АВЕНТЮРА II. О ЗИГФРИДЕ

Вятская гуманитарная гимназия

 

 

Зарубежная

Литература

Средних

Веков

 

 

Хрестоматия

6 класс

1 часть

 

Составители Н.Н.Шерсткова

Н.В.Маслак

 

 

 

 

Мифы и легенды

Кельтский эпос ………………………………………………………………………………… 3

Кто записывал ирландские саги ……………………………………………………………… 4

Саги о Кухулине ……………………………………………………………………………….. 5

Рождение Кухулина …………………………………………………………………………… 5

Женитьба Кухулина …………………………………………………………………………… 6

Смерть Кухулина ……………………………………………………………………………… 8

Эдда ……………………………………………………………………………………………..10

Старшая Эдда ………………………………………………………………………………… 12

Героический эпос

Беовульф ………………………………………………………………………………………. 25

Песнь о Роланде ………………………………………………………………………………. 39

Песнь о Нибелунгах …………………………………………………………………………...49

Песнь о моем Сиде ………………………………………………………………………….....66

Драма в средние века

Духовная драма ………………………………………………………………………………...99

Действо об Адаме …………………………………………………………………………..... 99

Рютбеф. Чудо о Теофиле ………………………………………………………………….... 105

Лирическая поэзия средних веков ……………………………………………………….115

Рыцарская литература. Рыцарский роман. Романы круглого стола.

Томас Мэлори. Смерть Артура ……………………………………………………………..139

Народные баллады

О народных балладах ………………………………………………………………………. 143

Баллады о Робин Гуде ……………………………………………………………………… 145

Вальтер Скотт

Вальтер Скотт ……………………………………………………………………………….. 153

Айвенго. Глава XII ………………………………………………………………………….. 156

Мигель де Сервантес

Сервантес ……………………………………………………………………………………. 161

Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Пролог ………………………………….. 163

Марк Твен

Марк Твен …………………………………………………………………………………… 167

Янки из Коннектикута при дворе короля Артура. Предисловие ………………………... 170

Проспер Мериме

Проспер Мериме ……………………………………………………………………………. 174 Маттео Фальконе ……………………………………………………………………………. 181

Оскар Уайльд

Оскар Уайльд ……………………………………………………………………………….. 188

Кентервильское привидение ………………………………………………………………. 189

Список используемойлитературы.........................................................................................205

Мифы и легенды

Героический эпос - это предания (чаще стихотворные) о героях-бога­тырях: поэмы Гомера, индийские «Махабхарата» и "Рамаяна», финская «Ка­левала», сказания о нартах у народов Кавказа, русские былины и др. Эпос тесно связан с мифологией. Главный источник эпоса — мифы о культур­ных героях-первопредках. Действие древнейших эпосов тоже обычно отодвинуто, выделено в особую эпо­ху, не соотносимую с историей. Эпи­ческие богатыри (от Гильгамеша до Ильи Муромца), как и культурные герои, борются с чудовищами. Толь­ко позднее, как в русских былинах или во французской «Песни о Ролан­де», героические деяния включаются в историю, а чудовища превращают­ся во врагов-иноплеменников

В тех Сказаниях, которые сохрани­ли больше древних черт (например, в якутском или ирландском эпосе), ге­рой побеждает врагов благодаря не только силе и отваге, но и своим магическим, шаманским способно­стям — это тоже сближает его с мифо­логическими персонажами. Подобно мифу, эпос не воспринимается как вы­мысел: для слушателей он был расска­зом о подлинных событиях. Наконец, богатыри рассматриваются и как предки в самом прямом значении: греки считали себя потомками ахей­цев, осетины — нартов и т. д.

Но эпос - даже очень древний - всё же отличен от мифа. Он говорит не о начале мира, а о начале парода; и в богатырских деяниях главное - не последствия этих деяний для ми­ра, а сам подвиг. Шаманские, магиче­ские способности героя постепенно переходят к его противникам (напри­мер, к Соловью-разбойнику в русских былинах или Змею Тугарину). В клас­сическом эпосе (греческом или гер­манском) герой — не шаман, а помп, и движет им воинская честь.

В.Николаенко

 

 

Отличия мифа от легенды

 

Миф	Легенда
Неопределенность места и времени действия.	Историческая и географическая конкретность описываемого.
Персонажи – предельно типизированы, подчеркнуто лишены индивидуальности.	Персонажи – конкретные люди со своими именами и психологическими особенностями.
Заметны черты обожествления природы (в той или иной степени).	Природа не обожествляется, хотя отдельные мифические мотивы и образы сохраняются.

