ДРЕВНЕЙШАЯ ЭПОХА СУЩЕСТВОВАНИЯ МИРА. 4 страница

ВЕЛИКИЙ ПОТОП.

Введение. Когда совет Королевского антропологического института предложил мнепроизнести обычную ежегодную речь, посвященную памяти Гексли, я сблагодарностью принял предложение, считая для себя высокой честью ощутитьсебя причастным к тому, к кому я как к мыслителю и человеку питаю глубокоеуважение и чьи взгляды на великие проблемы жизни целиком разделяю. ГекслиТомас Генри (1825-1895) - английский естествоиспытатель, соратник Ч. Дарвинаи популяризатор его учения, отстаивал дарвинизм от нападок со стороныклерикалов. В поисках подходящей темы я вспомнил, что в последние годы своей жизниГексли посвящал часть своего заслуженного досуга исследованию преданий,дошедших до нас от древнейших времен и изложенных в книге Бытие, и я счелпоэтому целесообразным взять одно из них темой для своей речи. Мой выборостановился на общеизвестной легенде о великом потопе. Сам Гексли рассмотрелэту тему в интересном очерке, в котором чувствуется вся прелесть егопрозрачного и выразительного стиля. Он задался целью показать, что легендаэта, если на нее смотреть как на историческое свидетельство о потопе,залившем некогда весь мир и истребившем почти всех людей и животных,противоречит неопровержимым данным геологии и должна быть решительноотвергнута как басня. Я не собираюсь ни защищать, ни критиковать егоаргументы и выводы по той простой причине, что я не геолог и что поэтому смоей стороны было бы просто дерзостью высказывать то или иное мнение поэтому вопросу. Я подхожу к нему с совершенно другой стороны, а именно как кпреданию. Давно уже известно, что легенды о великом потопе, в которомпогибло почти все человечество, широко распространены по всему миру; все,что я попытался сделать,- это собрать и сравнить эти легенды, а такжепоказать, к каким выводам приводит это сравнение. Короче говоря, ярассматриваю эти легенды с точки зрения сравнительного фольклора. Моя задача- раскрыть, как возникли эти рассказы и как они получили столь широкоераспространение на земном шаре; я не касаюсь вопроса об их достоверности,хотя, конечно, вопрос этот нельзя совершенно игнорировать, поскольку речьидет о происхождении рассказов. Поставленное в такие рамки, исследованиеэтого вопроса не является чем-то новым. Попытки подобного рода делалисьчасто, особенно в последние годы, и я широко воспользовался трудами моихпредшественников, тем более что некоторые из них разрабатывали этот вопрос сбольшой эрудицией и талантом. Особенно многим я обязан немецкому географу иантропологу Рихарду Андре, чья монография "Легенды о потопе", как и вообщевсе его труды, представляет собой образец трезвой научности и здравогосмысла, соединенных с чрезвычайной ясностью и сжатостью изложения. Помимо интереса, какой эти легенды представляют сами по себе какисточник сведений о великой катастрофе, которая некогда в одно мгновениеуничтожила почти весь человеческий род, они заслуживают изучения еще ипотому, что касаются вопроса, который в настоящее время широко обсуждаетсяантропологами. Вопрос этот таков: чем можно объяснить те многочисленные ипоразительные черты сходства, которые обнаруживают верования и обычаинародов, живущих в разных местах земного шара? Следует ли рассматривать этуобщность обычаев и верований как следствие заимствования их одним народом отдругого благодаря непосредственному контакту между ними либо черезпосредство других народов? Или же они возникли у каждой расы самостоятельнокак следствие одинаковой работы человеческой мысли под влиянием одних и техже обстоятельств? И вот если мне позволено высказать свое мнение по этомугорячо обсуждаемому вопросу, то я должен со своей стороны прямо заявить, чтосама постановка вопроса в форме противопоставления двух взаимно исключающихдруг друга точек зрения представляется мне в корне неправильной. Насколько яв состоянии судить, весь накопленный запас наблюдений и все соображенияговорят за то, что обе причины оказывали свое широкое и могущественноевоздействие на процесс образования сходных обычаев и верований у различныхнародов. Иначе говоря, во многих случаях сходство объясняется простымзаимствованием, с некоторыми более или менее значительными видоизменениями,но не мало бывает и таких случаев, когда сходные у разных народов обычаи иверования возникают независимо друг от друга, в результате одинаковой работычеловеческой мысли под влиянием аналогичных условий жизни. Но если так (а ядумаю, что это единственно правильная и приемлемая точка