Метафизика Аристотеля. Раздел 7. Аристотель: первая систематизация знания

Раздел 7. Аристотель: первая систематизация знания

Переходя к метафизике Аристотеля, отметим, что всякая философия содержит в себе метафизику, т.к. ставит вопрос о бытие в целом, о всеобщем, о первоначале. Аристотель лишь более чётко отделил метафизику от других наук и сформулировал её основные задачи.

Сам же термин «метафизика» возник случайно; им были названы 14 книг, расположенных в первом собрании сочинений Аристотеля после естественнонаучных трактатов. Собиратели и систематизаторы рукописей Аристотеля (во главе с Андроником Родосским), разделив их на три группы (сочинения по логике, этике и физике) – обнаружили, что часть рукописей не может быть отнесена ни к одной из дисциплин. В этих рукописях рассматривались самые общие вопросы о «первых началах» вообще всего существующего, о «сущем как таковом» в общем и целом, а также о «божественном». Сам Аристотель относит эти вопросы к новой науке, которую еще только предстоит создать и которую он ищет. Эту науку он называет первой философией или «Эпистеме теологикэ», т.е. познанием божественного. Эти рукописи были расположены после рукописей по физике и получили поэтому название «та мета та фюсика», т.е. «то, что после физики».

Позднее, в эпоху средневековья, четыре греческих слова слились в одно латинское – metaphysica.

В «Метафизике» Аристотель разделил всю совокупность знания на три вида: теоретическое, практическое и продуктивное. Теоретическое и практическое знание составляют собой философию, которая делится на теоретическую и практическую. Теоретическая философия включает в себя логику, математику, физику и теологию (первую философию, метафизику). Её цель – познание истины. Практическая философия – это знание об отношениях между людьми. В неё входят этика, экономика и политика, т.е. науки о благе соответственно личности, семьи и государства.

В построении метафизики Аристотель опирается на всю историю первых начал и истинного бытия, но прежде всего, отталкивается от платоновского учения об идее как о сущности вещи. Аристотель не соглашается с тем, что сущность вещи существует сама по себе, вне самой вещи, что смысл жизни, например, существует вне и отдельно от самой жизни. В своей «Метафизике» Аристотель критикует Платона за ненужное удвоение мира: платоновские идеи ничего не дают ни для бытия, ни для познания вещей, т.к. они в самих вещах не находятся. Неясно и отношение между идеями и вещами, ведь платоновская «причастность» - это просто метафора. Платоновские идеи не могут объяснить и движение, а это важнейшая задача науки. Телесные вещи не просто «изменяются», «текут». Существование вещей есть их формирование, и лишь в ходе этого развития-формирования в отдельном индивиде реализуется общая сущность. Это движение происходит не как попало. Напротив, оно упорядоченное, целенаправленное, и цель этого движения, его результат – одна из причин вещи, без которой невозможно объяснить ее сущность. И эта цель – не туманное общее благо Платона, не идеал, расположенный в другом, идеальном мире, но определенная форма или способ существования самой вещи.

Здесь мы видим важнейшее расхождение учителя и ученика. Во-первых, Аристотель хотел преодолеть дуализмПлатона, раздвоенность мира на мир вещей и мир идей, и он помещает сущность вещи в саму отдельную, чувственно воспринимаемую вещь. Во-вторых, сущность, он понимает как процесс, как деятельность.

Аристотель опирается в метафизике не на морально – императивную логику должного (определяемую понятием блага), а на описательно – повествовательную логику суждений. Описательное понятие имеет вполне адекватный себе предмет в чувственном описании. Поэтому истина бытия для Аристотеля – это, прежде всего, отдельная чувственно воспринимаемая вещь, живой индивид. Этот индивид и есть первая «усия» (oysia), т.е. первое сущее. Аристотель создает метафизику субстанции. Но что такое, собственно, этот субстанциональный «индивид»? Он не так прост, как кажется с первого взгляда. Всякий индивид всегда «один из»: он всегда находится в ряду индивидов, принадлежит к виду и роду. В нем есть нечто общее с другими индивидами, и чем – то он отличается от всех других индивидов. Он изменяется, но в нём есть что-то устойчивое и сохраняющееся при всех изменениях (существенное) и есть что-то случайное, могущее в нем быть, а могущее и не быть. Все эти моменты любого индивида, нечто всеобщее в них.

