АНАТОЛИЙСКОЕ ПРЕДПОЛЬЕ
После того как Тимур завоевал Эдессу34, настал момент потребовать от Бурхан-ад-дина четкого решения. Тимур уведомил его, что он должен подчиниться ча-гатаевскому ханату. Как рассказывает Азиз, он узнал, что Бурхан-ад-дин собирается покорить многочисленных анатолийских князей, которые с ним враждуют, что позволяет судить о его удивительной судьбе. Очевидно, Тимур надеялся по-хорошему привлечь на свою сторону этого кади из Сиваса. Посланника, который передал это требование Бурхан-ад-дину, сопровождал Мутаххартеп из Эрзинджана. Этот князь уже давно примкнул к большому отряду сопровождающих Тимура и должен был, вероятно, воодушевить кади на подобный шаг. Прежде чем было прочитано содержание послания Тимура, было оставлено пустое сидение, перед которым князь из Эрзинджана при назывании имени завоевателя «по монгольскому обычаю» упал навзничь, целовал пыль, потом поднялся на колени и пел дифирамбы. Не в последнюю очередь этот отвратительный спектакль заставил Бурхан-ад-дина отклонить дерзкое требование представителя Чагатаидов — и это несмотря на многочисленные печальные вести о военных успехах Тимура на территории Южной Анатолии! Конечно, Бурхан-ад-дин был достаточно умен, чтобы не отвечать Тимуру грубым отказом. Он отправил назад посланника со сдержанным, изложенным в почтительной форме отказом — а затем все свои силы бросил на укрепление стен Сиваса35. Агитация Тимура за политический союз в масштабе необозримой Анатолии не была напрасной. Наряду с Бурхан-ад-дином там действовал Баязид, который, как окажется, не с самого начала считался противником Чагатаидов36, так как ослабление анатолийских княжеств было чрезвычайно удобно Осману. Там был и князь Карамана, который мог думать только о том, чтобы с поддержкой Чагатаидов победить Османов и кади. Князь Карамана — какая неприятная неожиданность для Бурхан-ад-дина — скоро поменял тактику, пообещав Тимуру следовать за его войском против Сирии или против Баязида. И туркмены Дулкадира предложили Тимуру свои услуги; они хотели указать его войскам дорогу в Сирию. Сверх того, Бурхан-ад-дину пришлось обратить внимание на преданного Тимуру правителя Эрзинджана37 — положение становилось чрезвычайно трудным. Какую-нибудь выгоду вряд ли можно было извлечь из запоздалого подчинения: благоприятный момент был упущен! Но Бурхан-ад-дин снова совершил смелый поворот. Он возобновил свои связи с Баркуком, которые никогда полностью не обрывались, хотя каирский султан сердился из-за союза кади с Тимуром. Только слишком быстро снова дал знать о себе представитель Чагатаидов. На этот раз кади задержал посланника Тимура, правда, на почетных условиях. Затем он дал знать Баркуку, что Снвас занимает ключевую позицию между Сирией и Румелией; если Тимур присвоит себе этот город, то это неизбежно означает разрушение Сирии, украшения ислама. Он, Бурхан-ад-дин, готов взять на себя защиту. Баркук бнл достаточно осторожен, решивпроверить правдивость этого прекрасного намерения кади. Он потребовал выдачи задержанного чагатайского посланника. Бурхан-ад-дин выполнил неохотно это желание, которое не отвечало хорошим обычаям, пишет Азиз38. Снова странный полумрак падает на действия Бур-хан-ад-дина, так как, согласно другому источнику, он добился благосклонности Баркука преступлением: он велел обезглавить главу посольства Тимура, остальных его членов частью отослал к Баязиду, а частью Баркуку. Кроме того, он велел передать обоим султанам, что отклоняет дерзкое требование Тимура и становится на сторону защитников ислама39. Баркук, действительно, принял в те дни в Дамаске посланников, которые заверили его в лояльности Бурхан-ад-дина в предстоящей борьбе против Тимура . Вскоре после этого снова в Сивас прибыли посланники Тимура, потребовали освобождения их предшественников и предостерегли кади от того, чтобы он не полагался на крепость городских стен. Они указали, между прочим, на гнусные поступки Баркука и добавили, что та империя — имеются в виду Сирия и Египет — принадлежала когда-то Чингисхану, потом Хулагу, а теперь, естественно, чагатайскому (марионеточному) хану Махмуду. Ответ Бурхан-ад-дина Азиз передает следующим образом: Во-первых, что касается предостережения, что мы не очень должны полагаться на военные укрепления Сиваса, то Тимур должен был бы глубже задуматься о нас... и своим острым умом... понять, что мы как раз не относимся к тем людям, у которых только один глаз или которые косят и которые ввиду существования