На смерть двух коринфянок

 

Перевод Л. Блуменау

 

Пали мы обе, Боиска и я, дочь Боиски, Родопа,

Не от болезни какой, не от удара копья.

Сами Аид мы избрали, когда обречен на сожженье

Был беспощадной войной город родной наш, Коринф.

Мать, умертвивши меня смертоносным железом, бедняжка,

Не пощадила потом также и жизни своей,

Но удавилась веревкой. Так пали мы — ибо была нам

Легче свободная смерть, нежели доля рабынь.

 

 

На могилу Лаиды

 

Перевод Л. Блуменау

 

Здесь почивает Лаида[487], которая, в пурпуре, в злате,

В дружбе с Эротом жила, нежной Киприды пышней;

В морем объятом Коринфе сияла она, затмевая

Светлый Пирены[488]родник, Пафия между людьми.

Знатных искателей род, многочисленней, чем у Елены,

Ласк домогался ее, жадно стремился купить

Миг наслажденья продажной любовью. Душистым шафраном

Здесь, на могиле ее, пахнет еще и теперь;

И до сих пор от костей, впитавших в себя благовонья,

И от блестящих волос тонкий идет аромат…

В скорби по ней истерзала прекрасный свой лик Афродита,

Слезы Эрот проливал, громко стеная о ней.

Если бы не были ласки ее покупными, Элладе

Столько же бед принесла б, как и Елена, она.

 

 

ФИЛОДЕМ[489]

 

 

Молитва о плаванье

 

Перевод Л. Блуменау

 

Сын Инó, Меликерт[490], и владычица светлая моря,

Ты, Левкофея, от бед верно хранящая нас!

Вы, нереиды и волны, и ты, Посейдон-повелитель,

И фракиец Зефир, ветер кротчайший из всех!

Благоволите ко мне и до гавани милой Пирея[491]

Целым по глади морской перенесите меня.

 

 

Молитва Киприде

 

Перевод Л. Блуменау

 

Киприя, тишь океана, связуемых браком подруга,

Правых союзница, мать быстрых, как буря, страстей!

Киприя, мне, из чертога шафранного взятому роком,

Спасшему душу едва в вихре кельтийских снегов,

Мне, тихонравному, вздорных ни с кем не ведущему споров,

Морем багряным твоим ныне объятому, дай,

Киприя, в гавань ведущая, к оргиям склонная, целым

И невредимым скорей в гавань прийти Наяко́!

 

 

Девушке-подростку

 

Перевод Л. Блуменау

 

В почке таится еще твое лето. Еще не темнеет

Девственных чар виноград. Но начинают уже

Быстрые стрелы точить молодые эроты, и тлеться

Стал, Лисидика, в тебе скрытый на время огонь.

Впору бежать нам, несчастным, пока еще лук ненатянут!

Верьте мне — скоро большой, тут запылает пожар.

 

 

На гетер

 

Перевод Л. Блуменау

 

Прежде любил я Демó, из Пароса родом, — не диво!

После другую Демо, с Самоса, — диво ль и то?

Третья Демо наксиянка была, — это тоже не шутка;

Край Арголиды родным был для четвертой Демо.

Сами уж мойры, должно быть, назвали меня Филодемом,[492]

Что постоянно к Демо страсть в моем сердце горит.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Ростом мала и чернява Филенион. Но у смуглянки

Волос кудрявей плюща, кожа нежнее, чем пух;

Речь ее сердце чарует сильнее, чем пояс Киприды;

Все позволяет она, требуя редко наград.

Право, люблю я Филенион, о Афродита! — покуда

Ты не пошлешь мне другой, лучшей еще, чем она.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Ярко свети, о Селена[493], двурогая странница ночи!

В окна высокие к нам взор свой лучистый бросай

И озаряй своим блеском Каллистион. Тайны влюбленных

Видеть, богиня, тебе не возбраняет никто.

Знаю, счастливыми нас назовешь ты обоих, Селена, —

Ведь и в тебе зажигал юный Энди́мион страсть.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

О, эта ножка! О, голень! О, тайные прелести тела,

Из-за чего я погиб — ах, и недаром погиб!

