Вашингтон, округ Колумбия

Университет Джексон

Роли, штат Северная Каролина

Ноября 1994

Поздний вечер

 

Стёкла в машине запотели изнутри, и в какой-то момент у Лиз мелькнула мысль, что они с Джимом то ли в батискафе, то ли ещё чёрт знает в каком маленьком подводном кораблика погружаются, мерно покачиваясь, в какие-то жуткие глубины. Мысль мелькнула и сразу же ушла, ведь Джим – классный парень, и когда Лиз оставалась с ним наедине, незачем было думать о чём-то постороннем. И очень хорошо, что мир за стёклами машины невидим – взгляд не цеплялся ни за мокрые чахлые кусты на обочине, где был припаркован «мерседес», ни за ветхие постройки в стороне от дороги. Было тепло, тихо и уютно, как в материнской утробе.

Но неприятные мысли всё равно лезли в голову – впереди были рождественские каникулы, обещавшие только нудное общение с предками и расставание с Джимом.

– Клянусь, – тяжело дыша, говорила Лиз в перерывах между поцелуями, – в день Рождества вся моя семья откроет подарки. А я буду сидеть в своей маленькой норке и думать: «Жаль, что нет Джима. Хотела бы я, чтобы Джим был здесь».

– Я знаю, – успел ответить парень, прежде чем Лиз накрыла его губы своими.

Поцелуй длился, казалось, вечность. Лиз сидела верхом на бёдрах Джима, обнимая его за шею, а он гладил её спину и ягодицы, чувствуя даже через одежду жар её тела.

Упоительный момент слияния вот-вот должен был наступить, пальцы девушки нащупали и расстегнули ремень на брюках парня, но…

В боковое стекло постучали, и рассеянный свет фонарика осветил лица влюблённой парочки. Лиз прерывисто вздохнула-ахнула – скорее от неожиданности и разочарования, чем от испуга.

«Чёрт, – подумал Джим, – вот кайфолом-то какой!»

– Ну вот, – натянуто усмехаясь, сказал он, – засекли.

Лиз плюхнулась с его колен на соседнее сиденье и принялась поспешно приводить одежду в надлежащий вид, а Джим, стерев с губ следы помады и застёгивая ремень, опустил боковое стекло.

– Что случилось, сэр? – спросил парень, жмурясь от яркого света, бьющего прямо в глаза, и пытаясь разглядеть непрошеного гостя.

– Выйдете из машины, пожалуйста, – скрипучим голосом произнёс незнакомец.

– Сэр, простите, – столь искусственно виноватым тоном стал оправдываться Джим, что Лиз тихонько хихикнула, – мы сейчас проедем, и всё будет в порядке, сэр…

– Я сказал, – более жестоким тоном прервал его тираду незнакомец, – выйдете из машины!

«А, чёрт, – подумал Джим, поднимая стекло, – опять на моралиста напоролись. Теперь целый час будет докапываться – кто, что да почему». Он вылез из машины, захлопнул дверцу и выпрямился. Свет фонаря бил ему в глаза, и парень инстинктивно поднял руку, заслоняясь от яркого луча.

– Опустите руки, – приказ прозвучал всё так же жёстко.

На незнакомце была фуражка и какая-то форменная куртка, остального Джим не мог разглядеть из-за слепящего света.

– Документы, пожалуйста, – произнёс незнакомец, слегка отводя фонарь. И Джим увидел, что тот одет в джинсы, а на ногах – какие-то рыжие тупоносые ботинки. Ни один полицейский не допустил бы такого.

– Сначала – ваши, – резко ответил парень.

Фонарь опустился, и Джим постарался разглядеть, кто же перед ним, но перед глазами замелькали багровые круги.

Лиз увидела, как смазанное пятно света метнулось по косой дуге вверх, Джима отбросило на машину, и он медленно сполз на землю, оставив на боковом стекле полоску крови из рассечённой ударом тяжёлого фонаря скулы.

– Вот и славно, – донёсся до девушки голос незнакомца, уже другой – мягкий, даже несколько ласковый.

Лиз отчаянно закричала.