зрения), то отсюдаследует, что, пытаясь в каждом отдельном случае объяснить замеченное намисходство между обычаями и верованиями у разных народов, мы отнюдь не должныисходить из одной какой-нибудь общей теории, будь то теория заимствованияили теория самобытного образования. В каждом отдельном случае нужноучитывать конкретные особенности, подвергая факты беспристрастному анализу,и тщательно взвешивать все доказательства, говорящие в пользу той или инойпричины. В случае же равноценности доказательств обоего рода приписатьсходство совокупному действию обеих причин. Этот общий вывод о приемлемости обеих теорий - теории заимствования итеории самостоятельного образования, как одинаково правильных и в известныхпределах соответствующих действительности, подтверждается, в частности,исследованием легенд о потопе. Известно, что легенды о великом потопераспространены среди многих различных народов в отдаленных друг от другастранах; и, насколько возможно говорить в подобных случаях одоказательствах, можно считать доказанным, что сходство, несомненносуществующее между многими из этих легенд, отчасти является результатомпрямого заимствования одним народом у другого, а отчасти следствиемсовпадающих, но вполне самостоятельных наблюдений, сделанных в различныхместах земного шара и относящихся к великим наводнениям или другимчрезвычайным явлениям природы, вызывающим представления о потопе. Такимобразом, изучение этих легенд, независимо от нашего мнения относительно ихисторической достоверности, может оказаться полезным, если мне удастсясмягчить остроту существующего спора и убедить крайних сторонников обеихтеорий, что в этом споре, как и во многих других, истина оказывается не начьей-либо стороне, а где-то посередине. Вавилонское сказание о великом потопе Из всех имеющихся в литературе легенд о великом потопе наиболее древняя- вавилонская или, правильнее, шумерийская: известно, что, как ни стара самапо себе вавилонская версия этой легенды, она была заимствована вавилонянамиот их еще более древних предшественников - шумерийцев, от которыхсемитические обитатели Вавилонии, по-видимому, переняли основные элементысвоей цивилизации. Вавилонское предание о великом потопе известно благодарявавилонскому историку Беросу, который в первой половине III в. до нашей эрысоставил историю своей страны. Берос писал по-гречески, и хотя его труд донас не дошел, но некоторые фрагменты сохранились благодаря позднейшимгреческим историкам. Среди этих фрагментов оказался, к счастью, рассказ опотопе. Вот он. Великий потоп произошел в царствование Ксисутруса, десятого царяВавилонии. Бог Кронус явился к нему во сне и предупредил его о том, что вселюди будут уничтожены потопом в пятнадцатый день месяца, который был восьмыммесяцем по македонскому календарю. А потому бог велел ему написать историюмира от начала и закопать ее для сохранности в Сиппаре, городе солнца. Крометого, он велел ему построить корабль и сесть туда вместе со своимиродственниками и друзьями, взять с собой запас пищи и питья, а такжедомашних птиц и четвероногих животных и, когда все будет готово, отплыть. Навопрос царя: "Куда же мне отплыть?" - бог ответил: "Ты поплывешь к богам, нодо отплытия ты должен молиться о ниспослании добра людям". Царь послушалсябога и построил корабль; длина корабля была пять стадий, а ширина - двастадия. Вавилонский стадий равнялся 194 метрам. Собрав все, что было нужно,и сложив в корабль, он посадил туда своих родственников и друзей. Когдапотоп стал убывать, Ксисутрус выпустил на волю несколько птиц. Но, не найдясебе нигде пищи и приюта, птицы вернулись на корабль. Через несколько днейКсисутрус снова выпустил птиц, и они вернулись на корабль со следами глинына ногах. В третий раз он их выпустил, и они больше на корабль не вернулись.Тогда Ксисутрус понял, что земля показалась из воды, и, раздвинув несколькодосок в борту корабля, выглянул наружу и увидел берег. Тут он направил суднок суше и высадился на горе вместе со своей женой, дочерью и кормчим. Онвоздал почести земле, построил алтарь и принес жертву богам, а потом исчезвместе с теми, кто высадился с ним из корабля. Оставшиеся на корабле,увидев, что ни он, ни сопровождающие его люди не возвращаются, тожевысадились на берег и стали искать его, выкликая его имя, но нигде не моглинайти Ксисутруса. Тогда раздался голос с неба, который приказал им чтитьбогов, призвавших к себе Ксисутруса за его благочестие и оказавших такую жемилость его жене, дочери и кормчему. И еще велел им тот голос отправиться вВавилон, разыскать спрятанное писание и распространить его среди людей.