Историографическое значение орхоно-енисейских памятников

Руническая письменность получила распространение среди тюркоязычных племен Южной Сибири, Центральной и Средней Азии в тот исторический период, когда эти племена входили в состав крупнейшего центральноазиатского государства раннего средневековья — Тюркского каганата (551-744 гг.). Первые сведения о племени турк содержатся в китайских источниках — династийных историях «Чжоу шу», «Бэй Ци шу», «Суй шу» и «Бэй ши». Китайское написание этнонима — туцзюе [t’ioi kiwat) реконструируется как *tiirkiit; эта последняя форма этнонима неизвестна в других (некитайских) литературных памятниках VI-Х вв.: ср. арабское dy турк (VI в.), греческое Τοιρκοί (конец VI в.); сирийское turkaje (конец VI в.); санскритское turuska, в пракрите — turukka (VI b.); древнетюркское türk (VII—VIII вв.); среднеперсидское turk (середина VIII в.); согдийское türk (начало IX в.); тибетское drug’; drit-gu (VIII—VII вв.); хотанское Itrruki, tturki (VII-X вв.). Поэтому вполне оправданной представлялась гипотеза П. Пельо и О. Франке, по мнению которых оформление имени турк аффиксом множественного числа -(у)/, характерным для монгольских языков, — следствие восприятия этнонима китайцами через посредство монголоязычных жуань-жуаней". Однако после открытия Бугутской надписи стало ясным, что прообразом китайской формы тюрюот явилось согдийское türküt, где конечное üt – показатель согдийского множественного числа.

Начало непосредственных отношений тюрков, живших на Алтае, с одним из северокитайских государств — Западным Вэн — относится к середине VI в. В 545 г. посол западновэйского императора Тайцзу, согдиец из Цзюцюани (Ганьсу) Аньнопанто, прибыл в ставку князя туцзюэ, а на следующий год ответное посольство «представило местные произведения» императорскому двору.

Одновременно князь тюрков Бумын (кит. Тумынь, древнетюрк. Ьитуп),принявший титул iuiu-кэхань (реконструируется М. Мори как *ilig qayaq)н, вмешался на стороне жужанского кагана — своего сюзерена — в войну с племенным союзом теле и, усилившись за счет разгромленных племен этого союза, «прервал связь с жу-жу (жуань-жуанями)». Формальным предлогом для этого акта послужил оскорбительный отказ жужанского кагана Анахуаня «установить брачное родство» с домом Ашина (правящим родом тюрков). В результате начавшейся войны (551-555) жужане были разгромлены и в значительной части истреблены физически. На их землях в Северной Монголии возникла новая центральноазиатская империя — Тюркский каганат (551-744).

Политическая история и социально-экономический строй первого Тюркского каганата исследованы в названных выше работах, что позволяет лишь вкратце упомянуть здесь об основных этапах развития этого государства. После смерти Бумына (552) и недолгого правления его сына (младшего брата?) Коло (ум. в 553 г.) престол унаследовал один из сыновей Бумына — Мухань Mwy’n Бугутской надписи (553-572). В годы его правления Тюркский каганат превратился в политического гегемона не только Центральной, но и Средней Азии. В 555 г. были окончательно уничтожены жужане, покорены киданьские племена и кыргызы. В 563-567 гг. было разгромлено Эфталитское государство в Средней Азии. К 571 г., после похода тюрков в Иран, граница каганата устанавливается по Амударье.

Несколько позднее, в 576 г., тюркский отряд захватывает Боспор Ким­мерийский. Муган-каган «привел в трепет все владения, лежащие за границей (Великой стеной. — С, К.). С востока от Корейского залива на запад до Западного моря (Каспийское море. — С. К.) до десяти тысяч ли, с юга от Песчаной степи на север до Северного моря (Байкал. — С. К.) от пяти до шести тысяч ли, — все сие пространство земель находилось под его державой. Он сделался соперником „Срединному царству“». Последнее утверждение не вполне точно — каганат в эту эпоху фактически превратил оба северокитайских государства — Северное Ци и Северное Чжоу — в своих данников. Особенно усилилась эта зависимость при наследнике Мугана — Таспар-кагане: «Он имел намерение разгромить Срединное государство; но двор (Северное Чжоу) поспешил заключить с ним союз мира и родства и ежегодно давал ему 100 000 кусков шелковых тканей... Дом Ци страшился их набегов и грабительств и также истощал свои казнохранилища для платы им. Тобо (Таспар) в счастии очень превозносился и приближенным своим говорил: только бы на юге два мальчика (Северное Чжоу и Северное Ци) были покорны нам — тогда не нужно бояться бедности».

К концу 60-х гг. VI в. Тюркский каганат включается в систему политических и экономических отношений крупнейших государств того времени — Византии, сасанидского Ирана, Китайской империи — и ведет борь­бу за контроль на торговом пути из Китая в страны Запада.

В середине VI в. тюркские племена Центральной Азии, составлявшие военно-политическое ядро каганата, приблизились к тому рубежу общественного развития, когда складывается деление общества на классы. Внутри каганата шел подготовленный веками предшествующего развития процесс становления раннефеодальных отношений. Непрерывные завоевательные войны на время приглушили острые противоречия, возникшие в ходе социальной перестройки тюркского общества, но первые же неудачи быстро изменили обстановку.

