Розвелл, штат Нью-Мексико

Муниципальный стадион

Июня 1947 года

К лету сорок седьмого Артур Дэйлс уже три года служил в полиции Розвелла, штат Нью-Мексико. Он полгода как получил чин сержанта и с гордостью носил неудобную и душную (в пустыне-то!) иссиня-черную форму. Он был молод, холост, не курил и почти не пил. Кроме того, он был достаточно хорош собой, чтобы иметь успех у женщин. Последнему мешала только некоторая застенчивость, да еще принципиальность, которую нынешняя молодежь сочла бы старомодной. По тем же причинам он так и не сделал карьеры в полиции, но речь не о том...

В тот безбожно солнечный день (отличный денек для бейсбола!) он пришел на стадион, когда игра подходила к концу. Обидно, конечно, но работа есть работа. У служебного выхода он приметил автобус — белый, с тремя красными полосами. Пробегавший мимо сорванец — один из тех, что тучами сшиваются на стадионах, не брезгуя черной работой за одну возможность наблюдать все игры и по-свойски здороваться с игроками — неохотно притормозил и объяснил сержанту, что именно это и есть автобус «Серых», он их каждый раз в гостиницу возит.

Дэйлс с завистью посмотрел вслед умчавшемуся по своим сверхважным делам мальчишке и остался ждать в раскаленной тени автобуса. Вскоре характер шума толпы на стадионе изменился, похоже, игра закончилась. Дэйлс был опытным болельщиком, иногда ему даже казалось, что по отдаленному гулу стадиона он может судить об игре с не меньшей уверенностью, чем те, кто слушали комментарии по радио. Единодушный вскрик всего стадиона при удачном ударе или броске, вздох разочарования, перекрываемый злорадством болельщиков другой команды, если баттер впустую махнул битой, либо питчер не попал в зону, и страшный гвалт во время пробежки... В самом начале службы в полиции Дэйлсу приходилось регулировать движение на одной из прилегавших к стадиону улиц.

Вскоре сержант увидел того, кто был ему нужен. Он машинально поправил шляпу, глубоко вздохнул и решительно зашагал навстречу покидавшему стадион игроку.

— Мистер Эксли? Мистер Эксли, меня зовут Артур Дэйлс, я работаю в полицейском управлении Розвелла.

— Я нарушил закон? — холодно поинтересовался лучший нападающий штата.

То ли игра не задалась, то ли Джош Эксли был не в настроении. А возможно, он просто устал от любителей автографов. Дэйлс открыл было рот, чтобы объяснить, но его перебили.

— Он свистнул! Вторую базу украл на третьей подаче! Я свидетель! Сержант, я все видел! В нынешнем году это уже пятидесятый раз! — товарищ Экса по команде явно был из породы балагуров. Шляпа задорно сдвинута на затылок, ноги будто вот-вот в пляс пустятся.

— Нет, сэр, насколько мне известно, вы ничего не нарушили. Мое начальство поручило мне охранять вас, — Дэйлс держался официально, хотя этот парень, Экс, ему сразу понравился. Было в нем что-то...

— Это меня надо охранять! — снова встрял балагур.— А Эксли в восемь вечера уже в постели!

— Спасибо вам, сэр, но я могу за себя постоять, — твердо ответил Эксли и поспешил к автобусу.

Сержант Дэйлс предвидел что-то в этом духе и заранее продумал целую речь. Он решительно остановил Эксли, снова набрал полную грудь воздуха и спокойно, с расстановкой произнес, глядя тому прямо в глаза:

— Мистер Эксли, в отличие от вас я не живая легенда спорта. И у меня нет предубеждений против негров, евреев, коммунистов, гомосексуалистов или даже канадцев и вегетарианцев. Но я не люблю, когда в моем городе убивают людей любой масти и любых убеждений. Поэтому либо вы сажаете меня в автобус, либо я сажаю вас в участок. Поскольку мы все еще в Америке, выбор за вами. Сэр, — добавил он и только теперь развернул листовку ку-клукс-клана, которую все это время держал в руках.

Крупные буквы призывали сделать бейсбол чистым и белым. Чуть ниже сияла нулями кругленькая сумма, которую борцы за чистоту предлагали за голову Джоша Эксли, нападающего «Серых».