Голос также возвестил им, что страна, в которой они находятся, - Армения.Услышав все это, они принесли жертву богам и отправились пешком в Вавилон. Аобломки корабля, приставшего к горам Армении, существуют до сих пор, имногие люди снимают с них смолу для талисманов. Вернувшись в Вавилон, людиоткопали в Сиппаре писание, построили много городов, восстановили святилищаи вновь населили Вавилон. По словам греческого историка Николая Дамасского, современника и другаАвгуста и Ирода Великого, "в Армении находится большая гора, называемаяБарис, на которой, как гласит предание, спаслось много людей, бежавших отпотопа; говорят также, что какой-то человек, плывший в ковчеге, высадился навершине этой горы и что деревянные остатки того судна сохранялись еще долгоевремя. Человек этот, вероятно, был тот самый, о котором упоминается уМоисея, законодателя иудеев". Сомнительно, чтобы Николай Дамасский почерпнулэти сведения из вавилонского или еврейского предания; ссылка на Моисея показывает, что он был, по-видимому, знаком срассказом книги Бытие, который мог стать ему известным со слов егопокровителя Ирода. В нашу эпоху суждено было извлечь из давно утерянных архивов Ассирииподлинную вавилонскую версию легенды. При раскопках Ниневии, составляющихславу и гордость XIX в. и имеющих чрезвычайное значение для истории древнегомира, английским исследователям удалось обнаружить значительную частьбиблиотеки великого царя Ашшурбанипала, царствовавшего в 669-633 гг. донашей эры, во время блестящего заката Ассирийской державы. Этот царь,наводивший ужас на соседние народы вплоть до берегов Нила, украсил своюстолицу великолепными сооружениями и собрал в ее стенах из ближних и дальнихстран многочисленные тексты по истории, естествознанию, грамматике и религиидля просвещения своего народа. Тексты эти, в значительной частизаимствованные из вавилонских источников, представляют собой клинописныетаблицы из мягкой глины, впоследствии обожженные и сложенные в библиотеке.Библиотека была, по-видимому, расположена в верхнем этаже дворца, который вовремя последнего разграбления города рухнул от пожара, причем большинствотаблиц разбилось вдребезги. Сохранившиеся потрескались и опалены огнемпылавших развалин. В последнее время к развалинам приложили свою рукукладоискатели, которые искали здесь для себя не научные сокровища, анастоящий золотой клад, чем немало содействовали еще большей разрозненностиэтих драгоценных памятников. В довершение всех бед богатая солями вода,каждую весну проникающая в почву, пропитывает таблицы. Соли кристаллизуютсяпо линиям трещин, и по мере роста кристаллы расщепляют и без того разбитыетаблицы на более мелкие фрагменты. Все же благодаря кропотливому трудуДжорджа Смита, хранителя Британского музея, множество фрагментов быловосстановлено. Ему удалось реставрировать знаменитую эпическую поэму оГильгамеше в двенадцати песнях, вернее, таблицах, из которых одиннадцатаясодержит вавилонскую легенду о потопе. Это великое открытие былообнародовано Смитом на собрании Общества библейской археологии 3 декабря1872 г. По остроумной догадке Генри Раулинсона, двенадцать песен поэмы оГильгамеше соответствуют двенадцати знакам зодиака, так что движениерассказа в поэме как бы следует за движением солнца в течение всехдвенадцати месяцев года. Эта теория до некоторой степени оправдываетсяместом, какое занимает в поэме легенда о потопе, изложенная в одиннадцатойпесне, потому что вавилонский одиннадцатый месяц в году приходился как разна дождливый сезон, был посвящен богу ветров Рамману и, как говорят,назывался "проклятый месяц дождей". Как бы то ни было, легенда здесьявляется отдельным эпизодом или отступлением, лишенным всякой связи со всемостальным содержанием поэмы. Вот как она начинается. Герой поэмы Гильгамеш потерял своего дорогого друга Энкиду, похищенногосмертью, и сам тяжело заболел. Опечаленный происшедшим и в страхе передгрядущим, он решил разыскать своего отдаленного предка Утнапиштима, сынаУбара-Туту, и узнать от него, как смертный человек может обрести вечнуюжизнь. Утнапиштим, думал он про себя, наверное, знает этот секрет, так как самстал подобен богам и живет теперь где-то далеко в блаженном бессмертии.Тяжелый и опасный путь пришлось совершить Гильгамешу, чтобы дойти до него.