единой, чистой божественной сути приписывают человеческому существованию какое-либо значение, которые забывают господство истинного правителя, восхищаются сами собою, ослеплены собственной волей и собственной силой и, презирая власть Бога милосердного, подчиняются мнимой власти сатаны и, таким образом, стремятся к порабощению себе подобных товарищей... Во всех случаях жизни мы с полным доверием цепляемся за ремень седла заботы возвышенного... божественного величества... И во-вторых, утверждение, что вы подчинили себе много людей подобного рода, что вы можете мобилизовать больше и лучше вооруженное войско, чем мы... Теперь мы и нам подобные найдем убежище у власти создателя, а не у творений... Такие люди, как мы, могучи благодаря стекающейся к нам божьей милости, а не благодаря человеческим вспомогательным благам; так как Бог укрепляет нашу спину, нам не нужно затылок нашей гордости правителя утомлять в поклонах ради оказания любезности какому-нибудь творению... И в-третьих, к тому, что Египет и Сирия принадлежали Чингисхану и от него перешли по наследству к Хулагу — так ни от одного благоразумного не может быть скрыто то, что благодаря открытым разумом и переданным доказательствам... овладение верой и миром через Бога передано его посланнику Мухаммеду... От него оно перешло к его великим и знаменитым сподвижникам, а от них к могущественным халифам и благородным родственникам (Пророка). После крушения их господства стало обычаем, что тот, кто владеет обоими священными городами, был поверенным халифов и султаном султанов исламских стран, и остальные сохраняющие веру и шариат правители оказывали послушание его заповедям и запретам... Почитая этот обычай, мы отправили (посланника) Кутлушаха по приказу султана Баркука в Каир и теперь ждем ответа, чтобы изложить все то, что султан признает правильным...41
Итак, последнюю ответственность несет Баркук, дал понять Бурхан-ад-дин. Положение кади становилось, между тем, все более опасным. После смерти своего сына Умар-шейха Тимур отставил нападение на Сирию; об этом в Сипасе, возможно, еще никто не знал. Он все силы приложил к тому, чтобы в Восточной Анатолии удержать свободным тыл для дальнейших предприятий против Тохтамыша, которые предполагалось вести через Кавказ. Его войска заняли Эрзерум и уже направились к Сивасу! Смятение и ужас охватили население города. За предложение о создании союза Баркука и Баязида ответственность, по-видимому, должен был нести последний, а именно помощью на тот случай, если Тимур действительно нападет на Сивас42. Но на это всерьез надеяться не стоило, тем более, нужно было учитывать честолюбие Баязида и его стремление решать анатолийские дела полностью в пользу расширения османского господства. Маулана Паса, дервиш, который передал Бурхан-ад-дину о состоянии дел в мире сокровенного, потом тоже, как сообщает Азиз, в те напряженные дни высказал мнение, метко выразившее запутанные обстоятельства. «Тимур — ваш друг!» — должно быть, сказал он, так как только продвижение завоевателя в Анатолию помешало Баркуку и Баязиду осуществить уничтожение княжества Сивас, о чем они договорились. Для Бурхан-ад-дина было приятной неожиданностью узнать, что Тимур выступил не на Сивас, а что он уже в пути в Грузию43. Или он все же был связан со «своим другом Тимуром», о чем умалчивают источники? Мы не знаем этого. Во всяком случае, в последующие годы Бурхан-ад-дин претендовал на роль мстителя, который, наконец, вел войну при поддержке Сирии44 против тех анатолийских князей, которые открыто стали на сторону Тимура — против Мутаххартена из Эрзинджана и Караманов. Лучшего оправдания для политики в собственных интересах быть не могло. Несмотря на все это постепенно власть ускользала от Бурхаи-ад-дина; предательство в его ближайшем окружении закончилось уже в 1396 году почти присоединением Сиваса к княжеству Караман45. И Мутаххартена нельзя было победить. Уже почти смешно звучало, когда Бурхан-ад-дин хвастался перед ним хорошими связями с Баркуком и предупреждал его, чтобы он не соблазнялся победой, которую недавно одержал над ним, правителем Сиваса. Среди описания боев против Мутаххартена Азиз обрывает жизнеописание Бурхан-ад-дина46; хронист, как мы уже слышали, уехал в Каир. В Сивасе, видимо, больше нечего было писать. Из другого источника мы знаем, что кади Бурхан-ад-дин пал жертвой убийства в никогда не прекращающихся малых войнах в июне или июле 1397 года47. Сивас перешел в подчинение Баязида48, выгодой для него кончились войны кади против Карамана и Эрзинджана. НОВАЯ УГРОЗА СИРИИ