О, эта грудь, эти руки, и тонкая шея, и плечи,

Эти глаза, что меня взглядами сводят с ума!

Чары искусных движений и полных огня поцелуев,

Звуки короткие слов, сердце волнующих… Пусть

Римлянка Флора и песен Сапфо не поет, — Андромеду,

Хоть индианка была[494], все же любил ведь Персей[495].

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Речи, лукавые взгляды, кифара и пенье Ксантиппы, —

И уж начавший опять вспыхивать страсти огонь

Жжет тебя, сердце. С чего, и давно ли, и как — я не знаю.

Будешь ты, бедное, знать, в этом огне обгорев.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Лампу, немую сообщницу тайн, напои, Филенида,

Масляным соком олив и уходи поскорей,

Ибо противно Эроту свидетеля видеть живого.

Да, уходя, за собой дверь, Филенида, запри.

Ну же, целуй меня крепче, Ксанфо! И пускай испытает

Ложе любви, сколько есть у Кифереи даров.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Платит за раз пять талантов прелестнице некоей некий

И с некрасивой — клянусь, — дело имея, дрожит.

Лисианассе же я отдаю лишь пять драхм и за это

Без опасений лежу с лучшей гораздо, чем та.

Или я вовсе рассудка лишен, или подлинно надо

Нечто у мота того взять да секирой отсечь.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Я не гонюсь за венком из левкоев, за миррой сирийской,

Пеньем под звуки кифар да за хиосским вином.

Пышных пиров не ищу и объятий гетер ненасытных, —

Вся эта роскошь, друзья, мне ненавистна, как блажь.

Голову мне увенчайте нарциссом, шафранною мазью

Члены натрите, мой слух флейтой ласкайте кривой,

Горло мне освежите дешевым вином Митилены,

С юной дикаркой делить дайте мне ложе любви!

 

 

МЕЛЕАГР ГАДАРСКИЙ[496]

 

 

К Зенофиле

 

Перевод Л. Блуменау

 

Спишь ты, я вижу, мой нежный цветок, Зенофила. О, если б

Мог на ресницы твои Сном я бескрылым сойти!

Чтобы к тебе даже тот, кто смыкает и Зевсовы очи,

Не подходил и тобой я обладал бы один.

 

 

 

Перевод В. Печерина

 

Быстрый мой вестник, комар, полети! На ушко Зенофиле,

Нежно коснувшись ее, эти слова ты шепни:

«Он тебя ждет и не может уснуть; а ты, друга забывши,

Спишь!» Ну, лети же скорей! Ну, песнопевец, лети!

Но берегись, потихоньку скажи, не то — мужа разбудишь;

С мужем воспрянут тотчас ревности муки с одра.

Если ж ее приведешь, то в награду тебя я одену

Львиною кожей и дам в руки тебе булаву.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Паном аркадским клянусь, Зенофила, под звуки пектиды

Мило ты песни поешь! Мило играешь, клянусь!

Как от тебя убегу я? Меня обступили эроты,

Ни на минуту они мне отдохнуть не дают.

Сердце мое зажигает то образ твой чудный, то муза,

То твоя грация — все! Весь я горю, как в огне.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Вот уж левкои цветут. Распускается любящий влагу

Нежный нарцисс, по горам лилий белеют цветы,

И, создана для любви, расцвела Зенофила, роскошный

Между цветами цветок, чудная роза Пифо.

Что вы смеетесь, луга? Что кичитесь весенним убором?

Краше подруга моя всех ароматных цветов.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Винная чаша ликует и хвалится тем, что приникли

К ней Зенофилы уста, сладкий источник речей.

Чаша счастливая! Если б, сомкнув свои губы с моими,

Милая разом одним выпила душу мою!

 

 

 

Перевод Д. Дашкова

 

Пусть на власах, Зенофила, твоих увядает венок мой:

Пышно цветешь ты сама, лучший венок из венков!

 

 

 

Перевод Д. Дашкова

 

Прелести дал Зенофиле Эрот, хариты — любезность;

Пафия с поясом ей власть над сердцами дала.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Всем объявляю о бегстве Эрота. Вот только что, утром,

Быстро с постели спорхнув, он улетел и исчез.