Он должен был перейти через гору, охраняемую двуполым скорпионом, там, гдезаходит солнце; он шел по темной и страшной дороге, где ни разу не ступаланога смертного; он переправился на лодке через обширное море, перебрался поузкому мосту через реку смерти и наконец предстал перед лицом Утнапиштима.Но когда Гильгамеш задал своему великому предку вопрос, как человекудостигнуть бессмертия, то получил неутешительный ответ: мудрец сказал ему,что для человека не существует бессмертия. Удивленный таким ответом состороны того, кто некогда сам был человеком, а теперь сделался бессмертным,Гильгамеш, естественно, спросил своего высокочтимого родственника, какимобразом ему удалось избегнуть общей участи. На этот вопрос Утнапиштимповедал следующий рассказ о великом потопе. Утнапиштим сказал Гильгамешу: "Я хочу открыть тебе, о Гильгамеш,сокровенное слово; умысел богов я хочу поведать тебе. Ты знаешь городШуруппак, что лежит на берегу Евфрата; это город старинный, и боги еговнушили великим богам мысль послать на землю потоп. Там был отец богов Ану,их советник и воитель Энлиль, их вестник Ниниб, их властитель Эннуги. Богмудрости Эа также сидел вместе с ними; он передал их слова тростниковойхижине, говоря: "О, тростниковая хижина, тростниковая хижина! О, стена,стена! О, слушай, тростниковая хижина! О, внимай, стена! О, человек изШуруппака, сын Убара-Туту, ломай свой дом, построй корабль, оставь своибогатства, бойся своей гибели! Бросай своих богов, спасай свою жизнь, возьмис собою в корабль всякие семена жизни! А корабль, который ты соорудишь,должен быть хорошо соразмерен; его ширина и длина должны соответствоватьдруг другу, и ты его спустишь в открытое море". Я внял словам его и сказалбогу моему Эа так: "О, господин мой, я преклоняюсь пред твоим велением иисполню его. Но что я отвечу городу и народу и его старейшинам?" Эа открылсвои уста и так сказал мне, слуге своему: "Вот что ты ответишь им: так какЭнлиль возненавидел меня, то я не могу больше оставаться в вашем городе и немогу преклонить голову на земле Энлиля; я должен спуститься в глубокое мореи буду жить у господина моего Эа". Утнапиштим послушался бога Эа, собрал леси все, что было нужно для постройки судна, и на пятый день остов был готов.Он построил его в форме баржи, на которую поставил дом в сто двадцать локтейвысотой, и разделил дом на шесть ярусов, а в каждом ярусе сделал девятькомнат. Он сделал в нем отверстия для спуска воды, обмазал снаружи горнойсмолой и древесной смолой изнутри. Затем он велел принести масло, зарезалволов и ягнят, наполнил кувшины кунжутным вином, маслом и виноградным вином.Он созвал народ на пир, как в день новогодний; народ пировал, и вино лилосьрекой. А когда корабль был готов, он наполнил его всем, что имел из серебра,и всем, что имел из золота, и всем, что имел из семян жизни. Он такжепосадил на корабль всю свою семью и всех домочадцев; собрал домашний скот,зверей полевых и всяких ремесленников и всех поместил на корабль. Бог-солнцеШамаш назначил время, объявив: "С наступлением вечера властитель тьмы пошлетразрушительный ливень; тогда войди в ковчег и запри за собой дверь". Пришелурочный час, и с наступлением вечера властитель тьмы послал разрушительныйливень. "Я видел начало бури, но дальше смотреть на нее побоялся. Я вошел вковчег и запер за собою дверь. Кормчему корабля, а также Пузур-Амурри,мореходу, поручил я (плавучий) дворец и все, что в нем было. Когда сталорассветать, появилось на горизонте черное облако. Рамман гремел среди небес,а боги Мужати и Лугаль предшествовали ему. Подобно гонцам, шли они по горами равнинам; Иррагал сорвал с корабля мачту. Явился Ниниб и разразился бурей.Боги Ануннаки вздымали кверху пылающие факелы, бросавшие яркий свет наземлю. Смерчь бога Раммана поднимался к небесам, и дневной свет потух вомраке". Весь день бушевала гроза, и воды вздулись до горных вершин. "Один невидел другого, люди не узнавали друг друга. Боги в небесах испугались потопаи пятились назад, карабкались по небосклону к обители Ану. Боги припадали кземле, как собаки, жались у стен. Иштар надрывалась от крика, как женщина вродовых муках; царица богов обливалась слезами и восклицала своим дивнымголосом: "Да обратится в прах тот день, когда я в собрании богов накликалагоре! Увы, это я накликала горе в собрании богов! Это я накликала смерть дляуничтожения моих людей! Где они теперь - те, которых я призвала к жизни? Какрыбьей икрой, кишит ими море". Боги Ануннаки плакали вместе с ней; боги визнеможении садились и плакали с плотно сжатыми губами. Шесть дней и шестьночей свирепствовал ветер; потоп и гроза опустошили землю. На седьмой