А.Н.: Что вы можете сказать о будущем гуманитарных технологий (на память приходит проект культуроники М.Н.Эпштейна – прикладной гуманитарной науки)?

О.М.: Я очень уважаю Михаила Наумовича, особенно те его работы, где он феноменолог, а не идеолог, но насчет культуроники с ним не согласен. То есть я легко признаю, что у гуманитарных технологий есть будущее и довольно светлое (то есть, будет расцвет всяких консалтингов, психологий и проч. школ, сект и культурных форм), другое дело, что лично я против технологий как самоцели вообще. Дело в том, что истинная философия это вступление в неведомое, риск, прыжок в будущее, а технология, это то, что уже возникает потом, это алгоритмы, методы, проложенная колея. Все это облегчает жизнь, экономит время и проч., но есть одно «но» - это уже не философия.

А.Н.: Что вы можете сказать о смерти политологии? Известно, что терминологическое противопоставление примата политтехнологической практики над политологической теорией ни к чему не обязывает, поскольку не существует чистой практики, не замутнённой какой-нибудь теорией. Каков, на ваш взгляд, статус политологической науки в рамках философских институций?

О.М.: «Смерть политологии» означает, что всевозможная понятийная рухлядь типа «демократии», «диктатуры», «правых», «левых», «либерализмов», «социализмов» и «консерватизмов должна быть выброшена на помойку. Эти понятия ничего не ловят, с помощью них ничего нельзя понять, они используются только как ярлыки в процессе манипуляции. Но в то же время, я не уверен, что нам нужны новые понятия, вместо старых, время понятий вообще прошло. Политология с момента своего зарождения, довольно позднего в сравнении с другими, была наукой плетущейся за практикой. Одно дело, «философия права», философия государства и общества, которые устанавливали основопонятия, рисовали идеалы и проч., другое дело - политология, которая должна была изучать всю эмпирию политических режимов в их динамике. Когда великие утопии стали умирать, то исчезло целеполагание политической практики, власть стала просто борьбой за власть, а все политические теории стали ресурсом, политическое сознание стало политической материей, сырьем, коробкой с инструментами для практиков и их войн. Я написал книжку «Практика против теории», где показал, что анализ, теория, созерцание идут на поводу у созерцаемого, они ре-активны, тогда как практика (когда она не технологична) может быть поэтичной, то есть может творить из ничего, отрываться от фактичности, от сущего, и быть источником социальных и иных инноваций.

А.Н.: Как вы относитесь к тезису современного русского философа Ф.И.Гиренка о том, что в наше время мыслит не философ, а менеджер?

О.М.: Это похоже на то, что я только что сказал, отвечая на ваш вопрос о практике и теории. Однако, возможно, что Ф.И.Гиренок имел в виду нечто совсем другое, ведь он рассуждал о соотношении «мысль – текст, публикация» и о мыслителе и «менеджере мысли». Если же под менеджментом понимать целерациональную деятельность (как менеджмент на производстве, в бизнесе), то там нет никакого мышления, ибо мышление не есть целерациональная деятельность, о чем не раз говорил тот же Гиренок.

А.Н.: Говоря о различении «народной философии» и «философии народа» вы невольно утверждаете о существовании национальной философии – одного из философских идолов. Можете прояснить свою позицию?

О.М.: Я не за то, как это можно встретить сейчас сплошь и рядом, чтобы «у народа была своя философия», я за то, чтобы, если можно так выразиться, «у философии был народ». Если быть еще более точным, каждый народ должен завоевывать себе место в истории Бытия и в мыслящей и отвечающей Бытию философии. Причем он должен тратить на это силы как народ, одиночка такое место не завоюет. В его последнем рывке сконцентрирована вся мощь народа, его усилия, все его прежние инвестиции. Поэтому философы, пророки и поэты – сыны народа, но в то же время они уже и не принадлежат народу, их народ принадлежит им, поскольку он исполняет, как подданный, тот приказ, который философ, пророк, святой, поэт сами в свою очередь, почерпнули из над-народной, ино-родной сферы. Не философия выражает бытие народа, а народ выражает философское Бытие, если такой счастливый великий миг (по историческим масштабам - эпоха) ему удается. Чтобы было более понятно, то я скажу, что будь моя воля, то я бы тратил на философское образование не меньше, чем на оборону, я бы посадил всех зеков в одиночки и вместо ненужного труда заставлял бы их прочитывать по 50 философских первоисточников в год, я бы весь стабилизационный фонд пустил на переводы и издания философских книг, которые бы продавались в каждом ларьке, как водка. И так далее. Что бы это дало? Не знаю, что в социальном, экономическом и политическом плане, но знаю, что это усилие дало бы, возможно несколько великих философов через сколько-то лет, а эти философы изменили бы облик и Земли, и истории, создали бы мир, в котором может уже бы и не было места ни социальному, ни экономике, ни политике. И такой подвиг, и такой поворот это лучшее, что может случиться в судьбе народа. Раз уж все народы смертны, то смерть со славой лучше, чем смерть от обжорства гамбургерами, тем более, что даже это нам не грозит, скорее уж издыхание от голода, холода, трудов, военных тягот, мягкого и жесткого геноцида, ассимиляции другими пассионариями.

