Письмо к учителю реального училища

Многоуважаемый * * *

В необходимость написать Вам письмо, в котором я намерен довести раз затронутый мною с Вами вопрос (о воинской повинности и непротивлении) до возможной ясности, я поставлен: с одной стороны моею собственною жаждой истины и потребностью все больше и больше постигать ее, хотя бы ценой полного моего отречения от теперешних моих воззрений и, с другой стороны, уважением к Вашей личности, в силу которого я не смею Вам отказать в присутствии тех же свойств.

В ожидании весьма нужного для меня ответа, в котором я нашел бы или указание моих ошибок, или же признание безошибочности моих доводов, приступаю прямо к делу.

Дух евангельского учения, долженствующего, по словам самого Христа, быть проповедуемым „по всей вселенной во свидетельство всем народам" (Мф. XXIV. 14), есть дух любви к Богу и ближнему, дух смирения, всепрощения, самоотвержения, непротивления злу злом*), дух любви к врагам.

И так как по этому духу Бог есть Отец всех людей, к какой бы народности они ни принадлежали, то люди всех наций, как дети одного Отца, не могут не быть братьями между собой.

Вот почему с одной стороны в притче о милосердном самарянине (Лука X. 29 — 38) Христос нарочно дает такое определение понятию „ближний", по которому этим ближним оказывается человек другой народности, а с другой стороны

――――――――――――――――――――――――――――――

*) Т. е. неделание другому того самого, что я в этом другом признал за зло.

 

 

— 50 —

 

в заповеди о любви к врагам под врагами подразумевает не личных только врагов, но и врагов народных. Что в понятие врагов Христос включал так называемого теперь „неприятеля", т. е. людей враждебной нации, это подтверждается тем, что в V-й главе от Матвея, в стихах 43-м и 44-м велел любить именно тех врагов, которых „древними" предписано ненавидеть. Что „древним" предписывалось ненавидеть отнюдь не „сынов народа своего", а сынов чужих племен, указано во 1-х в том месте, на которое ссылается (Мф. V. 43) сам Христос (Левит 19 гл. 17 — 18), во вторых же, в следующих местах ветхого завета: Исх. XXIII. 31. 32; Исх. 34 гл. 12 ст.; Кн. Числ 33 гл., 51 — 53 ст.; Второз. VII гл. 2 ст.; XXIII гл. 6.

Вот всех подобных врагов и велит любить Христос. Так что при всем желании воевать, воевать будет не с кем, ибо по евангелию нет тех врагов, которых позволительно было бы убивать.

Военные обыкновенно говорят, что проливают или учатся проливать кровь потому, что, помня слова божественного учителя, „полагают за други души своя".

Этими словами они обнаруживают не только нежелание знать общий дух учения Христа, но даже понимать и приводимый ими, и другие тексты, прямо опровергавшее их толкование.

Во 1-х, Христос говорит о положении за други своя только своей, а не чужих жизней, и не только запрещает убийство, но даже и гнев на людей (Мф. V. 22).

Во 2-х, находясь на стороне гонителей, а не гонимых за веру, военные забывают о той почве, на которой по словам Христа приходится и придется истинным христианам полагать жизнь свою. Эта почва есть дух смирения, непротивления злу злом и бесстрашия перед гонителями, убивающими тело, душу же не могущими убить.

В 3-х, Христос не делит людей на друзей и врагов, а всех людей без исключения называет братьями и ближними и даже велит любить тех из них, которых люди так или иначе называют врагами. Вот почему Христос в одну из последних ночей своей жизни велит Петру, бросившемуся защищать посредством насилия жизнь своего учителя и друга, вложить меч в ножны.

 

 

— 51 —

 

Говорят еще, что приходится воевать потому, что, по словам Христа, „надлежит быть и войнам на земле". А я прибавлю от себя, что по его же словам надлежит быть не только войнам, но еще и смятениям*) (Лука XXI. 9) и сыну человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, много пострадать, быть уничижену и распяту (Марк IX. 12; Лука XXIV. 7). Еще надлежит прийти и соблазнам: но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. (Мф. XVIII. 7).

