Об этом должны судить со своей стороны профессиональные педагоги

Но, думается, из вышесказанного достаточно очевидно вытекает следующее:

1. Основная задача современного религиозного и культурного воспитания и образования – расширить и углубить представления опознании и об истине. Следует преодолеть сциентизм (слепой культ научного знания), указывая на важное, - однако ограниченное и условное - место научного знания (место человека под Богом). Критика сциентизма (культа науки, а не самой науки) не должна отвергать научное знание, впадать в обскурантизм. Следует соблюдать с двух сторон границу между научным и вне-научным знанием, в том числе – и со стороны религиозной. В принятой и, казалось бы, всем понятной автономии научного знания – вся проблема нашей эпохи, проблема секуляризации.

2. Медвежью услугу оказывает христианской вере апологетика, которая спешит (до того, как само научное сообщество сделает свои профессиональные выводы) использовать околонаучные, периферийные для основного хода науки идеи. Другое дело, что в спорных вопросах относительно выводов науки, надо ясно определять границы компетенции ученых. Предоставлять ученым безусловное право трактовать выводы науки – принцип сциентизма.

3. Мы сталкиваемся с проблемой массовой культуры. Используя науку и однобокое, сомнительное причастие к ней огромного числа людей, лидеры массовой культуры для сенсаций, развлечений, политически-идеологических целей используют науку для произвольных заключений. Надо воспитывать правильную ориентацию на авторитеты, прививать иммунитет к ложной мифологии массовой культуры и СМИ.

4. Вместе с критикой сциентизма следует воспитывать более широкий и высокий

(чем это дает одно только естественнонаучное образование) вкуск познанию и истине. Естественнонаучное образование воспитывает элементарную, первостепенно-необходимую добродетель (к сожалению, слабо представленную в мире православной апологетики) самоотверженной честности в познании, четкости и ответственности исполнения роли и долга ученого. Но как ни важна, ни необходима эта добродетель мысли, она не является достаточной. Претендуя быть достаточной, она оборачивается роковым пороком знания, духовной жизни. Научное познание живет пафосом строго-точного изображения предмета мысли, но не учит, а может и разучивать, выразительной строгости и силе мысли^[14]. Сциентизм грозит атрофировать первичную выразительную способность мыслить, лишает истинности нравственные и эстетические сферы человеческого сознания.

5. За пределами требований естественнонаучного познания к точности мышления

надо далее открывать иные требования и критерии строгости мысли в знании биологическом, историческом, филологическом,… болеевысокие требования эстетической, нравственной, религиозной строгости мысли – в сфере искусства, нравственности и религии.

6. Основное, что следует восстанавливать в представлении о познании и в самом познании: истина не только и не столько отражение реальности,сколько, во-первых, выражающееся в нас качество(«качественность») самой реальности. Познание не сводится к пассивному отражению фактов или вольному построению теории. Оно возводит по ступеням реальности, пробуждая чувствительность ума к ее высшим уровням. Необходимо развивать решающий для духовного углубления человека онтологический вкус к истине.Следует реабилитировать, восстановить и развивать древнее учение о познании как высшей форме жизни («биос теоретикос»), об образовании - как восхождении в высшие сферы реальности («диалектика» Платона^[15]), о духовном возрождении человека - как о духовном пробуждении и исцелении^[16].

7. Следует нравственно и жизненно разъяснять недопустимость подмены сознания человека объективировано-научным, безлично-предметным отношением к реальности и жизни. Ложно и безнравственно сводить жизнь и личность к безличной предметной реальности. Гуманитарные науки уже требует понимания тайны человеческой личности и ее свободы. А в жизни людей (особенно – духовной) высшей формой познания является общение. Как и сама жизнь, общение не сводимо ни к какой, в том числе и научной картине. Религии надо учить главным образом не как науке о Боге, а как живому общению с Ним. О вероучении следует говорить не только и не столько как об отвлеченной теории, а как о благоговейном восприятии человеком живого и личного Бога.

_______________________
примечания:

^[1] К этому приводит слепой культ науки, сциентизм, внушающий уверенность, что обо всем можно судить посредством объективации, рассматривая мыслимое как внешний предмет.

^[2] Под экуменизмом, однако, надо понимать – в связи с вышесказанным – не какое-либо сектантское обобщение христианского вероучения в угодном для себя духе (в этом смысле экуменистом может заявить себя и безобразная секта «мунистов»), а такое взаимопонимание конфессий, которое подразумевает уважение к иной конфессиональной форме. Уважение к иной конфессии не только не противоречит убежденной приверженности своей собственной, но напротив, гармонирует с нею. Свою конфессию мы лучше знаем и чувствуем не тогда, когда отрицаем или унижаем другую, а когда знаем ее независимо ни от чего как свою собственную. Моя привязанность к своей семье, родине, наконец, к самому себе, совсем не должна нуждаться в хуле на иную семью, страну, другого человека.