Поворот Тимура на север поразил не только Бурхан-ад-дина. И Баркук, должно быть, вздохнул облегченно. После того как он вошел в Дамаск, он последовательно организовывал большие столкновения с завоевателем. Ахмад Увайс отступил с поддержкой мамлюков уже в июне 1394 года из Дамаска в Багдад49. Сам султан немного позже выступил на Алеппо, чтобы оттуда руководить боями, местом которых будет Анатолия. С удовлетворением он скоро узнал, что Ахмад снова завладел своим троном. Кроме того, Баркук получил предложение Бурхан-ад-дииа о заключении союза50, а также известие о том, что князь бедуинов Нуайр предоставил себя и своих воинов в распоряжение Джелаириду51. Близкие к Тимуру источники причину отхода на север объяснили внезапной смертью Умар-шейха. Но одно это несчастье едва ли было причиной. Хотя арабские хронисты и обнаружили, с какими прежде всего финансовыми трудностями проходило создание фронта против Тимура, он все же находился под впечатлением успехов Баркука! Только когда этого энергичного султана больше не было в живых, он рискнул напасть на Сирию, и там понял, что страх мавераннахрских эмиров перед профессионализмом, с которым мамлюки вели военные действия, не был беспочвенным. В конце сентября 1394 года Баркук вернулся из Алеппо; как триумфатор вошел он десятого декабря в Каир53. Разве мог он теперь надеяться на продолжительный мир на северной границе? Казалось, успехи в области политики указывали на это; и Мардин скоро снова оказался под верховной властью мамлюков54. Тимуру не удалось на долгое время завербовать в Анатолии союзников; влияние, которое каирский султанат там приобрел со времен развала империи ильханов, оказалось сильнее. Но в Каире в ближайшее время все больше опасались, что истинным врагом мамлюков является не беспокойный представитель Чагатаидов, который, как оказалось, в районе сосредоточения войск против Сирии всегда будет действовать только как тиран, а честолюбивый Осман Баязид. Баркук скоро узнал, что против Тимура можно в любое время заключить союз. Но что случилось бы, если бы тот Осман, которого все боялись, перед именем которого всегда говорилось страшное слово «молния»55, заявил претензии именно на тот пограничный район и напал бы на империю мамлюков? Опасение вызвало в Каире также строительство флота Баязидом. Баркук все силы приложил к тому, чтобы завоевать расположение Османов; однако многочисленные египетские миссии, видимо, остались без ответа56, что не уменьшило волнений в Каире. Некоторые выдающиеся личности, как например, чтец Корана Шамс-ад-дин аль-Джазари или один из египетских визирей султана, переехали на север, и Баязид самым лучшим образом приветствовал их и обеспечивал достаточными доходами57. И это Баркук, возможно, принимал к сведению с очень неприятным чувством. Если правильно были прочитаны знаки, то, казалось, что война с Османами надвигается. В это время в мамлюкский двор поступали сведения о победах Тимура в России и Крыму58. А если бы он вернулся в Анатолию, согласие Баязида на союз в этом случае осталось бы в силе? И этот страшный вопрос нужно было задавать себе ввиду неясной позиции Османов, и он стал особенно важным, когда в конце ноября 1395 года в Каир прибыл посланник турк- менского князя Кара Юсуфа и выдал султану одного пленного, некоего Атламиса, военачальника, находившегося в родстве с Тимуром, которого Чагата-иды оставили комендантом оккупационных войск крепости Авник, восточнее Эрзерума59. Кара Юсуф уверил этим подарком мамлюкского султана в своей лояльности и надеялся в бесконечной борьбе за владение Тебризом, в который снова вторгся также Дже-лаирид, на прикрытие Баркука с тыла. Но Тебриз образовал краеугольный камень в намерении Тимура реставрировать империю ильханов, и, таким образом, нужно было опасаться, что придется заплатить позже высокой ценой за бескорыстное внимание туркмена. В мае 1396 года Баркук узнал, что Тимур вернулся из Кипчакских степей; курьер Баязида передал египтянам это известие по воде60. Султан был ошеломлен и велел сообщить всюду о предстоящем военном походе. У Баркука, действительно, были основания бояться, так как Тимур не позволил обращаться к нему по делу Атламиса и потребовал его выдачи. Баркук не пошел на это, более того, заставил Атламиса сочинить письмо Тимуру, в котором он должен был безмерно прославлять приятную заботу о нем в Каире. Это письмо было приложено к ответу султана, в котором он