Декларация Добровольческой армии

 

1.Добровольческая армия борется за спасение России путем:

а) создания сильной дисциплинированной и патриотической армии;

б) беспощадной борьбы с большевиками;

в) установления в стране единства и правового порядка.

2.Стремясь к совместной работе со всеми русскими людьми, государственно-мыслящими, Добровольческая армия не может принять партийной окраски.

3.Вопросы о формах государственного строя являются последующим этапами, они станут отражением воли русского народа после освобождения от рабской неволи и стихийного помешательства.

4.Никаких сношений с немцами, ни с большевиками. Единственно приемлемые положения: уход из пределов России первых и разоружение и сдача вторых.

5.Желательно привлечение вооруженных сил славян на основе исторических чаяний, но не нарушающих единства и целостности Русского государства и на началах, указанных в 1914 году русским Верховным Главнокомандующим.

Командующий Добровольческой Армией

Генерал-лейтенант ДЕНИКИН.

Она в сравнении с «первым политическим обращением» принимает более стройный вид. В документе очерчены основные особенности политической программы Добровольческой армии, пути и способы борьбы: опора на армию, ведущую беспощадную борьбу с большевиками и выступающую гарантом восстановления единства и порядка; консолидация всех антибольшевистских сил на основе беспартийности, решение вопроса о будущем государственном устройстве России после победы; невозможность союза с эсерами и большевиками; установление союза со славянами Восточной Европы не в ущерб России. Суть программы впоследствии четко сформулировали деникинские идеологи и пропагандисты:

«Уничтожение большевизма, восстановление могущественной, единой и неделимой России».

В таком виде Декларация могла оказывать консолидирующее влияние на настроения общественности белого юга России. Но ожидаемого эффекта она не произвела. Главная причина заключается в том, что в регионе, где воевал герой моего повествования, население было расслоено. Даже в наиболее благоприятных, по классовому составу, для белого движения районах около 30% населения должно было быть его противником в силу одного только экономического мотива, что обусловливало внутреннюю слабость контрреволюции.

Тем не менее, Декларация находила и положительные отклики у современников.

Неизвестный обыватель записал в личном дневнике после ознакомления с ней, что теперь он может быть спокоен, так как «дело не идет к восстановлению старого режима».

Парадоксальность же ситуации заключается в том, что если у некоторых обывателей Декларация вызвала положительный отклик, то в окружении, близком к командующему Добровольческой армией реакция была неоднозначной.

Генерал Лукомский в письме к Деникину от 14/25 мая 1918 года подверг Декларацию критике, главным образом, за то, что в ней заранее предрешается государственное устройство России после освобождения ее от большевистской власти. В качестве аргумента генерал Лукомский выдвинул то, что командующий упомянул в своем документе о «народоправстве».

В целом же отношение к Декларации среди широких слоев населения, как показывает анализ сводок агентурной разведки Добровольческой армии, было «сочувственным, но скептическим». Существовало опасение, что с Декларацией «будет то же, что и с манифестом 1905 г.».

Сценарий у Антона Ивановича получился недурственный. Но постановка его провалилась. Не те подмостки…Да и актеры, и режиссеры оказались не на высоте…

На протяжение 1918 года генерал Деникин систематически разъяснял политические цели и задачи Добровольческой армии. Он верен стратегической линии, намеченной в первых политических документах Добровольческой армии. Наглядная иллюстрация здесь — его речь в Ставрополе 26 августа 1918 года:

Когда правительство Керенского, находящееся в рабском положении у Петроградского совдепа развратило Русскую Армию, она распалась. Декрет большевиков о демобилизации — это лишь форма, армия все равно разошлась бы.

Некому стало защищать русскую землю.

Тогда по призыву генерала Алексеева в Донскую область стали стекаться офицеры и юнкера, положившие начало Добровольческой Армии.

В этом большая историческая заслуга русского офицерства, которое теперь, как и встарь, как верный часовой, стало на страже русской государственности.