 

Уитакер, штат Северная Каролина

Ноября 1994

Утро

 

Шон О’Лири захлопнул дверцу своего подержанного «доджа» и направился в дому. Чугунная калитка каменной ограды, которой был обнесён его участок, покосилась, петли скрипели, и О’Лири в очередной раз пообещал себе заняться ею в ближайший уик-энд. Хотя бы подтянуть и смазать петли. Правда, обещал он это себе после каждого дежурства вот уже семь месяцев.

На ходу стягивая кожаную куртку, Шон взбежал по ступеням крыльца, толкнул входную дверь и, пройдя через прихожую, вошёл в кухню. Бросил куртку на стол, распахнул дверцу холодильника и немного порылся в продуктах, бормоча себе под нос довольно-таки непечатные выражения. Наконец поиски Шона увенчались успехом, и он вытянул на свет божий пару бутылок «Ред Булл». Захлопнул дверцу и от души выматерился вполголоса.

Сзади раздался сухой демонстративный кашель. Шон резко обернулся и покраснел. У входа в кухню стояла, прислонившись к косяку, высокая сухощавая женщина. Её седая голова была чуть откинута назад, живые серо-зелёные глаза строго смотрели на Шона.

– Привет, ма, – пробормотал Шон. – Извини, я не знал, что ты здесь. Кэйтлин О’Лири оттолкнулась от косяка и подошла к сыну.

– Я понимаю, Шонни, что ты не допустил бы непристойных высказываний в моём присутствии, но использовать в подобных выражениях имя Матери Божьей и её сына – непростительно. Даже наедине с собой, Шон.

Шон покраснел ещё гуще. Это было нелепое зрелище: высоченный – метр девяносто – тридцатидвухлетний мужчина, комплекцией напоминающий футбольного полузащитника в полной амуниции, краснел, как первоклашка. Но таково уж было его воспитание. Не боявшийся ни Бога, ни чёрта здоровенный рыжий полуирландец-полушотландец Шон О’Лири робел перед матерью.

Кэйтлин О’Лири – девичестве Мак-Ги – рано овдовела и воспитывала двух детей в строгости и богобоязненности, насколько это было возможно в безумной атмосфере конца шестидесятых – начала семидесятых. С Шона, как со старшего, она спрашивала строже, и доставалось ему за все детские шалости больше, чем младшей Мэри Пэт.

Кэйтлин не препятствовала, но и не приветствовала женитьбу сына. «Мог бы найти приличную ирландскую девушку, – ворчала она иногда, – а не эту проклятую пуэрториканку». Ворчала она, правда, наедине с собой, но Шон чувствовал её отношение к Сильвии Дельмонте, ныне миссис О’Лири. Теперь он понимал причину материнской неприязни. Сильвия была неаккуратна, сварлива, неумна. И плюс ко всему – бесплодна.

Брак тянулся по инерции; всё чаще в супружеской постели Шон поворачивался спиной к жене и засыпал. Былая страсть двух лет до брака и первого года супружества ушла. О’Лири с удивлением вспоминал иной раз о бессонных ночах, отданных любви, когда не дежурство он приходил с красными от недосыпания глазами и снисходительно выслушивал подначки сослуживцев. Даже некогда стройная фигурка Сильвии раздалась, оплыла. «Боже, – иногда думал он, – и всё за каких-то три года». Шон всё чаще погуливал на стороне и подозревал, что и Сильвия зря времени не теряет.

Но, несмотря на всё это, религиозные убеждения не позволяли Шону развестись с Сильвией. А ведь семья фактически развалилась.

– Как прошло дежурство, Шон? – спросила Кэйтлин.

– Спасибо, ма, – рассеяно ответил Шон, – всё в порядке.

– Слава Всевышнему, – перекрестилась миссис О’Лири. – Когда твой отец уходил на дежурство, я всегда молилась, но один раз, видимо, не слишком усердно.

Брайан О’Лири был патрульным полицейским, его застрелил налётчик, когда уходил от погони после ограбления ювелирного магазина. Шону тогда было всего пять лет.

– Твой отец хоть патрулировал улицы, где, кроме преступников, всё-таки попадались и честные люди, – в который раз продекламировала миссис О’Лири. – Вокруг тебя же – самые гнусные негодяи.

– Мне легче, ма, – в который раз ответил О’Лири. – Отец ходил среди преступников, прикидывавшихся честными людьми, у них было оружие. Я же хожу мимо клеток с мерзавцами. Я в большей безопасности.