М.Мещерякова

 

 

Миф – сказание, передающее представление людей о мире, месте человека в нем, о происхождении всего сущего, о богах и героях; замкнутая символическая система, объединенная характером функционирования и способом моделирования окружающего мира (Э.Касирер); поэзия глубоких жизненных воззрений, имеющих всеобщий характер (Вагнер). Носит характер веры и убеждения.

 

Легенда – (от лат. – то, что должно быть прочитано) – один из жанров не сказочной народной прозы, народное придание о выдающемся событии или поступке какого-либо человека, в основе которого – чудо, фантастический образ или представление, которое воспринимается рассказчиком как достоверное.

 

Кельтский эпос

Этногенез кельтов уходит корнями в так назы­ваемую гальштатскую археологическую культу­ру. В VI — III вв. до н. э. кельты распростра­нились из бассейнов рек Рейна, Сены, Луары, верховьев Дуная (территория исторической Галлии) в области, соответствующие современ­ной Испании, Северной Италии, Южной Герма­нии, Чехии, Британии, частично Венгрии, ассимилируя при этом местное население (иберов, лигуров и др.).

В период кельтской экспансии происходило постепенное разложение родоплеменного строя, значительные земельные богатства сосредоточи­вались у племенной знати, строились укреплен­ные города, развивались ремесла (керамика, оружие) и торговля. В общественной и религи­озной жизни кельтов важную роль играли жре­цы-друиды, которые, вероятно, были и древней­шими хранителями традиционной «мудрости». В I в. до н. э. произошло покорение Галлии Ри­мом (главным образом в. результате походов Це­заря), и в дальнейшем Галлия была романизи­рована. Памятники литературы на галльских диалектах не дошли до пас, а сведения о самом языке дают главным образом названия местно­стей и личные имена, которые можно извлечь из греческих, этрусских и латинских надписей IV в. до н. э.

Гораздо лучше кельтская культура сохрани­лась на Британских островах (в Ирландии, гор­ной Шотландии и Уэльсе), куда кельты проникли в IV в. до н. э., а также в Арморике (Бре­тань), захваченной островными кельтами путем вторичной иммиграции в V—VI вв. Ирландия, куда проникли римские легионеры, была в ан­тичную эпоху глухой периферией кельтского мира, но в Средние века она стала главным оча­гом кельтской культуры.

Вторжения скандинавских викингов в VIII — X вв. и англо-норманское завоевание в XI в. не имели существенного влияния на самобытную ирландскую культуру. Вплоть до окончательно­го политического подчинения англичанам (в XVI в.) в Ирландии сохранились существенные черты родоплеменного строя. Мало что измени­ла и довольно ранняя христианизация Ирлан­дии (в V в.). Среди ирландских монахов было много ревнителей родной старины, которые пе­реписывали и берегли рукописи, содержавшие записи древних ирландских саг (по-ирланд­ски—scela). Эти саги являются одной из ос­новных частей кельтского культурного насле­дия.

Ирландские саги — образцы прозаического эпоса со стихотворными вставками (силлабиче­ские, большею частью семисложные стихи в форме коротких строф, из четырех строк, по­парно связанных рифмою или ассонансами; иногда применяется аллитерация). Прозаичес­кая форма встречается в эпосе некоторых наро­дов (например, в нартских сказаниях на Кавка­зе), а смешанная (стихотворно-прозаическая) распространена довольно широко.

 

Мифологические и героические пре­дания ирландских кельтов сначала бытовали в устной форме - как небольшие прозаические повествова­ния. В наиболее драматических и эмоционально напряжённых эпизо­дах встречаются стихотворные встав­ки - для выражения переживаний героев, описания видений и пророче­ских предсказаний. Учёные Нового времени назвали произведения кельт­ского эпоса сагами — по аналогии с древними исландскими преданиями, также сложенными прозой.

Первоначально ирландские саги предназначались для запоминания и исполнения во время языческих риту­альных действий. Затем они стали зву­чать на праздничных пиршествах, которые часто описываются в самих сагах. Главным праздником у кельтов был Самайн, когда отмечали наступ­ление зимы и Нового года (по кельт­скому календарю он приходил в ночь на 1 ноября). Тогда на всём острове гасли огни, зато в его центре — свя­щенной столице всех ирландских ко­ролевств Таре — друиды (кельтские жрецы) разжигали огромный костёр для жертвоприношений, и вокруг устраивалось пиршество. Празднова­ние Самайна было связано со слож­ным ритуалом, благодаря которому обеспечивалась преемственность сме­нявшейся с наступлением Нового года королевской власти. Отголоски ритуа­лов, связанных с Самайном, слышны во многих сагах.

 

 

КТО ЗАПИСЫВАЛ ИРЛАНДСКИЕ САГИ?

