Оракул Аполлона Пифийского врачу Орибасию 3 страница

Перевод Г. Церетели

К Меценату

Взнесусь на крыльях мощных, невиданных,

Певец двуликий, в выси эфирные,

С землей расставшись, с городами,

Недосягаемый для злословья.

Я, бедный отпрыск бедных родителей,

В дом Мецената дружески принятый,

Бессмертен я, навек бессмертен:

Стиксу не быть для меня преградой!

Уже я чую: тоньше становятся

Под грубой кожей скрытые голени —

Я белой птицей стал, и перья

Руки и плечи мои одели.

Летя быстрее сына Дедалова,

Я, певчий лебедь, узрю шумящего

Босфора брег, заливы Сирта,

Гиперборейских полей[772]безбрежность,

Меня узнают даки, таящие

Свой страх пред римским строем, колхидяне,

Гелоны[773]дальние, иберы,

Галлы, которых питает Рона[774].

Не надо плача в дни мнимых похорон,

Ни причитаний жалких и горести.

Сдержи свой глас, не воздавая

Почестей лишних пустой гробнице.

«Противна чернь мне…»

Перевод Н. Гинцбурга

К хору юношей и девушек

Противна чернь мне, чуждая тайн моих,

Благоговейте молча: служитель муз —

Досель неслыханные песни

Девам и юношам я слагаю.

Цари грозны для трепетных подданных,

А бог Юпитер грозен самим царям:

Велик крушением Гигантов,

Мир он колеблет движеньем брови.

Иной раскинет шире ряды борозд

В своих поместьях; родом знатней, другой

Сойдет за почестями в поле[775];

Третьего выдвинут нрав и слава;

Четвертый горд толпою приспешников;

Но без пристрастья жребьем решает смерть

Судьбу и знатных и ничтожных:

В урне равны имена людские.

Кто чует миг над шеей преступною,

Тому не в радость яства Сицилии:

Ни мирный звон, ни птичье пенье

Сна не воротят душе тревожной.

А миротворный сон не гнушается

Лачугой скромной сельского жителя,

Реки тенистого прибрежья,

Зыблемых ветром лощин Темпейских.

Лишь тем, кому довольно насущного,

Совсем не страшен бурного моря шум,

Когда нагрянет буйным вихрем

Гед[776], восходя, иль Арктур, склоняясь;

Не страшен град над винными лозами,

И не страшна земля, недовольная

То ливнем злым, то летней сушью,

То холодами зимы суровой.

А здесь и рыбам тесно в пучине вод —

За глыбой глыба рушится с берега,

И вновь рабов подрядчик гонит:

Места себе не найдет хозяин

На прежней суше. Но и сюда за ним

Несутся следом Страх и Предчувствия,

И на корабль взойдет Забота

И за седлом примостится конским.

Так если нам ни мрамором Фригии,

Ни ярче звезд блистающим пурпуром,

Ни соком лоз, ни нардом[777]персов

Не успокоить душевной муки, —

Зачем я буду строить на новый лад

Чертоги с пышным входом? Зачем менять

На хлопотливые богатства

Мирные нивы долин Сабинских?

«Военным долгом призванный, юноша…»

Перевод А. Семенова-Тян-Шанского

К римскому юношеству

Военным долгом призванный, юноша

Готов да будет к тяжким лишениям;

Да будет грозен он парфянам

В бешеной схватке копьем подъятым.

Без крова жить средь бранных опасностей

Пусть он привыкнет. Пусть, увидав его

Со стен твердыни вражьей, молвит

Дочке-невесте жена тирана:

«Ах, как бы зять наш будущий, царственный,

В искусстве ратном мало лишь сведущий,

Не раззадорил льва, что в сечу

Бурно кидается в яром гневе!»

И честь и радость — пасть за отечество!

А смерть равно разит и бегущего

И не щадит у тех, кто робок,

Спин и поджилок затрепетавших.

Падений жалких в жизни не ведая,

Сияет Доблесть славой немеркнущей

И не приемлет, не слагает

Власти по прихоти толп народных.

И, открывая небо достойному

Бессмертья, Доблесть рвется заказанным

Путем подняться и на крыльях

Быстро летит от толпы и грязи.

Но есть награда также молчанию:

И если кто нарушит Церерины

Святые тайны, то его я

Не потерплю под одною кровлей

Иль в том же челне. Часто Диéспитер

Карает в гневе с грешным невинного;

А кто воистину преступен,

Тех не упустит хромая Кара.

«Гиг вернется, не плачь!..»

Перевод Я. Голосовкера

Астерия и Гиг

Гиг вернется, не плачь! Ветры весной тебе,

Астерия, примчат верного юношу, —

А товары какие

Вывез Гиг из Вифинии!

Гиг вернется, — его к берегу Орика[778]

Нот свирепый занес в пору безумства бурь.

Там в холодной постели

Ночь за ночью он слезы льет.

Был подослан женой юной хозяина

К Гигу сводник: «Больна Хлоя, несчастную

Твой же пламень сжигает, —

Так посол улещал его. —

Близок был и Пелей[779]к мрачному Тартару:

Ипполиту отверг. Гибель настигла бы,

Но…» Всё новые были

Греховодную нить плели.

Тщетно! Глух, как скала дальней Икарии[780],

Гиг внимает словам. Сердцем он тверд. И ты

Эпинею, соседу,

Не дари, Астерия, глаз.

Он наездник лихой! Пусть же гарцует он!