Я не буду останавливаться на дальнейшей истории существования Добровольческой Армии.

Но наряду с восторженным подчас отношением к себе она встречает не раз и полное непонимание и хулу.

Причин такого явления немало:

Добровольческая Армия поставила себе задачей воссоздание Единой, Великодержавной России. Отсюда — ропот центробежных сил и местных больных честолюбий.

Добровольческая Армия не может, хотя бы и временно, идти в кабалу к иноземцам и тем больше набрасывать цепи на будущий вольный ход русского государственного корабля. Отсюда ропот и угрозы извне.

Добровольческая армия, свершая свой крестный путь, желает опираться на все государственно-мыслящие круги населения; она не может стать орудием какой-либо политической партии или общественной организации; тогда она не была бы Русской государственной Армией. Отсюда — неудовольствие нетерпимых и политическая борьба вокруг имени армии. Но если в рядах армии и живут определенные традиции, она не станет никогда палачом чужой мысли и совести: Она прямо и честно говорит будьте вы правыми, будьте вы левыми, но любите нашу истерзанную Родину и помогите нам спасти ее. Точно так же обрушиваясь всей силой своей против растлителей народной души и расхитителей народного достояния, Добровольческая армия чужда социальной и классовой борьбы…Когда от России остались лишь лоскутки, не время решать социальные проблемы. И не могут части Русской Державы строить русскую жизнь каждая по-своему.

Поэтому-то чины Добровольческой Армии, на которых судьба возложила тяжкое бремя управления, отнюдь не будут ломать основного законодательства. Их роль создать лишь такую обстановку, в которой можно было бы сносно, терпимо жить, дышать до тех пор, пока Всероссийские законодательные учреждения, представляющие разум и совесть народа русского, не направят жизнь по новому руслу — к свету и правде.

Еще одно обстоятельство, смущающее душу русских людей.

Один из известных крупных иерархов, посылая свое благословление, сказал: «молюсь ежечасно и боюсь, чтобы русские рати, затуманенные разными ориентациями, не подняли бы когда-нибудь оружие брат против брата».

Этого не будет.

Настанет некогда день, когда переполнится чаша русского долготерпения, когда от края до края прогудит вечевой колокол, «звеня, негодуя, на бой созывая»… И тогда все армии: и Добровольческая, и казачьи силы и южная, и сибирская, и фронт Учредительного собрания, — сомкнут свои ряды.

Большие и малые реки сольются в одном русском море. И бурно — могучее, оно смоет всю ту нечисть — свою и чужую — что села на израненное тело нашей Родины.

Разработав первые политические документы белого движения, генерал Деникин выступил в роли признанного его не только военного, но теперь и политического лидера, понимающего в строгом соответствии со своим политическим кредо цели дальнейшей борьбы. Здесь налицо прямолинейность, и бескомпромиссность Антона Ивановича как политика, что пользы ему в будущем не принесло.

 

Магнетизм власти

Дай рвущемуся к власти

Навластвоваться всласть…

Б. Окуджава

15(28) мая 1918 года. Станица Манычская. В небольшой, но уютной хате станичного атамана на столе разложена карта с боевой обстановки. Вокруг него сгрудились атаман Всевеликого войска Донского генерал Краснов, Верховный Руководитель Добровольческой армии генерал Алексеев, командующий Добровольческой армией генерал Деникин, начальник штаба генерал Романовский. Беседу, которую ведут генералы, никак не назовешь ни дружеской, ни спокойной. Больше всех нервничает Деникин. Резко повернувшись к Краснову, он говорит с возмущением:

— Ваше Превосходительство! Три дня назад в диспозиции, отданной для овладения селом Батайск, вы указали, что в правой колонне действует германский батальон и батарея, в центре — донцы, а в левой — отряд полковника Глазенапа Добровольческой армии.

— Позвольте, но…

— Попрошу меня не перебивать! Считаю, недопустимым, чтобы добровольцы взаимодействовали с немцами. Вы, русский генерал, неужели забыли, что Россия находится в состоянии войны с Германией?

