Гареев М.А. Истоки неудач и нашей победы в событиях 1941 года

ПРИЧИНЫ ВОЙНЫ И ОСОБЕННОСТИ и ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОБСТАНОВКИ НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

Дело еще в том, что события кануна и начала Великой Отечественной войны неразрывно связа­ны с истоками и причинами возникновения, хода и исхода всей Второй мировой войны и связанными с ними современными устремлениями к пересмот­ру итогов этой войны и превращения всего этого в орудие новой информационной войны в целях ус­тановления нового глобального мирового порядка. Все это и порождает самые невероятные мифы и не­состоятельные версии о событиях 1941 года.

Одни, вроде В. Резуна и его последователей, про­должают на разные лады повторять геббельсовскую байку о «превентивной» войне, о том, что Сталин хотел первым напасть на Гитлера, и последний лишь опередил его.

Другие (например, Осокин) твердят, что Герма­ния и Советский Союз совместно готовили войну против Англии, но в последний момент Гитлер пе­ресмотрел свои планы и решил вначале разделаться с Советским Союзом.

Третьи (А. Мартиросян и др.) причины наших неудач в 1941 году видят исключительно в том, что Сталин в целом все делал правильно, но Тимошенко, Жуков, Павлов, Кирпонос и другие военачальники оказались предателями, осуществляли разработанный Тухачевским «план поражения СССР» и открыли вра­гу дорогу на Москву. В этом варианте суждений нет, конечно, элементарной логики, и вопреки замыслу автора, подобные утверждения только дискредитиру­ют того же Сталина. Что за гениальный руководитель, который окружил себя одними предателями? Да и нет никаких оснований для таких обвинений. Того же Павлова или Мерецкого суд реабилитировал.

Причины чрезмерной запутанности событий 1941 года проистекают еще и от того, что нередко сложные дипломатические, экономические и опера­тивно-стратегические вопросы рассматриваются в от­рыве друг от друга. Для всех очевидно определяющее значение политических целей, но накануне и в начале войны они приобретают первостепенное, доминиру­ющее значение. В предвоенный период любой неадек­ватный шаг, даже одиночный выстрел, как это было в Сараево в 1914 году, могут спровоцировать войну.

Но в целом ограниченные экономические воз­можности не позволяли содержать в мирное время большую армию. После гражданской войны она была сокращена до 500 тысяч человек и организа­ционно построена на принципах милиционно-территориальной системы. В связи с нарастающей во­енной угрозой со стороны фашистской Германии только в 1939 году была введена всеобщая воинская обязанность, численность Красной Армии к этому времени составляла около 1,5 млн.человек и к на­чалу войны была доведена до 5 млн. человек. И при этом она была более чем в два раза меньше, чем было запланировано на военное время. Полное отмоби­лизование еще больше подрывало бы экономику страны. За такой короткий срок практически было невозможно рационально организовать, вооружить, подготовить полноценные кадры, обучить войска, особенно требующие больших моторесурсов и ГСМ, механизированные и авиационные соединения, ре­шить другие вопросы организации управления и материально-технического обеспечения. Можно за короткий срок огромными мобилизационными и авральными усилиями создать заново промышлен­ность, обучить грамоте миллионы людей и сделать многое другое. Но в авральном порядке невозможно создать высокую технологическую культуру произ­водства и отлаженную во всех звеньях систему госу­дарственного и военного управления. Поэтому во всем этом, особенно в качестве вооружения и обученности войск, было еще много изъянов. С нача­лом войны наиболее наглядно это проявилось в том, что до 50% танков, тягачей и другой техники вышли из строя еще до выхода на рубежи соприкосновения с противником.

Недоставало и многого другого для завершения на­меченной программы реорганизации и технического оснащения Вооруженных Сил, создания надежной обороны страны. Было ясно, что войну нам навяжут. Но не только в силу незаинтересованности в войне, но и неготовности к отражению агрессии правитель­ство страны было вынуждено всеми возможными и невозможными мерами стараться оттянуть начало войны и выиграть время для подготовки к отражению агрессии. Прежде всего было важно избежать одно­временной войны на Западе и Востоке. Особо важная задача внешней политики состояла в том, чтобы разо­рвать кольцо антисоветского окружения капиталис­тических стран, не допустить прямого объединения с Германией Англии, Франции и Польши.

Исходя именно из этих соображений, Советс­кий Союз пошел в августе 1939 года на заключение с Германией договора о ненападении, который в пос­ледующем обозвали «Пактом Молотова — Риббен­тропа». Несмотря на определенную политическую и идеологическую ущербность, этот договор в сло­жившейся в то время обстановке был вынужденным и необходимым, а возможно, и единственным выхо­дом из создавшегося положения.