Так неужели из того, что всему этому надлежит быть, следует, что нам, людям, надо заботиться не о том, чтобы всему этому как можно скорее положить конец, — ибо от нас зависит скорость приближения конца, — а, наоборот, о том, чтобы производить войны, восстания, предавать людей, проводящих в жизнь учение Христа, в руки грешников, причинять им страдания, уничтожать, распинать их? Неужели из того, что надобно быть соблазнам, и, несмотря на то, что „горе тому человеку, через которого приходит соблазн", следует не то, чтобы люди избавляли от соблазнов себя и других, а наоборот, то, чтобы вносили их в мир, увеличивая их?

Явно отрицательное отношение Христа к войне подтверждается еще тем упоминаемым в евангелии фактом, что первосвященники и фарисеи боялись „оставить" Христа без внимания, п. ч. были уверены, что таково уж свойство учения Христа, что, если народ последует ему, то не будет защищаться от нападения неприятелей: „и придут римляне и овладеют и местом их, и народом" (Иоанн XI. 48). По этой-то причине Каиафа и высказался за казнь Христа, ибо, по его словам (Иоанн XI. 50), „лучше... чтобы один человек умер за людей, нежели, чтобы весь парод погиб".

Есть еще в евангелии один излюбленный правительством текст, который обыкновенно цитируется военными в качестве косвенного подтверждения необходимости воевать, — необходимости, вытекающей будто бы из обязательности слепого и беспрекословного повиновения всяким повелениям Кесаря.

――――――――――――――――――――――――――――――

*) Слово άχαταστασία лучше перевести словом „восстание". См. греч.-русск. словарь Вейсмана.

 

 

— 52 —

 

Это слова Христа: „Кесарево Кесарю — Божие Богу".

Церковники, в угоду государству, выводят из этих слов необходимость слепого повиновения властям: на самом же деле текст этот (Марк XII. 13 — 18; Мф. XXII. 15 — 22; Лука XX. 20 — 25) для того только и приведен евангелистами, чтобы с одной стороны рассказать, как хотели agents provocateurs поймать Христа на слове; ибо не для чего было бы и искушать его, если бы он прямо и открыто проповедовал безусловное повиновение властям, и чтобы с другой стороны показать находчивость Христа, сумевшего ответить так, чтобы и не разрушить своего учения, — состоящего в том, что сыны свободны от податей (Мф. XVII. 24 — 26), что цари царствуют над народами... а чтобы между его учениками не было так... (Мф. XX. 25 — 29; Марк X. 42 — 45; Л. XXII. 25. 26), — и не дать повода испытующим к обвинению себя.

Но если даже и принять слова этого текста без всяких соображений о том, по какому поводу они были высказаны, то и тогда ничего иного не выйдет из применения их к жизни, кроме того, что Бога нужно любить всем сердцем, разумением и т. д., Кесарю же отдавать только то, что не противоречит любви к Богу. Во всяком случае, нет сомнения в том, что начинать надо с повиновения Богу, а потом уже подумать о том, что останется на долю другого „господина" — Кесаря.

— Что же ему останется?

— Очень немногое. А именно: наше имущество и труд такой, какой не противоречит воле Бога.

Впрочем, должен оговориться, что предпочтительная отдача такого труда и имущества Кесарю перед более нуждающимися — нищими, больными, убогими, старыми и малыми — будет продолжаться до тех только пор, пока в беспрекословном распоряжении Кесаря еще будут находиться люди, позволяющие себе „делаться рабами человеков" (1 Кор. VII. 23), то есть служащие „всем сердцем и разумением" Кесарю, а не Богу, и потому исполняющие такие повеления Кесаря, какие явно противоречат повелениям Божьим. Когда же наступит на земле то „царствие" и восторжествует та „воля", о которых Христос учит молиться словами: „да приидет

 

 

— 53 —

 

царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе" (Мф. VI. 10; Л. XI. 2); то время, когда все люди „будут научены Богом" (Иоанн VI. 45; Исаия 54. 13) и потому не будут ходить на помочах у других людей (Иеремия XXXI. 31 — 35) — посредников между Богом и человеком, учителей, наставников, „батюшек" (Мф. 23, 8 — 10); когда „мечи будут перекованы на орала и копья на серпы" (Михей IV. 3 — 4; Исаии II. 4) и когда все люди по примеру Христа откажутся от власти над царствами мира (Лука IV. 6. 7.), в какой бы доле эта власть им ни предлагалась диаволом, — тогда нечего уже будет отдавать Кесарю людям, ни в чем Кесаревом не нуждающимся и потому ничего Кесарева не принимающим. Так что на долю человека, именующего себя Кесарем, в конце концов ничего, кроме милостыни во имя Христа (Мф. V. 42; Лука VI. 30), уже не останется, ибо некому уже будет насильственно принуждать к отдаче труда и имущества в пользу кесаревых антихристианских затей и учреждений.

Если мы желаем наступления этого времени, жаждем пришествия этого царствия Божия, „горчичное зерно" (Мф. XIII. 31; Марк IV. 31; Л. XIII. 19) которого кроется внутри (Л. XVII. 21) каждого из нас, то непременно будем в меру своих сил и способностей работать на его пользу и молиться о его наступлении (хорошо понимая, что без такового желания произнесение „молитвы Господней" является явным кощунством, непростительной хулой на св. Духа).

Если же не желаем этого, то неминуемо должны избрать один из двух путей противодействия торжеству христианской истины:

Или мы честно и открыто заявим всем и каждому, что христианские принципы годны были только для простодушных рыбаков Галилеи, о чем и написал Ренан в своей книге: „Жизнь Иисуса", а что мы, сыны 18 и 19 веков, уже выросшие из отсталого жизнепонимания Христа, выработали свое, высшее, социально-научное, общественно-правовое жизнепонимание; и в таком случае приготовимся за таковые свои убеждения претерпеть гонение и кару с их последствиями — потерею всяких привилегий и авторитета над массами.

Или же спрячемся за спины сильных мира сего, которые, чем они умнее, тем, с одной стороны, яснее понимают

 

 

— 54 —

 

несоответствие с истинным христианством своих общественно-правовых доктрин и, с другой стороны, тем старательнее заняты акклиматизацией истинного христианства на почве этих доктрин, т. е., попросту говоря, фабрикацией своего собственного христианства.

Страшно подумать, что и в наше время еще большая часть людей продолжает избирать своим поприщем именно эту последнюю

 

просторную

Дорогу торную

Страстей раба,

 

по которой

 

громадная

К соблазну жадная

Идет толпа . . .

 

и тем самым все вновь и вновь воплощает собою — только в иных, более изящных, самим православием освященных и потому трудно разоблачаемых формах, — все те же столь метко охарактеризованные и заклейменные Христом и пророками типы людей.

Не угодно ли припомнить эти столь живучие типы, одаренные способностью хамелеона, меняющего свои цвета, переодеваться по-модному, по-современному, по-комильфотному.

Вот они и ныне, „домы вдов поедающие" (Мф. XXIII. 14), а себе, „прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места" (Исаии V. 8); и однако же свою „десятину с мяты, аниса и тмина" (Мф. XXIII. 23) в разные филантропические учреждения самодовольно „отдающие" и таким образом „верблюда" с аппетитом „поглощающие", „комара" же исправно „оцеживающие". (Мф. XXIII. 24).

А вот и люди, за низкий „поклон диаволу" в различных долях власть над царствами мира сего от него получившие (Л. IV. 6 — 8). Глядите, какую груду законов, постановлений, правил — „правило на правило, правило на правило, тут немного, там немного"... (Исаия 28 гл. 10 — 13) — они нагромоздили, какие „бремена тяжкие и неудобоносимые" законодательства и административных мер ,,на плеча" своих младших братьев во Христе наложили, а сами и одним

 

 

— 55 —

 

пальцем своим не хотят дотронуться до них и двинуть их (Мф. XXIII. 4; Л. XI. 46). Глядите, как им самим же трудно разбираться в лабиринте своих собственных хитросплетений, для чего своих законоведов — адвокатов создали, которые, как лоцманы, проводящие иностранные суда промеж местных подводных рифов, проводят простых смертных по дремучим дебрям законодательства, дабы эти несчастные не упали навзничь и не разбились, не попали в сети и не были уловлены (Исаии 28 гл. 13 ст.)

