ЧЕЛОВЕК В КРУГУ ПЕРЕМЕН

Католический священник и еврейский раввин чистят уборную» концлагере. Они стоят по щиколотку в нечистотах, а караульный эсэсовец, насмехаясь над ними, спрашивает, где же сейчас их Бог. Священник отвечает: " M ы не можем этого знать. Но кто ищет Бога, тот его найдет". А раввин говорит: "Бог — здесь. Бог вместе с нами".

Но где же тот Бог, к которому Гитлер часто обращается в своих речах, которого он именует провидением и всемогуществом? Его Бог— красавец-богочеловек, статуи которого стоят в орденсбургах. Его Бог—это сам Гитлер.

Перед тем как Гитлер целиком и полностью увлекся внешней политикой и своими военными планами, он однажды высказал горячее желание заняться строительством, законодательным и государственным творчеством. Он был полон гигантских планов. Он мечтал, что мир увидит в нем величайшего творца всех времен. "У меня мало времени! У меня слишком мало времени!" Мы знали о нем лишь самую малость. Даже его ближайшие соратники по партии не подозревали, что у него на уме, каков будет хотя бы фундамент его великой стройки. Время от времени его охватывал сильнейший нервный страх, что он никогда не достигнет своей цели. Тогда он снова с головой погружался в разные технические выдумки. Он возился с моторами и новыми изобретениями. В такие беспокойные периоды он становился сущим наказанием для собственных приближенных.

Глобальные перемены — эта тема снова и снова всплывала в его разговорах. Изменение всего уклада жизни в масштабах, которых несведущие и представить себе не могут. В эти минуты Гитлер говорил как провидец и посвященный. В основе его откровений лежала некая "биологическая мистика" или "мистическая биология". Он утверждал, будто "тупиковый путь" духовности обернулся для людей падением с высот их божествен -ногопредназначения. Истинной целью человеческого прогресса он считал развитие "магического зрения". Он сам ощущал в себе приливы некоего м-и^ического знания и приписывал ему свои успехи и свое грядущее значение. Здесь чувствовалось влияние откровений некоего мюнхенского ученого, который, наряду с узкоспециальными книгами написал еще несколько весьма странкых вещей о древнем мире, мифах и человечестве, о пророческих снах первых людей, о некоей иной форме познания и о сверхъестественной власти над рациональными законами природы. Здесь упоминался и глаз циклопов, теменной глаз посреди лба, орган магического проникновения во Вселенную, выродившийся в шишковидную железу. Подобные идеи завораживали Гитлера. Иногда он увлеченно занимался ими.

1 пиорит Гитлер

В своей собственной чудесной жизни он видел подтверждение собственных скрытых сил. Он раздувал свои задачи до размеров некоего сверхчеловеческого призвания: объявить человечеству, что настало время возродиться в ином качестве.

Он считал, что человек находится в процессе глобальных изменений. Эти перемены длятся веками. Очсреднбой солярный период человечества подходит к концу. Грядущее сегодня заявляет о себе появлением первых великих людей новой породы. Непреходящая мудрость древних нордических народов учит, что мир должен снова и снова омолаживаться, что старый мир со всеми его богами неизбежно обречен умереть; и подобно тому, как поворотные круги солнца служат символом его жизненного ритма, движущегося не по прямой линии вечного прогресса, а по спирал и — так и человечество как бы возвратится назад, чтобы вновь подняться на ступень выше.

Верил ли Гитлер в это? Не было ли это своеобразной пропагандой с помощью которой он создавал себе престиж и вербовал сторонников в определенных кругах? Весьма сомнительно: ведь он высказывал подобные мысли перед немногими, по большей части перед женщинами. Очевидно, это было связано с тем, что его недалекие товарищи по борьбе только посмеялись бы над такими премудростями.

Но каким же образом революционер и пропагандист мог прийти к подобным идеям? Очевидно, здесь и заключалась та самая белая магия, о которой когда-то говорила одна умная женщина. Но, скорей всего, он просто поверил во вес это. Ведь он может совмещать в себе несовместимое. Со всей определенностью можно сказать л ишь од но: Гитлер — пророк. Он стремится вырваться далеко за пределы, уготованные политическому деятелю — в просторы сверхчеловеческого существования, в пророки нового человечества.

В моем присутствии он облекал все эти идеи в несколько более материалистическую форму.

