Причиаы и начало войны

Афины и Спарта являлись двумя центрами, около которых образовались два самых крупных политических объединения Греции — Афинская держава и Пелопоннесский союз. Соперничество между ними увеличивалось с каждым днём и, наконец, во второй половине V в. вылилось в панэллинскую междоусобную войну, известную в истории под именем реконнесской войны (431—404 гг).

По мнению Фукидида, нашего главного источника во всех вопросах, связанных с реконнесской войной, истинная причина войны состояла в том, что своим богатством и влиянием афиняне стали внушать опасения спартанцам, и это вынудило их начать войну. В объяснениях своих Фукидид исходил из той политической ситуации, которая сложилась после реко-персидских войн. Война между Афинами и Пелопоннесским союзом подготовлялась давно и была следствием ряда причин как экономических, так и политических. Центральным экономическим вопросом со времени персидских войн был вопрос западного рынка. Сущность его заключалась в следующем. До персидских войн главным рынком сырья и сбыта продуктов греческих ремёсл служил Восток. На посреднической торговле с Востоком главным образом и базировалась сила малоазийских городов.

Со времени же разгрома персов восточный рынок оторвался от Греции, и грекам пришлось искать новые рынки. Помимо восточных рынков, у греков имелись рынки на севере — в Македонии и во Фракии — и затем на западе — в Сицилии и Италии. В V в. западный рынок был главнейшим рынком Средиземноморья. На него было направлено всё внимание не только Афин, но также Коринфа, Мегар и других торгово-ремесленных полисов Греции.

Особенно резко сталкивались интересы Афин с интересами Коринфа и Мегар на Коринфском перешейке. Торговые успехи Афин на Западе всё более расширялись и углублялись, угрожая их торгово-ремесленным конкурентам. Всё говорило за то, что в ближайшем будущем итало-сицилийский экспорт (зерно, cкот, металл) пойдёт исключительно через Пирей, а это грозило ущербом прямым конкурентам Афин — Коринфу и Мегарам. Первостепенное значение для обеих сторон имело обладание гаванями острова Керкиры, расположенного на пути между Грецией и Италией. На севере интересы названных держав сталкивались во Фракии и Македонии, в то время уже начинавших играть большую роль в греческой экономике.

К экономическим причинам присоединились ещё политические причины — враждебные отношения между Спартой и Афинами на почве общегреческой (международной) политики. В то время как Афины во всех эллинских общинах поддерживали демократические элементы, Спарта оказывала поддержку аристократам и олигархам. Спартанцы охотно поддерживали аристократические и олигархические группы в союзных с Афинами греческих общинах. Спартанцы настаивали на самоопределении греческих общин, что на политическом языке того времени означало прекращение афинской гегемонии и подрыв демократического строя Афин.

Большую роль в обострении отношений сыграли также эмигранты. Афины служили местопребыванием всех элементов, враждебных Спарте; в городах Пелопоннесского союза находили приют противники афинской демократии, агитировавшие против афинской конституции и её вождей.

К этим основным причинам присоединился ещё ряд других, дополнительных мотивов. Прежде всего пошатнулось положение умеренно демократической группы Перикла и самого Перикла. Число деклассированных элементов, создаваемых конкуренцией рабов, всё время росло. Экклесия становилась более нервной и требовательной, деревня страдала от притока дешёвого привозного хлеба. Со всех сторон поднималась оппозиция, начались судебные процессы и преследования друзей Перикла. Был привлечён к суду друг Перикла художник Фидий; близкий Периклу философ Анаксагор вынужден был покинуть город; с большим трудом удалось Периклу добиться оправдания второй его жены Аспазии.

Все эти противоречия вели к войне, к которой готовились обе стороны. Демократия Афин верила в свою силу и была убеждена в своей победе, что особенно отчётливо видно из передаваемой Фукидидом речи Перикла, произнесённой накануне пелопоннесской войны. Перикл говорил, что афиняне во всех отношенияхсильнее и богаче пелопоннесцев. У последних прежде всего нет денег—ни у государства, ни у частных лиц. Вследствие этого они в состоянии вести только кратковременные мелкие войны, продолжительной же войны или блокады они не выдержат. В противоположность спартанцам афиняне сильны своей казной и флотом. Спартанцы не смогут рискнуть напасть на афинскую эскадру, ибо они совершенно не имеют опыта в морском деле, научиться же морскому делу значительно труднее, чем сухопутному. Самое опасное, если пелопоннесцы, захватив сокровища Дельфийского и Олимпийского храмов, переманят от афинян иноземных матросов, но и тогда Афины не погибнут, так как у них имеется достаточный резерв собственных граждан и метэков, знающих море и всегда готовых постоять за своё отечество.

