Между Западом и Востоком 9 страница

Тридцатилетние восстания и войны принесли катастрофу такую же, как во времена монгольского нашествия. "На местах поселений гуляет ветер, – писал современник. – Путнику негде пристать на ночлег, отовсюду доносятся стоны и плач, с полей тянет смрадом, дороги покрыты запекшейся кровью, и лишь изредка наткнешься на калек с перебитыми ногами и руками". При взятии маньчжурами Янчжоу число убитых по данным "регистрации сожженных трупов" превысило 800 тысяч. По некоторым оценкам, население Китая в начале ХVII века составляло около 150 миллионов человек; к 1651 году осталось не более 60 миллионов. Среди развалин и заросших лебедой полей начался новый цикл исторического развития.

ИСТОРИЯ КОРЁ

Империя Тан поровну дала землю народу и

владела Поднебесной 300 лет…

Нужно начать все сначала.

Чо Джун.

М онгольское нашествие оставило повсюду свой страшный след, и Корею постигла та же судьба, что и Китай: в середине XIV столетия страна лежала в развалинах; повсюду виднелись пустые села и руины городов; немногие уцелевшие чиновники с трудом собирали среди руин дань для завоевателей. Монголы выбрали для поселения пастбища на севере страны, в провинции Хванхэ; в остальных областях власть по‑прежнему принадлежала вану, к которому был приставлен монгольский баскак‑"даругачи". Время от времени из Монголии прибывали посольства за данью и женщинами – при приближении послов население разбегалось, пряталось в лесах и горах. В те времена у корейцев появился обычай прятать новорожденных девочек; их не показывали даже соседям, опасаясь, что те донесут помещику. Свои помещики были для крестьян иной раз хуже монголов: пользуясь слабостью власти вана, они закабаляли крестьян, обращая их в рабов‑ноби. «Если ноби заболеет, его не лечат,– говорит свидетель об обычаях тех времен, – раба выбрасывают на дорогу».

Революция, произошедшая в Китае в середине XIV века, вызвала немедленный отклик в Корее. Разгромленные китайскими "красными войсками" монголы не смогли удержаться в Корее, и она обрела независимость. Корея всегда брала за образец своего "старшего брата", и вслед за реформами Чжу Юаньчжана в Китае начались аналогичные реформы в Корее. В 1388 году прославленный генерал Ли Сон‑ге захватил власть и вместе со своим советником Чо Джуном приступил к восстановлению обычаев эпохи Тан. "Династия Тан поровну дала народу землю и владела Поднебесной 300 лет… – писал Чо Джун. – Нужно начать все сначала, чтобы у государства были достаточные доходы и жизнь народа была зажиточной…" Новая власть уничтожила помещичью собственность, отнятые у помещиков земельные грамоты несколько дней горели в кострах на улицах столицы. Рабы получили свободу, а крестьяне – землю; чиновники‑"янбаны" набирались путем экзаменов, делились на ранги и получали в кормление "ранговые земли" – несколько крестьянских дворов.

Основанная Ли Сон‑ге династия Чосон проводила "политику поощрения земледелия". "Начальники уездов должны побуждать к тому, чтобы повсеместно обрабатывали и пропалывали землю, – говорит земельный кодекс тех времен. – Следует оказывать помощь крестьянам, не возлагать тяжелых повинностей, не устраивать поборов. Губернаторы должны выявлять разницу в успехах тех, кто усердно трудиться и кто ленится…" По древнему обычаю сам ван начинал пахоту, проводя борозду на церемониальном поле. Время от времени он объезжал районы вокруг столицы, наблюдая за работой крестьян и выясняя виды на урожай; в дальние провинции с этой целью высылались чиновники. Новоизобретенным печатным способом издавались книги по агротехнике; в 1429 году было указано расспросить старых крестьян о земледельческих приемах в различных провинциях и была создана обширная энциклопедия "Нонса чикколь" ("Все о земледелии"). Местные чиновники учили крестьян высаживать рисовую рассаду, выращивать хлопок, устанавливать водоподъемные колеса. Во всех провинциях прокладывались ирригационные каналы, крестьяне расширяли пашню, деревни стали многочисленными и многолюдными.

