Толкование норм права. Процессуальные аспекты

С. М. Амосов, председатель Федерального арбитражного суда Восточно‑Сибирского округа, доктор юридических наук

Для завершения процесса судебного познания событий, их истинной оценки, применения справедливой воли судебной власти, распоряжения судьбами людей и вещей требуется правильное применение закона и его толкование путем уяснения его действительного значения, смысла и содержания.

В научной литературе отмечается, что проблема толкования выходит за рамки реализации права. Она имеет самостоятельное значение в процессе научного или обыденного познания государственно-правовой жизни¹.

Следует также подчеркнуть, что практическое значение толкования норм права гораздо шире, чем отнесение данного института юриспруденции только к теории права. Любое судебное дело завершается применением конкретного закона к познанным обстоятельствам и фактам, доказанным процессуальными средствами. Однако же правоприменение не может и не должно быть формальным актом. На этой стадии включаются в судебный процесс понимание цели правосудия вообще и значение данного акта правоприменения для всей государственно-правовой жизни.

На наш взгляд, толкование норм права не может быть только теорией, наоборот, здесь видна совершенно очевидная связь с практикой, поскольку второе всегда есть результат первого.

Более того, толкование норм права должно включаться в познавательную деятельность суда, хотя, на первый взгляд, само по себе представляет замкнутую устоявшуюся теорию. Поэтому права Л. А. Ванеева, отметившая, что толкование норм права применительно к выявленному взаимоотношению сторон является судебным познанием².

Толкование норм права как необходимое действие известно юридической науке давно. Римское право развивалось с помощью толкования, его рецепция в средние века породила целую науку об этом – герменевтику.

Например, Юлиан утверждал, что ни законы, ни сенатусконсульты не могут быть написаны таким образом, чтобы они охватывали все случаи, которые когда‑либо произойдут, но достаточно, чтобы они распространялись на то, что большей частью случается. И потому то, что впервые устанавливается, следует определять путем толкования³.

Норма права состоит из диспозиции, гипотезы и санкции. Но в изначальном общем значении норма права повелевает (обязывает), запрещает, разрешает, наказывает⁴. Поэтому можно полагать, что норма права состоит из прав, правомочий, обязанностей, запретов. Каждое из этих понятий характеризует состояние субъекта права – юридического лица или гражданина. И каждое из этих состояний реализуется для субъектов права при наличии определенных условий. Подтверждение или опровержение этих условий – есть доказывание.
Следовательно, необходимо точное понимание и толкование материального закона, тогда процессуальные средства доказывания будут точно нацелены на познание истины. Искажение понимания правовой нормы повлечет приискание процессуальных средств доказывания, не подтверждающих, не опровергающих, а ничего не говорящих суду о предмете исследования.

В качестве одного из требований законности справедливо отмечается единство понимания и применения законов, что невозможно без их толкования⁵.

Широкое толкование задач правосудия знала русская дореволюционная теория процессуального права. Не вызывало сомнений предположение о том, что разрешение спора предполагало установление фак­тических обстоятельств дела, юридические нормы, под действие ко­торых эти обстоятельства ­подходят. Но еще принимались во внимание и другие положения общего характера, являющиеся связующим звеном между юридическими нормами и фактическими обстоятельствами дела.

«Такие положения общего характера, вводимые в общую посылку в качестве дополнения к юридическим нормам, не входят в состав действующего права. По своему содержанию они чрезвычайно разнообразны; они относятся к области наук, искусств, морали, обычаев, нравов, правил и порядков гражданского оборота»⁶.

Таким образом, забота о более глубоком воздействии норм права на общественные отношения, чем это вытекает из их формального, буквального прочтения, имеет далекие по времени корни.

Судья, остановивший свои мысли на буквальном толковании закона, не доходит до цели познания значительное, подчас важнейшее расстояние. Результаты такого уяснения нормы на основе лишь ее текста заключаются только в общем и абстрактном смысле права⁷.

Между нормой права и обстоятельствами дела в то же время существует материя общественных отношений (право и обстоятельство только тогда оживают, действуют, когда как бы плавают в этой материи). Целью же всего правосудия является сохранение этой материи в спокойном состоянии.

Многие судьи, юристы на практике упорно отстаивают принцип: буквальное толкование закона – есть окончательное толкование. Между тем толкование правовых норм преследует цель не только уяснить их смысл, но и найти способ применения к конкретной жизненной ситуации. Но это еще не все. Применение правовой нормы к жизненной ситуации еще должно включать в себя, главный образом, уровень силового, властного воздействия нормы на ситуацию.