Мальчик он плачущий сладко, болтливый, живой и бесстрашный,

Склонен к насмешкам, крылат, носит колчан за спиной.

Чей он, сказать не сумею: его, шалуна, своим сыном

Не признают ни Эфир, ни Океан, ни Земля,

Ибо он всем и всему ненавистен. Смотрите теперь же:

Не расставляет ли он где-нибудь сети для душ?

Э, да ведь вот он — в засаде! Меня не обманешь. Напрасно

Ты притаился, стрелок, у Зенофилы в глазах.

 

 

«Знаю! К чему твои клятвы…»

 

Перевод Л. Блуменау

 

Знаю! К чему твои клятвы, когда, обличитель гулящих,

След благовонных мастей свеж на твоих волосах?

Ночи бессонной улика, и глаз твоих взгляд утомленный,

И обвитая вокруг нить на кудрях — от венка.

Только что в оргии бурной измяты волос твоих пряди,

Ноги нетверды твои, руки дрожат от вина…

С глаз моих скройся, блудница! Пектида и треск погремушек,

Вестники пира, зовут к оргии новой тебя.

 

 

Эпитафия Клеаристе

 

Перевод В. Печерина

 

Горе! Не сладостный брак, но Аид, Клеариста, суровый

Девственный пояс тебе хладной рукой развязал.

Поздней порой у невесты, пред дверью растворчатой, флейты

Сладко звучали; от них брачный покой весь гремел;

Утром — весь дом огласился рыданием, и Гименея

Песни веселой напев в стон обратился глухой;

Факелы те ж и невесте у храмины брачной светили,

И усопшей на путь в мрачное царство теней.

 

 

Стрелы Эрота

 

Перевод Л. Блуменау

 

Пышные кудри Тимо и сандалии Гелиодоры,

Миррой опрысканный вход в доме у милой Демо,

Полные неги уста и большие глаза Антиклеи,

Свежий всегда на висках у Дорифеи венок, —

Нет, не осталось теперь у тебя уже больше в колчане

Стрел оперенных, Эрот! Все твои стрелы во мне.

 

 

Цикаде

 

Перевод Л. Блуменау

 

Ты, моей ночи утеха, обманщица сердца, цикада,

Муза — певица полей, лиры живой образец!

Милыми лапками в такт ударяя по крылышкам звонким,

Что-нибудь мне по душе нынче, цикада, сыграй,

Чтобы избавить меня от ярма неусыпной заботы,

Сладостным звуком во мне жажду любви обмануть, —

И, в благодарность за это, я дам тебе утром, цикада,

Свежей чесночной травы с каплями чистой росы.

 

 

Фанион

 

Перевод Л. Блуменау

 

Вы, корабли — скороходы морские, в объятьях Борея

Смело державшие путь на Геллеспонтский пролив[497],

Если, идя мимо Коса, увидите там на прибрежье

Милую Фа́нион, вдаль взор устремившую свой,

Весть от меня передайте, прекрасные, ей, что желанье

К ней переносит меня не на ладье, на ногах.

Только скажите ей это, и тотчас же Зевс милосердный

Ветром попутным начнет вам раздувать паруса.

 

 

Тимо

 

Перевод Л. Блуменау

 

Клей — поцелуи твои, о Тимо, а глаза твои — пламя:

Кинула взор — и зажгла, раз прикоснулась — и твой!

 

 

Демо

 

Перевод Л. Блуменау

 

Утро, враждебное мне! Что так рано ты встало над ложем?

Только пригреться успел я на груди у Демо.

Свет благодатный, — который теперь мне так горек! — о, лучше б,

Быстро назад побежав, снова ты вечером стал!

Было же прежде, что вспять устремлялся ты волею Зевса

Ради Алкмены, — не нов ход и обратный тебе.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Утро, враждебное мне! Что так тихо ты кружишь над миром

Нынче, когда у Демо млеет в объятьях другой?

Прежде, как с нею, прекрасной, был я, ты всходило скорее,

Точно спешило в меня бросить злорадным лучом.