предлагал общий обмен пленными62. Итак, Тимур снова был там! Борьбу за Тебриз он быстро закончил в своем духе; Тебриз стал резиденцией его сына Миранша-ха, который сразу после этого вторгся в южные окраинные области Анатолии и начал осаду Мосу-ла; Кара Юсуф бежал в Сирию. Когда у Эрзинджа-на собрались преданные Тимуру князья, Баркук отдал приказ войскам направиться туда63. В этом опасном положении Баязид осознал, что, может быть, было целесообразно приобрести своего возможного союзника в далеком Каире, и несколько раз передавал ему подарки64. Но Тимур в конце своей пятилетней кампании вернулся на родину. Годом позже услышали, что он там не задержался надолго. Через Йемен в Каир дошла весть, что он выступил походом на Индию . Более точные сведения поступили только летом 1399 года. Мавераннахрцы взяли громадное количество пленных и теперь пытались доставить свою добычу на рынок в Хорасан, но из-за превышения предложения над спросом все было продано только по низким ценам66. СМЕНА ВЛАСТИ В КАИРЕ
Десятого июня 1399 года тяжелое расстройство желудка уложило султана Баркука в постель. В последующие дни его состояние быстро ухудшалось; и очень скоро прошел слух, что он умер, на что торговцы из страха перед грабежами забаррикадировали свои магазины. Султан позвал халифа и других сановников к своему смертному ложу. У них он принял присягу на верность его сыну Фараджу, который, таким образом был назначен наследником. Сумму в восемьдесят тысяч динаров объявил он для строительства своей гробницы, чтобы обрести свой последний покой у ног знаменитых святых дервишей, среди которых Ахмед аз-Зухурис67. Щедро пожертвовал он и нуждающимся — говорят, почти пятнадцать тысяч динаров. Немного позже, в ночь на двадцатое июня, он скончался68. Примерно в то же время получили более точные сведения о новых победах Тимура и одновременно услышали, что Баязид теперь серьезно собирается напасть на анатолийский форпост мамлюкской империи. В конце июля стало известно, что Малатья и Эльбис-тан пали. Но в окружении нового султана, видно, ничему не доверяли; предполагали ложное сообщение, которое должно было выманить из Каира правителя и его доверенных69, и потом боялись переворота. В самом деле, в Сирии при эмире Танаме готовился заговор против Фараджа. А известия из Анатолии соответствовали действительности. Как обычно, если нельзя было избежать военного похода, эмиры, халиф, шейх аль-Ислам и четыре верховных судьи были приглашены на собрание совета, и там обсуждались опротивевшие вопросы финансирования, и предложения были также известны: конфискация имущества купцов, временное использование не по назначению пожертвований70. В конце концов собрали войско, правда, не для войны против Баязида, а против мятежного Танама. Этот Танам был заслуженный офицер Баркука, который откомандировал его в 1395 году с войсками в Сивас, где он помогал кади Бурхан-ад-дину в войнах против анатолийского союзника Тимура71. После смерти Баркука Танам мобилизовал своих многочисленных сирийских сторонников и выступил в направлении Каира, чтобы эффективно представить свои притязания на власть. Каирцы выступили ему навстречу. Когда они дошли до Газы, то узнали, что мятежники расположились лагерем под Ар-Рамлой. На какое-то мгновение установилось перемирие, которое было нарушено из-за недовольства эмиров в окружении Танама. Битва, которая последовала за этим, окончилась поражением мятежников. Фарадж закрепил свое господство в Сирии, Танам находился под арестом в крепости Дамаска, где в конце апреля 1400 года был убит72. Молодой султан, которого придворная клика велела признать совершеннолетним как раз перед военным походом на Сирию, чтобы лишить его влияния Атабека, назначенного Баркуком73, смог себя почувствовать действительно властителем мамлюкской империи. Ход дела не дал ему возможности долго радоваться этому. Еще в Дамаске ему сообщили, что в Ар-Рахбе два князя ждут разрешения вступить на территорию мамлюкской империи — как ищущие убежища. Это были туркмен Кара Юсуф и Дже-лаирид Ахмад Увайс. Торжества, которые должны были состояться в конце мая по поводу возвращения султана в Каир74, вряд ли могли ввести в заблуждение, скрыть недалекую угрозу.
Популярное: Почему стероиды повышают давление?: Основных причин три... Почему люди поддаются рекламе?: Только не надо искать ответы в качестве или количестве рекламы... ©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (692)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |