Когда не нужны «лишние»

Мне знакомы случаи, когда «Воля» исключала из своих рядов человека только за то,… что он просто общался с представителями других партий и общественных организаций. И все, только за общение с «не-нашими». Это о многом говорит. Задающие много вполне адекватных, но неудобных для лидера партии вопросов, ставящие под сомнение легитимность образа жизни партии, выбрасываются во внешнее, не-партийное, пространство, в область «Они» из области «Мы». Если их вопросы хотя бы минимально грозят утрате авторитетности лидера партии, вопросы признаются нелегитимными, а основанием этого признания выступает иррациональная солидаризация членов партии, которая продуцирует с их стороны агрессию или просто неприятие к любому, кто находится вне поля гомогенности их идеологической и практической ориентации. Неудобные вопросы и споры расцениваются как «не по существу», как злонамеренное внесение дискомфорта в ряды партии, как стремление внести разброд и шатания, как желание ниспровергнуть основы существования партии, как заносчивость, как попытка не разобраться в ситуации, а обидеть лидера (и партийцев), как стремление плюнуть ей/им в лицо. В результате партия смыкает ряды против «чужаков», якобы желающих внести сумятицу и кризис уверенности. Если есть Светлана Михайловна с ее авторитетным мнением, больше никто не достоин занимать время и внимание партии. Партия решает, кого человеку стоит слушать, а кого не стоит, с кем есть смысл общаться, а с кем нет (к вопросу о деятельности активистов в других городах), забывая о том, что самоактуализация человека происходит в условиях многообразия общественных отношений, а не в условиях консервации. Восприятие личности Пеуновой переходит в самый настоящий культ. Человек или принадлежит к сообществу или не принадлежит, он либо «свой» либо «чужой», а качества «свойскости» и «чуждости» носят почти абсолютный характер. Третьего не дано, нет никакого промежуточного статуса и никакой двусмысленности. Есть бойкот тому «своему», кто был принят за еретика и диссидента; его прячут за надежно охраняемыми воротами.

Если исключение из партии за простое общение с представителями других партий и общественных организаций является нормой для «Воли», то чем она отличается от известных нам политических отголосков прошлого, партий, линия которых славилась абсолютно бескомпромиссным отношением не только к инакомыслию, но и к любым – даже самым безобидным – попыткам взгляда не в ту сторону? Только секты и околосектантские организации устанавливают культ личности, предписывают своим адептам тот или иной образ жизни и регламентируют даже то их (личное) поведение, которое не связано напрямую с деятельностью организации. Они стараются заполнить собой все личное время своих адептов, удовлетворить все их интересы и нужды, а если оказываются не в состоянии это сделать, то стремятся навязать «правильные» интерес и нужды, а вместе с ними «правильный» образ действий и мысли. Они делают из себя эксклюзивистов, претендующих на исключительность, оригинальность, избранность и единственность в знании истины, не понимая и не принимая того факта, что другие тоже могут претендовать на это. Эксклюзивисты считают ложными другие мировоззрения только потому, что они другие. В отношении продуцируемого авторитетом знания не учитывается степень его полноты, подтверждаемости, достоверности и т.д. Может быть, все это в стопроцентном смысле и не свойственно «Воле». Однако, как показывают факты и опыт общения, это характерно данной партии в значительной степени.

Только фанатики проявляют крайнюю приверженность какой-то идеологии, вере, лидеру, и абсолютизируют их, ввергая себя в идолопоклонство. Только фанатики ориентируются на некую сверхценность и слепо подчиняются авторитету, проявляя полную поглощенность выражаемой им идеологией. Слепую веру в авторитет Р.К. Омельчук справедливо называет экстремальным способом существования и становления личности, так как слепота веры подразумевает отсутствие каких бы то ни было разумных оснований, принципиальный отказ учитывать свидетельства разума, даже при их очевидности [3]. Иногда преданность характеризуется почти безобидной и безопасной деятельностью. Но в иных случаях беззаветная слепая преданность ведет людей на виселицу, в тюрьму, отрывает от семьи и друзей, карьеры, искусства, науки и других благ. Несмотря на то, что сама жизнь указывает на ложность и даже опасность такой веры, фанатики не видят очевидное и держатся за объект своего фанатизма, усматривая в нем сакральность и смысл своей жизни. Фанатизм основывается на ложном чувстве человеческого предназначения, на ложных идеалах и ценностях. Он отвращает человека от истинных ценностей и смыслов и заставляет его терять самого себя. Фанатизм свидетельствует о личностной незрелости, мешает полноценному развитию личности. Он мнимым чувством самодостаточности скрывает отсутствие самодостаточности.