Способы толкования определены теорией права. Важность их знаний несомненна. Важность в квадрате – умение толкования в рамках специфической отрасли права. Например, права гражданского.

Г. Ф. Шершеневич писал, что применение норм права предполагает отсутствие сомнений в подлинности и юридической применяемости законов, обычаев, распоряжений или обязательных постановлений. Устранение сомнений достигается практикой⁸.

Нужно отметить, что теория права настоящего времени уделяет серьезное внимание изучению значения, смысла и способов толкования. В то же время толкование правовых норм судами имеет немало проблем, требующих уяснения и разъяснений. Уяснение для себя смысла нормы – первый элемент мыслительной деятельности, разъяснение ее как выражение вовне своих заключений в специальных актах – элемент второй, а их объединение в одно понятие и есть толкование права.

История разных государств дает примеры практики, когда под видом толкования провозглашались новые нормы. Но режим твердой законности и нормальный правопорядок в принципе исключают смешение правотворческого и праворазъяснительного процессов. Задачей правоприменителя или интерпретатора является одно: уяснить для себя и пояснить другим содержание воли, выраженной в праве9. Справедливо по этому поводу мнение С. С. Алексеева о том, что толкование – это деятельность по установлению действительного содержания правового предписания для его практической реализации¹⁰.

Данный принцип налагает на властные органы, наделенные правом толкования законов, исключительную ответственность в соблюдении очень тонкой грани между правотворчеством и правоприменением.

Самые высокие судебные инстанции России допускали примеры нормотворчества вместо разъяснений права.

Так, п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ от 8 октября 1998 г. № 13 / 14 «О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами» было установлено право, применительно к ст. 333 Кодекса, умень­шать ставку процентов, взыскиваемых в связи с просрочкой исполнения денежного обязательства¹¹. Поскольку ст. 333 предусмотрено уменьшение неустойки, не относящейся к институту имущественной ответственности, то распространение этого права на проценты за пользование чужими денежными средствами, являюще­еся видом ответственности, представляет собой не толкование, а фактическое изменение закона.

Таким образом, острота проблемы соотношения правоприменения и правотворчества по‑прежнему не снята из практики высших судебных инстанций.

Небрежность, допускаемая полномочным на толкование норм права органом, мгновенно отражается на судебной практике. Достаточно часто в сложных и неоднозначных ситуациях суды принимают решения путем не толкования правовой нормы, а ее интерпретацией, пытаясь найти возможность разрешить политическую или экономическую ситуацию не законным, а целесообразным способом. О таких примерах красноречиво говорят постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ по конкретным делам, когда судебные акты отменены в связи с неправильным применением норм материального или норм процессуального права. В то же время объектом толкования должна быть воля законодателя, обусловленная многообразием государственной жизни.

Толкование нормы права направлено на уяснение действительного ее смысла, такого, какой желал вложить в ее содержание законодатель, когда необходимо дать юридическую оценку разнохарактерным и разноплановым ситуациям, представляющим собой обстоятельства судебного дела.

Любой судья, любой юрист могут принять решение, только воссоздав всю цепь рассуждений, начиная от самых глубин права¹².

Подобными действиями суды заняты постоянно. Несмотря на то, что норма права может истолковываться и расширительно, и ограничительно, всегда должен сохраняться тот смысл, который выявлен в итоге уяснения истинного содержания нормы¹³. Как отмечал П. Е. Недбайло: «Распространительное и ограничительное толкование не вносит никаких изменений в действительный смысл правовой нормы»¹⁴.

Вместе с тем суд не может не использовать своего права на толкование закона, иначе есть угроза утонуть в излишне формальных, а от этого нелепых решениях. Позиция – суд не толкует, а только применяет закон – имела обоснования и официальное признание в сороковых годах ХХ века. В учебнике «Теория государства и права» 1940 г. указывалось, что закон должен быть применен именно так, как написан. Толкование не имеет и не может иметь целью раскрытие словесного смысла, ибо его не имеет и сам закон¹⁵.