Первые записи ирландских саг относятся к VI—VIII вв., хотя со­хранились они в списках более позднего времени (X—XIII вв.). За­писывали сказания в монастырях, которые во множестве возни­кали на местах древних языческих капищ после того, как в 432 г. Ирландия приняла христианство. Ирландские монахи мало инте­ресовались космогоническими мифами, явно расходящимися с христианским учением о сотворении мира. Значительно благоже­лательнее они относились к героическим народным преданиям. В течение тысячелетий хранителями сказаний, в том числе и свя­щенного знания об устройстве Вселенной, были друиды. После пе­рехода страны к христианству они исчезли как сословие (многие приняли крещение и стали монахами во вновь создаваемых мо­настырях). Друидов сменили филиды — сказители и подлинные творцы ирландского эпоса, а тех, в свою очередь, — барды, кото­рым при филидах отводилась скромная роль певцов-исполнителей. В «эпоху викингов» (VIII—X вв.), когда даже стены ирландских монастырей не могли защитить филидов от гибели, и позднее, когда в XII в. Ирландия оказалась под властью англо-норманов, монахи спешили записать как можно больше саг и спасти от забвения культуру своего народа. Они создавали большие руко­писные своды; при этом прояснялись тематические связи между отдельными преданиями. Так возникли большие эпические пове­ствования вроде саги «Похищение быка из Куальнге».

 

Древнейший и основной цикл ирландского эпоса — уладский. Расселению древнего племе­ни уладов соответствует исторический Ольстер. Поэтому цикл называется также ольстерским. Описание материального быта в этих сказаниях соответствует латенской археологической куль­туре. Различные обычаи ирландских кельтов, отраженные в этих сказаниях, во многом сход­ны с галльскими. Общественные отношения спе­цифичны для стадии «военной демократии», на которой у большинства народов развивается героический эпос. Эпическое время в сагах уладского цикла - первые века н. э. Эпический ко­роль уладов - Конхобар, согласно древнеирландским хроникам, жил с 30 г. до н. э. по 33 г. н. э.

Деление Ирландии на пять областей, которого твердо держится уладский цикл, было уничтоже­но в 130 г., а эпическая столица уладов Эмайн-Маха разрушена в 332 г. Исторический фон уладского цикла — враждебные отношения уладов с Коннахтом и другими королевствами Ирландии (II в. до н. э. - II в. н. э.). Во главе коннахтов стоит королева Медб и ее муж Ай-лиль. В облике Медб сильны мифологические черты. «Матриархальный» образ «хозяйки» вра­жеской стороны (могучей колдуньи) характерен и для других эпосов (например, мать чудовища Гренделя в англосаксонском «Беовульфе», Лоу-хи в карело-финском эпосе, матери чудовищ в эпосах тюрко-монгольских народов и др.).

Не исключено, что Медб — первоначально ри­туально-мифологический персонаж. «Свяшенный» брак с нею, возможно, символизирует ко­ролевскую власть царя-мага.

Главным богатырем уладов и главным героем ирландского эпоса является Кухулин (правиль­нее — Кукулайн), живший, согласно хронике, в I в. н. э. До получения настоящего имени, нося­щего тотемический характер (Кукулайн — «Пес Кулана»), он назывался Сетанта. Сетанции - одно из кельтских племен древней Британии. В имени его тестя (Форгал Манах), возможно, содержится воспоминание о племени менакиев, переселившихся в Ирландию из Галлии. Чудес­ное оружие Кухулина — gae bolga — заставляет вспомнить галльское племя белгов. Таким об­разом, некоторые древние элементы сказаний о Кухулине, видимо, ведут еще к доирландским общекельтским истокам. Однако, если непрерыв­ная эпическая традиция и восходит к началу нашей эры, основное ядро уладского цикла сложилось, вероятно, между III — VIII вв. (до скандинавского нашествия), а его разработка в книжной форме (включая интерполяцию христи­анских мотивов) продолжалась в IX—XI вв. Цикл жил и после этого. Некоторые баллады на сюжеты сказаний об уладах относятся даже к XV в.

 

РОЖДЕНИЕ КУХУЛИНА

Однажды, когда Конхобар вместе со своими самыми знатными войнами находился в Эмайн-Маха, случилось вот что. Налетели на окрестные поля птицы неведомой породы и стали пожирать все плоды, злаки, траву, всю зелень до самого корня, так что остались после них лишь сухая земля да голые камни. Великая печаль охватила уладов при виде того, как погибает от этих птиц все пропитание их. И они решили снарядить девять колесниц, запрягши в них самых быстрых коней, какие только были в Уладе, чтобы пуститься в охоту на птиц. Выехал на охоту и сам Конхобар, и сестра его Дехтире с ним; она в ту пору была уже взрослой девушкой и служила ему возницей. Выехали также и другие герои и возницы уладов, в том числе Брикрен, сын Карбада.