 

 

Штаб-квартира ФБР

Вашингтон, округ Колумбия

Ноября 1994

8:30

 

«Всё как всегда, – грустно подумала Скалли, входя в подвал. – Призрак копается в бумагах и выдаёт сногсшибательные интерпретации и версии. Звонят телефоны, снуют люди. Всё как всегда».

Бесшумно приблизившись к напарнику, Скалли чуть сбоку заглянула ему в лицо.

– Последний раз ты был так увлечён, когда смотрел видеоновости для тех, кто одинок и кому нечего делать за полночь, – сказала она.

Малдер быстро обернулся, но Скалли уже сделала шаг в сторону и отошла к заваленному папками столу.

– Дана, ты же вроде взяла выходной, – мягко произнёс Фокс. – Как у тебя дела?

– Дана? – Скалли с полуусмешкой подняла брови. – Надо же…Спасибо, всё в порядке. Над чем работаешь?

Она вернулась к столу Малдера и заглянула в бумаги, которые напарник изучал до её прихода.

– Два дня назад была похищена парочка из университета Джексон. Элизабет Хоули и Джеймс Сандерс. Обоим по девятнадцать лет. В прошлом году тоже была похищена влюблённая парочка, только это произошло в университете Дьюк. Неделей позже обоих студентов нашли мёртвыми. И точно такой же случай был три года назад в Пенн-Стейте. Неделя поисков – и два трупа в результате.

– Значит, – полувопросительно произнесла Скалли, – в течение недели их держали где-то живыми.

Малдер кивнул.

– И пытали. Полиция каждый раз полагала, что это единичный случай. Но теперь очевидно, что мы имеем дело с серийным убийцей.

Рассказывая, Малдер старался заглянуть в глаза Скалли, поддержать молчаливым участием, взглядом, в конце-то концов. Но Скалли полуотрешённо слушала его и глядела куда-то в сторону.

– Как бы там ни было, – закончил Призрак, – если наше предположение верно, у нас остаётся всего пять дней, чтобы найти этих детей.

Повисла неловкая пауза. Наконец Скалли взглянула в лицо напарнику:

– Мрачный срок, я бы сказала.

Малдер легко тронул Скалли за плечо и тут же уткнулся в бумаги.

– Есть ещё один мрачный срок, – сказал он, не поднимая головы. – Через неделю Лютер Ли Боггз сядет в газовую камеру в Северной Каролине.

Он протянул Скалли папку.

– А этот-то здесь при чём? – спросила Дана, разглядывая малопривлекательное лица на фотографии.

– Он утверждает, что у него есть информация, относящаяся к делу. Он описал браслет Хоули до мельчайших деталей. Эта информация была доступна только членам семьи.

– Или похитителю. – Добавила Скалли.

Малдер улыбнулся – от ироничной апатии Скалли остался только лёгкий дымок.

– Боггз считает, что, если его таланты помогут спасти хоть одного из этих юнцов, ему следует скосить приговор до пожизненного тюремного заключения.

– Таланты? – изумилась Скалли.

– Он утверждает, что получает информацию по астральному каналу, – хмыкнул Малдер и, мотнув головой, медленно пошёл в противоположный угол комнаты.

– Малдер, – глядя ему в спину, произнесла Скалли, – извини, но я что, почувствовала нотку Скепсиса в твоём голосе?

Фокс повернулся к ней и уселся за стол.

– Может быть, – ответил он, развалившись на жёстком стуле, словно в мягком кресле.

«Ну, ничего себе», – подумала Скалли. Она с любопытством, даже с некоторым недоумением слушала напарника.

– По Лютеру Боггзу, – продолжал Малдер, – плачет газовая камера. Он там уже был, причём отправил его туда я. Его пристегнули к креслу, но в последний момент дали отсрочку. Боггз утверждает, что пережитые ощущения открыли ему канал связи с потусторонним миром. В принципе, я бы поверил, но только не этому типу. Ни за что.

«Что-то новенькое», – подумала Скалли, но вслух сказала совершенно иное:

– Значит, ты считаешь, что Боггз подстроил похищение, сидя в тюрьме? Специальный заговор, чтобы спасти его жизнь?

Малдер энергично кивнул и открыл папку на нужной странице.