 

 

Асклепиаде

 

Перевод Ф. Петровского

 

Асклепиада глазами, подобными светлому морю,

Всех соблазняет поплыть с нею по волнам любви.

 

 

Ликениде

 

Перевод Л. Блуменау

 

Сбегай, Доркада, скажи Ликениде: «Вот видишь — наружу

Вышла неверность твоя: время не кроет измен».

Так и скажи ей, Доркада. Да после еще непременно

Раз или два повтори. Ну же, Доркада, беги!

Живо, не мешкай! Справляйся скорей. Стой! Куда же, Доркада,

Ты понеслась, не успев выслушать все до конца?

Надо прибавить к тому, что сказал я… Да что я болтаю!

Не говори ничего… Нет, обо всем ей скажи,

Не пропусти ни словечка, Доркада… А впрочем, зачем же

Я посылаю тебя? Сам я с тобою иду.

 

 

Неизвестной

 

Перевод Л. Блуменау

 

Звезды и месяц, всегда так чудесно светящий влюбленным!

Ночь и блужданий ночных маленький спутник — игрун!

Точно ль на ложе еще я застану прелестницу? Все ли

Глаз не смыкает она, жалуясь лампе своей?

Или другой обнимает ее? О, тогда я у входа

Этот повешу венок, вянущий, мокрый от слез,

И надпишу: «Афродита, тебе Мелеагр, посвященный

В тайны твои, отдает эти останки любви».

 

 

Гелиодоре

 

Перевод Л. Блуменау

 

В мяч он умеет играть, мой Эрот. Посмотри, он бросает

Сердцем, что бьется во мне, Гелиодора, в тебя.

Страстью взаимной ответь. Если прочь меня кинешь, обиды

Не потерплю я такой против законов игры.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Сжалься, Эрот, дай покой наконец мне от страсти бессонной

К Гелиодоре, уважь просьбу хоть музы моей!

Право, как будто твой лук не умеет и ранить другого,

Что на меня одного сыплются стрелы твои.

Если убьешь ты меня, я оставлю кричащую надпись:

«Кровью убитого здесь, странник, запятнан Эрот».

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Пчелка, живущая соком цветов, отчего так, покинув

Чашечки луга, к лицу Гелиодоры ты льнешь?

Хочешь ли тем показать, что и сладких и горьких до боли

Много Эротовых стрел в сердце скрывает она?

Если пришла ты мне это сказать, то лети же обратно,

Милая! Новость твою сами мы знаем давно.

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Мать небожителей, Ночь! Об одном я тебя умоляю,

Лишь об одном я прошу, спутница наших пиров:

Если другой кто-нибудь обладает чарующим телом

Гелиодоры моей, с ней ее ложе деля,

О, да погаснет их лампа, и пусть, как Энди́мион, вяло

И неподвижно лежит он у нее на груди!

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Кубок налей и опять и опять назови дорогую

Гелиодору, с вином сладкое имя смешай!

Кудри вчерашним венком убери мне — он память о милой,

Влагой душистых мастей он до сих пор напоен.

Видишь, как роза, подруга влюбленных, слезинки роняет,

Видя ее не со мной и не в объятьях моих.

 

 

6[498]

 

Перевод Л. Блуменау

 

Слезы сквозь землю в Аид я роняю, о Гелиодора!

Слезы, останки любви, в дар приношу я тебе.

Горькой тоской рождены, на твою они льются могилу

В память желаний былых, нежности нашей былой.

Тяжко скорбит Мелеагр о тебе, и по смерти любимой

Стоны напрасные шлет он к Ахеронту, скорбя…

Где ты, цветок мой желанный? Увы мне, похищен Аидом!

С прахом могилы сырой смешан твой пышный расцвет…

О, не отвергни, земля, всенародная мать, моей просьбы:

Тихо в объятья свои Гелиодору прими!

 

 

Эпитафия Эсигену

 

Перевод Л. Блуменау

 

Радуйся, матерь-земля! И не будь тяжела Эсигену.

Ведь и тебя Эсиген мало собой тяготил.

 

 

«Ночь, священная ночь…»

 

Перевод Д. Дашкова

 

Ночь, священная ночь, и ты, лампада, не вас ли

Часто в свидетели клятв мы призывали своих!