— Я знаю — ваш сарказм неуместен!

— Требую уничтожения этой диспозиции!

— Извините, Ваше превосходительство, историю уничтожить нельзя. Если бы эта диспозиция относилась к будущему — другое дело. Но она относится к сражению, которое было три дня назад и закончилось полной победой отряда полковника Букадорова, и уничтожить то, что было, невозможно.

— Я думаю, атаман понимает, что речь идет о принципе. Мы не можем запятнать себя сотрудничеством с врагом России и ее союзников.

— Здесь все намного сложнее. Кроме того, я бы на вашем месте сменил тон. Перед вами больше не бригадный генерал, каким меня знал генерал Деникин на войне. Вы ведете переговоры с атаманом Всевеликого войска Донского, представителем свободного пятимиллионного народа!

— Это обстоятельство, — с ироничной улыбкой замечает Деникин, — дает вам основания пересматривать понятия Родина, честь офицера?

— Ваше Превосходительство, — срываясь на крик, парирует Краснов, — не кажется, что вы переходите на личные оскорбления?

— Успокойтесь, господа генералы, — вмешивается в нелицеприятный диалог генерал Алексеев, сейчас не время для амбиций! Россия погибает, а вы…

— Я согласен, Михаил Васильевич, беседа наша с Антоном Ивановичем идет не в том ключе, — чуть успокоившись, произносит мирным тоном атаман. В конце концов, Атаман Всевеликого войска Донского рассчитывает и надеется на то, что, цели, преследуемые его казаками и Добровольческой армией, одни и те же — уничтожение большевиков.

— Цели то одни, только видение путей их достижения у нас разное. Добровольческая армия считает кайзеровские войска своим врагом. Компромиссов здесь быть не может! — жестко отвечает командующий Добровольческой армией.

— Господа, — вмешивается в диалог Верховный руководитель Добровольческой армии генерал Алекссев, — давайте сделаем перерыв. Думаю вам надо поостыть…

Все выходят на улицу… После получасового перерыва переговоры не увенчиваются успехом.

Вот и свела судьба Антона Ивановича с атаманом Красновым. Свела, поручив им ведущие роли в политическом театре белого Юга России в старой как мир пьесе под названием «Борьба за власть».

Один из классиков марксизма-ленинизма, основатель Советского государства Ленин любил говаривать, что коренной вопрос революции — это вопрос о власти. Сегодня модно критиковать Ленина (и по делу, и зря). Но вряд ли даже самые ярые антиленинцы будут оспаривать такую его позицию. Тем более, противники Ленина никогда ему не отказывают в политическом прагматизме. Не только в революции коренной вопрос — это вопрос власти, а вообще во всей политической сфере функционирования социума. Поэтому и российская контрреволюция свято исповедовала завет лидера российской революции, не признаваясь, конечно, в этом сама себе. Да, скорее всего, она и не знала о таком ленинском постулате…

Борьба за власть в белом движении, с самого его генезиса, велась непрерывно, принимая, порою, жесткие формы. Конечно, политические противники не отстреливали здесь друг друга с такой интенсивностью и цинизмом, как в лагере Ленина, Троцкого. Не объявляли неугодных «врагами народа», что очень любил делать в годы своей диктатуры Сталин. Но особо не церемонились с теми, кто вставал у кого-то на пути к власти.

Битва за власть вождя белых волонтеров генерала Деникина и атамана ВВД генерала Краснова стала для двух крупных военно-политических фигур белого юга России, коими, безусловно, являлись эти боевые русские генералы, вставшие на путь антисоветской борьбы, одним из магистральных направлений их деятельности в 1918 – начале 1919 годов.

Она началась в условиях, когда оба они выступили против большевизма, исповедуя разные политические ориентации: Деникин — союзническую, Краснов — прогерманскую.

Союз атамана ВВД с кайзером был вынужденным и неравноправным.