"Творение еще не завершено — по крайней мере, в том, что касается живого существа по имени человек. С биологической точки зрения человек стоит на распутье. Уже начинает обрисовываться новая человеческая разновидность. Покамест в качестве естественно-научной мутации. Тем самым прежняя разновидность людей неуклонно приходит к биологической стадии вырождения. Прежний человек может влачить свое существование лишь в жалких, выморочных формах. Но вся творческая сила уже концентрируется у новых людей. Обе разновидности быстро развиваются в противоположных направлениях. Первая опускается ниже нынешнего среднего человеческого у ровня, вторам— поднимается все выше и выше над этим уровнем. Первую разновидность я

Гсрмлн Раушнипг

назвал бы скотомассой, вторую — Богочеловеком".

Я заметил, что все это очень напоминает Ницше и его Сверхчеловека. Но прежде я понимал эту идею только как аллегорию духовности.

"Да, человек — это то, что следует преодолеть. Это по-своему понимал уже Ницше. Уже он рассматривал Сверхчеловека как биологически новую разновидность людей. Хотя он еще колебался в этом. Человек становится богом, вот в чем смысл. Человек — его будущий Бог. Человеку надлежит вечно стремиться выйти за свои пределы. Как только он становится инертным и самодовольным, он деградирует и опускается ниже человеческого уровня. Он становится полуживотным. Боги и животные: таков мир, стоящий сегодня перед нами. И насколько все упрощается! Насколько проще выяснить, принимать ли мне мои решения в политике, перестраивать ли наш социальный организм! Все, кто избегают нашего Движения, все, кто ищут инертности, держатся за старое — выродились и обречены опускаться вниз. А те, кто слышит древний голос человечества, кто посвящает себя вечному Движению — призваны стать новым человечеством! Теперь вы понимаете глубинную суть нашего национал-социалистического движения? Есть ли на свете что-нибудь более великое и всеобъемлющее, чем наше движение? Тот, кто понимает национал-социализм лишь в политическом смысле — не понимает его совсем. Это больше, чем религия: это воля к созданию нового человека".

Я сказал, что лишь теперь понял глубинный смысл его социализма. Это преддверие отделения расы господ от расы скотов. Нынешниемассы — предварительная форма той самой породы людей, которую Гитлер назвал выродившейся.

Гитлер кивнул. "Политика сегодня —это форма проявления судьбы. Верите ли вы, что процесс отбора можно ускорить с помощью политических средств?"

Я ответил, что вывести Сверхчеловека путем селекции едва ли удастся. Но что такое селекция? Ничто иное как отбор. Тем же самым мы занимаемся в сельском хозяйстве. Если мы имеем нужную породу, то мы бережем ее от вырождения, укрепляем путем планомерного отбора, ускоряем естественный ход событий или, говоря научным языком, находим и размножаем гомозиготные плюс-варианты. Вот что такое селекция, и я думаю, что определенное политическое устройство все же способно обеспечить условия для применения селекционных технологий к людям.

"Вот именно! — оживленно подтвердил Гитлер. — Как вы правы! Сегодня политика слепа без биологических обоснований и биологических целей. Только национал-социализм видит необходимые задачи во всей их полноте. Моя политика — это не национальная политика в об-•^принятом смысле этого слова. Ее масштабы и ее цели есть прямое

Говорит Гитлер_________________'_________^_______________________189

следствие всестороннего понимания сущности жизни".

"Но вы можете лишь помочь* при роде, лишь сократить се путь, если она сама дарует вам экземпляры новой породы. До сих пор селекционеры почти всегда только лишь развивали дарованную природой мутацию — это и называют созданием породы".

"Новый человек живет среди нас. Он здесь! — торжествующе воскликнул Гитлер. — Вам этого достаточно? Я открою вам тайну. Я видел нового человека, бесстрашного и жестокого. Я трепетал перед ним".

Мне неожиданно вспомнился немецкий поэт Стефан Георге. Неужели Гитлер тоже видел "Максимина"? Я ощутил к нему нечто вроде любовного трепета.

Тайное учение

"Я хотел бы открыть вам одну тайну. Я основываю орден".

Эта мысль не была для меня новостью. Очснидно, она восходила еще к Розенбсргу. По крайней мере, Розенберг первым сказал мне об этом. В залах старого замка Мариенбург. принадлежавшего Тевтонскому рыцарскому ордену, он сделал доклад перед небольшой группой посвященных. Очевидно, историческая память об ордене и его влиянии в Пруссии была истинной причиной того, что национал-социализм тяготел к превращению в подобный орден. Могучие рыцари, мудрые правители — все они имели духовный сан и учение со своими "таинствами", знания, скрытые от непосвященных и иерархию; особый способ руководства... Все это, вероятно, должно было служить ценным примером и сегодня.

После доклада мы сидели в винном погребке средневеконой городской ратуши. Розенберг продолжал развивать свои тезисы. После того как мы достигли своей цели, придя к власти легальным, парламентским путем, о парламентском происхождении партии следует забыть. У партии теперь другое назначение, и сю следует руководить в ином смысле. И пусть Гитлер хочет, чтобы все осталось по-старому. Форма и содержание партии изменится лишь тогда, когда вырастет ее новое поколение. Кроме того, Розенберг высказал мнение, будто сохранение массового характера партии представляет большую угрозу для ее дальнейшего развития. Для массы рядовых членов партии и административных работников можно сохранить видимость, что все осталось по-прежнему. Но уже сегодня во всех парторганизациях будет образовываться узкий крут действительно посвященных. Эту тенденцию следует планомерно развивать. Прежнее политическое мировоззрение национал-социализма может все еше со-

IV|>\i;iii l'jivniiiiiiii'

хранять свое значение для масс. Но для посвященных ел сдует создать особый круг внутри партии. Таким образом мы не просто придадим нашей партии отчетливую форму, но и превратимся н нечто наподобие ордена,гдебудут тепснипосвящснности,ответственности котрудни-честву. Розенбсргсказал, что не собирается создаватьособую партию внутри партии. Сейчас важно другое: отобрать, наконец, людей соответственно их сознательности и преданности, чтобы взяться за дейст-вительнокрупнысзадачи,выходящисзарамкиактуальной политики. В заключение он отметил, что во внешней политике или в экономике нам .возможно, придется перенести тяжелые удары — но круг знающих должен сохраниться несмотря ни на что. подобно тайным священнослужителям, которые без помощи наружной организации сохраняют великие культурные идеи национал-социализма до наступления более благоприятных времен.

Кох возразил на это, что никаких тяжелых ударов опасаться пока не следует. Но все же делать что-то нужно: это ясно любому. Гитлер дал свое согласие на распространение орденской идеологии — по крайней мере, в воспитании партийной смены. И он тоже придерживается того мнения, что следует как можно скорее прекратить вести себя так, будто мы — обычная политическая партия, оставшаяся от Веймарской республики.

Я упомянул эту беседу в разговоре с Гитлером. Это не произвело ни какого заметно го впечатления. Гитлер знал, насколькосильносамые влиятельные командиры штурмовиков и гауляйтеры сопротивляться всему, что кажется им "фантазиями" или "литературщиной". Очевидно, сам он думал об ордене гораздо более серьезно. Но он был осторожен, и пока что начал вводить орденские порядки только в "юнкерских школах", прикрываясь именем Лея. В этих школах должно было не только формироваться новое поколение. Уже одно их название намекало на то, что здесь взращивается новое дворянство, которое должно быть чем-то вроде союза заговорщиков.

Гитлер очень хорошо знал все слабости своих гауляйтеров и высших чинов CA и СС. Однажды, когда я пожаловался на непонятливость некоторых партийных руководителей в Данциге, он сказал, что не имел возможности выбирать себе людей, а вынужден был взять тех, кто добровольно пошел за ним. Многие более грамотные люди вполне могли бы присоединиться к Гитлеру раньше, когда партийная борьба еще не требовала личных жертв от каждого члена партии — все зависело от их желания. А теперь он не может выставить за дверь людей, которые служили ему верой и правдой. Он вынужден использовать их такими, как они есть. Конечно, тащить всех этих людей за собой — тяжелая работа, но он делает это ради единства партии. Ведь более верных соратников

ГОВОрИТ I HIYICp

ему не найти — и более грамотных тоже. Грамотность и верность редко уживаются вместе. Гитлер понимал, что этим людям невозможно внушить идей высшего порядка. Они были политическими рубаками, выросшими в изматывающей повседневной борьбе. Их понятия не выходили за пределы раз и навсегда затверженного "мировоззрения" национал-социализма. Большинство их принципов улетучилось за годы борьбы. В их головах оставалось лишь несколько практических правил. Но они научились поддерживать дисциплину в массах и держать власть в своих руках. Это поколение должно было полностью завершить свою миссию, прежде чем партия перерастет в чуждую для них структуру мирского евнщенноелужительства. Для них не существует тех глубоких мыслей, которые все больше и больше занимали Гитлера: о новой религии человечества, о сотворении Rcero человечества заново.

Гитлер преодолел искушение выступить со своими глубинными идеями преждевременно. Национал-социализм все еще находится в начале своего пути. Следует довести политическую борьбу до конца и подготовиться к решительной войне, которая неизбежно наступит. "Старый Фриц" — король Пруссии, во всем служивший Гитлеру примером, приступил к созданию единой Германии лишь тогда, когда закончил свои войны. Гитлер постоянно затрагивал эти вопросы в своих разговорах. И все чувствовали, какое жгучее нетерпение скрывается за его сдержанностью, за отказом от выполнения наиболее близких ему задач государственного деятеля и законодателя, художника и градостроителя, пророка и основоположника новой религии.

"Свою великую воспитательную работу я начну с молодежи, — сказал он однажды. — Со стариками уже ничего не поделаешь. Да, мы уже старики. Мы прогнили до мозга костей. У нас больше нет чистых инстинктов. Мы трусливы, мы сентиментальны. Мы несем на себе груз унизительной истории, а наша кровь наполнена глухой памятью о покорности и пресмыкательстве. Но моя молодежь великолепна! Лучшей молодежи нет нигде в мире! Посмотрите на этих молодых людей, на этих мальчишек. Что за материал! Из них можно построить новый мир.

Моя педагогика сурова. Слабых следует вышвырнуть прочь. В моих орденсбургах вырастет молодежь, от которой содрогнется мир. Я хочу, чтобы молодежь была жестокой и неустрашимой, склонной повелевать и применять силу. И молодежь должна стать такой. Она должна мужественно переносить любую боль, У нас не должно быть никаких слабостей, никаких нежностей. Ее глаза должны вновь загореться блеском великолепной, вольной хищности. Я хочу, чтобы моя молодежь была сильной и прекрасной. Я буду воспитывать ее всеми возможными физическими упражнениями. Я хочу, чтобы она была атлетической. Это

IV|)m:iii l'ayiiiiiuiir

самое главное, самое важное. Таким образом я отбракую люден, окончательно одомашнившихся за прошедшие тысячелетня. Таким образом я получу чистый, благородный природный материал. Таким образом я смогу создать нечто новое.

Мне не нужно интеллектуальное воспитание. Знание только испортит мою молодежь. Пусть он и усваивают л ишь те знания, которые пристанут к ним сами собой, во время игры. Но учиться повелевать им придется непременно. Им придется выдержать тяжелейшие испытания, чтобы научиться преодолевать страх смерти. Такова ступень развития, называемая "героической молодежью". Из нес вырастет следующая ступень свободы — люди, которые являются центром и мерой всею мира, творцы, богочеловеки. В моих орденсбургах будут стоять культовые изображения прекрасного и властного богочеловека, чтобы молодежь могла видеть, с кого ей брать пример при наступлении муж-скоп зрелости".

Здесь Гитлер прервался, сказав, чтодальшеобэтом говорить нельзя. Есть еще ступени развития, о которых покамест не имеет права говорить никто, даже сам Гитлер. Эту тайну он доверит людям, когда его уже не будет в живых. Это должно быть нечто грандиозное. Ошеломляющее откровение. Чтобы полностью исполнить свою миссию, он должен пожертвовать собой.

"Да, — повторил он, — в минуту наивысшей опасности я должен принести себя в жертву моему народу".

Вечная революция

Об этом учении Гитлера следует сказать еще пару слов. О нем знали лишь немногие. Но политические устремления Гитлера можно понять, лишь исходя из этих тайных мыслей. Его страсть к гороскопам и ночной стороне жизни связана с убеждением, будто человек существует в магическом единстве с космосом. В политике on видит лишь внешнюю часть ощущаемых им преобразований гигантского масштаба.

Чтение апокалиптической литературы дало ему материал для его учения. Но гораздо важнее самого учения та валя, что стоит за ним. Гитлер не перестает на разные лады повторять, что немецкий народ и весь мир вовлечены в вечное движение, в вечную революцию. Эта революция охватывает все человеческое существование. Это освобождение человека, которое, согласно его учению, каждые семьсот лет поднимается на новую ступень. Но для большинства людей это освобождение означает лишь образование новой формы угнетения. Потому что свобода — для сынов Божьих. Революция новой аристократии, направленная против масс.