Сегодня, безусловно, такой подход к роли суда недопустим. Широкий круг политических и экономических свобод для граждан и юридических лиц в России вызвал к жизни энергичную их деятельность, очень и очень часто не совпадающую с буквальными границами правового регулирования. Право, особенно частной направленности, возвело в принцип ­диспозитивность своих норм. Отличительная черта этого принципа всегда состояла в том, что гражданские права предоставляются в полное распоряжение своих обладателей¹⁶.

Поэтому повсеместно суды заняты уяснением действительного смысла законов, пределов волеизъявления законодателя, принятием решений по применению правовых норм не столько по их букве, сколько по духу. И в этом видится творческий характер правосудия.

Еще видный римский юрист Цельс отмечал: «Знать законы – значит воспринять не их слова, но их содержание и значение»¹⁷.

Современная теория права для организации процесса толкования выделяет специальные способы, позволяющие анализировать правовые нормы не хаотично, а организованно, упорядоченно и единообразно.

Вместе с тем и дореволюционная теория права толкованию норм права придавала исключительное значение, в том числе и с методологической точки зрения¹⁸. Умение толковать нормы права – необходимое профессиональное качество юриста. Познание обстоятельств и фактов конкретных судебных дел, процесс их доказывания в судебном заседании должны завершаться адекватным толкованием подлежащих применению правовых норм, что представляет собой естественный финал методологических действий судьи, без которого немыслимо судопроизводство.

Все ли изучено и закончено ясными выводами в методологии толкования норм права? Представляется, что еще есть проблемы, требующие своего разрешения.

Речь должна идти и о понятии самого толкования как процесса интеллектуального, и как методологического, и о более тщательном уяснении дозволенных приемов и способов толкования.

Большой интерес для постижения истинного значения толкования норм права и уяснения смысла этого рода деятельности в судопроизводстве представляет книга Е. В. Васьковского «Цивилистическая методология. Учение о толковании и применении гражданских законов», уже не раз здесь цитируемая. Со ссылкой на таких ученых, как Савиньи и Пухта, Е. В. Васьковский приходит к выводу о том, что толкование норм права представляет собой искусство, направленное для достижения определенной цели – раскрытия содержания законов. Стремлением выработать методы этой деятельности он выделяет эмпирические и рациональные правила¹⁹.

К первым относятся приемы обнаружения целесообразного применения нормы права, ко вторым – научные, истинно уже подтвержденные приемы.

Именно такой методологический путь свойствен не только уяснению действительного смысла законов, но и присущ познавательному процессу в суде, где приходится толковать не только нормы права, но и события, которые предстоит оценить. В связи с этим в науке существует мнение о судебном толковании законодательства²⁰.

Е. В. Васьковский, а также Г. Ф. Шер­­­шеневич пристальное внимание уделяли критике как проверке подлинности юридических норм – действительно ли данная норма исходит от органа власти, которому предписывается, и соответствует ли она его компетенции. При отсутствии этих условий, или даже одного из них, никакая норма не может быть признана обязательной²¹.

На первый взгляд в настоящее время электронных средств информатизации и при других достижениях науки и техники подлинность нормы права и правильность ее текста не могут вызывать сомнений в силу высокого уровня средств, используемых для подготовки и публикации законов. Между тем это не так.

Критика воспринималась как проверка подлинности правовых норм: во‑первых, исходит ли норма от компетентного органа власти, во‑вторых, правилен ли ее текст. Е. В. Васьковский и Г. Ф. Шершеневич относили первый процесс к высшей, второй – к низшей критике.

На первый взгляд эти проблемы сегодня не актуальны. Но более пристальное внимание к ним говорит об обратном.

Высшая критика предполагает проверку компетенции различных органов на издание тех или иных нормативных актов, а также соблюдение нормотворческих правил. В соответствии с главой 23 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее АПК РФ) дела об оспаривании нормативных актов рассматриваются арбитражными судами. В соответствии с п. 4 ст. 194 Арбитражного процессуального кодекса Российской ­Федерации суд устанавливает соответствие нормативного правового акта федеральному конституционному закону, федеральному закону и иному нормативному акту, имеющим большую юридическую силу, а также полномочия органа или лица, принявших оспариваемый нормативный акт.

Фактически речь идет о применении требований высшей критики.

Злободневность проверки юридической обязательности правовой нормы даже выделяется из области критики и может рассматриваться как процессуальное право судов проверять правильность издания правовых норм и принимать решения, исходя из полученных выводов.

Практика не раз сталкивалась с необходимостью разрешения таких проблем.