В течение ХV века население возросло в четыре раза, до 3,5 миллионов, – но затем темпы роста резко замедлились, началось Сжатие. Малоземелье стало ощущаться уже в середине ХV века. "В нашей стране уже долгое время мир, – писал один провинциальный чиновник в 1438 году. – Население из года в год растет, а земли по сравнению с прошлым не прибавляется. Поэтому те, кто обрабатывает 10 и более кель – это все богачи; имеющих 3‑4 кель тоже мало". Бедняки не могли содержать рабочий скот и сами впрягались в сохи, лишь десятая часть дворов имела быков. Хотя государство предоставляло беднякам зерновые ссуды, они попадали в долговую кабалу к местным кулакам и, в конце концов, лишались своей земли.

История династии Чосон повторяла то, что было раньше, историю Тан и Силла. Так же, как во все времена, Сжатие привело к появлению помещичьей собственности и разложению чиновничества. Снова началась борьба "чистых чиновников" с теми, кто пытался воспользоваться трудностями государства и захватить ранговые земли в собственность. В начале XV века "чистые чиновники" ("саримы") засыпали вана Енсана докладами о необходимости наведения порядка и прекращения захватов земель; их настойчивые доклады разгневали правителя, и он приказал всем чиновникам носить на груди таблички с надписью: "Осторожнее со словами!" Борьба саримов с коррумпированной знатью сопровождалась дворцовыми переворотами и казнями и во многом зависела от аналогичных событий в Китае. Хотя "чистые чиновники" и не добились решительного успеха, они завоевали определенное положение и пользовались большим авторитетом. С середины ХVI века каждый чиновник мог открыто объявить себя конфуцианским ученым‑саримом и с гордостью заявлять, что является учеником казненных "чистых чиновников". Для их поминовения саримы создавали "храмы славы" ("совоны"), которые вместе с тем были конфуцианскими школами и политическими клубами. Каждую весну в совонах устраивался традиционный пир, на который могли прийти все желающие. Присутствующие усаживались за столом строго по возрасту – почетные места предоставлялись старцам – и провозглашали клятву: "В первую очередь… безупречно относиться друг к другу, во вторую – помогать одиноким матерям, в третью – защищать друг друга, в четвертую – оказывать взаимопомощь. Каждый в своем округе должен почитать родителей, следовать братству, верности, чтить традиции!" Эта клятва передавала основные идеи конфуцианства: государство мыслилось как большая семья, спаянная духом отеческой заботы и сыновней почтительности, братства и взаимопомощи.

Между тем, Сжатие продолжалось и положение в деревне становилось все более напряженным. "В нашей стране бедные и богатые сильно отличаются друг от друга, – говорил один из саримов, Пак Сурян. – У богатого следует межа за межой, а у бедного нет земли, чтобы шило воткнуть…" В XVI веке учет земель пришел в беспорядок, и "сильные" безнаказанно захватывали крестьянские наделы; в результате частых голодовок истощились государственные запасы хлеба. "Зерна не хватает, народ голодает", – докладывало Управление по оказанию помощи. В разных провинциях возникали голодные бунты, и дело шло к всеобщему восстанию, как в Китае, – однако в 1592 году бедственный ход событий был прерван еще более страшной катастрофой – японским нашествием.

Японцы обладали новым для Кореи оружием – приобретенными у европейцев мушкетами; среди всеобщего смятения японские войска заняли почти всю страну, лишь на море знаменитый адмирал Ли Сун Син сумел нанести завоевателям несколько поражений. Главную силу корейского флота составляли необычные, закрытые со всех сторон листами железа "корабли‑черепахи", "кобуксоны"; эти неуязвимые для огня противника броненосцы расстреливали японские суда из пушек и внушали врагам суеверный ужас. Корейцам удалось отрезать высадившуюся армию от баз в Японии и с помощью подошедших китайских войск оттеснить противника на юг. Отступавшие самураи оставляли после себя пустыню; в 1598 году они были вынуждены уйти из Кореи – но страна лежала в развалинах; по некоторым оценкам, погибло около половины населения; посевные площади уменьшились в три раза. "Народ разбежался кто‑куда, даже янбаны и те не знали, как поддержать свое существование… – писал современник. – Повсюду валялись трупы, но некому было их похоронить…"

Среди руин и заброшенных полей начиналась новая эпоха корейской истории.

ВОЕННАЯ ИМПЕРИЯ ЯМАТО

Никогда за всю жизнь я не встречал людей,

которые так полагались бы на оружие.

Франциск Ксавье

.

Я пония была страной на краю света, далекими островами, которых лишь изредка достигали волны нашествий с континента. В III веке «страна Ямато» была завоевана кочевниками, которые воздвигали на могилах своих вождей большие курганы; дружинники этих вождей носили два меча, и их впоследствии стали называть самураями. Позднее на острова проникло китайское влияние, и здесь возникла могущественная Империя Ямато; на протяжении нескольких столетий чиновники императоров пытались приучить военных вождей к культуре и дисциплине. Однако военные вожди, в конце концов, взяли вверх и подчинили императоров – а затем сошлись в междоусобных войнах. В ХV веке империя распалась; губернаторы областей, «сюго», стали независимыми князьями, «сюго дайме»; они сооружали огромные замки и содержали многотысячные дружины самураев. Князья были главами больших военных кланов; все вассалы князя, принося клятву верности, становились его «детьми»; они жили в призамковом городе и были всегда готовы служить своему вождю. Некоторые из вассалов имели поместья с крестьянами, другие – как и большинство самураев – получали рисовые пайки.

Образом жизни хищных кланов была война, 260 князей‑"дайме" постоянно враждовали друг с другом. В 1467 году началась "война годов Онин", западные и восточные князья сражались за обладание столицей; огромные, более чем 100‑тысячные армии, десять лет сражались на развалинах Киото; повсюду, в руинах и в окрестных полях, белели кости. По дорогам бродили толпы беженцев; везде свирепствовали банды оторвавшихся от своих кланов самураев, "ронинов". Военное разорение привело к преждевременному Сжатию и голоду; в провинции Ямасиро измученные войной крестьяне попытались сами навести порядок; они изгнали самурайские кланы, создали собственное ополчение и восемь лет сражались с самураями – но в конце концов потерпели поражение.

"Эпоха сражающихся областей" продолжалась больше столетия. В разгар междоусобных войн, в 1543 году, шторм выбросил на берег острова Танэгасима корабль невиданных прежде "южных варваров" – португальцев. Португальцы познакомили японцев с мушкетами, которые с тех пор назывались "танэгасима"; впоследствии мушкеты стали производиться и в Японии – но их конструкция следовала старинным португальским образцам вплоть до середины ХIХ века. "Танэгасима" стала "новым оружием", способным принести победу в клановых войнах – поэтому южные князья сразу же распахнули европейцам свои объятия. На Кюсю были основаны португальские и испанские фактории, повсюду проповедовали миссионеры; некоторые "дайме" приняли христианство – и даже побуждали к этому своих подданных. Через сорок лет после высадки первых европейцев в Японии насчитывалось уже 200 церквей и 150 тысяч христиан – остров Кюсю стал местом контакта двух цивилизаций, здесь впервые на Востоке началось перенимание европейской техники и европейских традиций.

Среди князей, сразу же оценивших роль нового оружия, был Ода Нобунага с острова Хонсю; он первым создал крупные подразделения мушкетеров и в 1575 году в битве при Нагасино разгромил знаменитую конницу могущественного клана Такэда. Эта победа отдала в руки Ода почти половину страны – однако в зените славы он был предательски убит одним из своих вассалов. Дело объединения страны было продолжено ближайшим сподвижником Ода, Тоетоми Хидэеси; к 1590 году ему удалось покорить всех дайме Японии.

Объединение страны означало восстановление военной Империи ХIII‑го века – восстановление государственного устройства тех времен, когда кумир Хидэеси, первый сегун Минамото Еритомо отстранил от власти императора и сосредоточил управление в своей "полевой ставке", "бакуфу". С этого времени конфуцианские ученые‑шеньши уже не управляли страной, экзаменационная система была забыта, и делами управления руководили военные. После ста лет анархии Хидэеси восстановил "полевую ставку", подчинил дайме, навел порядок, провел перепись населения и земельный кадастр. Так же, как и раньше, бакуфу непосредственно управляло лишь частью страны, доменом сегунов; остальные земли находились во владении князей – однако князья‑"дайме" подчинялись жесткой дисциплине; они жили попеременно год в столице и год в своем княжестве, оставляя вместо себя в заложники сыновей или братьев.