– В шестилетнем возрасте Лютер Боггз перерезал всех домашних животных в доме, где жил. Когда ему было тридцать лет, он задушил пять членов семьи, собравшихся на обед в День Благодарения, а потом спокойно сел смотреть баскетбол по телевизору. Некоторые убийцы – порождение общества, некоторые мстят за прошлые оскорбления и изнасилования. Боггз убивает потому, что ему это нравится.

Малдер подался вперёд и опёрся локтями на стол. Скалли внимательно смотрела на него, ожидая продолжения, но Фокс молчал.

– И что, к тебе обратились, чтобы ты с ним поговорил? – спросила она.

Малдер развёл руками и встал.

– Вообще-то он сам потребовал, чтобы я с ним поговорил, – ответил он.

– А почему именно ты?

– Ну, – произнес Фокс, достав из ящика стола пистолет, – потому что он изучил свой психологический портрет, который сделал я, и считает, что только я в состоянии понять, что он собой представляет.

Он вложил пистолет в кобуру и потянулся за пиджаком.

– Как бы то ни было, я уезжаю в Роли сегодня днём, – закончил Малдер.

Скалли быстро положила лист на стол и встала.

– Я поеду с тобой.

Малдер остановился и внимательно посмотрел на неё.

– Похороны будут в полдень, – глядя в сторону, произнесла Скалли.

Малдер чуть наклонился и заглянул ей в глаза.

– Я думаю, что не стоит так торопиться. Ты бы ещё немного отдохнула, – негромко сказал он.

– Мне нужно работать, – упрямо и даже зло отрезала Скалли.

И тут Малдер мягко провёл ладонью по её щеке.

– Мне очень жаль твоего отца.

Дана неловко кивнула. Ладонь задержалась на щеке. Потом Малдер опустил руку, резко повернулся и быстро пошёл к двери. На пороге обернулся:

– До встречи.

Скалли снова кивнула, коротко вздохнула и решительно шагнула к шкафу, где Малдер держал свой архив. Выдвинула ящик, пробежала пальцами по корешкам папок и вытащила одну, за номером Х-167512. «Визуальные контакты с умершими».

Некоторое время Скалли отрешённо глядела на обложку. Любопытство настойчиво советовало заглянуть внутрь, но рационализм не позволял.

«Должно же хоть что-то остаться незыблемым и постоянным, – невесело усмехнулась она, заталкивая папку на место и задвигая ящик. – Даже в такой сумасшедший день, как сегодня».

Эта мысль посетила Скалли вновь, когда она стояла рядом с матерью на берегу Чесапикского залива. Накрапывал мелкий дождь, дул пронизывающий сырой ветер, усугубляя обстановку похорон. Частые небольшие волны раскачивали катер, стоящий на якоре ярдах в ста от берега. Там, на корме, бывший сослуживец отца, корабельный капеллан, совершал обряд погребения, принятый на военном флоте. Только вместо тела, завёрнутого в брезентовый саван, перед ним была урна с пеплом капитана Уильяма Скалли. Играла музыка, казалось бы, совершенно неподходящая для похорон, и жизнерадостный голос Синатры только бередил болезненные раны души:

Где-то там, за морем,

Где-то там, за морем,

Где мы будем…

Дана повернулась к матери.

– Как капитан, он должен быть похоронен в Арлингтоне, со всеми почестями, – сказала она.

Маргарет Скалли сквозь застилающие глаза слёзы неотрывно глядела, как пепел её мужа развеивается над морской водой.

– Он хотел, чтобы его похоронили именно так, – произнесла она. Повернувшись к дочери, добавила: – Только в присутствии семьи.

Обряд закончился. И музыка словно зазвучала громче, раздражая Дану своей неуместностью. Мать, почувствовав это, негромко произнесла, глядя в море:

– Эта песня играла, когда его корабль возвращался с кубинской блокады. Он сошёл по трапу и промаршировал прямо ко мне. А потом он сделал мне предложение.

Дана склонила голову.

– Я знаю, – сказала она после долгого молчания, – что вы с папой были… – она умолкла, подыскивая нужное слово, – разочарованы, когда я выбрала путь, по которому иду, вместо того, чтобы заниматься медициной. Но…мне нужно знать – он вообще гордился мной или нет?

Маргарет Скалли грустно улыбнулась сквозь слёзы.

– Он был твоим отцом, – ответила она, не глядя на дочь.