Тогда птицы, улетая от них, устремились в сторону горы Фуат и равнины Муртемне, к Эдман, к равнине Брега. Прекрасна была стая, улетевшая от уладов. Во главе ее пай вожак неслась большая птица, величайшая, прекраснейшая в мире. Девятью двадцать было число всех птиц: они разделялись на пары, каждая из которых была соединена цепочкой из светлого золота. Двадцать же птиц прекрасной раскраски летели впереди других при каждой переправе, и каждая пара их была соединена цепочкой из красного золота.
Затем птицы исчезли из глаз уладов, и никто не знал, куда они девались, кроме трех птиц, которые полетели на юг. Улады устремились вслед за ними, но тут настигла их ночь, так что и эти три птицы скрылись от них.

- Распряжем наших коней и поставим вместе колесницы, - сказал Конхобар. - Пусть кто-нибудь пойдет на разведку, поискать, не найдется ли какого-нибудь жилья или пристанища для нас на эту ночь.

Пошли Конал Победоносный и Брикрен на разведку. Не долго пришлось им бродить: вскоре заметили они одиноко стоящий дом, не очень большой, с виду недавно построенный и крытый белыми птичьими перьями. Он был внутри вовсе не отделан и ничем не убран; не было в нем даже полатей и одеял. Только задний угол был приспособлен под кухню. Не было видно в доме никаких ценных вещей и даже ничего съестного. Двое хозяев, муж и жена, сидевшие в доме, ласково приветствовали вошедших.

Конал Победоносный и Брикрен вернулись к Конхобару и другим уладам и рассказали им все, что видели и разузнали.

- Какая польза нам идти в этот дом? Нет там ничего путного, даже пищи никакой. Да и мал он, чтобы приютить нас всех.

Всё же улады решили направиться в этот дом. Они вошли в него все, сколько их было, поместились в нем со всеми своими конями и колесницами, и оказалось, что все это заняло очень мало места в доме. И они нашли там вдоволь пищи и одеял, всякого удобства и приятности; никогда еще не случалось им лучше проводить ночь.
После того как они с удобством там расположились, они увидели в дверях мужа, с виду юного, необычайно высокого роста, с прекраснейшим в мире лицом. Он сказал им:
- Если вы считаете, что уже пришло время для ужина, то он будет вам сейчас подан. Ибо то, что вы ели раньше, было только закуской.

- Время как раз подходящее, - ответил Брикрен. И тогда им были поданы всякие кушанья и напитки, по вкусу и желанию каждого, после чего они, насытившись, захмелели и развеселились. Тогда тот же муж им сказал:

- Моя жена лежит сейчас в соседней комнате и мучится, рожая. Хорошо было бы, если б эта девушка с белой грудью, что с вами, пошла помочь ей. - Пусть идет, - сказал Конхобар. Дехтире вошла в комнату, где рожала женщина. Вскоре та произвела на свет мальчика. В это же самое время статная кобыла, что была при доме, принесла двух жеребят, и юный муж подарил младенцу этих жеребят на зубок.

Когда улады утром проснулись, не было больше ни дома, ни хозяев, ни птиц, а одна лишь пустая равнина вокруг них. И они вернулись в великую Эмайн-Маху, захватив с собой новорожденного мальчика, кобылу и двух жеребят, которые остались подле них. Мальчик воспитывался при Дехтире, пока не подрос и не стал юношей. Тогда напала на него болезнь, и он от нее умер. Сильно оплакивали его все в Эмайн-Махе.

Больше всех печалилась Дехтире о смерти своего приемного сына. Три дня она ничего не ела и не пила. Затем, после такой тяжкой скорби, ею овладела сильнейшая жажда. Подали ей чашку с питьем. Когда она поднесла ее к губам. Ей показалось, что какой-то крошечный зверек хочет прыгнуть ей в рот из чашки. Она дунула, чтобы отогнать его. Посмотрели все: никакого зверька не было больше видно. Снова подали ей чашку, чтобы она глотнула. И в то время, как она пила, зверек проскользнул ей в рот и пробрался внутрь ее.

Тотчас же она впала в сон, длившийся до следующего дня. Во сне ей предстал некий муж и возвестил, что ныне она зачала от него.

- Это я создал птиц, - сказал он ей. - Я побудил вас гнаться за птицами до того места, где я создал дом, приютивший вас. Я создал и женщину, мучившуюся родами; я же принял облик мальчика, который там родился, и меня воспитала ты; это меня оплакивали в Эмайн-Махе, когда мальчик умер. Но теперь я снова вернулся, проникнув в твое тело в виде маленького зверька, который был в питье. Я - Луг Длинной Руки, сын Этлена, и от меня родится сын, ныне заключенный в тебе. Сетанта будет имя его.