Го1Ю|)иг Пидор

Далекий же путь проделал Гитлер, если вспомнить с чего он начинал. От конспиратора и платного пропагандиста до пророка новой религии. Может быть, все это лишь бред больного человека — или все-таки здесь есть какая-то последовательность? Сквозь все двойственные противоречивые действия этого странного человека красной нитью проходит одна мысль: "Движение — это все. Всегда находиться в действии". Бсс-покойность его натуры выражается во всем. И за этим стоит не только болезненная энергия, которую он сам назвал "мчащейся истерией", здесь мир, охваченный полной расслабленностью — и народ, не менее истеричный, чем сам Гитлер: вот два обстоятельства, благодаря которым этот человек стал вождем.

"Время работает на нас. Мне стоит лишь толкнуть — и рухнут вес барьеры отжившего времени. Все, что недавно казалось столь крепким на самом деле — рыхлое и хрупкое". И действительно, все ценности рушатся перед ним как бы сами по себе. Люди беспомощно уступают дорогу движению, постоянным переменам. А он полагает, будто именно в переменах и заключается смысл всего. Дать волю непреодолимой страсти к разрушению— вот истинный мотив этой безумной авантюры. "Мы еще незнаем нашей цели во всем ее величии, — однажды сказал Гитлер. — Но она у нас в крови, и мы чувстнуем ее". Этолитературщина, причем нижайшего пошиба. Она принадлежит эпохе "конца столетия". В те времена в Германии существовал некий "истерический романтизм". Его крупнейшими центрами были Вена и Мюнхен.

И сейчас в Германии тоже случилось нечто подобное. Массовая душевная болезнь, причины которой исследовать можно, но корни ее все равно останутся скрытыми. Национал-социализм — это Виттова пляска двадцатого столетия.

Гитлер и женщины

Женщины "открыли" Гитлера. После войны светские дамы протежировали этого, тогда еще молодого, человека. Их мужья были крупными промышленниками, они поддерживали его финансами, дарили ему деньги и произведения искусства во время инфляции. В кругу образованных женщин платный пропагандист стал политическим пророком. Едва ли можно выяснить, насколько велико было их участие в развитии мира его идей. Но именно они избаловали его, чрезмерно повысили его самооценку, без меры покрывая его преждевременными лаврими. Преданность женщин, доходившая ди исевдорелигиозного экстаза была для Гитлера незаменимым стимулятором, помогавшим ему преодолеть вечную сонливость. Все это до странности похоже на успех, которым пользовался у

7-855

I ерман l'jtyiiiiiitirr

женщин скучный и отнюдь не симпатичный Робеспьер.

Впрочем, и сам Гитлер осознавал, что ему нужно от женщин. Он "поддерживал" отношения с ними обдуманно и расчетливо. Он давал своим гауляйтсрам практические указания особо старательно вести пропаганду среди женщин. Во время борьбы за власть именно голоса избирательниц вознесли Гитлера столь высоко. Чтобы удостовериться в этом, стоило хотя бы раз взглянуть на передние ряды всех массовых митингов, всегда и везде заполненные пожилыми женщинами и девушками. Стоило хотя бы раз взглянутьс высокой трибуны на эти закатившиеся от восторга глаза, увлажненные и подернутые поволокой, чтобы лишиться всяких сомнений относительно сущности этих восторгов. Эсэсовцы, охранявшие митинги, прозвали этих восторженных женщин "боевой эскадрильей".

Следовало бы изучить, какую роль играет эротика — не только в мужском обществе, где она является значительным политическим фактором, но и в современной массовой пропаганде, где эротическое воздействие голоса оратора, звучание и мелодичность его речей часто бывают гораздо важнее их содержания. Гитлер учел эти факторы. Бесстыдно используя их, он добился не одних лишь политических успехов. Я не знаю, что в его отношениях с женщинами было сублимацией эротических напряжений, а что было простым хладнокровным расчетом. У меня создалось такое впечатление, что Гитлер — личность, занятая исключительно собой, что он не способен к настоящей отдаче. И что существует определенная разновидность более или менее ненормальных женщин, которые восхищаются им — все эти женщины имеют в себе что-то истерическое.