Конечно, с точки зрения перспектив и более ши­роких международных интересов наиболее целесооб­разным было договариваться с Англией, США, и Со­ветский Союз прилагал усилия для создания единого фронта против фашистской Германии. Переговоры (вернее, имитация переговоров) шли вплоть до ав­густа 1939 года, но западные страны явно не желали брать на себя какие-либо обязательства по совмест­ной защите от фашистской агрессии. На переговоры в Москву были присланы третьестепенные лица, не имеющие даже официальных полномочий для заклю­чения соглашений. Наша страна уже имела договор о взаимной помощи с Францией, Чехословакией, но в Мюнхене западные страны перечеркнули все эти со­глашения и не собирались их выполнять.

Заключение договора с Германией дало возмож­ность:

во-первых, сорвать планы скоординированного выступления против СССР Германии и Японии. Пос­ле заключения германо-советского договора 1939 года (когда еще шли сражения на Халхин-Голе), японское правительство было отправлено в отставку и япон­ское руководство изменило направленность своей первоначальной экспансии, развернув ее в сторону Азиатско-Тихоокеанской зоны. В последующем (пос­ле нападения на Перл Харбор) были втянуты в войну США, Китай официально объявил войну Германии. Тем самым Советский Союз избавился от войны на два фронта и получил возможность сосредоточить ос­новные усилия для отражения агрессии на Западе.

Во-вторых, удалось расстроить планы объеди­ненного выступления Германии против СССР в союзе со странами Запада и создания единого ан­тисоветского фронта. В последующем это привело к образованию антигитлеровской коалиции во вто­рой мировой войне, что имело решающее значение для хода и исхода войны.

СССР получил некоторую отсрочку от войны и некоторое время (почти два года) для принятия дополнительных мер для повышения обороноспо­собности страны. В результате освобождения запад­ной части Белоруссии и Украины, присоединения к СССР прибалтийских стран исходные рубежи аг­рессии и противодействия ей были отодвинуты на 250-300 км, и в целом улучшилось геополитическое положение страны. Хотя, к сожалению, не во всем рационально это время было использовано и далеко не все удалось сделать для полноценной подготовки к отражению агрессии. Кроме того, перенос грани­цы и увеличение территории имели не только по­ложительное значение, но и свои минусы. Главные из них состояли в том, что требовалось в предельно сжатые сроки обустраивать войска на новой терри­тории и заново строить всю систему отмобилизова­ния, организации обороны, управления и матери­ально-технического обеспечения войск.

В результате заключенных соглашений Гитлер по­лучил от СССР значительное количество материаль­ных ресурсов (зерно, ГСМ, другие виды сырья). Но и наша страна получила некоторые новые военные технологии и стратегические материалы, которые были крайне нужны Красной Армии и оборонной промышленности. После Первой мировой войны в условиях версальских ограничений для Веймарской Германии и международной изоляции Советской рес­публики для этих стран ничего другого не оставалось, как сотрудничать друг с другом, в т.ч. и в военной об­ласти. Причем от создания, например, авиационного центра в Липецке или танкового центра в Казани, несомненно, больше пользы извлекла советская сто­рона. А все досужие разговоры о том что «фашист­ский меч ковался в СССР», или что Гудериан учился в танковом училище в Казани (он туда приезжал на два дня в порядке инспекции) — плод фантазии неко­торых наспех перестроившихся историков.

На съезде народных депутатов в 1989 году, при­знавая вынужденную необходимость советско-гер­манского договора 1939 года, острие критики было направлено против так называемых «секретных протоколов» о разделении сфер влияния между Гер­манией и СССР. Но в условиях, когда Польша по­терпела поражение, а Германская армия и Красная Армия двигались навстречу друг другу и возникала угроза возможного их столкновения, нельзя было обойтись без определенного регламентирования районов и рубежей их расположения и размежева­ния. Но расположение группировок войск во всех странах, во все времена носили и носят закрытый, секретный характер, и заключение договоров по этому поводу может будоражить умы только совер­шенно невежественных в военно-политическом от­ношении мещан и обывателей. Секретные протоко­лы были в германско-польском договоре 1934 года, в тегеранских и ялтинских соглашениях союзников во время войны, они имеют место в американо-японс­ком договоре о взаимной безопасности, заключен­ном в послевоенный период, во многих других меж­дународных договорах. Поэтому решения, принятые на заседании съезда народных депутатов об осужде­нии «секретных протоколов» советско-германского договора, требуют пересмотра.

Что касается освобождения (присоединения) Западной Украины, Западной Белоруссии, при­балтийских стран к СССР, то исторически это ис­конные земли Российской империи и вошли они в состав СССР по волеизъявлению своих народов и международных правовых основ для таких реше­ний было, конечно, значительно больше, чем в тех случаях, когда в XIX в. США захватывали мекси­канские земли, оккупировали Ирак, Афганистан, бомбили Ливию и т.д. Польша в 1938 году вместе с Германией напала на Чехословакию и отхватила Тешинскую область, где, кстати, проживало 156 тыс. чехов и 77 тыс. поляков, а в Западной Белоруссии и Западной Украине подавляющее большинство со­ставляли белорусы и украинцы.

Кроме того, со стороны фашистского руководс­тва проводилась широкомасштабная, изощренная дезинформация. Прежде всего, продолжала ими­тироваться подготовка к высадке германских войск на территории Англии. Сосредоточение крупных группировок войск объяснялась интересами веде­ния войны в Югославии и Греции, необходимостью увести их из-под ударов британской авиации. Пос­тупали разведдонесения, в том числе от Зорге, о воз­можном нападении Германии. Но не меньше было и донесений противоположного характера. Советс­кий посол в Лондоне Майский за несколько дней до войны докладывал, что Гитлер может пойти против Советского Союза только после окончания войны с Англией. К тому же выводу приходил начальник Главного разведывательного управления Голиков.

Сталин, будучи уверенным, что ему все же удаст­ся оттянуть начало войны, поручил сделать сообще­ние ТАСС от 13.06.1941 года, в котором выражалась уверенность, что германо-советский пакт о ненапа­дении будет продолжать соблюдаться как советской, так и германской сторонами. Оно было сделано с целью политического зондажа, но своей стране, ко­мандованию военных округов, никаких объяснений на этот счет не последовало, что дезориентировало как общество, так и личный состав армии. В какой мере на Сталина, видимо, произвело впечатление письмо Гитлера, присланное ему 14 мая 1941 года, в котором тот поклялся честью главы госу­дарства, что через месяц-полтора германские войс­ка будут переброшены на Запад.

Заключение договора с Германией в 1939 году влекло за собой и некоторые отрицательные пос­ледствия. Гитлер, временно обезопасив себя на Вос­токе, получил возможность, сосредоточив основные силы против англо-французских войск, осущест­вить их разгром в короткие сроки, добившись ус­ловий, при которых отпала необходимость ведения Германией войны на Европейском континенте на два фронта. На Сталина и советское военное ко­мандование быстрое поражение англо-французских войск произвело ошеломляющее впечатление. Они рассчитывали все же, что война на Западе продлится если не несколько лет, то хотя бы 5-6 месяцев. При более стойком сопротивлении германским войскам и возникновении желания у англо-французского командования, при определенных обстоятельствах советское командование не исключало возможности оказания им военной помощи. Но после всего того, что случилось, Сталину приходилось теперь манев­рировать по очень острому и тонкому лезвию воен­но-политической и стратегической обстановки.

Было ясно, что если бы советская страна дала хоть какой-то повод (например, наращивание войск у границы, схема 2), который был бы истолкован как попытка напасть на Германию, или, как пишут ре- зуны, предпринять упреждающий удар, США и Ан­глия отвернулись бы от нас, и антигитлеровскую ко­алицию не удалось бы сразу создать или, возможно, она возникла бы значительно позже, и положение нашей страны стало бы еще более тяжким.

Сталин в чем-то, видимо, переборщил, пере­страховался, по существу принес в жертву боевую готовность своих Вооруженных Сил, но он до конца стремился по возможности не дать повода для об­винения нашей страны в провоцировании войны.

Несмотря на значительные военные издержки, это обстоятельство было огромным достижением советской внешней политики, во многом предо­пределившим ход и исход Второй мировой войны. В свете этого выглядят просто пещерно примитив­ными рассуждения насчет того, что будто бы Сталин вынашивал планы превентивной войны и завоева­ния Европы. Даже на второй день войны, когда аг­рессия Германии уже началась, в директиве Ставки фронтам была поставлена задача: нанести контру­дары, разгромить вторгшегося противника, но «го­сударственную границу не переходить». Что это за превентивный удар, если даже в ходе начавшейся войны запрещается переходить госграницу?