деньстихла гроза, и ливень, и буря, бушевавшая подобно вражескому войску. Мореуспокоилось, вода пошла на убыль; ураган и потоп прекратились. Я посмотрелна море: на нем лежала тишина, весь род человеческий превратился снова вглину. Там, где были поля, простиралось болото. Я открыл окно, и дневнойсвет упал на мое лицо. У меня подкашивались ноги, я сел и заплакал; слезыкатились по щекам моим. Я смотрел на мир: везде было море. По прошествиидвенадцати (дней?) показался остров. Корабль приплыл к земле Низир; он селна гору Низир, и гора не отпускала корабль. Прошел день, другой - гора Низирвсе не отпускала корабль. Прошел третий день, четвертый - гора Низир все неотпускала корабль. Прошел пятый день, шестой - гора Низир все не отпускалакорабль. На седьмой день я выпустил голубя и дал ему улететь. Но голубьполетал немного и, не найдя нигде приюта, вернулся назад. Тогда я выпустилласточку и дал ей улететь. Ласточка покружилась немного, но, не найдя нигдеприюта, вернулась назад. Затем я выпустил ворона и дал ему улететь. Воронулетел и увидел, что вода спала; он клевал пищу, пробирался по лужам,каркал, но назад не вернулся. Тогда я вывел всех из корабля и отпустил их навсе четыре стороны. Я принес жертву и совершил возлияние на вершине горы. Посеми в ряд я выставил жертвенные сосуды и собрал под ними в кучу тростник,кедровое и миртовое дерево. Боги вдыхали запах, боги вдыхали благоухания.Боги, как мухи, собирались вокруг того, кто принес им жертву. Тут выступилавперед мать богов. Она подняла кверху ожерелье, которое Ану сделал по еежеланию, и сказала: "О вы, боги, собравшиеся здесь! Как верно то, что я незабуду этих лазоревых самоцветов, которые я ношу на шее, так же верно и то,что я буду помнить всегда эти дни и никогда их не забуду. Пусть все богиприсутствуют при этом жертвоприношении, но пусть Энлиль не приходит, потомучто он не размыслил, наслал потоп и обрек на гибель моих людей". Тогдаподошел Энлиль и, увидев корабль, рассвирепел. Полный гнева против богов,против Игиги, он воскликнул: "Кто-то, я вижу, спас свою жизнь. Нет, ни одинчеловек не останется в живых после всеобщего истребления". Тут Ниниб открылсвои уста и сказал, обращаясь к воителю Энлилю: "Кто, как не Эа, мог сделатьподобное дело? Ведь Эа знает все, что происходит на свете". Тогда Эа открылсвои уста и сказал, обращаясь к воителю Энлилю: "Ты, о воитель,- владыкабогов, но ты не размыслил и наслал на землю потоп. На грешнике должен бытьотомщен его грех, и на преступнике - его преступление. Не давай же волисвоей руке, дабы не все люди погибли; пощади, дабы не все они исчезли с лицаземли. Вместо потопа пусть бы лучше пришел лев и сократил род людской!Вместо потопа пусть бы лучше пришел леопард и сократил род людской! Вместопотопа пусть бы лучше пришел голод и опустошил землю! Вместо потопа пусть былучше пришла богиня-чума и поразила человечество! А я не открыл умыславеликих богов; я только дал Атрахазису увидеть сон, и во сне он услышалумысел богов". После этого Энлиль принял свое решение и вошел в ковчег. Онвзял меня за руку и вывел из корабля и меня и жену мою, велел ей стать наколени рядом со мной, а сам подошел к нам, стал между нами обоими иблагословил нас (говоря): "До сих пор Утнапиштим был человеком, но отнынепусть Утнапиштим и жена его уподобятся богам и станут равными нам, пустьУтнапиштим живет далеко от земли, у устья рек". И тогда меня взяли и унеслидалеко от земли и оставили жить у устья рек". Такова длинная легенда о потопе, внесенная в поэму о Гильгамеше, скоторой она, по-видимому, вначале не стояла ни в какой связи. Сохранилсяфрагмент другой версии этой легенды на одной разбитой плитке, найденной, каки плитка поэмы о Гильгамеше, среди развалин библиотеки Ашшурбанипала вНиневии. В этом фрагменте содержится часть беседы, происшедшей перед потопоммежду богом Эа и вавилонским Ноем, который здесь называется Атрахазис - имя,которое, как мы видели, случайно приписано ему в поэме о Гильгамеше, хотявезде в этой поэме он именуется не Атрахазис, а Утнапиштим. Имя Атрахазис,как полагают, было первоначальным вавилонским именем героя, которое вгреческой версии легенды о потопе у Бероса заменено именем Ксисутрус. Вупомянутом фрагменте бог Эа приказывает Атрахазису: "Ступай в ковчег изакрой за собою дверь; возьми туда с собой свои запасы хлеба, свои домашниевещи и прочее имущество, свою (жену?), семью, родственников, своихремесленников, полевой скот и всех травоядных полевых животных". Геройвозражает на это, что он