Впоследствии я чаще видел у него красивых молодых брюнеток. Они сидели рядом с ним за столом. Гитлер поглаживал их руки. В общении с ними он допускал легкую фамильярность. Во всем этом чувствовалась наигранность. Вся заносчивость и неестественность Гитлера проявляется прежде всего в его элементарнейших житейских отношениях с другими людьми. Я не хочу касаться неясных страниц, связанных с его племянницей — говорят, будто бедная девушка покончила с собою. Я слышал об этом от лиц, весьма подробно знавших всю историю. Она могла стать весьма характерным штрихом к портрету Гитлера; но она выходит за рлмки моего повествования, и я предпочел бы оставить се в покос.

Не один молодой человек хвастался мне и моим знакомым, будто он был любовником Гитлера. Но и об этом говорить не стоит. Достаточно упомянуть, что вокруг "фюрера" Германской империи образовалась нездоровая и преступная атмосфера, и не рассуждать о том, какие детали более, а какие менее правдоподобны. Ни одного гения не упрекают

Гонорнг Гитж*|>

в сомнительных и неприятных событиях, сопутствовавших его восхождению. Но Гитлер еще не освободился от своего прошлого. Он несет его с собой, и вся его лживость, грязь и неестественность тяжелым грузом лежит на плечах немецкого народа.

Конечно, сегодня Гитлер — не тот молодой человек из 1923-го. Уже в 1933-м, придя к власти, он смотрел на мирболее реалистично, цинично, расчетливо. С тех пор с ним произошла еще одна перемена. Подхалимы нового германского двора говорили, будто он достиг великой зрелости. Они прославляли восхождение Гитлера, называли его великим государственным деятелем и будущим великим полководцем. Но ведь Гитлер остался Гитлером. Это тот же самый ничуть не изменившийся и не достигши и никакой зрелости человек, с теми же нездоровыми страстями. Более зрелой стала лишь его техника, его поведение. Гитлер ни на волосок не изменился за два десятилетия — вот в чем заключается трагический итог этих лет. И он с полным правом может хвастаться, что основы его мировоззрения были заложены еще в Вене, и с тех пор к ним не прибавилось ничего значительного.

Гитлер не способен освободиться от своего прошлого. Образ прошлого проступает во всех его действиях. Но возможно ли в самом деле освободиться от прошлого? Его можно преодолеть, лишь изменившись внутренне. А именно внутренние изменения Гитлеру недоступны. Этот вечный революционер, пропагандист движения и перемен на самом деле заключен в оболочку своей злосчастной натуры и избегает малейшего дуновениятворческих сил, благодаря которым созревает человек. Он остается ai мим собой.

Он и сегодня остается агентом, во всем полагающимся на благоприятные обстоятельства. И сегодня в его тщеславии виден ранимый и чувствительный мальчик переходного возраста. И сегодня он остается экзальтированным агитатором времен инфляции, который клянется, положи руку на сердце, а затем, нарушив клятву, со слезами на глазах молит о прощении и снисходительности, заявляя, будто он вынужден был подчиниться высшим требованиям родины.

Гитлер останется самим собой.

ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО

По приказу Гитлера строились гигантские здания: государственные, частные, партийные. Его строительный азарт — увековеченное воплощение его тщеславия. Весь мир с удивлением или со страхом смотрел на масштабы этого строительства и на огромные затраты, ни в коей мере не беспокоившие национал-социалистов. А в массах и среди мыслящих

1У6

Герман I'ayiiiHWir

людей все чаще нозникал вопрос: к чему все это приведет? Партия возводила здания, превышавшие все возможные размеры, и тратила на них столь же непомерные средства. Своеволие архитекторов не считалось даже с ландшафтом. Известно, например, какие трудности пришлось преодолеть, чтобы всего лишь утрамбовать строительный грунт для Нюрнбергского партийного дома. Гитлер презирал любые разумные доводы.

Гитлер приказал построить новую рейхсканцелярию; у себя в горах он строил себе ее филиал. Он приказал перестроить Берлин и занимался перестройкой Вены. Планы, гигантские планы — и рядом с ними вооружение, поглощающее миллиардные средства. А где же обещанные дома для рабочих, города-сады? Вся поселковая сеть Германии должна была перестроиться заново, расселиться попросторнее — не только из-за будущих авианалетов, но и ради того, чтобы усилить противоречие между городом и деревней, создать новый вид кровной связи с землей и чувство родины.

Гитлер вновь и вновь повторял: едва он закончит вооружаться, внешность Германии преобразится. Какие масштабы примет это обновление, можно было понять, глядя на новые партийные стройки. Всегда хватало восхищенных и внутри страны, и за рубежом: после имперского партийного съезда они были увлечены гигантскими масштабами и видели в "Световом соборе" (прожекторах, бьющих в ночное небо) начало небывалой новой культурно-исторической эпохи. Чем были в сравнении с этим "собором" непонятные речи и странные заявления? В нем была наглядно воплощена творческая воля всего народа.

В период моего конфликта с партией я однажды высказал Гитлеру свою озабоченность по поводу строительных предприятий Форстера в Данциге. Будучи в оппозиции, мы критиковали расточительность прежнего правительства, строившего здания целевого назначения, больницу, рабочие кварталы — а теперь сами строим театр и партийный дворец.

Гитлер весьма недружелюбно отнесся к этому упреку. Он спросил, не думаю ли я, что строительство — ото роскошь. И могу ли я себе представить, чтобы сегодня мы ограничились лишь зданиями целевого назначения, поселками и домами для рабочих? "В моих постройках я демонстрирую народу свою волю к порядку, воплощенную в зримых символах. Здания передают эту волю людям. Мы зависим от пространства, в котором мы работаем и отдыхаем. Только величие и чистота наших зданий покажут народу величие нашей воли. Самое нелепое, что я мог бы сделать сейчас — это начать строить поселки и дома для

Говорит Гитлер__________________________197

рабочих. Все это, конечно, будет, это само собой разумеется. Это могло бы сделать и марксистское, и буржуазное правительство. Но именно наша партия способна вновь возвратить свободу и величие этому благороднейшему из искусств. Впервые со времен средневековых соборов мы ставим перед художниками великие, смелые задачи. Никаких поселков, никаких частных домиков — только величайшие проекты со времен гигантских построек Египта и Вавилона! Мы создадим священные здания и символы новой высшей культуры. Именно с этого я должен начать. Именно они отметят несмываемой духовной печатью мой народ и мою эпоху".

Но строительные задачи отходили в тень рядом с великими планами, которые Гитлер связывал с внешней политикой и армией. Только в часы отдыха он занимается градостроительными проектами и макетами. В тот момент он сидел, склонившись на/¹ картой военных действий и играл в игру, конец которой был неведом никому; он шел ва-банк в своей внешней политике. Все отчетливей проступали в нем черты полководца новой мировой войны. Военные маневры и политические ходы, вместе с продуманным воздействием на противника в ходе психологической борьбы — были лишь частью великого плана строительства новой гигантской империи, нового Всемирного Рейха.

То, о чем Гитлер недавно говорил как о своей весьма удаленной цели, сейчас, несколько лет спустя, со зловещей уверенностью претворяется в жизнь. Благоприятные стечения обстоятельств облегчают Гитлеру воплощение собственных планов. Какое захватывающее зрелище! Все восстает против этого человека — и несет его от успеха к успеху.

Посетители приходят и уходят, получают приказы, выслушивают угрозы. Что за странный политический стиль, распространяющийся повсюду! Весь мир принимает как само собой разумеющееся то, что этот человек нарушает все дипломатические традиции; чго главный руководитель Германии сидит в горах в самом дальнем углу страны и вынуждает административный аппарат и зарубежных дипломатов самостоятельно справляться с этим неудобством.

Возникает удивительная постройка, воплощаются в жизнь детские мечты или фантазии романиста. Баварцам впору вспомнить о своем сказочном короле-романтике Людвиге II, о его волшебных замках, его одиночестве и его безумии. По шахте, вырубленной в скале, скрытый от всего мира лифт поднимается на сотни метров вверх. Он выныривает в хрустальном доме, невидимом среди баварских скал, на фоне вершины Ватцмана. Здесь, вознесенный над всем миром, недосягаемый, царствует фюрер Великой Германии. Это его

]Ч,Ч________________________ 1У|>м;И1 t'aviumnn¹

орлиное гнездо. Здесь он сидит один на один с вечностью. Отсюда он бросает вызовсвосму веку.

Сны воплощаются наяву. Но и кошмары прошлого, и будущие мучительные сомнения становятся вес более и более реальными. Снова и снова повторяются приступы, доводящие Гитлера до безумия. Беспокойство не дает ему заснуть. Но сейчас он уже не останется в одиночестве, если не захочет одиночества. Он нажимает кнопку: прибегают адъютанты, и автомобили доставляют к Гитлеру тех, с кем он хочет побеседовать. Часто это просто молодые люди — их доставляют прямо из постели, чтобы с ними фюрер забыл о терзающих его заботах, страхе и одиночестве. Эти ни о чем не ведающие и ничего не понимающие люди сидят и стоят в огромном зале у камина, пытаются говорить непринужденно, рассказывают друг другу банальные анекдоты и непристойности. Они должны развлечь Гитлера, заставить его забыть о том, что он думает, чем он озабочен. А Гитлер вес ходит и ходит взад-виеред, как Джон Габриель Боркманн.