Статья 3 ГК РФ устанавливает, что нормы гражданского права, содержащиеся в других законах, должны соответствовать Кодексу. В случае противоречия Указа Президента РФ Кодексу применению подлежит Кодекс. Указом № 2204 от 20.12.94 Президента РФ «Об обеспечении правопорядка при обес­печении платежей по обязательст­вам за поставку товаров (выполнение работ или оказания услуг)» устанавливалось, как обязательное, условие о сроке обязательства. Предусматривалось, что невостребованная в течение четырех месяцев кредиторская задолженность списывалась на убытки кредитора²².

Со всей очевидностью было ясно, что Указ противоречил Гражданскому кодексу РФ, закрепившему принцип диспозитивности и свободу договора в обязательственных отношениях и установившему общий трехлетний срок исковой давности.

Тем не менее Указ Президента, объявленный почти одновременно с Гражданским кодексом РФ, внес определенную сумятицу в экономические отношения. С долей опаски арбитражные судьи критически под­ходили к разрешению такой противоречивой ситуации.

Проверка законной силы правовой нормы была обязательной согласно требованиям ст. 11 АПК РФ 1995 г. Такое же правило предусмотрено статьей 13 АПК РФ 2002 г. Оно может быть расценено как легально установленный прием толкования.

Критическое отношение к нормативным актам, опубликованным в различных источниках, оказалось актуальным и в наши дни электронных информационных технологий.

Искажения текстов, неточности их изложения не миновали и официальных источников.

Например, порядок введения в действие части второй Налогового кодекса РФ регулируется Федеральным законом от 05.08.2000 № 118‑ФЗ «О введении в действие части второй Налогового кодекса Российской Федерации и внесении изменений в некоторые законодательные органы Российской Федерации о налогах».

Согласно ст .27 этого Закона с 1 января 2004 г. вступает в силу пп. 10 п. 2 с .148 части второй Налогового кодекса РФ. Между тем в ст. 148 указанного подпункта не существует.

По мнению ученых, в данном случае речь идет о статье 149 Налогового кодекса РФ²³. Однако официального разъяснения на этот счет нет. Поэтому, исходя из буквального прочтения Закона, пп. 10 п. 2 ст. 148 НК РФ подлежит применению с 1 января 2004 г.

В официальном издании двух частей Налогового кодекса РФ в ст. 235 пропущен целый абзац, состоящий из 14 строк²⁴.

Точно так же остается актуальным требование о соблюдении органами власти предоставленной компетенции регулировать и разрешать правовые отношения. Еще не так давно, в период «парада суверенитетов», в некоторых субъектах Российской Федерации принимались нормативные акты, явно выходящие за пределы их компетенции. Например, в Республике Саха (Якутия) 25.06.1992 г. за был принят Закон № 1043‑XII «О порядке применения Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. “Об основах налоговой системы в Российской Федерации”», согласно которому был изменен порядок зачисления налоговых платежей – вместо бюджета Федерации в бюджет республики.

Следует иметь в виду, что нормативный акт не имеет юридической силы, если он издан с нарушением компетенции принявшего его органа. Поэтому при коллизиях необходимо выяснить правовую силу акта. Федеративное устройство России требует наличия государственного правового механизма по ­обеспечению единства законодательства и единства правового регулирования общественных отношений.

Единство законодательства долж­­но обеспечивать принятие всеми субъектами Федерации и самой Федерацией законов, исключающих коллизии, наличие закона, регулирующего этот процесс.

В своей практической деятельности по применению норм права суды должны обеспечивать единство законности.

А единство законодательства должно обеспечиваться принятием всеми субъектами РФ и самой Федерацией законов, исключающих коллизии. Должен быть и закон, регулирующий этот процесс.

Единство законности в нормотворческой деятельности призван обеспечивать Конституционный Суд Российской Федерации.

Но не все так гладко, как хотелось бы и законодателю, и правоприменителю.

Принятые законы зачастую несовершенны по содержанию, публикуются с изъянами, отчего теряется смысл воли законодателя.

Достаточно распространенным является необоснованное расширение в судебной практике юридической силы того или иного нормативного акта, применение его к тем отношениям, которые он не должен или не может регулировать.

Выявление таких фактов в герменевтике (наукотолковании) относится к критике как проверке подлинноти правовых норм и как метод подхода к толкованию норм права всегда должно учитываться судом.