Бывший командующий Донской армией генерал С.В.Денисов вспоминал в данной связи, что ВВД пришлось решать вопрос: идти с союзниками или немцами? Дон решил: не давать никаких территориальных обязательств за счет России, но сотрудничать с немцами. Денисов подчеркивает то, что помощь немцев была больше похожа на оккупацию (они заняли Ростов, и Таганрогский округ, мотивируя тем, что это территория Украины, а она, как известно, была оккупирована кайзеровскими войсками). Командующий Донской армией понимал, что помощь кайзера преследует великодержавные цели его империи.

Вынужденное сотрудничество Краснова с немцами оправдывается некоторыми исследователями русского зарубежья. Схожие с Денисовым мысли высказывал и Головин. Имеет место в зарубежной историографии утверждение и о том, что Краснов не был марионеткой Германии подобно Скоропадскому, потому, что часть Донской области была под полной властью атамана.

Как бы там ни было, но атаман ВВД слишком рьяно и с удивительной добросовестностью, если учесть то обстоятельство, что их союз был вынужденным и неравноправным, проводил политику тесного сотрудничества с кайзеровской Германией. По решению атамана, жестко пресекались малейшие попытки критики курса правительства Дона на союз с кайзером. За это в июле 1918 года правительство ВВД выслало за пределы Дона самого Родзянко (!). Посягнули на авторитет того, кто стоял у истоков отречения Николая II от престола.

Кроме того, атаман не скрывал личных германофильских тенденций. Но своей германофильской политикой он достиг тактических целей. Вступив в личную переписку с кайзером, заручившись его поддержкой, Краснов провел успешные переговоры с немецким командованием и обеспечил их нейтралитет. Германия стала оказывать помощь Дону, была организована торговля.

Все это не могло не раздражать Деникина, считавшего себя в состоянии войны с Германией де-юре, остававшегося верным союзническому долгу. Сложности его взаимоотношений с атаманом ВВД возникли сразу же после легендарного «Ледяного».

Возвращаясь из похода, добровольцы вступили на территорию Дона в те самые дни, когда шли бои за Новочеркасск. Армия, измотанная непрерывными боями предыдущих месяцев, остановилась на отдых в донской станице Мечетинская. Отсюда для установления контактов с руководством восставших донцов был направлен генерал В.Н.Кисляков.

Однако, донские лидеры, изъявив немедленную готовность принять любую помощь, проявили явное нежелание подчиниться добровольческому командованию. В то же время Добровольческая армия была слишком слаба для того, чтобы диктовать свои условия. Заносчивость же и амбиции новоиспеченного атамана Краснова, по части которых с ним было трудно соперничать, еще больше усугубляли дело.

Между двумя лидерами антисоветской борьбы воцарилась открытая неприязнь. Деникин не только избегал посещений Новочеркасска, но прекратил даже переписку с атаманом. Разумеется, это не означает, что между Доном и Добровольческой армией не существовало вообще никаких контактов. В донской столице находились официальные добровольческие представители: полковник Л.Н.Новосильцев и сменивший его генерал Эльснер. Генерал Алексеев, чье ухудшавшееся здоровье делало слишком обременительной жизнь в полевых условиях, вместе со своей канцелярией поселился в Ростове. Характерно, что Донское казначейство в июне-июле 1918 года выделило на нужды Добровольческой армии 4 миллиона рублей.

Среди добровольцев было хорошим тоном иронизировать по поводу «всевеселого Войска Донского» (донским гербом, кстати, было изображение голого казака верхом на бочке с вином) и литературных досугов его атамана. Действительно, Краснов и на атаманском посту находил время писать стихи, а его пространные приказы были полны не свойственными такого рода документам пафосом и лирикой. Умело играя роль «отца нации», Краснов тем самым пытался укрепить свое положение в борьбе с оппозицией. А противников у атамана было немало. Но он смог их победить, проявив недюжинные таланты политического интригана. Краснова повторно избрали атаманом ВВД.

