимые благородные металлы дали ему примерно 65 миллионов дукатов, причем в конце правления он получал в год в 12 раз больше, чем в начале Источникам дополнительных нерегулярных доходов являлась также продажа должностей, главным образом на местном уровне, равно как и торговля дворянскими титулами. Регулярный годовой доход возрос приблизительно с 3 миллионов дукатов в 1559 году до более чем 10 миллионов дукатов в 1598 году. Налоговое бремя на среднего кастильского налогоплательщика за это время увеличилось примерно на 430 процентов.

Как и во внешней политике, сфера внутриполитических проблем тесно переплеталась с религиозно-церковными и культовыми интересами. С начала правления Филипп развил активную деятельность против всех, попавших под подозрение, будь то лютеране или реформисты. Испанская Инквизиция с 15 трибуналами была важнейшим средством сохранения католицизма, исключительность которого в Испании никогда серьезно не оспаривалась.

Когда в 1559 году Филипп вернулся в Испанию, непосредственно вслед за этим в Вальядолиде и Севилье были разоблачены небольшие группы лютеран, которые предстали перед трибуналом Инквизиции и были приговорены к смерти. Сам Филипп принимал участие в их казни в Вальядолиде. В дальнейшем Инквизицию не останавливали порой ни епископский сан обвиняемых, ни профессорское звание в знаменитом университете. Вскоре Филипп запретил посещение иноземных университетов, равно как и выезд за границу вообще. Становится жестче цензура, в первую очередь в отношении ввозимых книг.

Филипп опасался налаживания связей между внешнеполитическими противниками и связанными с ними группами внутри страны. Это в особенности относится к обоим обширнейшим внутренним конфликтам, которые Филиппу пришлось преодолеть: восстанию морисков в Гранаде в 1568–1571 годах и бунту арагонцев в 1590–1592 годах. Корни этих конфликтов были совершенно различными, однако в реакции Филиппа сказывались опасения, что мориски могли так же сотрудничать с надвигающимися турками, а арагонцы — с протестантами во Франции и Нидерландами. Морисками называли арабов, которые в количестве примерно 300 000 человек осели в Испании после завершения Реконкисты и завоевания Гранады в 1492 году и которые с большим трудом поддавались обращению в христианство.

По мере того как в пятидесятых и шестидесятых годах турки все дальше продвигались в Средиземноморье и Северную Африку и учащались их набеги на андалузское побережье, у Филиппа усиливалось опасение, что при содействии морисков османская угроза может распространиться на Испанию. Следствием стали еще более жесткие репрессивные меры, которые в конце концов в 1568 году вызвали открытое восстание морисков. Два года длилась гражданская война, пока солдаты Филиппа под началом его сводного брата дона Хуана Австрийского не положили ей конец. Теперь лишь 50 000 морискам Филипп позволил остаться, их распределили по Старой и Новой Кастилии, а также в Эстремадуре. Разумеется, напряженность в отношениях с этим национальным меньшинством (морисками) устранить не удалось, хотя политическая угроза была ликвидирована.

В последнее десятилетие жизни Филиппа политические проблемы, похоже, стали брать верх. Его противники в Европе: Англия, Франция, Нидерланды и протестантские германские князья, вступили между собой в союзы. Имперская политика истощила свою важнейшую базу, Кастилию. С 1596 года волна эпидемий и голода унесла жизни большого количества людей. В следующем году испанское население сократилось на 10 процентов. В Кастилии уже с шестидесятых годов, но главным образом, с начала девяностых, стала значительно сильнее оппозиция внешней политике Филиппа к дорогостоящему военному присутствию в Нидерландах. Однако Филипп продолжал защищать свои войны против французов, нидерландцев и англи<