Слабое место Афин представляла деревня, но «Олимпиец» во имя интересов всего державного полиса готов был пожертвовать интересами деревни, не склонной к войне со спартанцами, лишь бы довести войну до победного конца, т. е. до разгрома Пелопоннесского союза. Если, утверждал Перикл, пелопоннесцы проникнут в Аттику до суше, то афиняне пройдут на их землю морем. Опустошение даже одной какой-либо части Пелопоннеса будет иметь больше значения, чем опустошение целой Аттики, потому что взамен этой области они не смогут получить никакой другой. У афинян же есть много земель и на островах и на материке. Самое же опасное при сложившейся международной конъюнктуре — промедление, за которым может последовать поражение, а в худшем случае и отложение союзников, т. е. распад всей Афинской державы.

Поводом к войне послужил демократический переворот в важном в торговом отношении городе Эпидамне. Эпидамн был греческой колонией, которая основана была Керкирой, но в числе первых колонистов были и коринфяне. В результате демократического переворота из Эпидамна были изгнаны олигархи, которые вместе с варварами нападали на город с суши и с моря. Эпидамняне обратились тогда к своей метрополии Керкире, но, не получив оттуда помощи, обратились к Коринфу, соперничавшему с Керкирой.

В 435 г. из Коринфа высланы были гарнизон и колонисты. Но керкиряне приняли тогда сторону олигархов, и дело дошло до войны с коринфянами. В морской битве керкиряне одержали победу, но, не надеясь на собственные силы, заключили в 433 г. оборонительный союз с Афинами. Последние направили к Керкире эскадру в 10 кораблей с поручением вступить в борьбу лишь в том, случае, если коринфяне будут высаживаться на территорию, принадлежащую Керкире. В 433 г. при Сиботских островах произошла битва, в которой керкиряне терпели поражение, но вмешательство, вопреки инструкции, афинских кораблей и появление в водах новой афинской эскадры заставили коринфян отступить. Вмешательство афинян истолковано было как нарушение тридцатилетнего мира с Пелопоннесским союзом.

К эпидамнскому конфликту присоединился ещё второй конфликт между афинянами и коринфянами из-за коринфской колонии Потидеи на Халкидике, очень важном пункте по торговле Коринфа с Македонией.

Потидея была колонией Коринфа. Из Коринфа в Потидею ежегодно посылались управители (эпидамиурги), но подобно другим городам Халкидики она входила в состав Афинского морского союза. Афиняне потребовали, чтобы эпидамиурги были изгнаны из Потидеи, стены срыты и были даны заложники.

В результате Потидея и соседние с ней города отложились от союза. Несмотря на помощь коринфян, потидейцы потерпели поражение и укрылись в городе, который афиняне обложили со всех сторон. Тогда коринфяне с большой настойчивостью стали побуждать Спарту вступить с Афинами в войну. Коринфян в их претензиях к Афинам поддерживали мегаряне, старые враги Афин. Под предлогом, что мегаряне распахали священную землю и приняли беглых афинских рабов, афиняне закрыли для их торгового флота свои гавани и гавани союзных городов (мегарская псефизма 432 г.). Вначале война не находила большого сочувствия среди пелопоннесцев: слишком велик был страх перед военной мощью Афин, и велики были внутренние противоречия в государствах самого Пелопоннесского союза.

Осенью 432 г. в Спарте открылось собрание делегатов от государств, входивших в Пелопоннесский союз. Коринфяне на этом конгрессе выступили с резкими обвинениями против афинян. Однако, несмотря на всю горячность коринфян, большинство союзников не желало вступать в войну из-за интересов Коринфа, полагая, что настоящий конфликт касается только приморских городов. В ответ на это Коринф указывал, что поражение приморских городов разрушительно отразится и на континентальных полисах, лишив их важнейших рынков сбыта и хлебного рынка. Вместе с тем коринфяне указывали на опасность роста Афинской архэ, грозившей вобрать в себя все остальные полисы, в том числе и Спарту, принизив их до положения своих подданных.

Поймите же, союзники, — таков был приблизительно смысл речей коринфских послов, — что настала крайняя нужда, что мы даём наилучший совет: решайте за войну, не страшась опасностей настоящей минуты, в интересах более продолжительного мира, который последует за войной. Война делает мир более прочным, и, кроме того, небезопасно воздерживаться от войны ради минутного покоя. Будьте уверены, что образовавшееся в Элладе тираническое государство угрожает нам всем одинаково. Над одними оно уже властвует, над другими замышляет властвовать. Поэтому справедливо его укротить. После разгрома же хищника мы и сами будем жить, не подвергаясь опасности, и порабощенным теперь эллинам даруем свободу. (Фукидид, I, 124.)

Случайно находившиеся в Спарте делегаты Афин пытались опровергнуть возводимые на них обвинения, но успеха не имели. На сторону коринфян стали влиятельные эфоры, и под их воздействием апелла высказалась против Афин.

К этому постановлению присоединился и другой конгресс лакедемонских союзников, собравшихся снова в Спарте.