А.Н.: Над чем вы работаете сейчас? Что у вас планируется в будущем?

О.М.: У меня лежит штук десять книг, в незаконченном варианте. То есть по 50-100 страниц текстов на определенную тему. Если бы у меня был месяц свободного времени на каждую книгу, то я бы их привел в порядок и мог бы выпускать в свет. К сожалению, месяц времени – непозволительная роскошь. Вынужден зарабатывать на хлеб с маслом и кормить большую семью. Занимаюсь всякой ерундой, пишу пиар-концепции, бизнес-планы, делаю политические кампании, провожу обучающие семинары. .Хотя любой олигарх, дав мне содержание, обессмертил бы свое имя… Шутка… Ходишь по старым кладбищам и видишь огромные могилы каких-нибудь «купцов первой гильдии» и «надворных советников». Их имена сейчас никому ничего не говорят, а ведь когда-то они вершили судьбы России. Кто через сто лет вспомнит имена нынешних богатеев? А если и вспомнят, то словами проклятий…. А если серьезно, то есть несколько тем, которые меня волнуют. В области философии – это выявление черт того, что будет после постмодернизма. В области политологии – новый политический дискурс, то есть выработка, если это вообще возможно абсолютно нового политического языка взамен устаревших «диктатур» и «демократий». В области политических технологий и пиар - рисковые стратегии, искусство провокаций и событий. В области психологий это развитие идей, которые я уже высказал в книге «Антипсихология». В области экономики и менеджмента меня интересут проблема режиссируемых кризисов. У меня есть даже название для книги: «Бизнес в стиле панк». Я выдели более двадцати сил и субъектов, которым в мире выгоды кризисы и нестабильность по экономическим, как правило, мотивам. И я анализирую их стратегию и тактику. Оказывается, очень многие заинтересованы в нестабильности и всякие кризисы отнюдь не случайны. Кроме того, я всю жизнь очень интересовался историей. И довольно на серьезном уровне могу написать новаторские исследования по некоторым периодам в жизни России. Заделы и материал есть. Но когда я до этого доберусь? Или вот проект: я побывал примерно в 20ти странах мира, и практически во всех регионах России, в 60ти, как минимум. Дневники и путевые заметки у меня сохранились. Я издал «Китайский дневник» и он пользовался популярностью. Но таких дневников я могу издать много. Это не просто путеводители и субъективные впечатления. Это и философские эссе одновременно. Лежат тома черновиков, заделов, кусков, а жизнь уходит на всякую ерунду! Я уж не говорю, сколько у меня всяких комментариев к текстам великих философов! Но кому все это нужно? Помню, когда был студентом, часто ездил в поезде из Екатеринбурга в родной Новокузнецк и в плацкартном вагоне попутчики спрашивали, на кого я учусь. Пару раз сказал, что на философа… Один раз пришлось всю дорогу объяснять, что это такое и оправдываться, насчет того, какая от этого «польза». А другой раз меня натурально чуть не убил какой-то шахтер, который ехал к сыну на свиданку зону. Он даже ничего не говорил. Просто, как услышал про философа, хряпнул пару стаканов и сказал, что я до дома не доеду…. Потом уж я предпочитал называть себя историком, журналистом, археологом, кем угодно…И вот, несмотря на все это, я категорически не отношу себя к «интеллигенции», той самой которая ненавидела народ, хоть в царские времена, хоть в советские, хоть в антисоветские... Пусть это пафосно прозвучит, но я люблю наш народ, лучший в мире народ. Все о чем я думаю, ради него, ради выявления того, что именно заставляет его любить, ради того, чтобы он сам себя любил, чтобы другие народы его любили.

 

[1] Указания на схожесть слов slave (раб) и «славянин», которым часто злоупотребляют ненавистники славян, видящие в этом «рабскую природу, отразившуюся даже в самоназвании» имеет объяснения. Естественно, воинственные германцы часто брали славян в плен и обращали их в рабство (поскольку славяне самые близкие соседи). Постепенно слово из имени собственного для германцев просто превратилось в имя нарицательное, так же как мы сейчас называем ксероксами все копировальные аппараты, а памперсами все виды подгузников. Видеть некую рабскую природу одного народа на основании того, что у другого народа название ассоциируется с рабством так же нелепо как видеть природу немцев в немоте и непонимании, только на основании того, что у славян используется именно такое для них обозначение.