Полюбуйтесь на этих людей, как они важно и чинно председательствуют в современных синагогах и пируют на своих пиршествах (Мф. XXIII. 6; I. XI. 43; Л. XX. 46) (хотя бы во время разных съездов); с каким достоинством принимают приветствия в своих присутствиях и любят, чтобы люди звали их Ваше Превосходительство! Ваше Высокородие! (Мф. ХХШ. 7; Л. XI. 43; Л. XX. 46). А для того, чтобы „принять" побольше „славы от человеков" (Ин. V. 41. Ин. VIII. 50; I Фессал. II. 6), а также приобресть более внушительный (гипнотизирующий) вид, „расширяют хранилища" *) свои и увеличивают воскрылия одежд своих" (Мф. XXIII. 5) т. е., по-нашему, облекают свои холеные тела в шитые золотом мундиры и вицмундиры с орденами, лентами, бантами, и аксельбантами.

Сохранился у нас и тип „книжников", „наставников" и „учителей" (Мф. XXIII. 8 — 10) — это люди крепко в своих руках ключи разумения держащие (Л. XI. 52), тьму, которую с своих кафедр проповедуют, светом называющие (Л. XI. 35), свет же, который и в них есть, искусно под кровати и под сосуды прячущие (Мф. V. 15; Мр. IV. 21; Л. XI. 33) и таким способом ни сами не входящие, ни жаждущих войти в царство света не впускающие (Лк. XI. 52).

Лучше же всего сохранился и даже усовершенствовался у нас тип фарисеев-лицемеров, от которых самым цветом общественного мнения уже „отнято царство Божие" и уже в значительной доле „передано народу, приносящему плоды его", т. е. этого царства (Мф. XXI. 43).

――――――――――――――――――――――――――――――

*) Повязки на лбу.

 

 

— 56 —

 

Вот они, и ныне очищающие внешность чаши, внутренность же ее оскверняющие хищением и неправдой (Мф. XXIII. 25), небрегущие о правде и любви Божьей (Л. XI. 42), но зато исправно лицемерно и на показ долго и громко молящиеся (Мр. XII. 40; Л. XX. 47; Мф. VI. 5—8) в тех самых „рукотворенных храмах", в которых не живет дух Божий (Деян. XVII. 24 — 26), по свидетельству самих апостолов*), — люди, „любящие ходить в длинных одеждах" (Мр. XII. 38; Л. XX. 46).

Справедливо назвал их Шопенгауэр монополистами и генеральными откупщиками метафизической (религиозной) потребности людей, эксплуатирующими ее в видах личного и государственного благоденствия до последних границ возможного (Мир как воля и представление, т. II. ст. 195).

Но не подумайте, что делая все свои дела лицемерия, ханжества и эксплуатации высших и священнейших чувств человека, они настолько слепы, что не видят, в каком противоречии находится вся их деятельность с заветами всех истинных пророков. Они прекрасно видят, что поступают и проповедуют как раз наперекор тому, что делали и чему учили пророки. Но, так как их земные, плотские интересы, тесно связанные ими же самими с интересами политическими, государственными, идут в разрез с заветами пророков, то они и принуждены или как можно тщательнее стирать память об этих людях, упорно живущую в сердцах народных масс, или, если это им не удается, с одной стороны, показывать вид, что они-то и суть самые первые поклонники и почитатели истинных пророков, а с другой стороны исподтишка сделать все возможное, чтобы подогнать учение этих пророков под требования своих вожделений.

„До вас, мол, православные, дошло по преданию уважение перед авторитетами Христа, древних пророков, апостолов, мучеников и подвижников христианских", — говорят они своей покорной пастве. „Это, мол, хорошо, что вы чтите

――――――――――――――――――――――――――――――

*) Вот еще ряд текстов, свидетельствующих о том, что Бог живет не в рукотворенных храмах, а в душах людей: I Кор. VI. 19; Деян. VII. 48 — 52; I посл. Кор. III. 16. 17; I посл. Петра II. 5; II посл. Петра I. 13. 14; II Кор. VI. 16; Евр. III 6; Апокал. XXI. 22.