Этот "Строитель Сольнес" тоже подвержен головокружению. Со страхом глядит он на собственный народ, ступень за ступенью поднимающийся по лестнице его башни, чтобы украсить венком самый высокий шпиль. И взгляд его на мгновение останавливается там, куда ему. охваченному головокружением, предстоит упасть и разбиться вдребезги.

Но пока что любое его желание выполнимо. Любая идея осуществляется, едва возникнув. Только с изобретениями нее обстоит не совсем так, как он бы того желал. Но Гитлер не позволяет себе командовать — здесь следует прорабатывать все шаг за шагом.

Гитлер — тоже изобретатель. Подобно многим большим господам, он делает свои изобретения с чужой помощью. Все происходит почти как в эпоху алхимии, когда князья, жаждущие богатства, запирали алхимиков в удаленных башнях, пока они не откроют формулу и не сделают золото. Сегодня речь идет о таинственных военных изобретениях, воздушных торпедах и электрических лучах. Гитлер всегда интересовался вопросами техники. Он может объяснить и изобразить своим удивленным гауляйтсрам преимущества и недостатки любого автомобильного мотора. Ему доставляет особое удовольствие давать технические консультации своим сотрудникам. Подобно тому, как в старину господа беседовали о лошадях, коневодстве, нынешние аристократы могут часами говорить о моторах, автомобилях и личных самолетах. Но Гитлер превосходит их всех. Он проектирует, он улучшает, он чертит. Ведь он был чертежником и дизайнером. У него, бесспорно, есть талант. И в глазах своих поклонников он может все. Он — гений-универсал. Он будоражит весь мир: архитекторов и ге-

Гоиориг Гнтлер

нералов, ученых и поэтов, государствснныхдсятсл ей и экономистов— каждый пол участотнсго радикальную идею, благодаря которой любая работа удастся. Нет такого человека, который не ушел бы от него с бодростью и облегчением, как говорит Я л мар Шахт, чтобы снова приступить к своей работе.

В своем "Сан-Суси" он чувствует себя, как король Фридрих Прусский, который в промежутках между войнами и перед своей последней, самой тяжелой войной, умел совмещать в себе вольнодумца, поэта и музыканта с государственным и военным деятелем и одновременно закладывать основы своих побед и своих построек. Подобно Фридриху, Гитлер постоянно возвращается в мыслях к неизбежной войне, которой он жаждет и боится одновременно. Ибо гороскоп предостерегает его от войны. Он говорит, будто в войне Гитлер потеряет все, что добыл до сих пор. Но честолюбие снова и снова заставляет фюрера заниматься военными делами. Его уже давно захватила страсть к высокому искусству стратегии. Он занят лишь одной, наиболее увлекательной ее стороной, связанной с комбинациями и озарениями. Скрупулезные расчеты, всестороннее исследование деталей — не в его вкусе. Это утомляет и раздражает его. Несколькими штрихами набросать гениальный эскиз — вот что приносит ему наивысшее удовлетворение.

Но внешнеполитическими разработками он занимается серьезно и упорно, дни и ночи напролет. Идеи возникают одна задругой, взвешиваются и отвергаются. Все это — очень сложная игра. Все нити сходятся в его руках. У него свои собственные источники информации. В его распоряжении гигантский аппарат. По любому вопросу тут же доставляют материал. Его внимание распространяется на весь земной шар. Он давно уже перерос рамки обычной континентальной или восточной политики. Изолированных политических проблем не существует. Самые отдаленные события могут повлиять на его положение. А его собственные политические ходы воздействуют на весь мир.

Приобретать влияние на определенных лиц. Узнавать об этих лицах все: их пристрастия, их вкусы, их связи — вот в чем заключается политика. Женщины — шпионки; фантастически прекрасные женщины играют решающую роль в его политических расчетах. Какой тип женщин нравится этому деятелю, какой — другому? Это очень важные вопросы, такие же важные, как количество самолетов и подводных лодок. С невероятной изощренностью каждому деятелю доставляют женщину его любимого типа. Это делается деликатно, с большой осторожностью.