Победа Краснова должна была вызвать у Деникина чувство разочарования. Но командующий Добровольческой армией не имел возможности активно вмешиваться в донские дела. Тем более, шла полным ходом подготовка ко Второму Кубанскому походу. Атаман же, кроме изнуряющей борьбы с внутренней оппозицией, ни на минуту не упускал из поля зрения вопросы борьбы за власть с вождем белых волонтеров.

Генерала Деникина серьезно озадачивали получаемые из источников Добровольческой армии данные о том, что атаман относится к добровольцам враждебно, не верит в будущее армии.

Краснов прогнозировал, что Добровольческая армия распылится сама по себе, а «некоторым генералам придется уехать за границу». Атаман высказывал в узком кругу намерение открыть фронт на Севере, чтобы Добровольческая армия «убралась с территории ВВД». Он открыто заявлял о том, что если Добровольческая армия и не принесла вреда, то, во всяком случае, была «бесполезна для Донской области».

Деникин начал с атаманом жесткую борьбу за власть, памятуя, однако, что Добровольческая армия не имела в тот момент своей базы, своей территории и целиком зависела от Донского правительства в материальном отношении. Приходилось искать компромиссы, чего генерал делать не умел. Серьезные разногласия во взаимоотношениях командующего Добровольческой армией и атамана ВВД постепенно переросли в жесткую конфронтацию.

В начальный период разногласия командующего Добровольческой армией и атамана ВВД рельефно проявились в стратегических вопросах. Краснов требовал похода Добровольческой армии на Царицын, а Деникин настаивал на Кубанском походе. Войска разошлись по противоположным направлениям. Вопрос о едином командовании, на чем так настаивал Антон Иванович, отпал.

Именно с лета 1918 года, после отказа идти на Царицын, берет начало открытая борьба за власть между Деникиным и Красновым.

Атаман начал интриговать, дезинформировать, пытался компрометировать в глазах общественности Деникина и его ближайших сотрудников. Краснов пошел даже не такую беспрецедентную акцию, как изъятие из Добровольческой армии казачьих частей. Не гнушался он и экономического давления.

Но, несмотря на конфронтацию, принимающую день ото дня все более жесткие формы, Краснов не рискнул на свертывание экономической помощи Добровольческой армии. Немцы передали атаману 11651 трехлинейную винтовку, 46 орудий, 88 пулеметов, 108104 артснаряда, 1159471 ружейный патрон. Треть снарядов и одна четверть патронов была уступлена Добровольческой армии.

Позже, в 1922 году в Берлине выйдут мемуары Краснова «Всевеликое войско Донское». В них экс-атаман саркастически напишет:

«Добровольческая армия чиста и непогрешима. Но ведь это я, Донской атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой армии».

Краснов всячески преувеличивает значимость материальной помощи оказываемой Добровольческой армии, правительством ВВД, не упоминая, однако, о том, что Деникин в ходе их полемики приводил весомые аргументы своему оппоненту о военной целесообразности объединения двух антибольшевистских сил.

Если бы Краснов подчинился Деникину, то появлялась бы возможность призвать на Дону 4 младших возраста для пополнения войск (как это было на Кубани). Более старшие возраста могли бы быть призваны для местной обороны. Но политические амбиции атамана взяли верх над военной целесообразностью. Не последнюю роль сыграло здесь то, что, под командованием Краснова было значительно больше сил и средств, нежели у Деникина.

И все же, видимо, атаман при всей конфронтационности отношений с командующим Добровольческой армией, понимал то, что у них общий враг — советская власть. Краснов не рискнул на применение жестких экономических санкций из-за боязни негативной реакции политических и общественных кругов Дона, тем более, в правительстве и в законодательных учреждениях ВВД против атамана действовала оппозиция, которая все больше набирала силу, даже несмотря на его победы над ней.

Создается впечатление, что даже успехи Деникина во Втором Кубанском походе воспринимались Красновым исключительно под углом борьбы за власть, без малейшего намека на радость за победы на фронте антисоветской борьбы. Хотя последнее, исходя из здравого смысла, не могло бы не радовать атамана как активного субъекта антибольшевистской борьбы. Оказывается, не радовало. Вот что по данному поводу сообщал Антон Иванович Михаилу Васильевичу:

«Правительство Всевеликого даже на телеграмму о взятии для них (курсив мой — Г. И.) Великокняжеской нашли возможным ответить…просьбой бензина. Затем ряд будирующих телеграмм, чтобы в Новочеркасске полки не ставить. Задноские гарнизоны изъяты из моего подчинения и т.д. из прилагаемой копии телеграммы Вы видите, что я с “самодержцем” (имеется в виду атаман Краснов — Г. И.) достаточно сдержан…».

Перед нами яркое свидетельство того, как атаман путает амбицию с позицией….

Видимо, конечно, с определенной долей условности, можно согласиться с тем, что писал Деникин Алексееву 4 июля 1918 года:

«Отношения с Доном не я создал. Относительно резкости и дерзости Краснов лжет: все сношения с ним делались в строго приличном тоне, вроде того, которое в копии я послал вам в предыдущем письме. Он не держит себя вызывающе. Недавно я получил крайне резкое его письмо (от 28-го) на тему, что “Задонье стонет от поборов (?) Добров. Армии”.

Ясно, что он стремится спровоцировать разрыв, чтобы иметь нравственное оправдание своему отношению к Д. армии. Но это не удастся. С г-ном Красновым посчитается лично в свое время А. И. Деникин, а теперь командующий Добр. Армией сохраняет полную корректность с Доном»…

Зрело мыслящим современникам — участникам белого движения было ясным, что конфронтация двух военно-политических лидеров антибольшевистского юга России ничего, кроме вреда принести не могла.

Понимали это даже в далекой Сибири. Управляющий военным министерством в правительстве адмирала Колчака барон А. Будберг записал в своем дневнике:

«…меня очень огорчил факт ссоры Деникина и Краснова, проходившей…от нежелания Краснова подчиниться Деникину. Неужели же нельзя даже перед лицом смертельной опасности для родины забыть местничество? Стремление к власти и борьба за нее уже третий год грызут лишенную законной власти Россию и грозят самыми тяжелыми последствиями».

Но это только крик души добропорядочного русского офицера. И не более… Конфронтация между двумя борцами с советской властью на юге России развивалась по восходящей.

Причем, после Второго Кубанского похода чаша весов в борьбе атамана ВВД с командующим Добровольческой армией все больше склонялась в пользу последнего Главная причина здесь — впечатляющие победы белых волонтеров во Втором Кубанском походе, всемерно поднявшие авторитет генерала Деникина на белом юге России. Краснов не одержал в тот период крупных побед под Царицыным, его авторитет в ВВД начинает постепенно падать. Тем более, военные поражения атамана дали в руки оппозиции мощное оружие в борьбе с ним.

Несмотря на то, что перевес в борьбе все больше склонялся на сторону Деникина, в целом, она протекала вяло. Видимо, не последнюю роль сыграла здесь обстановка на фронтах Донской и Добровольческой армий. Достижению же компромисса, кроме амбициозности, видимо, здорово мешали полярно противоположные внешнеполитические ориентации двух крупных фигурантов антисоветской борьбы.

В то время нагнетание напряженности в вялотекущем конфликте исходило от Краснова. Он необоснованно обвинил Деникина в поддержке оппозиции внутри ВВД, лично активно участвовал в кампании по дискредитации генерала в глазах широкой общественности вольного Дона. Без согласия командующего Добровольческой армией попытался заключить союз между казачьими гособразованиями Юга России под главенством ВВД. Атаман категорический отказ вести переговоры об объединении антибольшевистских сил, хотя бы для начала под оперативным подчинением Деникину. Краснов пытался уговорить Дроздовского не подчиняться командующему Добровольческой армией.

Антон Иванович, с презреньем наблюдавший всю эту мышиную возню, не нашел ничего лучшего, как встать в позу Чайльд Гарольда, разочарованного героя лорда Байрона. Он не разжигал конфликт, но и не пресекал воинствующих действий своих подчиненных, которые вот-вот грозили перерасти в вооруженное противостояние донцов и добровольцев.

Командир Добровольческой дивизии генерал В.З. Май-Маевский арестовал без объявления вины командира и офицеров 48 Украинского Мариупольского полка. Краснов в резкой форме потребовал от Деникина их немедленного освобождения. Однако Май-Маевский в телеграмме пригрозил Краснову, что если тот не прекратит вмешательство в дела Добровольческой армии, то он «не остановится перед применением силы».

Ясно, что ключевым вопросом противостояния двух лидеров антисоветской борьбы было установление единовластия одного из них. Ведь Донская и Добровольческая армии, еще не объединенные единым командованием и общим замыслом действий, уже приковали 60 % личного состава и боевых средств красных. Но в их действиях не было никакой согласованности. Трудно представить: командование армий в конце 1918 года не могли наладить элементарного взаимодействия по причине того, что в штабах не было шифров и кодов обоих объединений. Телеграммы вовремя не расшифровались, управление периодически нарушалось.

Осенью 1918 года на военно-политической карте мира произошли большие изменения. В ноябре 1918 года в Германии началась революция. Деморализованные германские части покинули территорию ВВД, открыв Воронежское направление, а дислоцированные на Украине — объявили нейтралитет. Вблизи границ ВВД появились враждебные ему петлюровские части.

На сцену политического театра белого Юга России вышла Антанта, изначально сделавшая ставку на Деникина. Краснову не простили германофильства. Когда атаман попытался пожаловаться союзному командованию, что, мол, Добровольческая армия не хочет подчиниться ему, то уполномоченный Главного командования Антанты генерал Бартело попросил представителя Дона передать атаману Краснову буквально следующее:

— Нехорошо бросать упрек в сторону родственной нам армии. Вы на первых же порах затрудняете работу союзников своими раздорами… Донская армия многочисленнее Добровольческой? Но если бы у генерала Деникина был даже один солдат, то и тогда симпатии наши будут все-таки на его стороне: он был одним из немногих генералов, который при невероятно трудных условиях остался верен идее союза…

В развитие своего замысла интервенты начали развертывать решительные действия. К 15 февраля 1919 г. общая численность иностранных войск на Юге России составила 130 000 человек. В Черном море действовал объединенный англо-французский флот, насчитывавший 12 линкоров, 10 крейсеров, 10 миноносцев.

Командующий Добровольческой армией обращается с письмом к командующему Донской армией, в котором аргументирует необходимость единого командования. Реакция генерала Богаевского — сдержанная, но понимающая. Деникин совещается с Красновым. Пытается еще, уже в который раз, убедить атамана в военно-политической целесообразности объединения Добровольческой и Донской армий под единым командованием. Тщетно. Атаман непреклонен. Тогда Антон Иванович апеллирует к общественному мнению и Большому войсковому кругу как высшему законодательному учреждению ВВД.

Обращение нашло желаемый отклик. Престижу Краснова нанесен чувствительный удар. Спецслужбы Добровольческой армии докладывают:

«Нет ни малейшего сомнения, что всякое пожелание Главнокомандующего будет принято Кругом».

В начале декабря английский генерал Пуль, командующим союзными войсками интервентов, на встрече с командующим Добровольческой армией, напрямую спросил у него:

— Считаете ли вы необходимым в интересах дела, мы свалили Краснова?

Антон Иванович ответил:

— Нет. Я просил бы только повлиять на изменение отношения его к Добровольческой армии.

— Хорошо, тогда будем разговаривать…

Вначале атаману было четко заявлено, что Антанта поддержит Деникина, который сохранил верность союзническому долгу «в невероятно трудных условиях». Затем в декабре 1918 года генерал Пуль, облеченный соответствующими полномочиями, предъявил Краснову ультиматум: либо подчинение Деникину, либо прекращение помощи ВВД. А чуть раньше союзники предъявили конкретное требование об отставке. Атаман вынужден дать союзникам принципиальное согласие о своем подчинении Деникину.

8 января 1919 года состоялось Совещание представителей Добровольческой армии и ВВД. Оно проходило в крайне нервозной обстановке. Деникин дважды его прекращал, но по просьбе Краснова возобновлял. Его итог вылился в приказ №1:

«По согласованию с атаманом Всевеликого войска Донского вступил в командование всеми сухопутными и морскими силами, действующими на Юге России».

Приказ был объявлен по Кубанскому войску атаманом Филимоновым.

Пдчеркивалось, что Кубанские части, находящиеся в составе Добровольческой армии, временно, вплоть до сформирования частей из казаков, остаются в составе Добровольческой армии и продолжают «выполнять свою благородную задачу — очищение от большевиков Северного Кавказа, что должно обеспечить мирную жизнь в освобожденной от насильников и грабителей нашей родной Кубани».

Атаман ВВД в своем приказе особый акцент сделал на следующем обстоятельстве:

Главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России как высшее должностное лицо вмешиваться во внутреннюю жизнь Дона НЕ БУДЕТ.

Следовательно, прав Деникин, утверждавший, что отношения между Главным командованием и командованием Донской армии «не были определены, что в будущем создало серьезные трудности».

Последнюю логическую точку в этой истории поставил Большой Войсковой Круг, принявший в феврале 1919 году отставку атамана. Какова же его дальнейшая судьба?

В хмурую февральскую оттепель, под моросящим дождем, уезжал из Новочеркасска экс-атаман ВВД генерал от кавалерии Краснов. Бывший атаман поселился в Батуме, жил на положении частного лица. Когда белые армии начали поход на Москву, он обратился к Главкому ВСЮР с просьбой разрешить ему вернуться на службу. Но генерал Деникин предпочел отправить бывшего политического противника подальше от казачьих районов, командировав его с миссией к генералу Юденичу. Краснов прибыл на Северо-Западный фронт в начале 1920 года, за несколько недель до разгрома белых.

Позднее он писал об этом: «Я проделал поход на Петербург, я пережил осаду Нарвы и мы ее не сдали, как сдали было Перекоп, и когда эстонцы заключили мир с большевиками и борьба стала невозможной, я последним уехал из Эстонии. С 10 английскими фунтами мы с Лидией Федоровной (жена Краснова,— Г. И.) очутились в Германии»

Здесь бывший донской атаман занялся литературной деятельностью и за короткий срок опубликовал более двух десятков романов, повестей и сборников рассказов. Говорили, что романы Петра Николаевича, переведенные на немецкий майором Кокенхаузеном, были любимым чтением бывшего германского кайзера.

В потрясавших Германию политических бурях симпатии экс-атамана оказались на стороне нацистов. Во время второй мировой войны он возглавил формирование казачьих частей, воевавших в составе гитлеровской армии. По окончании войны Краснов, арестованный англичанами, был выдан ими советской стороне и в январе 1947 года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР повешен в Лефортовской тюрьме…

…Антон Иванович не злорадствовал по поводу поражения противника. Он оценивал их борьбу как «вносящую элемент пошлости в общий ход кровавой и страшной борьбы за спасение России».

Деникин стал единоличным военным диктатором де-юре, но не де-факто. Генерал шел к цели не ради власти как таковой, а для повышения эффективности антисоветской борьбы. Он понимал «пошлость борьбы за власть», которая только на пользу противнику. В действиях его не было политической подлости. Деникин, оставаясь верным союзническому долгу, получил поддержку Антанты, но далеко не бескорыстную. Этим был завязан еще один сложных и противоречивых проблем.