После этого Дехтире забеременела. Пошли от этого меж уладов споры и ссоры, ибо никто не мог понять, от кого зачала она. Говорила даже, что виновник этого - сам Конхобар; ибо она часто спала возле него, так как он был к ней очень привязан.
После этого к Дехтире посватался Суалтам, сын Ройга. И Конхобар отдал ему сестру в жены. Она очень стыдилась взойти на его ложе, будучи уже беременной. Она подошла к столбу, оперлась на него плечом и стала бить себя по спине и бедрам, пока - как ей показалось - не освободилась от плода. И сразу же она обрела вновь свою девственность.
После этого она взошла на ложе Суалтама и родила ему сына. Величиной с трехлетнего ребенка был младенца. Приемным отцом его стал Кулан-кузнец. Сетантой назвали мальчика, и имя это он носил до тех пор, пока не убил пса Кулана и не отслужил ему за это: с той поры стали звать его Кухулином.

 

ЖЕНИТЬБА КУХУЛИНА

 

Когда стал Кухулин юношей, то не было ему равного во всей Ирландии ни по иле, ни по храбрости, ни по красоте. Кроме того, был он мудр, красноречив, мел играть в шахматы и прочие игры, владел искусством счета и обладал даром пророчества.

Все уладские женщины — будь то девушки, мужние жены или вдовы — лю­били его безмерно.

Забеспокоились мужья и отцы, стали просить короля Конхобара, чтобы он поскорее женил Кухулина.

Король послал девятерых гонцов во все концы Ирландии искать для Кухули­на невесту. Ровно через год вернулись гонцы и сказали, что нигде не нашли достойной девушки.

Тогда Кухулин решил сам отправиться на поиски.

Прослышал он, что у короля Форгала Хитрого есть дочь Эмер, которая пре­красна и мудра, обладает сладкой речью, умеет петь, а в искусстве вышивания превосходит всех женщин Ирландии.

Он запряг в колесницу двух коней и поехал туда, где жила Эмер, чтобы посмот­реть на нее и, если окажется правдой все, что о ней говорят, посвататься к ней.

Эмер в то время гуляла в саду со своими подругами и служанками. Услышали девушки, как стучат по дороге конские копыта и скрипят колеса, покрикивает на лошадей возница и звенит оружие.

Сказала Эмер одной из служанок: «Пойди, посмотри, что за герой едет к нам». Вышла служанка за ворота, взглянула на дорогу, потом вернулась и сказала госпоже: «Мчится по дороге колесница, запруженная двумя конями. Один из них серый, широкобедрый, земля дрожит под его тяжелыми копытами. Другой — чер­ный, как смоль, тонконогий, несется по земле, словно по воздуху, едва касаясь копытами травы. Колесница сделана из витых ивовых прутьев, колеса — из свет­лой бронзы, ее борта обиты яркой медью. Едет на колеснице прекраснейший из героев. Надувает он румяные щеки, глаза его сверкают, как пламя, брови его — чернее угля, зубы — белее жемчуга. На нем одежда алого цвета, на груди — золотая пряжка. На плечах его белый плащ, затканный красными и золотыми нитями. У бедра — меч с золотой рукояткой, на руке — щит с серебряной оковкой». Вот подъехал Кухулин к девушкам, сошел с колесницы. Эмер, приветствуя его, сказала: «Пусть будет гладкой твоя дорога!» Кухулин ответил: «Желаю тебе не знать никакого зла!»

И завели они между собой учтивую беседу.

Спросила Эмер: «Как твое имя, герой, и велики ли твои подвиги и слава?» Ответил Кухулин: «Зовусь я Кухулин, и клянусь тебе, что совершу такие под­виги, молва о которых пройдет по всему свету». Спросила Эмер: «А какова твоя сила?»

Ответил Кухулин: «Одной трети моей силы хватит, чтобы победить тридцать воинов».

Спросила Эмер: «А где и как был ты воспитан?»

Ответил Кухулин: «Рос я не как бедняк — между лавкой и квашней, между очагом и дверью в кладовую. Воспитал меня мой приемный отец король Конхобар — среди воинов и колесничих, среди друидов и ученых людей, среди певцов и музыкантов.

Потом спросил Кухулин: «А что ты можешь рассказать о себе?» Сказала Эмер: «Отец мой—Форгал Хитрый — храбрее любого воина, ученее друида, сладкоречивее певца. Воспитал он меня по древнему обычаю, в доброде­тели и благонравии. Много славных воинов добивались моей руки, но я — не­приступная гора, я — воин, который не сдается, я — камыш, что растет в уедине­нии. Нет женщины, равной мне, во всей Ирландии».