В поле Марсовом нет равных соперников, —

Пусть пловцов пересилит,

Рассекая ладонью Тибр, —

Только к ночи запри дверь, не выглядывай

Из окна на призыв флейты и, жалобы

И упрек принимая,

К переулку жестокой будь.

«— Мил доколе я был тебе…»

Перевод С. Шервинского

К Лидии

— Мил доколе я был тебе,

И не смел ни один юноша белую

Шею нежно рукой обвить,

Я счастливее жил, нежели персов царь.

— Ты доколь не пылал к другой

Страстью, не возносил Хлою над Лидией,

С громким именем Лидия,

Я счастливей жила римлянки Илии[781].

— Покорен я фракиянкой, —

Хлоя сладко поет, лире обучена.

За нее умереть готов,

Только жизни бы срок девушке рок продлил.

— Мы взаимно огнем горим,

Я и Калаид, сын Орнита-эллина.

Дважды ради него умру,

Только жизни бы срок юноше рок продлил.

— Что, коль вновь возвратится страсть

И железным ярмом свяжет расставшихся?

Что, коль рыжую Хлою — прочь,

И отворится дверь брошенной Лидии?

— Хоть звезды он прекраснее,

Ты же легче щепы, непостояннее

Адриатики бешеной, —

Жить с тобою хочу и умереть, любя!

«Если б даже струя Дона далекого…»

Перевод Я. Голосовкера

Лике

Если б даже струя Дона далекого

Утоляла тебя в доме у варвара,

Ты меня у твоей двери, продрогшего

На ветру, пожалела бы.

Лика, вслушайся в ночь: створы ворот скрипят,

Там, под кровлями вилл, воем на вой ветров

Отзывается сад, и леденит снега

Сам Юпитер, властитель стуж.

Пред любовью сломи жестокосердие,

Берегись, побежит вспять колесо судьбы,

Иль тиренец тебя недосягаемой

Пенелопой на свет родил?

Ах, тебя ни мольбы, ни драгоценный дар,

Ни влюбленной толпы бледность — фиалки цвет,

Не преклонят, ни месть мужу, гречанкою

Уязвленному. Смилуйся,

Пощади! Хотя ты сердцем, как дуб, мягка

И нежней, чем укус змей Мавритании.

Мне ли век под дождем, даже с небес любви,

У порога погоды ждать?

«О Меркурий, мог Амфион кифарой…»

Перевод Я. Голосовкера

К лире

О Меркурий, мог Амфион[782]кифарой

Камни громоздить — ученик твой верный:

Так звени же в лад, черепаха! Пой мне,

Щит семиструнный!

Говорливой ты не бывала прежде.

Ныне голос твой — на пиру и в храме.

Так звени же в лад! Да преклонит Лида

Слух прихотливый.

Я б сравнил ее с кобылицей в поле:

Любо ей играть — не дается в руки,

Брачных уз бежит, отбивая круто

Натиск влюбленных.

Лира, за тобой, чаровницей, тигры

И леса толпой. Ты звенишь, и реки

Замедляют бег, и, завороженный

Вратарь Аида,

Цербер путь тебе уступает: змеи

Злобно по плечам у него клубятся,

Смрадом дышит пасть, и слюна сочится

Из треязычной.

И невольный вздох Иксион[783]и Титий,

Просветлев лицом, издают, и урна

Данаид суха, пока ты жестоких

Песней пленяешь.

Спой же Лиде быль о преступных девах,

Расскажи, за что их карают казнью,

Осудив черпать для бездонной бочки

Воду бессрочно.

Спой об их судьбе и во мраке Орка.

Прокляты они! И на что дерзнули!..

Прокляты! Мужей-новобрачных ночью

Сонных зарезать!

Но одна из дев, клятвопреступленьем

Осквернив уста, освятила брак свой

И за то почет обрела навеки

Ложью высокой.

«Встань, — сказала, — встань, пробудись, супруг мой,

Пробудись, иль сон непробудным станет.

Тестя обмани и сестер бесчестных,

Встань, мой желанный!

Словно стая львиц меж телят, лютуя,

Юношей они в одиночку губят.

Я душой нежна: не убью, не брошу

Друга в темницу.

Пусть отец меня отягчит цепями

Лишь за то, что я пожалела мужа,

Или пусть сошлет на край света морем

К дальним нумидам[784].

О, беги, молю, без оглядки, милый,

Пока ночь тебе и любовь защитой!

Добрый путь! А мне, горемычной, вырежь

Надпись над гробом».

«О, как грустно, Необула…»

Перевод Я. Голосовкера

Раздумье Необулы

О, как грустно, Необула, избегать игры Амура,

Не осмелиться похмельем смыть тоску, а осмелеешь,

Языком отхлещет ментор.

Где же, баловень Киферы[785], где плетенка для кудели,

Трудолюбие Минервы? Ты унес их в сновиденья

О красавце из Динары.

Как у юноши, у Гебра, тиберийскою волною

Торс лоснящийся омоет — он затмит Беллерофонта[786],

И в борьбе и в беге спорый,

Он оленя на поляне вдоль стремительного стада

Легким дротиком нагонит, кабана в колючей чаще

На рогатину подденет.

«Ключ, звенящий хрусталь…»

Перевод Я. Голосовкера

Бандузийский ключ

Ключ, звенящий хрусталь, мой Бандузийский[787]ключ

Я бы чистым вином, я бы венком почтил.

Жди же козлика в жертву.

Уж набухли на лбу его