Только фанатики склонны к неприятию иных взглядов, мнений и лидеров, к нетерпимости и требованию по отношению к другим также беспрекословно подчиняться авторитету. Фанатики только свои варианты предназначения и самореализации считают ценными и значимыми. В них затушевывается осознание ценности каждой личности, различных взглядов на одну и ту же проблему, разных вариантов мироощущения. Как писал Ф. Ницше, тот, кто преклоняется так, что распинает непреклоняющегося, принадлежит к палачам своей партии; надо остерегаться давать ему руку, даже если принадлежишь к той же партии [4].

Только фанатики упрощают видение мира и не усматривают многоцветной сложности жизни; они в соответствии с присущей им когнитивной простотой все делят на черное и белое, правильное и неправильное. Это минимизирует сомнения и рефлексию и максимизирует решимость действий, неумолимость и уверенность в правоте. Только фанатики придают своему фанатизму героическое, спасительное и миссионерское значение – ведь они планомерно движутся к реализации своих (а точнее, их лидеров) заветных целей. Только фанатики будут самоотверженно пренебрегать настоящим в пользу будущего; в «Воле» мною был замечен нарратив, согласно которому не подвергался никакому сомнению приход Пеуновой к власти в будущем, и подстегивалась необходимость осуществлять каждым членом свою «миссию» – способствовать продвижению Пеуновой даже в ущерб собственным интересам, относимым к настоящему времени. Они вполне по-фанатичному ожидают связанный с именем лидера приход некоего всеобщего блага, «золотого века», и видят свою «миссию» по его приближению. Свою организацию и собственную деятельность в ней волевцы, с которыми я имел честь обаться, рассматривают не иначе как в смысле вершины человеческой добродетели, изменения судеб человечества, движения истории, спасения и преображения мира. Смею предположить, что если стремящаяся к власти Пеунова когда-нибудь придет к управлению страной, ее приход ознаменует расцвет лженауки, для которой характерно «изучение» чакр, энергоинформатики и прочих аномалий.

Социальное пространство замыкается в локальном мире политической общности, неотъемлемой частью чего выступает обособление от других общностей и образов жизни. Быть может, сама Пеунова и не поддерживает подобные действия, быть может, она не знает о них, быть может, ответственность лежит на рядовых функционерах, которым человек просто не понравился, и они решили его вычеркнуть из списков – скажет кто-нибудь, но я в этом сильно сомневаюсь. И даже если она действительно не является сторонником такого вмешательства в жизнь своих полит-подопечных, ничто не снимает с нее ответственности. Если твои сторонники делают нечто, что в корне противоречит внутриорганизационным правилам и нормам, а ты являешься управленцем, то будь милостив, предупреждай такого рода явления. Но вместо подобных предупреждений замечается искусственно создаваемое единство, структура «Мы», основанная на внутренней солидарности с теми, кто солидарен во всем с мнением лидера, и на не-солидарности с теми, кто лидера «Воли» не считает авторитетом. Ладно хоть, что напрямую овцами заблудшими не называют, но намекают. Принцип «Мы» поддерживается разными способами, в том числе теми, которые приравнивают членство в партии к членству большой семьи. Активисты мне как-то сказали, что у нас (в смысле, у всей партии) сегодня праздник, так как связали узами брака два члена партии. Я рад за них, но непонятно, почему другие – те, кто этих сторонников никогда в глаза не видели – должны преисполниться праздничным настроением. Это и есть один из вариантов искусственного, почти сектантского, усиления принципа «Мы» – экстраполяция счастья двоих на всех.

«Воля» существует как за счет мнительности своих членов, так и за счет не вербализуемого запрета на сознательное обсуждение постулатов лидера. Ибо чем больше их будут обсуждать с привлечением разума, тем сильнее пьедестал императивности и незыблемости начнет под ними качаться. Этого допустить нельзя, а значит, нельзя оставлять место людям, специально или нечаянно его раскачивающим своей логикой и разумом. В Омске был небольшой, но вполне наглядный инцидент: приехала Пеунова, на встречу с ней пришел человек, которого ранее исключили из партии только за вполне мягкие споры и чтение «чужой» (или просто «не той») литературы, и его не пустили на встречу, несмотря на то, что она была открытой. Сказали коротко и ясно: «мы тебя здесь видеть не хотим». Это вряд ли была фраза, сформированная одной лишь эмоциональностью. Не пустив «чужака», можно разом спрофилактировать те проблемы, которые он способен принести с собой. Нет задающего неудобные вопросы человека – нет неудобных вопросов – нет проблемы. «…чужак не может быть включен туда, куда вхожи другие, более «примордиальные» члены группы» [5], но «примордиальный» член группы, хотя бы частично вышедший из состояния полного повиновения группе, вмиг рискует обратиться в чужака со всеми вытекающими отсюда последствиями. Человек, получающий свободу мысли и действий, одновременно становится опасным. Неофит, только что пришедший в организацию, также таит в себе опасность, и потому его необходимо социализировать к группе и ее ценностям, функционализировать и тем самым лишать «избыточной» свободы.

В. Довыденков, создавший в социальной сети «В Контакте» группу «Академия развития Светланы Пеуновой – секта», написал несколько открытых писем Пеуновой. Ответов на них не было. Он же написал в так называемую «общественную приемную» Пеуновой сообщение следующего содержания. «Почему удаляются вопросы от ваших противников? Почему Вы не ответили на открытое письмо, адресованное вам? Почему вы отказались от онлайн-конференции с людьми, которых вы оскорбляете, называя платными троллями? Почему отказались от диалога с учёным (имеется в виду диалог с автором данной статьи – прим. А.И.)? Почему ваши сайты и сайты ваших сторонников удаляют любую критику? Вы считаете себя святой и вас не за что критиковать?». Ответ был такой. "Хочу сказать, что я усматриваю в вас очень предвзятое ко мне отношение, нежелание что-то видеть и слушать, потому что всё, что вам нужно было, вы бы могли найти в открытых источниках. Я – практик, имею реальные результаты деятельности, вы же – только критик, за которым, я считаю, никто не идёт, никому не нужны и, видимо, это ваше больное мужское самолюбие вам никогда не даст покоя. Поэтому, даже ввязываться с вами в дискуссию я не имею никакого желания". Ответ Пеуновой очень "интересен". Логика у нее следующая: вы меня критикуете, значит, предвзято относитесь, и говорить я с вами не хочу. Получается, она намерена отвечать только тем, кто ее не критикует, а значит, непредвзято относится. Рядовые пеуновцы, кстати, тоже к ней предвзято относятся, только их предвзятость диаметрально противоположна. Политик вообще не должен использовать понятие предвзятости. Она же его использует, видимо, потому, что ей сказать нечего. Ведь по существу она своим "ответом" ни на один вопрос В. Довыденкова не ответила.

В декабре 2012 г. я отправил С. Пеуновой письмо, в котором упрекал ее в лженаучном бреде и зомбировании людей. На этот раз никакого ответа не последовало. И удивляться здесь нечему, ибо для достойного ответа нужно сформулировать положения, опровергающие обвинения и упреки. Опровержению поддаются безосновательные нападки, а с обоснованными совладать труднее. Видимо, сказать было нечего. Да и, саркастически замечу, необязательно демократически ориентированному политику отвечать на письма всяких представителей демоса. На мое предложение устроить открытую дискуссию из партии «Воля» последовал отказ, фундированный на том основании, что Ильин, мол, человек не того уровня, чтобы Пеунова с ним общалась. Представителю народа было отказано от партии, которая считает себя народной.

В условиях отсутствия «лишних» у партийцев остается меньше возможностей посмотреть на себя со стороны, со «второй позиции», глазами внешнего наблюдателя. Вследствие выдергивания партийцев из их прежнего круга общения и интеграции в партийное лоно этих возможностей «объективизации себя» тоже становится меньше. Если сообщество не может толстыми стенами отгородиться от всех тех, кто несет в себе потенциальную и реальную возможность делегитимировать сообщество в глазах его же членов, оно отгораживается, используя другие методы. Таким образом, создается искусственное сообщество, где, как и в любом сообществе, силы притяжения людей друг к другу (основанные в первую очередь на всеобщем разделении неких кажущихся всем важными и правильными постулатов) мощнее сил их разъединения (основанных на индивидуальных психологических, мировоззренческих, религиозных и т.д. различиях между членами, а не сходствах). Когда силы разъединения оказываются более мощными, сообщества просто нет, поэтому привилегии сил соединения над силами разделения присущи любой социальной группе – хоть малой, хоть большой. Только здесь эти силы создаются целенаправленно и манипулятивно и при ближайшем рассмотрении не кажутся основанными на таком уж крепком фундаменте. Под напором критики фундирующая их основа теряет свою незыблемость, виновато отводит глаза от пристального взгляда разума и в качестве аргумента в свою защиту находит только … саму себя. Поэтому критики быть не должно, а сообщество призвано являться сообществом «взаимного восхищения», где взаимное признание друг друга происходит в форме круговой поруки, на основе одного только факта того, что человек «свой», а потому заслуживает признания.