^[3] Это собрано в словах: «Бог пребывает в неприступном СВЕТЕ». 1Тим.6:16.

^[4] Эта двойственность рационально-наукообразного мировоззрения, имеющего иррациональную изнанку, постоянно отмечалась в экзистенциальной философии 20-ого века.

^[5] Мартин Хайдеггер отмечает решающую роль превращения христианства в мировоззрения в процессе секуляризации культуры: «Обезбожение – двоякий процесс, когда, с одной стороны, картина мира расхристианизируется, поскольку вводится основание мира в качестве бесконечного, безусловного, абсолютного, а с другой – христиане перетолковывают свое христианство в мировоззрение (христианское мировоззрение) и таким образом сообразуются с Новым временем» - «Время картины мира».

^[6] Кто только не сетовал на Аристотеля и его научный метод, находя здесь причину многих бед в истории христианского вероучения! Тут можно бесконечно цитировать самых разных авторов. Напомним только, что с критикой или апологией аристотелизма и научного метода в теологии тесно переплетаются самые острые конфессиональные споры в христианстве.

^[7] Л. П. Карсавин (в последних, лагерных работах) находил идею Жизни Бога через Смерть основой христианского Откровения, ввел выражение «Жизнь-чрез-Смерть» Бога как определение Божией Жизни.

^[8] «Нашедший душу свою потеряет ее, и потерявший душу свою за Меня, найдет ее» - Мф.10:39. «и уже не я живу, а живет во мне Христос» - говорит АпостолПавел. Галатам 2:20.

^[9] «второе рождение» в Духе – Ин.3:5

^[10] Интересно, что в богословии С. Кьеркегора, защищающем от отчуждения и обезличивания личное, («искреннее») исповедание веры, подчеркивается, что явление Христа людям есть явление Его «инкогнито», что духовная глубина неизбежно скрывается, когда «является» в индивидуально человеческом облике.

^[11] Слишком смелое решение этой загадки и дало лидеру католической теологии (еще не реформированной 2-ым Ватиканским собором) Жаку Маритену основание для безудержной критики протестантизма. «У Лютера проблема, которую тщетно пытается разрешить современный человек - индивидуализма и личности... просто путает две вещи, различавшиеся в древности: индивидуальность с личностью» («Три реформатора»). Но важная проблема современности - не просто путаница, а проблема явления духовной личности как индивидуальности в земной человеческой истории. Протестантизм следует не отвергать с порога, а раньше всего оправдывать как утверждение современной формы христианской веры. «Явление человеческого Я» - как Маритен определяет Лютера - не обвинение, а объяснение основной проблемы нашей культуры и христианской конфессиональности.

^[12] Современные теологи признают, что дискуссия между католиками и протестантами сосредотачивается в эклезиологии, в учении о церкви. Но главным образом речь идет о предпочтении авторитета Церковного Предания или очевидности личной веры (опирающейся на наукообразно-рациональное прочтение Писания, на методически-светское усвоение информативно представленного и объективированного Слова Божьего).

^[13] Мартин Хайдеггер уверенно отмечает («Время картины мира»): «Определяющее для сущности Нового времени скрещивание обоих процессов, превращения мира в картину, а человека в субъект…, где мир становится картиной, (там) впервые восходит гуманизм»

^[14] В нашей культуре как первичная «специализация» разделяются: истина – добро – красота. Образуются автономные области: науки – нравственности - искусства. Наука монополизирует познание и право на истину, отделяясь от искусства и нравственности. Лишенная истинности, выразительная функция мысли в качестве развлечения отходит к современному, новому искусству, а в качестве произвольного желания или вкуса, акта безосновной свободы выбора – к этике.

^[15] В учении Платона о восхождении человека к высшим уровням реальности, к миру духовных образов («идей» - у Платона) - истоки современной педагогики. Педагогика, «пайдейя» - преображение человека идеей («айдия»). В нашем слове «образование» можно услышать преображение человека «образами». Такое преображение подразумевает не просто воздействие на человека внешней силы со стороны педагога или идей, а духовное развитие учащегося по мере его восхождения по ступеням, уровням реальности и истины. В знаменитой притче о Пещере Платон решительно обуславливает просвещение и образование человека изменением его местоположения относительно истинной реальности, приближением к источнику света.

^[16] «Вставая, спящий, и воскресни из мертвых, и будет светить тебе Христос». Приводя древний христианский гимн (Еф.5:14), Апостол связывает преображение самого характера сознания человека с явлением ему света и откровения реальности. Пробуждение - оживление, воскрешение сознания. «Вы были некогда тьма, а теперь свет в Господе» (Еф.5:8). «Все являемое есть свет» (Еф.5:14).