Проблема точного по смыслу и духу правоприменения дает повод говорить о необходимости закрепления в процессуальном законе общих правил толкования, хотя практически ни один кодифицированный нормативный акт их не содержит. Можно отметить лишь Венскую конвенцию о договорах между­народной купли-продажи ­товаров, в ст. 7 которой указано, что при толковании настоящей конвенции надлежит учитывать ее международный характер и необходимость содействовать достижению единообразия в ее применении и соблюдению добросовестности в международной торговле. А в ст. 8 установлено правило толкования заявлений и поведения сторон в соответствии с их намерениями²⁵. В данном случае прямо в законе уже идет речь о систематическом и функциональном способах толкования, так как есть соотнесение с международным характером Конвенции; указывается на ее диспозитивность, а также на добросовестность (функциональный способ толкования)²⁶.

Заслуживает внимания замечание Д. Б. Абушенко о безразличии в ряде случаев российского законодательства к неверному толкованию. Далее он пишет о том, что, если есть судебные акты, которые не могут быть отменены вышестоящей инстанцией, то правоприменитель свободен в выявлении смысла применяемой им нормы²⁷.

Новый АПК РФ установил пределы юрисдикции и кассационной, и особенно надзорной инстанции. Теперь значительное число дел будет завершаться без участия Высшего Арбитражного Суда РФ. Поэтому, на наш взгляд, необходимо Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации дополнить нормой о правилах толкования, допустимых для судов первой и апелляционной инстанций, и установить, что суды вправе применять толкование норм материального и норм процессуального права в соотнесении их с целями и задачами законодательства, направленными на обеспечение прав и интересов гражданских и юридических лиц, на исключение злоупотребления правом.

¹. Проблемы общей теории права и государства. Под ред. Нерсесянц В. С. М.: Норма, 2001. С. 442.

². Ванеева Л. А. Судебное познание в советском гражданском праве. С. 39.

³. Дигесты Юстиниана. М.: Статут, 2002. С. 109.

⁴. Дигесты Юстиниана. Избранные фрагменты. М., 1984. С. 32.

⁵. Боннер А. Т. Принцип законности в советском гражданском процессе. М., 1989. С. 17.

⁶. Васьковский Е. В. Учебник гражданского процесса. М., 1917. Цит. по Хрестоматии по гражданскому процессу. М., 1996. С. 98.

⁷. Черданцев А. Ф. Толкование советского права. М.: Юрид. лит. 1979. С. 13.

⁸. Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1995. С. 49.

⁹. Проблемы общей теории права и государства. С. 443.

¹⁰. Алексеев С. С. Проблемы теории права. Свердловск, 1973. Т. 2. С. 161.

¹¹. Сборник постановлений Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. М., 1999. С. 111.

¹². Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. М., 2002. С. 37.

¹³. Проблемы общей теории права и государства. М.: Норма, 2001. С. 445.

¹⁴. Недбайло П. Е. Применение советских правовых норм. М., 1960. С. 434.

¹⁵. Голунский С. А., Строгович М. С. Теория государства и права. М., 1940. С. 265.

¹⁶. Гольмстен А. Х. Учебник русского гражданского судопроизводства. СПБ, 1913. Цит. из Хрестоматии по гражданскому процессу. С. 58.

¹⁷. Дигесты Юстиниана. Т. 1. С. 111. (Д. 1.3.17).

¹⁸. Васьковский Е. В. Цивилистическая методология. Учение о толковании и применении гражданских законов. С. 55.

¹⁹. Васьковский Е. В. Указ. соч. С. 55 и далее.

²⁰. Лазарев В. В. Применение советского права. Казань, 1972. С. 100–105; Черданцев А. Ф. Толкование советского права. М., 1979. С. 150–165.

²¹. Васьковский Е. В. Указ. соч. С. 64. Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1995. С. 49.

²². Российские вести. 1994, 22 декабря.

²³. Брызгалин А., Головкин А., Берник В. Комментарий к главе 21 части второй Налогового кодекса Российской Федерации // Хозяйство и право. 2001. № 1. С. 8.

²⁴. Налоговый кодекс Российской Федерации. Часть первая и вторая. М.: Проспект, 2000.

²⁵. Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров. М., 1994. С. 28–29.

²⁶. Черданцев А. Ф. Толкование советского права. С. 59, 92.

²⁷. Абушенко Д. Б. Указ. раб. С. 101, 103.