Эксли едва взглянул на бумагу, зато гораздо внимательнее посмотрел в глаза полицейского. Дэйлс спокойно выдержал этот взгляд. Он был хорошим полицейским, любил свою работу и верил, что поступает правильно. Это ведь очень легко — ничего не бояться. Достаточно верить, что поступаешь правильно...

Старик в засаленном халате сутулился на диване, свесив перевитые узловатыми венами кисти рук между колен, и смотрел на фигурку Пит-бутончика, стоящую на низеньком столике. Лак на столешнице потрескался и местами облез.

— Тогда он вдруг улыбнулся, — говорил он, словно бы самому себе. — Улыбнулся — и развел руками, сдаюсь, дескать. Это я тогда впервые его улыбку увидел. Здорово он умел улыбаться. И видно было сразу — вот свободный человек, который не трясется над всякими пустяками, не вгрызается в жизнь, пытаясь силой отобрать то, что ему, как он считает, положено, а просто живет и радуется каждому вдоху и выдоху, каждому шагу по этой земле. Я с тех пор таких, пожалуй, больше и не встречал...

Старик замолчал. Малдер не перебивал его. Чувство вины за то, что он без приглашения лезет в чужую душу, болезненно покусывало где-то в пустом желудке.

— А еще — я почему-то тогда сразу подумал, что теперь мы с ним — друзья. Бывает так иногда, знаешь человека всего ничего, но что-то происходит, какая-то искра между вами проскакивает, и уже понимаешь, что это — настоящий друг, каких судьба нечасто дарит. И слов не надо. Даже если он сразу после этого взгляда прыгнет в поезд, уедет на край света, и вы больше никогда не увидитесь, ты все равно знаешь, что у тебя есть друг в этом мире. Что ты не один. А бывает, годами знакомы, вроде и хороший парень, и положиться на него можно, а все равно не то...

Гостиница игроков команды «Серых» находилась до неприличия далеко от стадиона, приходилось два часа тащиться на автобусе, так что, пока ехали, стемнело. На юге темнеет рано.

— Сержант Дэйлс, а вы порядочный человек? — это тот балагур прицепился, игроки между собой звали его почему-то Пини.

— По мере сил...— откликнулся Дэйлс. Длинная дорога ведь всем надоедает, скучно.

— Тут вот ребята говорят, что судьи к нам будут благосклоннее, если мы вырядимся в такие формы, как у вас! — дружный смех поддержал весельчака.

— Да уж. И название смените. «Серые» — на «Иссиня-черные»,— сдержанно подыграл Дэйлс.

Продолжение последовало не вполне уважительное — Пини немедленно завладел форменной шляпой полицейского, а взамен нахлобучил ему на голову свою и пошел кривляться...

Дэйлс не помнил, что его тогда разбудило. Словно толчок какой-то внутренней тревоги, у полицейских так бывает. А может, ухаб на дороге. Но весь автобус дружно похрапывал — уморились ребята. Он даже не сразу понял, где находится. А когда проснулся, спохватился, что он тут не просто так, а на работе. А человек, которого он должен охранять, спит двумя рядами дальше от кабины. «В следующий раз надо будет рядом садиться,— подумал он.— Или сзади. Хотя что могло в дороге-то случиться?» Он обернулся на сиденье, морщась от боли в затекших мышцах и отыскал глазами Эксли. Экс мирно дрых, подсунув под голову свернутую тючком куртку. Места в автобусе было навалом, расселись по одному, и Экс, как всякий нормальный человек, разумеется, расположился у окна. В черноте окон отражался слабо освещенный салон. И Экс отражался. Плечо, руки, на груди сложенные... и абсолютно невозможная зеленая безгубая рожа!

Дэйлс мигом забыл о боли, вывернул шею, как только мог, и несколько секунд тупо таращился на эту ерунду: Экс каким был, таким и сидит, а в отражении — чепуха из детского комикса! Не зная толком, зачем, сержант вскочил, рванул, спотыкаясь в темноте, по проходу и стал тормошить человека с лицом Экса и отражением марсианина...

— Ты чего, Артур? — недоуменно зевнул Джош. — У тебя такой взгляд, как будто черного первый раз видишь.

Дэйлс очумело заморгал. Экс был нормальный. Как всегда. И отражение было нормальным. Обычное отражение не вовремя разбуженного человека. «Примерещилось, наверное,» — решил он тогда.