никогда раньше не строил корабля, и проситначертить ему на земле план корабля для руководства при постройке. До сих пор мы видели, что вавилонские версии легенды о потопе относятсяко времени Ашшурбанипала, то есть к VII в. до нашей эры, на этом основанииможно было допустить более позднее происхождение их в сравнении с еврейскойверсией и, стало быть, предположить, что они заимствованы у евреев. Однакомы располагаем данными, несомненно свидетельствующими о значительно болеедревнем происхождении вавилонской легенды, благодаря еще одной разбитойплитке, найденной при раскопках, предпринятых турецким правительством вАбу-Хабба, на месте, где находился некогда древний город Сиппар. Плитка этасодержит весьма искаженное изложение легенды о потопе и снабжена точнойдатой, а именно: в конце текста имеется отметка о том, что табличка написанав двадцать восьмой день месяца шабату (одиннадцатый месяц у вавилонян), водиннадцатый год правления царя Аммизадуга, то есть около 1966 г. до нашейэры. К сожалению, текст настолько отрывочен, что дает мало сведений, но имяАтрахазис здесь встречается, а также говорится о большом ливне и,по-видимому, о корабле и спасшихся на нем людях. Другая очень древняя версия легенды о потопе была обнаружена в Ниппурево время раскопок, производившихся Пенсильванским университетом. Онанаписана на небольшом обломке таблицы из необожженной глины, и на основанииначертания букв и места нахождения датируется открывшим ее профессоромГильпрехтом не позднее 2100 г. до нашей эры. В этом фрагменте бог возвещает,что пошлет на землю потоп, который сметет сразу весь людской род; богпредлагает человеку, к которому обращает свою речь, построить себе большоесудно с крепкой крышей, где он сможет спасти свою жизнь, и взять туда ссобою животных и птиц. Все эти версии легенды о потопе написаны на семитическом языкеВавилонии и Ассирии. Но есть другая отрывочная версия, найденнаяамериканцами при раскопках в Ниппуре и написанная на шумерийском языке, тоесть на несемитическом языке древнего народа, который, по-видимому,предшествовал семитам в Вавилонии и основал в нижней долине Евфрата своюсобственную замечательную культуру, обыкновенно именуемую вавилонскойкультурой. Город Ниппур, где была найдена эта шумерийская легенда о потопе,был самым священным и, возможно, наиболее древним религиозным центромстраны, и местный бог этого города Энлиль стоял во главе вавилонскогопантеона. Судя по начертанию письма, текст таблички, на которой записаналегенда, относится, вероятно, ко времени знаменитого вавилонского царяХаммурапи, то есть приблизительно к 2100 г. до нашей эры. Но сама легенда,надо полагать, гораздо древнее, потому что в конце третьего тысячелетия,когда был написан текст таблички, шумерийцы как отдельный народ пересталиуже существовать, растворившись в семитическом населении страны, и язык ихстал уже мертвым языком, хотя древняя литература и содержащиеся в нейсвященные тексты служили еще предметом изучения и переписывалисьсемитическими жрецами и писцами. В результате открытия шумерийской версиилегенды о потопе возникло предположение о том, что сама легенда ведет своепроисхождение от времени, предшествовавшего занятию долины Евфрата семитами,которые, поселившись в новой стране, заимствовали легенду о потопе от своихпредшественников - шумерийцев. Интересно отметить, что шумерийская версиялегенды о потопе служит продолжением рассказа, к сожалению весьмаотрывочного, о сотворении человека; согласно этому рассказу, люди былисозданы богами раньше животных. Таким образом, шумерийская легенда сходитсяс библейским рассказом в книге Бытие, поскольку и здесь и там сотворениечеловека и великий потоп трактуются как два тесно связанных между собойсобытия первоначальной истории мира. При этом шумерийское сказание совпадаетне с жреческим, а с яхвистским источником, изображая такуюпоследовательность событий, при которой сотворение человека предшествовалосотворению животных. Пока что опубликована только нижняя половина таблички этой "шумерийскойкниги Бытие" но и этой половины достаточно, чтобы представить себе в общихчертах легенду о потопе. Здесь рассказывается, что Зиугидду или, правильнее,Зиудзудду был некогда царем и жрецом бога Энки - шумерийского божества,соответствующего семитическому Эа. Изо дня в день он служил богу, смиренноповергаясь ниц перед ним и исполняя у алтаря установленные обряды. В наградуза такое благочестие Энки сообщает ему, что по требованию Энлиля на советебогов решено истребить семя человеческого рода посредством ливня и бури.