 

[2] Статья написана в мае 2004 г, за полгода до «оранжевой революции».

 

[3] Стенограмма частного семинара. Текст доклада, реплики участников и ответы докладчика подверглись редакции.

[4] Данный текст - избранные отрывки споров в различных интернет-форумах, чатах, блогах, аськах и электронных почтах. В заголовке называется предмет спора, справа курсивом цитируется анонимный оппонент, слева - комментарии О.М. Все реплики подверглись редакции.

[5] Аристотель Политика. // Аристотель Соч. в 4х томах, том 4,, М, 1994, стр. 457

[6] Рецензия на книгу М. Эпштейна «Знак пробела. О будущем гуманитарных наук»

 

[7] Эпштейн М. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. Новое литературное обозрение. Москва. 2004, стр. 92

[8] Аристотель. Политика// Аристотель, соч в 4х томах, том 4 , Мысль, Москва, 1984г, стр378

[9] Мамардашвили М. Как я понимаю философию, М, Прогресс, 1990, стр. 63

[10] Гегель Г. В. Ф, Философия права. М., 1990, стр. 56.

[11] Ницше Ф. Воля к власти. Москва, 2005, стр.368

[12] цит. по: Хайдеггер М. европейский нигилизм. // Хайдеггер М Время и бытие,, М, республика, 1993, стр. 143

[13] Эпштейн М. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. Новое литературное обозрение. Москва. 2004, стр. 811

[14] там же стр. 813

[15] там же стр. 631

[16] там же стр. 642

[17] там же стр. 649

[18] там же стр. 643

[19] там же стр. 125

[20] Делез Ж. Тайна Ариадны.//ВФ,1993, №4, стр. 50-52

[21] Эпштейн М. Философия возможного: модальности в мышлении и культуре., Алетейя, С- Пб, 2001, стр 93, 90

[22] Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. Весь мир, М., 2003, стр. 192

[23] Эпштейн М. Философия возможного: модальности в мышлении и культуре., Алетейя, С- Пб, 2001, стр. 33

[24] Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Агентство Сагуна. Новочеркасск, 1994, стр. 173

[25] Эпштейн М. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. Новое литературное обозрение. Москва. 2004, стр. 716

[26] Эпштейн М. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. Новое литературное обозрение. Москва. 2004, стр. 738-741

[27] там же стр. 741-744

[28]Эпштейн М. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. Новое литературное обозрение. Москва. 2004, стр. 744

[29] Эпштейн М. Философия возможного: модальности в мышлении и культуре., Алетейя, С- Пб, 2001, стр. 87-88

 

[30] Предисловие к книги М.Хайдеггера «Что зовется мышлением?» Планируется выход в свет в 2006г.

[31] В интервью журналу «Шпигель»

[32] Если быть более точным, то завещанием Хайдеггера являются его философские дневники « К делу философии. Из события», написанные в 30ых годах и которые он попросил опубликовать в последнем томе своих сочинений. Они были опубликованы душеприказчиками раньше. Их изучение позволяет видеть, что многие намеченные раньше мотивы развиваются в книге «Что зовется мышлением?»

[33] В интервью журналу «Шпигель», опубликованному посмертно, Хайдеггер особо разворачивает тему возможной позорной кончины человечества. Он не видит путей исхода. Собственно, интервью названо « Только Бог еще может нас спасти».

[34] В письме Ж. Бофре, которое потом стало известным как «Письмо о гуманизме» Хайдеггер ставит марксизм выше всех философских учений современности, в том числе и выше феноменологии Гуссерля, за то, что он чувствителен к историческому измерению.

[35] Для Ницше еще не были очевидны возможности ядерной войны, но он видел измельчание человеческого типа, грядущие войны, неподконтрольность науки, неспособность мелкого современного человека совладать с роком истории.

[36] Кстати, «новое мышление». М. Горбачева, начиналось с такой же постановки вопроса, только на 30 с лишним лет позже, и конечно же, оно не только не дало ответов на вопросы, но и не сумело их удовлетворительно поставить. Оно питалось уже искаженными и неподлинными импульсами, пришедшими от того же Хайдеггера через постмодернизм, неомарксизм, экологизм и прочие умонастроения второй половины 20 века.

[37] Это хорошо показано в книге Эдварда В. Саида «Ориентализм. Западные концепции Востока». СПб., 2006 г.

[38] Интервью Алексею Нилогову.