 

 

— 57 —

 

предания своих старцев! Но знаете ли вы хорошенько, за что ваши предки так высоко превозносили этих людей?... нет... не знаете? Так слушайте: они превозносили и боготворили их как раз за то самое, чему и мы вас учим. Потому, если вы будете беспрекословно во всем слушаться нас, уж конечно лучше вас знакомых с заветами этих людей, то лучше всего угодите и им. Итак, делайте то-то и то-то и, если исполните все в точности по нашему предписанию, то попадете прямо в рай, если же не исполните, то — в ад!" И вот по инициативе и почину этих людей строятся, украшаются столь щедро оплачивающие их пропитание храмы, соборы с гробницами, плащаницами и распятиями в честь тех самых оболганных ими пророков, которые не только отрицали эти храмы со всем совершающимся в них внешним богопочитанием, оправдывающим и благословляющим огулом все извилины государственной, чисто языческой политики, но подметили и предсказали постоянно случавшееся до них и при них, а равно и ныне происходящее характерное явление, состоящее в следующем.

Те самые люди, которые уверяют, что живи они в дни отцов своих, проливавших кровь пророков, они не были бы сообщниками их в этом кровопролитии (Мф. XXIII. 30), и которые поэтому усердно строят этим пророкам и праведникам гробницы и украшают их памятниками (Мф. XXIII. 29; Л. XI. 47). Эти-то самые люди как раз и суть сыны тех, которые избили пророков (Мф. XXIII. 31), ибо тем именно и „дополняют меру (Мф. XXIII. 32) и приобщаются к ним, что те избили пророков, а они строят им гробницы (Л. XI, 48) и плащаницы.

И насколько фарисеи нашего времени превзошли в своем чудовищном лицемерии фарисеев иудейских, — ибо те, гоня Христа, не скрывали своей вражды к нему, эти же, ненавидя и преследуя истинное христианство, нагло „сидят на седалище" (Мф. XXIII. 2) Христовом и тем дают Христу новое целование Иуды (Мф. XV. 8; Мр. VII. 6), — настолько вещие и грозные слова Христа, обращенные им к современным ему фарисеям, имеют еще большее отношение к фарисеям нашего времени. Так что, если от тех „змий и порождений ехидниных" (Мф. XXIII. 33) должна взыскаться кровь всех

 

 

— 58 —

 

пророков, всех мудрых (Мф. XXIII. 34) и праведных (Мф. XXIII. 36), проливаемая от создания мира, (Л. XI. 50) то тем паче эта кровь ложится на современных „змий и порождений ехидниных".

Не желаю ни другу своему, ни недругу воплощать собою какой-либо из перечисленных мною типов, столь беззастенчиво избравших, как я уже сказал выше,

просторную

Дорогу торную,

а, наоборот, и „малому", толкаемому и соблазняемому (Л. XVII. 2) идти по этой дороге, и старому, с малых лет идущему и других соблазняющему идти по ней, желаю только одного: как можно скорее свернуть на другую

тесную

Дорогу честную, —

на ту узкую дорогу, в те узкие врата (Mф. VII. 13. 14; Л. XIII. 24), в которые и Христос призывает всех утружденных и обремененных (Мф. XI. 28) суетным внешним (кромешным) существованием.

Тем более надо торопиться это делать, что та, кажущаяся, крепость „спин сильных", за которыми мы так привыкли прятаться и на которые приучены надеяться, с одной стороны, все более и более ослабляется от стона и напора негодования и озлобления всех обделенных пирогом жизни, всех вытесненных с пира

ликующих,

Праздно болтающих,

Обагряющих руки в крови,

а с другой стороны, и равным образом, ослабляется, вследствие осветления той тьмы, на которой только и может держаться эта мнимая крепость.

От души желаю, чтобы это письмо мое было одною из искорок этого света.

 

――――――――――