ОСНОВНЫЕ ПРОСЧЕТЫ В ПОДГОТОВКЕ К ОТРАЖЕНИЮ АГРЕССИИ

Формально теоретически многое, видимо, можно было сделать с меньшими издержками, обеспечить более высокую боевую готовность Вооруженных Сил, не ставить их в такие, порою невыносимые, не­равные с противником условия, как это случилось в 1941 году. Во всяком случае, нельзя было оставлять соединения первого эшелона на положении мирного времени в условиях, когда противник был уже развер­нут в боевые порядки. Вполне было возможно перед полосой обороны наших дивизий первого эшелона установить минные поля и другие заграждения. Или не допустить, например, того, чтобы большинство стационарных мостов (в т.ч. в районе Бреста), охра­ну которых несли войска НКВД, не были взорваны и достались противнику. И это все, конечно, произош­ло не потому, что, как это иногда утверждается, мы собирались не обороняться, а наступать. При всех обстоятельствах, при более ответственном подходе никому бы не могло придти в голову накануне войны собирать весь командный состав Брестского гарни­зона на партийный актив. К сожалению, много было и других несуразностей и упущений. В целом, начи­ная от Генштаба и до соединений и частей, не был тщательно продуман и отработан порядок действий войск в начале войны.

Если рассматривать начальный период войны в том ракурсе, как она реально сложилась, то в во­енно-исторической литературе и в воспоминаниях участников Великой Отечественной войны называ­ется много различных причин наших неудач и пора­жений в начале войны. Основные из них сводятся к следующему:

а) неправильная оценка характера начального периода войны и недооценка стратегической обо­роны; неотмобилизованность войск и незавершен­ность оперативного развертывания войск;

б) противник наносил главный удар на московс­ком направлении, а главные усилия Красной Армии были сосредоточены на киевском направлении;

в) недостаточная укомплектованность боль­шинства соединений личным составом, вооруже­нием и военной техникой; распыленность новых видов оружия (танков, самолетов) по многим соеди­нениям;

г) просчеты в базировании ВВС и материальных запасов;

д) нерешенность вопросов стратегического уп­равления Вооруженными Силами, несовершен­ность средств связи во всех звеньях, особенно ра­диосвязи и др.

Все эти обстоятельства и причины сыграли свою негативную роль, но они не были главными, реша­ющими. Например, на юге, где мы имели основные силы, а немцы меньшую часть сил, наши войска все равно потерпели поражение. Следовательно, дело не только в этом.

Главная причина неудач состояла в просчетах во­енно-политического руководства страны в оценке сроков нападения фашистской Германии на Совет­ский Союз. ИВ. Сталин не исключал возможности, что в 1941 году войны можно будет избежать и раз­личными политическими маневрами стремился от­тянуть ее начало до 1942 года. Поэтому, из-за опасе­ния не спровоцировать войну, войскам не ставилась задача на приведение в полную боевую готовность приграничных округов, не были заблаговременно приведены в боевую готовность и до начала нападе­ния противника не заняли предназначенных оборо­нительных рубежей, позиций. Они оказались, по су­ществу, на положении мирного времени и не смогли своевременно изготовиться к отражению агрессии. Это обстоятельство и породило многие просчеты, и предопределило наши неудачи (схема 3).

Шли разведданные и до­кументы не только о возможном нападении, но и о том, что это провокационные слухи, дезинформа­ционные сведения.

Как уже отмечалось, посол СССР в Лондоне Майский буквально накануне войны сообщал в Москву подробные сведения о военных приготовле­ния Германии и в конце донесения делал вывод, что Гитлер сможет напасть на СССР только после того, как покончит с Англией. Начальник ГРУ Голиков и нарком ВД Берия представляли Сталину доклады о развертывании германских вооруженных сил у на­ших границ и завершали их выводами о дезинфор­мационном характере этих сведений. Назывались сроки гитлеровского нападения 15 апреля, 1, 15, 20 мая, 15 июня. Сроки проходили, а нападения не было. Много поступало и другой дезинформации. Но сегодня некоторые историки прибегают, по сути, к жульничеству, приводя первую часть разведдонесений о возможности нападения и, упуская другие донесения, и упомянутые выше выводы руководи­телей разведорганов.

Иногда судят об этих противоречивых явлениях чрезмерно упрощенно и в отрыве от того, что про­исходило в действительности. Это относится и к су­ществовавшей в то время версии о том, что Гитлер не будет воевать на два фронта и поэтому не нападет на СССР, пока не разделается с Англией. Но это была, по существу, подмена реальной действительности от­влеченными, схематичными положениями, порож­денными историческими стереотипами. Фактически в 1941 году никаких двух фронтов для Германии не было. После быстрого поражения англо-французс­ких войск в 1940 году, чего Сталин никак не ожидал, Англия, находясь за Ла-Маншем, серьезной угрозы для Гитлера на континенте не представляла.