В 581-588 гг. раздробленный до того Китай был объединен под властью династии Суй (581-618); осуществленные там реформы привели к быстрому росту экономической и военной мощи империи. Усиление Китая совпало с началом междоусобных распрей внутри правящей группировки каганата после смерти Таспар-кагана (581) и страшным голодом в степи — «вместо хлеба употребляли растертые в порошок кости». Рост богатства и влияния тюркской аристократии, стремившейся к автономному управлению захваченными территориями, обеднение массы рядовых общинников, вынесших на своих плечах все тяготы войны и лишившихся средств к существованию вследствие джута 581-583 гг., новая политическая обстановка, не дававшая тюркским каганам возможности искать выход в войне против Китая, — все это привело каганат к острейшему социально-политическому кризису и междоусобным войнам. Период 582-603 гг. завершился распадом каганата на восточную (центральноазиатскую) и западную (среднеазиатскую) части, установлением протектората Суйской династии над Восточнотюркским каганатом, изнурительной войной между Западнотюркским и Восточнотюркским каганатами, история которых после 603 г. шла разными путями.

Кризис Суйской империи (613-618) и гражданская война в Китае, окончившаяся свержением старой династии и объединением государства под властью императоров из дома Тан (618-907), позволили Шиби- кагану (609-619) и его наследникам Чуло-кагану (*Чурын-каган? ср. Кара Джурин Турк у Наршахи, которого С. П. Толстов отождествляет с общетюркским каганом Чуло, умершим в 588 г.), правившему не более года (619-620), и Хели-кагану (*Äl-qaycm), младшему брату Шиби (620-630), возобновить успешные войны с Китаем. Однако уже в 630 г. император Тайцзун (626-649) разгромил в нескольких сражениях тюркские войска и взял в плен Хели-кагана (ум. в 634 г.). С 630 по 682 г. Восточнотюркский каганат не существовал как самостоятельное государство.

В отличие от всех других рунических памятников, не исключая и со­хранившиеся древнеуйгурские орхонские надписи, древнетюркские орхонские тексты содержат, взаимно дополняя друг друга, связное изложение истории Восточнотюркского каганата от его создания до начала упадка, рассказанное от имени крупнейших деятелей этого государства. Политическая тенденциозность каждого из таких повествований не только не снижает, но, напротив, значительно повышает ценность источника, так как сопоставление программных деклараций и дискуссионных суждений относительно тех или иных событий позволяет лучше увидеть социальные конфликты и политические противоречия внутри каганата, чем это воз­можно при знакомстве с протокольным описанием «исторических про­исшествий» в китайских анналах.

Историографические аспекты анализа орхонских текстов могут быть различны. Памятники как источники для политической и социальной истории Тюркской империи фиксируют внимание на событиях внутренней истории каганата, а также его взаимоотношениях с Китаем и другими центральноазиатскими государствами. Здесь велико значение согдоязычной Бугутской стелы.

В крупнейших памятниках Орхона немалое место занимают упоминания, затрагивающие события среднеазиатской истории, анализ которых позволяет наметить пути исследования целого комплекса историко-географических, историко-политических и этнологических проблем. В этом плане следует выделить памятники, представляющие непосредственный интерес для темы нашего исследования. К ним относятся самые значительные из орхонских надписей — памятник в честь Кюль-тегина, памятник в честь Бильге-кагана, памятник Тоньюкука, памятник в честь Кули-чора и в меньшей степени Оигинская надпись.

Бугутская надпись открывается словами (Б I): «(1) Эту стелу установили тюркские цари из племени Ашина...» В дальнейшем повествовании, наполовину разрушенном эрозией, упоминаются имена тюркских государей — Бумын-кагана, Муган-кагана, Таспар-кагана и Нивар-кагана. Судя по контексту надписи, стела установлена в честь Таспар-кагана, умершего в 581 г., его соправителем и наследником Нивар-каганом. В 572-581 гг. он носил титул «малого кагана» и именовался в китайских источниках Эрфу-кэхань, а с восшествием на престол принял тронное имя Ишбара-кагана (Шаболло-кэхань из китайских источников, 581-587).

Памятники Кюль-тегину и Бильге-кагану были открыты H. М. Ядринцевым в 1889 г. в урочище Кощо-Цайдам, на берегу Кокшин-Орхона, в 400 км западнее Улан-Батора, в 25 км южнее оз. Угей-нор и в 40 км севернее развалин Карабалгасуна. В 1890 г. памятник был обследован экспедицией Г. Гейкеля, в 1891 г. — экспедицией В. В. Радлова. В 1902 г. памятник осмотрел и описал английский консул в Учжоу К. Кемпбелл, а в 1909 г. — французский путешественник де Лякост. В 1912 г. памятники были освидетельствованы В. Л. Котвичем. В I960 г. памятники были вновь осмотрены Е. И. Убрятовой и В. М. Наделяевым. В 1968-1969 гг. Кошоцайдамские памятники обследовались С. Г. Кляшторным.