Центром каждого княжества был замок – символ могущества князя‑дайме. Португальцы научили японских мастеров возводить мощные каменные стены, и замки XVI века выглядели, как огромные многоярусные дворцы, возведенные над стенами из каменных глыб. Вокруг замка обычно располагался город – тысячи легких домиков с каркасом из деревянных столбов и стенами из натянутой между столбами толстой бумаги; дома были окружены садами, и при желании можно было раздвинуть стены и превратить комнату в террасу. Население города составляли в основном самураи, дружинники князя, – а также их слуги, ремесленники и торговцы. Самураям запрещалась заниматься чем‑либо, кроме военного дела, и они проводили время в фехтовании на мечах, стрельбе из лука или в медитации – они исповедовали буддизм секты дзен, которая учила, что медитация приносит душевное спокойствие и равнодушие к жизни и смерти. Традиция требовала от самурая вести скромный образ жизни, избегать роскоши и развлечений, не пить сакэ, не играть в азартные игры; жалованье рядового самурая было небольшим и не превышало дохода нескольких крестьянских семей – впрочем, самураи презирали деньги и часто не разбирались в стоимости монет.

Высшим долгом самурая была верность князю. В случае смерти князя самурай должен был отомстить или совершить ритуальное самоубийство – "харакири"; в безвыходной обстановке, в объятом пламенем замке, десятки самураев вспарывали себе животы, чтобы не попасть в плен к врагу. Жены самураев тоже кончали с собой, предварительно связав себе ноги и придав телу такое положение, чтобы выглядеть достойно и после смерти. Впрочем, в отличие от европейских рыцарей, самураи не оказывали женщинам особого уважения – время, когда японские аристократы сочиняли стихи о любви безвозвратно ушло в пошлое – теперь они поклонялись мечу. Меч был главным достоянием самурая, и воин не должен был расставаться с мечом даже в объятиях любимой женщины. "Каждый, кто носит длинный меч, должен помнить, что меч – это его душа", – гласил один из основных законов Японии.

Меч был не просто символом высокого положения – он был большой ценностью. Боевые мечи были очень дороги; их ковали иногда несколько лет, достигая такой закалки, что одним ударом самурай мог рассечь противника наискось от плеча до пояса. Существовал обычай, по которому самурай мог испробовать новый меч на первом встречном простолюдине, – поэтому, завидев самурая, крестьяне снимали свои соломенные шляпы и падали на колени. "Если простолюдин окажет невежливость самураю, самурай может его убить", – гласил закон.

Впрочем, закон запрещал самураям появляться в деревнях и общаться с их обитателями; крестьяне жили своей жизнью и старались не переходить дорогу высокомерным воинам. Так же, как в Китае, деревня делилась на пятидворки, связанные круговой порукой; крестьяне были прикреплены к своим наделам и отдавали князю две трети урожая. Однако самурайское воинство было столь многочисленным, что этого было мало; самураи могли прокормиться лишь войной – и Хидэеси решил завоевать Корею, а потом Китай и весь остальной мир: он считал, что самураям по плечу такой подвиг. В 1592 и 1597 годах две армии общей численностью в 300 тысяч солдат атаковали Корею – но в конечном счете потерпели поражение от китайских и корейских войск. В 1598 году Тоетоми Хидэеси умер, и после двухлетней усобицы военным правителем Японии стал его сподвижник Токугава Иэясу. Иэясу продолжил реформы Хидэеси и основал династию сегунов, правившую два с половиной века – до 1868 года.

Токугава Иэясу понимал, что японское крестьянство не в состоянии прокормить многочисленное сословие самураев, – и он решил сократить это сословие за счет дружин побежденных в последней войне князей. Полмиллиона самураев превратились в ронинов, бездомных бродяг, единственным способом существования для которых стали мятежи и разбой на дорогах. В 1614 году ронины поддержали отстраненного от власти сына Хидэеси; начался мятеж – и некоторые мятежные кланы подняли знамена с изображением креста. После подавления мятежа японские христиане подверглись жестоким гонениям, их заставляли топтать ногами иконы с ликом Иисуса, неповинующихся пытали и казнили. В конечном счете, христианство было объявлено вне закона, европейцы были изгнаны из страны, японцам было запрещено выезжать за границу. Лишь голландцам позволялось иметь маленькую факторию в бухте Нагасаки и ежегодно присылать пять кораблей – но при этом был запрещен ввоз книг и икон. Иностранцы отныне могли торговать лишь с доверенными лицами сегуна; Империя Ямато замкнулась в себе, и, подобно огромному монолиту, застыла на долгие столетия – однако эти столетия принадлежали уже другой эпохе.