Прежде чем сделать святому человеку это своевременное предупреждение,божественный друг просит его отойти к стене, говоря: "Стань у стены слева отменя, и у стены я скажу тебе слово". Эти слова находятся в очевидной связи стем странным местом в семитической версии легенды, где Эа начинает своепредупреждение Утнапиштиму в таких выражениях: "О, тростниковая хижина,тростниковая хижина! О, стена, стена! О, слушай, тростниковая хижина! О,внимай, стена!" Эти два параллельных места в обеих версиях легендызаставляют предположить, что доброжелательный бог, не желая прямо сообщитьсмертному человеку тайное решение богов, прибегает к уловке и шепотомдоверяет тайну стене, по другую сторону которой он предварительно поставилЗиудзудду. Таким образом праведный человек подслушал чужой разговор и узналроковую тайну, тогда как его божественный покровитель имел возможностьвпоследствии утверждать, что он не открыл человеку умысла богов. Эта уловкаприводит на память известную легенду о том, как слуга царя Мидаса открыл,что у его господина ослиные уши, и, не будучи в состоянии удержаться, чтобыне выболтать кому-нибудь этой тайны, шепотом рассказал ее пещере и засыпалпещеру землей, но на этом месте вырос тростник, и шелест его листьев,волнуемых ветром, разнес по всему свету секрет об уродстве царя. Та частьтаблицы, в которой, вероятно, содержалось описание того, как строился ковчеги как сел в него Зиудзудду, потеряна, а сохранившаяся часть сразузахлестывает нас волнами потопа. Бушующая буря и ливень описываются какявления одновременные. Затем текст продолжается так: "После того как ливеньи буря свирепствовали на земле целых семь дней и семь ночей, а огромныйковчег силой вихря носился все время по могучим волнам, появился бог-солнце,проливая дневной свет на небо и землю". Когда свет солнца засиял надковчегом, Зиудзудду пал ниц перед богом-солнцем и принес в жертву вола иовцу. Здесь опять пробел в тексте, а вслед за тем мы читаем, что царьЗиудзудду пал ниц перед богами Ану и Энлилем. Гнев Энлиля против людейтеперь как будто смягчился, как можно понять из его слов, относящихся кЗиудзудду: "Жизнь, подобную жизни бога, я дарую ему". И дальше: "Вечнуюдушу, подобную душе бога, я сотворю для него". А это значит, что геройлегенды о потопе, шумерийский Ной, обрел дар бессмертия или даже превратилсяв бога. Дальше ему преподносится титул "хранителя семени человеческогорода", и боги отводят ему обитель на горе, быть может на горе Дильмун, хотятакое чтение имени не вполне достоверно. Конец легенды до нас не дошел. Итак, мы видим, что в существенных чертах шумерийская версия легенды опотопе совпадает с более длинной и обстоятельной версией, сохранившейся впоэме о Гильгамеше. В обеих версиях великий бог (Энлиль или Бэл) решилистребить человечество, затопив землю дождем. В обеих версиях бог (Энки илиЭа) предупреждает человека о близкой катастрофе, и человек, получивший такоепредупреждение, спасается в ковчеге. В обеих потоп в период его наибольшейсилы продолжается семь дней. В обеих версиях, после того как вода начинаетспадать, человек приносит жертву и под конец возводится в ранг богов.Единственное существенное различие касается имени героя, который вшумерийской версии называется Зиудзудду, а в семитической - Утнапиштим илиАтрахазис. Шумерийское имя Зиудзудду напоминает другое - Ксисутрус, котороеБерос дает герою, спасшемуся от потопа. Если сходство этих двух имен неслучайно, то мы имеем новое основание удивляться той верности древнейшимдокументальным источникам, которую сохранил в своем описании вавилонскийисторик. Открытие этой чрезвычайно интересной таблички, содержащей рассказ опотопе в связи с рассказом о сотворении мира, дает основание предполагать,что заключающиеся в книге Бытие сказания о первоначальной истории мирародились не у семитов, но были ими заимствованы от более древнегоцивилизованного народа. Дикие орды семитов, нахлынувшие за несколькотысячелетий до нашей эры из Аравийской пустыни в плодородную долину НижнегоЕвфрата, застали там уже сложившуюся цивилизацию. Потомки первобытныхбедуинов постепенно переняли искусства и нравы покоренной страны точно также, как гораздо позднее северные варвары позаимствовали известный культурныйлоск от покоренного ими населения Римской империи. Еврейское сказание о великом потопе. Критики библейского текста единодушно признают, что в древнееврейскойлегенде о великом потопе, в том виде, как она изложена в книге Бытие, надоразличать два первоначально самостоятельных рассказа; впоследствии эти дварассказа были искусственно объединены с целью придать им подобие некойединой и однородной легенды. Но редакторская работа по слиянию двух текстовв один сделана так грубо и неуклюже, что встречающиеся там повторения ипротиворечия бросаются в глаза даже невнимательному читателю. Из двух первоначальных версий легенды одна происходит от Жреческогокодекса (обыкновенно обозначаемого латинской буквой Р), а другая - от такназываемого Яхвиста (обозначаемого латинской буквой J). Каждому изисточников свойствен особый характер и стиль, и оба относятся к различнымисторическим эпохам: яхвистский рассказ является, вероятно, наиболеедревним, тогда как Жреческий кодекс, как в настоящее время принято думать,является позднейшим по времени из всех четырех источников, объединенных вШестикнижии. Яхвист был, по-видимому, написан в Иудее в начальный периодсуществования еврейского государства, по всей вероятности, в IX или VIII в.до нашей эры Жреческий кодекс появился в период, последовавший за 586 г. донашей эры, когда Иерусалим был завоеван вавилонским царем Навуходоносором иевреи были уведены в плен. Но если автор Яхвиста обнаруживает живойнеподдельный интерес к личности и судьбе описываемых им людей, то авторКодекса, наоборот, интересуется ими лишь постольку, поскольку он видит в нихорудие божественного промысла, предназначенное для передачи Израилю знаний обоге и всех тех религиозных и социальных институтах, которые по милости богадолжны были регулировать жизнь "избранного народа". Он пишет историю нестолько светскую и гражданскую, сколько священную и церковную. ИсторияИзраиля для него скорее история церкви, нежели народа. Поэтому он подробноостанавливается на жизнеописании патриархов и пророков, которых бог удостоилсвоим откровением, и торопится пройти мимо ряда поколений обыкновенныхсмертных, упоминая только их имена, точно они служат лишь звеньями,соединяющими одну религиозную эпоху с другой, или ниткой, на которую средкими промежутками нанизаны драгоценные жемчужины откровения. Егоотношение к историческому прошлому предопределяется современной емуполитической обстановкой. Наивысший расцвет Израиля был уже в прошлом, егонезависимость утеряна, а с нею исчезли и надежды на мирское благоденствие иславу. Розовые мечты о могуществе, вызванные в душе народа блестящимицарствованиями Давида и Соломона, мечты, которые могли еще на времясохраниться даже после падения монархии, давно померкли в темных тучахнаступившего заката нации под влиянием суровой действительности чужеземноговладычества. И вот когда не нашлось выхода для светских амбиций, неугасимыйидеализм народа нашел для себя выход в другом направлении. Мечты народаустремились в другую сторону. Если они не могли найти себе места на земле,то небо оставалось еще открыто для них. Подобно Иакову в Вефиле, окруженномусо всех сторон врагами, мечтатель увидел лестницу, упирающуюся в небо, покоторой ангелы могли спуститься на землю, чтобы защитить и охранитьодинокого путника. Короче говоря, вожди Израиля стремились утешить свойнарод, вознаградить его за все унижения, выпавшие на его долю в сферематериальной жизни, и поднять его на высшую ступень жизни духовной. Для этойцели они, строя и совершенствуя, создали сложный религиозный ритуал, чтобы сего помощью присвоить себе всю божественную благодать и сделать Сион святымгородом, красой и центром царства божия на земле. Подобные стремления иидеалы придавали общественной жизни все более и более клерикальный характер,выдвигая на первый план интересы церкви и делая жреческое влияниедоминирующим. Царь был заменен первосвященником, унаследовавшим дажепурпурные одежды и золотую корону своего предшественника. Переворот,состоявший в том, что на смену светским властителям в Иерусалиме пришлипервосвященники, аналогичен тому, который превратил Рим цезарей в Римсредневековых пап. Такое умонастроение, такая струя религиозных чувств, направленнаявсецело в сторону церковности, нашли свое отражение или, лучше сказать,вполне выкристаллизовались в Жреческом кодексе. Некоторая ограниченностьэтого умонастроения интеллектуального и морального свойства сказаласьсоответственным образом и на авторе источника. Он интересуется исключительноформальной стороной религии, упивается отдельными церковными обрядами имелочами ритуала, предметами церковной утвари и облачения. Более глубокаясторона религии для него - книга за семью печатями, ее моральных и духовныхиде