«Коли так, — сказал Кухулин, — почему бы нам не соединиться?» Ответила Эмер: «Я выйду замуж лишь за того, кто сразится с трижды девятью воинами — и поразит их одним ударом».

Сказал Кухулин: «Я совершу это для тебя».

«Тогда, — сказала Эмер, — я обещаю стать твоей женой — и исполню свое обещание».

После этого Кухулин вскочил на свою колесницу — и уехал. Узнал Форгал Хитрый, что Кухулин хочет жениться на его дочери, и решил воспрепятствовать этому.

Нарядился он в чужеземное платье и отправился ко двору короля Конхобара, назвавшись послом из страны галлов.

С почетом принял Конхобар мнимого посла, устроил в честь него пир.

На пиру разговор зашел о воинском искусстве, и сказал Форгал Хитрый, что далеко на востоке есть воительница по имени Скатах. Владеет она тайными бо­евыми приемами, и тот, кто побывает у нее в ученье, станет искуснейшим вои­ном на всем свете.

Услышал это Кухулин и спросил: «А как найти воительницу Скатах?»

Ответил Форгал: «Живет она на ос­трове посреди моря. Далек и труден путь к ее жилищу. Нужно пройти Равнину Несчастий, миновать Долину Опаснос­тей, переправиться на остров по Непри­ступному Мосту. Лишь доблестному Воину этот путь под силу», — а сам подумал, что и доблестный воин того пути не осилит, что погибнет в дороге Кухулин.

Вот пустился Кухулин в путь. Прошел он Равнину Несчастий, где ноги пут­ника прилипали к земле, миновал Долину Опасностей, кишащую свирепыми чудовищами, и подошел к Неприступному Мосту, что был перекинут с берега моря на остров, где жила воительница Скатах.

Только ступил Кухулин на мост, как другой его конец внезапно вздыбился — и отшвырнул Кухулина назад. Трижды пытался Кухулин перейти через мост, но не смог этого сделать. Тогда впал он в великую ярость, одним прыжком перенесся на середину моста, а вторым — на остров.

Подошел Кухулин к жилищу воительницы, стукнул в дверь древком копья, да так, что пробил дверь насквозь.

И сказала Скатах: «Стучит в мою дверь доблестный воин».

Стал Кухулин учиться у Скатах боевому искусству. Освоил прием вихря и прием грома, прыжок кота и прыжок лосося, геройский клич и геройский удар, бег по копью и стояние на его острие. Через год не было на всем свете воина, ему равного.

Тем временем Форгал Хитрый, думая, что Кухулин погиб, просватал дочь за соседнего короля Лугайда. Но Эмер поклялась своей жизнью, что любит Кухули­на, и сказала, что стать женой другого было бы для нее бесчестьем. Разгневался Форгал Хитрый и запер дочь в одной из покоев своего замка.

Меж тем закончилось обучение Кухулина, и он вернулся в Ирландию. Узнал он, что Эмер сидит в заточении, и напал на замок Форгала. Прыжком лосося пе­ренесся он через три стены, окружавших замок, геройским ударом поразил трижды девять воинов, охранявших Эмер.

Устрашенный Форгал хотел спастись бегством, взобрался на замковый вал, но сорвался с него — и разбился насмерть.

А Кухулин отвез Эмер в Эмайн Маху. Там сыграли они свадьбу, и была Эмер Кухулину верной женой до самой его смерти.

 

СМЕРТЬ КУХУЛИНА

 

Королева Медб не могла смириться с поражением и решила: раз нельзя одо­леть Кухулина силой, надо погубить его колдовством и обманом.

Снова собрала она войско, но главе его поставила трех чародеев. Были они сыновьями Калатина. которого некогда убил Кухулин, и ненавидели героя лютой ненавистью. После гибели отца они принесли в жертву по одному своему глазу и по одной руке — и обрели дар чародейства.

Войско королевы Медб подошло к столице уладов так близко, что во дворце короля Конхобара было слышно, как бряцает оружие врагов. Черной тучей под­нимался дым от сожженных ими селений.

А уладов опять поразил их тяжкий недуг-заклятье, и снова пришлось Кухулину идти на врагов в одиночку.

Стал он снаряжаться в бой. Надел боевые доспехи, накинул алый плащ, взял золотую пряжку, чтобы застегнуть плащ на плече, но пряжка выпала у него из рук и до крови поранила ему ногу. Сказал Кухулин: «Недобрый это знак. Верно, суж­дено мне нынче погибнуть».

Тут пришел возница Кухулина рыжеволосый Лойн и сказал: «Заупрямился твой любимый конь, прославленный Серый. Не дает запрячь себя в колесницу».

Кухулин пошел на конюшню, сказал коню: «Не в твоем обычае, Серый, не слушаться моего возницу».

Из глаз коня скатились две слезы, упали под копыта. Повернулся конь к хозяину левым боком — а это тоже был недобрый знак, но позволил запрячь себя в колесницу.

Улады прослышали, что Кухулину были зловещие предзнаменования. Зары­дали трижды пятьдесят женщин Эмайн Махи, стали просить Кухулина, чтобы не покидал он города, не шел на верную смерть.

Лойг посоветовал Кухулину послушаться женщин, но Кухулин сказал: «Воз­нице подобает править конями, женщинам — сетовать, воину — защищать свой народ». Выехал он за ворота Эмайн Махи и устремился к равнине, где ждали его враги.

По пути увидел он трех старух. Старухи были ведьмами, и подослала их коро­лева Медб. Ведьмы сидели вокруг костра и жарили на рябиновых прутьях песье мясо, приправляя его ядовитыми травами и сдабривая заклинаниями.

Старухи позвали Кухулина: «Присядь, герой, к нашему огню, отведай нашего угощения».

Кухулин ответил: «Не могу, ибо зовут меня Кухулин — Пес Кулана, и я дал зарок не есть песьего мяса».

Но старухи сказали: «Ты гнушаешься нашей бедностью, недостойно это ге­роя».

Устыдился Кухулин, присел к костру. Взял левой рукой песью лопатку, об­глодал с нее мясо — и тут же левая его рука утратила прежнюю силу, а ведь левой рукой воин в бою держит щит.

Подъехал Кухулин к полю боя, увидел многочисленные вражеские колесни­цы, реющие знамена, сверкающее оружие и сказал: «Увы! Этот бой будет для меня последним».

Кухулин на своей колеснице врезался во вражеское войско. То мечом, то ко­пьем без промаха разит он врагов. Сколько в море песчинок, в небе звезд, весной росы, зимой снежных хлопьев — столько воинов полегло от его руки.

Но вот предстал перед Кухулином не воин, а заклинатель. Он сказал: «Отдай, Кухулин, мне свое копье».

А было всем известно, что Кухулин никогда не отказывает просящему. Одна­ко на этот раз Кухулин сказал: «Клянусь, сейчас мне копье нужнее, чем тебе. Вра­ги нападают на меня — и я сражаюсь с ними».

Но заклинатель сказал: «Если не отдашь мне копья, я сложу песню тебе в поношенье — и великий позор падет на тебя!»

Воскликнул Кухулин: «Никогда еще не бывал я опозорен за скупость! Возьми!»

Он метнул копье древком вперед. Полетело оно с такой силой, что насквозь пронзило заклинателя и еще девять воинов, что стояли за его спиной.

Копье Кухулина поднял воин по имени Лугайд и спросил у трех одноглазых и одноруких чародеев, возглавлявших войско: «Кому принесет смерть это копье?».

Чародеи ответили: «Королю».

Лугайд удивился, ибо намеревался он поразить копьем Кухулина, а тот не был королем. Все же метнул он копье Кухулина, но попало оно не в героя, а в его возницу — верного Лойга.

Лойг сказал: «Я получил смертельную рану». Простился с ним Кухулин, вы­дернул из раны копье — и Лойг умер.

Тогда Кухулин сказал: «Буду я сегодня и воином и возницей».

Но тут появился перед ним другой заклинатель и сказал: «Отдай мне свое копье».

Кухулин ответил: «Я уже отдал его сегодня, и никто не может меня упрекнуть, что я отказал просящему».

Заклинатель сказал: «Я сложу песню в поношение всем уладам — и позор падет на твой народ».

Воскликнул Кухулин: «Не подвергнется Улад бесчестью из-за меня!» Как и в первый раз, метнул он копье древком вперед, поразило копье заклинателя и еще девять воинов.

Копье поднял воин по имени Эрк. Он спросил у чародеев: «Почему в про­шлый раз копье поразило возницу, хотя вы сказали, что оно принесет смерть ко­ролю?»

Ответили чародеи: «Лойг был королем среди возниц, не было ему равных».

Эрк метнул копье в Кухулина, но попал в одного из его коней, в Серого, кото­рого Кухулин любил, как друга.

Простились конь и хозяин, и Кухулин сказал: «Сегодня я буду сражаться на колеснице об одном коне».

Он уперся ногою в дышло и снова стал крушить врагов.

Но уже поджидал его третий заклинатель с угрозой: «Если не отдашь мне ко­пье , Кухулин, я сложу песню, которая принесет позор твоему роду».

Кухулин сказал: «Пусть я погибну, но не стану причиной позора моих роди­чей».