В индивиде также обязательно имеется некоторая материя (гиле), которая обладает некоторой формой. Так, например, в медном шаре материя – медь, а форма – шаровидность. Форма, т.е. вид, эйдос – это согласно Аристотелю лишь «вторая сущность». Почему? Форма есть нечто общее, т.е. уже предполагающее реальность индивидов и существующее лишь в них как их сходство между собой. Именно форма дает вещи, материи определенность, «четкость». Но собственно субстанция, «первая сущность» - это сама вещь, в единстве материи и формы, т.к. одна форма без материи не существует (за одним единством исключением, о чем речь пойдет позже). Животные, растения, тела, элементы, из которых они состоят все это есть «сущее», - все то, что «в самом себе имеет начало движения и покоя» (т.е. завершения, достижения своей цели).

У Аристотеля метафизика и логика составляют единое целое. А поэтому сущее есть то, о чем все мыслится и высказывается: все говорится о нем, а само оно не высказывается ни о чем. И все, что мы знаем о вещах мы приписываем им как присущее им, как утверждения о них. Понятие, мыслимое в суждении как предикат этого субъекта, входит в его определение, которое выражает сущность данного индивидуума. А потому сущее исущность - не одно и то же. Их относительное различие выражается в логическом различии субъекта и предиката суждения. В суждении мыслится сущность вещи или ее форма. Согласно Аристотелю, сущность вещи и понятиео ней – это одна и та же форма, но «в разных материях».

Мыслить можно лишь форму, которая и составляет определенность индивидуума, то, что он есть, но невозможно мыслить самое «сущее», его существование. Аристотель разводит сущность и существование: существует чувственно воспринимаемый индивидуум, а мыслится в нем всегда лишь общее, его форма или егосущность. А потому, согласно Аристотелю нельзя сказать, что бытие – это то, что мыслится (как это было у Парменида и Платона). Мыслится лишь сущность индивида, его определения, его предикаты.

Так, реально существующей лошади соответствуют логический субъект. Следовательно, всем возможным предикатам в суждениях соответствует небольшое число основных понятий, категорий. Им, в свою очередь, соответствуют наиболее общие структуры (виды, роды, способы) бытия.

Метафизика должна выразить и процесс целенаправленного изменения индивидуума. А раз мы говорим об изменении и развитии, то, следовательно, сущность, или форма вещи представляет собой не застывшую структуру или неизменную «идею», а деятельность. Когда Аристотель думал о сущем, о «бытие», его взгляд всегда обращался к живому существу. Этот «органический дух» вводит в метафизику понятия «динамика» (возможность, способность) и «энергия» (существенность). А потому сущее, индивид есть процесс реализации понятия (эйдоса), имеющий цель, в которой процесс завершается. Такую форму Аристотель называет энтелехией. Всякая вещь есть акт оформления материи, перехода возможности в действительность (в словедействительность слышится действие), а форму Аристотель понимает именно как действие, как реализацию возможности.

(Энтелехия с греч. – имеющее цель в самом себе, целеустремленность, целенаправленность, как движущая сила, активное начало – энергия – превращающая возможность (потенцию) в действительность (акт).

Однако в актах оформления материи имеются различные моменты. У всякой вещи есть четыре причины: формальная, целевая, движущая и материальная.

Например:

o план дома – формальная причина;

o его цель – защита от непогоды - целевая причина;

o рабочий строитель – движущая причина;

o кирпичи и доски – материальная причина,

т.о. все четыре причины, виновники дома, соединившись, реализуют возможность его бытия, вывод его из небытия – в бытие, позволяют ему явить себя. Такое «выведение в бытие» еще Платон называет «поэзией», или произведением, по Хайдеггеру. А эту открытость ранее скрытого и невидимого греки называли «алетейя» -истина.

Чем меньше в вещи материи (потенциального, изменчивого) и чем больше формы (актуального, неизменного), тем вещь совершеннее. А потому все в мире можно сравнивать по степени совершенства и несовершенства. У Аристотеля эти пределы бытия – это «первая материя» и «неподвижный двигатель», или бог.

Медь есть единство материи и формы, следовательно, должна существовать и другая материя, способная принять иную форму. Тоже касается и элементов, для которых также нужна материя. Эта иерархия относительных материй не может, по Аристотелю, уходить в бесконечность. Должна существовать абсолютнаяматерия, чистая возможность, неопределенность. Сама по себе она никакая, но она может быть всем. А раз так, то «вверху» должна находиться и чистая форма как абсолютная актуальность. Это и есть чистая форма, бог,перводвигатель. Если в мире все конечные вещи «случайны», могут быть, а могут и не быль, то должно быть и что- то необходимо существующее. От него «зависят небеса и вся природа». Наилучшее, «божественное» в человеке - ум, мышление. И деятельность человеческого ума состоит в познании, в конечном счете – в познании самого познания, самого ума. Бог же есть чистый космический ум и форма всех форм. А поэтому и за всеми видами движения стоит эта чистая деятельность, бог - перводвигатель всего сущего и познаваемого.