Вслед за этим из Спарты было отправлено в Афины посольство, предъявившее Афинам ультимативные требования. Только при безусловном их выполнении возможно было сохранение мира и добрососедских отношений между эллинскими полисами. Спартанцы, опираясь на сочувствие своих сторонников (олигархов) в Афинах, требовали немедленного изгнания из пределов Аттики Алкмеонидов, в том числе, следовательно, и Перикла, поскольку его мать происходила из этого рода. Алкмеонидам ставилось в вину, что они ещё до сих пор не смыли с себя тяготевшее над ними проклятие «килонова убийства». Вместе с тем спартанские делегаты требовали автономии для всех членов Афинской архэ, что практически означало бы роспуск морского союза.

Афинская экклесия под влиянием Перикла категорически отвергла ультимативные требования Спарты. Тогда недовольные этим решением принципиальные и личные враги Перикла повели против него и его друзей открытую клеветническую кампанию. Настроение афинского общества становилось всё более напряжённым и тревожным. Таково было состояние Афин накануне открытия военных действий.

После отказа Перикла принять спартанские условия обе стороны стали приготовляться к войне. Силы противников приблизительно были равновелики. Преимущество Афин заключалось в их флоте и финансах, а Спарта имела перевес в пехоте. Военные действия открыли союзники спартанцев, фиванцы, ночным налётом на союзный с Афинами беотийский город Платею (431 г.). Нападение не удалось. Фиванцы были частью перебиты, частью захвачены в плен и потом казнены. Афиняне отправили гарнизон для защиты Платеи.

Спустя два месяца спартанский царь Архидам с отрядом гоплитов вторгся в Аттику и опустошил прилегающую к Афинам равнину, порубив и потоптав оливковые и виноградные насаждения. Сельское население собралось в Афинах, расположилось в храмах, на площадях и на улицах. Между тем афинский флот направился к Пелопоннесу и, опустошая берега, обогнул весь полуостров, дойдя до западных областей Элиды и Акарнании.

Осенью Архидам очистил Аттику и вернулся в Спарту. Этим воспользовались афиняне и произвели жестокую расправу с Эгиной и Мегарами, спартанскими союзниками и торговыми конкурентами Афин. Так прошёл первый год войны.

В следующем 430 г. пелопоннесцы снова вторглись в Аттику. На этот раз они произвели уже гораздо большие опустошения, чем в первый год войны. Спасаясь от врага, масса деревенского населения хлынула в город, сбившись на небольшом пространстве, совершенно не приспособленном для такого количества людей. Люди жили в самых ужасных условиях, ночуя на улицах и в банях, валяясь на ступеньках храмов и портиков, размещаясь на крышах домов и пр. За недостатком провианта начался страшный голод, а вместе с ним распространилась эпидемия чумы, уносившая массу человеческих жизней.

Классическое по правдивости, глубине и художественному мастерству описание чумы дано во второй книге «Истории» Фукидида. Столь свирепой чумы и такой большой смертности на памяти людей не было ещё нигде и никогда. Врачи были совершенно бессильны. Первое время они лечили и, не зная характера болезни, умирали сами; в дальнейшем же, по мере большего соприкосновения с больными, убедились, что всякое человеческое искусство против этой болезни было совершенно бессильно.

Сколько люди ни молились в храмах, сколько ни обращались к оракулам и тому подобным средствам, всё было бесполезно. Наконец, одолеваемые бедствиями, люди оставили и это. Полагали, что болезнь была занесена из Египта, куда она проникла из Эфиопии. Эпидемия прежде всего поразила жителей Пи рея, почему афиняне и утверждали, что будто бы пелопоннесцы отравили там цистерны с водой.

Распространению заразы более всего способствовала страшная скученность людей, нахлынувших в Афины из деревень. Ввиду недостатка домов люди, особенно пришлые, жили в душных хижинах, и многие умирали. Умирающие лежали один на другом, как трупы, или ползали полумёртвые по улицам, около всех источников, мучимые жаждой. Храмы и алтари, где располагались в палатках пришельцы, были полны трупов. «Ввиду того что болезнь слишком свирепствовала, люди, не зная, что с ними будет, переставали уважать божеские и человеческие установления. Все обряды, какие соблюдались раньше при погребении, были попраны, и каждый совершал похороны, как мог».

Эпидемия совершенно выбила из колеи афинян и расшатала основы государственности и порядка.

«Теперь, — пишет Фукидид, заканчивая свой рассказ об эпидемии, — каждый легче отваживался на такие дела, какие прежде скрывались во избежание нареканий в разнузданности; люди видели, с какой быстротой происходила перемена судьбы, как внезапно умирали богатые и как люди, ничего прежде не имевшие, тотчас завладевали достоянием покойников... Людей нисколько не удерживали ни страх перед богами, ни человеческие законы, так как они видели, что все гибнут одинаково, и потому считали безразличным, будут ли они чтить богов или не будут; с другой стороны, никто не надеялся дожить до той поры, когда понесёт по суду наказание за свои преступления». (Фукидид, II, 53)