В третий раз метнул он копье древком вперед, поразив заклинателя и девяте­рых воинов.

Снова завладели враги копьем Кухулина. Сказали чародеи: «В первый раз копье поразило короля возниц, во второй — короля коней. В третий раз поразит оно короля героев».

Просвистело копье в воздухе — и вонзилось Кухулину в грудь!

Окружили его враги. Сказал Кухулин: «Хотелось бы мне перед смертью добраться до озера и испить из него воды».

Враги сказали: «Не станем противиться этому».

«Идите следом за мной, — сказал Кухулин, — ибо уже не смогу я вернуться».

Зажимая рукой смертельную рану, пошел Кухулин к озеру и в последний раз испил холодной воды. Потом встал у высокого камня и привязал себя к нему по­ясом, потому что хотел умереть стоя.

Издали смотрели враги на героя.

С неба слетели птицы, сели ему на плечи — и Кухулин испустил дух.

Эдда

 

Собрание древнеисландских «песен о богах и героях», известное как «Старшая Эдда», сохранилось в руко­писи, датируемой приблизительно 1270 г. Сами эти песни в их первона­чальном виде сложились значитель­но раньше. В них отразились древние мифологические представления гер­манцев. Сюжеты многих песен «Эдды» были известны германским племенам ещё до «эпохи викингов» (IX—XI вв.). На своих лёгких парусных ладьях викинги совершали многочисленные опустошительные набеги на побе­режье соседних стран Европы, про­никая в глубь континента по руслам рек в поисках добычи. Искусные мо­реходы, они задолго до Колумба до­стигли восточных берегов Америки, а в IX в. открыли Исландию и доволь­но скоро заселили этот «ледяной ост­ров». Несмотря на каменистый вулка­нический пейзаж, земля оказалась вполне пригодной для жизни, согре­той гейзерами и обильно покрытой зелёной травой.

Песни «Старшей Эдды» написаны аллитерационным стихом, который существовал у германцев ещё до новой эры. Он основан на созвучии ударных корней слов из соседствующих строк. По образному выражению одного древнеисландского автора, эти корне­вые созвучия скрепляют строки песен, как гвозди скрепляют корабль.

Составитель рукописного свода «Старшая Эдда» разделил его на две части: «песни о богах» и «песни о ге­роях». Первая часть открывается пес­нью «Прорицание вёльвы» — самым знаменитым памятником «эддической поэзии». «Прорицание...» построено как взволнованная речь вёльвы - древней великанши. Свидетельница сотворения мира, она пророчествует о его грядущем конце.

«Прорицание...» можно отнести к популярному в Средние века жанру видения. Автор, судя по всему, был зна­ком не только со скандинавскими версиями конца света, но и с Открове­нием Иоанна Богослова. Однако еван­гелист предрекает единственный, безоговорочный конец света, а в древ­них мифах за гибелью мира следует его новое рождение, за рождением - новое крушение... И так до бесконеч­ности. Если внимательно прочитать «Прорицание вёльвы», становится ясно, что гибель мира, о которой ве­щает древняя великанша, она уже ви­дела, а сотворение мира, которому тоже некогда была свидетельницей, - это и предсказываемое ею же будущее «Видит она: / вздымается снова / из моря земля, / зеленея, как прежде...(перевод А. И. Корсуна).

Мифопоэтическому сознанию древнего человека чуждо как траги­ческое, так и пессимистическое вос­приятие жизни. Миры рождаются, погибают, снова рождаются, и в этом есть свой космический порядок. Тра­гический пафос «Прорицания вёль­вы» продиктован не самой темой кру­шения мира, а умонастроениями безымянного автора этой небольшой поэмы, с горечью наблюдавшего рас­пад нравственных устоев патриар­хального исландского мира на рубе­же XII—XIII вв. И боги, и люди в глазах творца «Прорицания...» — нару­шители клятв и обетов. В этом он ви­дит источник очередной грозящей всему миру гибели.

Связующее звено между мифоло­гическими и героическими песнями «Старшей Эдды» — песнь о волшеб­ном кузнеце Вёлунде. Как мифоло­гический герой Вёлунд изображён «правителем альвов», т. е. хозяином богатств подземного мира, прежде всего золота и других столь цени­мых скандинавами металлов. Но он представлен и как обычный чело­век — сын «конунга финнов» (конунг у норвежцев и исландцев — вождь, правитель). В начале песни рассказы­вается о женитьбе Вёлунда и его дво­их братьев на девах-валькириях, вре­менно сбросивших свои лебяжьи одежды. На девятую зиму у валькирий вновь появились крылья, они улетели в бой и не вернулись. Большая часть песни посвящена тому, как расправился Вёлунд с конунгом Нидудом, который коварством взял кузне