Вам принесли мы обет: он — друга любить, а я — с другом

Жить неразлучно, — никто нас не услышал иной.

Где ж вероломного клятва, о ночь!.. Их волны умчали,

Ты, лампада, его в чуждых объятиях зришь!

 

 

Весна

 

Перевод К. Масальского

 

Бури и вьюги печальной зимы улетели с эфира,

Вновь улыбнулась весне цветоносной румяная Ора[499],

Мрачное поле украсилось бледно-зеленой травою,

Вновь дерева, распускаясь, младыми оделись листами.

Утро, питатель цветов, мураву напояет росою;

Луг засмеялся угрюмый, и роза на нем заалела.

Звонкой свирели в горах раздалися веселые звуки;

Белое стадо козлят пастуха забавляет играньем.

Вдаль по широким валам мореходец отважный понесся;

Веяньем легким зефира наполнился трепетный парус.

Все торжествует на празднике грозделюбивого Вакха,

Веткой плюща и лозой виноградной власы увивая.

Делом своим занялись из тельца происшедшие пчелы[500]:

С дивным искусством и пламенным рвением в улье слепляют

Белые, медом златым и душистым текущие соты.

Яркие клики и песни пернатых несутся отвсюду:

С волн алькионы стенанье, чирликанье ласточки с кровли,

Крик лебединый с реки, соловьиные свисты из рощи.

Если ж и листья приятно шумят, и поля расцветают,

Голос свирели в горах раздается и рéзвится стадо,

Вдаль мореходец плывет, Дионис заплясал от восторга,

Весело птицы поют и трудом наслаждаются пчелы, —

Можно ль весною певцу удержаться от радостных песней?

 

 

Автоэпитафии[501]

 

Перевод Л. Блуменау

 

Тир, окруженный водою, кормильцем мне был, а Гадара

Аттика Сирии — край, где появился на свет

Я, Мелеагр, порожденный Эвкратом; хариты Мениппа[502]

Были на поприще муз первые спутницы мне.

Если сириец я, что же? Одна ведь у всех нас отчизна —

Мир, и Хаосом одним, смертные, мы рождены.

А написал это я на дощечке, уж будучи старым,

Близким к могиле своей, — старость Аиду сосед.

Если ж меня, старика болтуна, ты приветствуешь, боги

Да ниспошлют и тебе старость болтливую, друг!

 

 

 

Перевод Л. Блуменау

 

Путник, спокойно иди. Средь душ благочестных умерших

Сном, неизбежным для всех, старый здесь спит Мелеагр.

Он, сын Эвкратов, который со сладостнослезным Эротом

Муз и веселых харит соединял с юных лет,

Вскормлен божественным Тиром и почвой священной Гадары,

Край же, меропам родной, Кос его старость призрел.

Если сириец ты, молви: «салам»; коль рожден финикийцем,

Произнеси: «аудонис»; «хайре» скажи, если грек.

 

 

АРХИЙ МИТИЛЕНСКИЙ[503]

 

 

«Надо бежать от Эрота!..»

 

Перевод Ю. Шульца

 

Надо бежать от Эрота! Пустое! За мною на крыльях

Он по пятам, и пешком мне от него не уйти.

 

 

О Жизни

 

Перевод Л. Блуменау

 

Право, достойны фракийцы похвал, что скорбят о младенцах,

Происходящих на свет из материнских утроб,

И почитают, напротив, счастливым того, кто уходит,

Взятый внезапно рукой Смерти, прислужницы кер.

Те, кто живет, те всегда подвергаются бедствиям разным;

Тот же, кто умер, нашел верное средство от бед.

 

 

ГАЛЛ[504]

 

 

На кубок с изображением Тантала[505]

 

Перевод Ю. Шульца

 

Вместе с богами когда-то сидел на пирах он и часто

Чрево свое наполнял нектара сладкой струей.

Ныне он жаждет земного питья, но завистница влага

Прочь убегает сама от пересохшего рта.

«Пей, — говорит изваянье, — держи сокровенное в тайне;

Вот наказанье для тех, чей невоздержан язык».