Погребальный комплекс, связанный с памятником Кюль-тегину, впервые был подвергнут подробному, хотя и незавершенному, археологическому об­следованию лишь в 1958 г. монгольско-чехословацкой экспедицией; рас­копками руководил чешский археолог Л. Йисл. Результаты работ этой экспедиции, а также сведения китайских источников и самих надписей позволяют составить некоторое представление о первоначальном виде погребальных сооружений и их истории.

Кюль-тегин умер на 47-м году жизни, 27 февраля 731 г. В мае этого года Бильге-каган обратился к императору Сюаньцзуну с просьбой приять китайских мастеров и художников для строительства храма и изготовления изображения Кюль-тегина·’

Повествование ведется от имени Бильге-кагана; надписи (bitig)— это его «слово», его «речь» (sab),обращенная к «тюркским бегам и народу», к «бегам и народу токуз-огузов», к покорившимся племенам.

В «малых надписях», которые являются не только введением, но и резюме «больших», Бильге-каган, кратко упомянув о дальних походах, совершенных им «для блага тюркского народа», предостерегает внимающих ему против «злобных людей», польстившихся на богатые дары китайского императора и советующих тюркам переселиться на юг, т. е. подчиниться Китаю. Он напоминает недавнее прошлое, когда «тюркский народ» «совершенно изнемог и изнурился» под властью «кагана народа табгач». Лишь в Отюкенской черни, недоступной для китайских войск, тюрки могут чувствовать себя спокойно и поддерживать с Китаем дружественные отношения, получая оттуда богатые дары. Для того, чтобы «тюркский народ» помнил, как он, Бильге-каган, «неимущий народ сделал богатым, немногочисленный народ сделал многочисленным», чтобы «тюркский народ» знал, чего ему следует опасаться, а чему следовать, «речь» кагана запечатлена на «вечном камне»: «О тюркские беги и народ, слушайте это! Я вырезал здесь, как вы (беги и народ), собрав тюркский народ, созидали (свое) государство, как вы, погрешая, делились,я все здесь вырезал. Все, что я (имел) сказать, я вырезал на веч­ном камне. Смотря на него, знайте (учитесь) вы, теперешние беги и народ!» (КТм, 10-11).

«Большие надписи» обоих памятников посвящены историческому повествованию, которое Бильге-каган начинает с давних времен: «(1) Когда вверху возникло голубое небо, а внизу — бурая земля, между (ними) обоими возникли сыны человеческие. Над сынами человеческими воссели мои предки Бумын-каган, Истеми-каган. Сев (на царство), они создавали и поддерживали государство и установление тюркского народа. (2) Четыре угла света все были им врагами; выступая (в поход) с войском, народы четырех углов света они все покори­ли... (3) Так они царствовали... устанавливая порядок среди голубых тюрков, не имевших до того ни господина, ни (организации по) „Стрелам“. Они были мудрые каганы, они были мужественные каганы, и их буюруки были, надо думать, мудрыми, были, надо думать, мужественными, и их беги и народ были прямы (единодушны). Поэтому-то, надо думать, они и правили столь долго государством и, управляя государ­ством, устанавливали законы. Затем (4) они скончались... После них стали каганами их младшие братья, (5), а потом стали каганами их сыновья. После того так как младшие братья не были подобны старшим, а сыновья не были подобны отцам, то сели (на царство), надо думать, неразумные каганы, (6) и их буюруки были также неразумны, были трусливы. Вследствие непрямоты (неверности кагану) бегов и народа, вследствие обмана и подстрекательств обманывающих из ки­тайского народа и их козней, из-за того, что они ссорили младших бра­тьев со старшими, а народ — с бегами, тюркский народ привел в рас­стройство свое до того времени существовавшее государство (7) и навлек гибель на царствовавшего кагана; китайскому императору стали они рабами своими крепкими сыновьями, рабынями — своими чистыми дочерьми» (КТб, 1-7).

Так повествует Бильге-каган о создании и упадке, подъеме и крушении первого тюркского государства, время возникновения которого казалось в VIII в. легендарно далеким.

Божественная воля, проявлением которой является власть кагана, верность кагану бегов и народа, подчинение народа бегам, — таков лейтмотив идей, пронизывающих обе надписи, таковы основные условия существования «вечного эля». Как бы резюмируя преподанный своим слушателям и читателям урок истории, Бильге-каган в другом месте надписи подводит итог сказанному: «Если ты, тюркский народ, не отделяешься от своего кагана, от своих бегов, от своей родины... ты сам будешь жить счастливо, будешь находиться в своих домах, будешь жить беспечально» (БКм, Хв 13-14). В этих строках ясно выражена сущность идеологии аристократической верхушки Тюркского каганата, в надписи настойчиво звучит требование абсолютной покорности народа кагану и бегам — и вместе с тем весь текст памятников должен служить, по мысли автора, обоснованием и подтверждением этой идеи. Благополучие «тюркского народа» есть результат подчинения кагану, который вместе с бегами из Отюкенской черни посылает войска в победоносные походы, награждает народ добычей и данью покоренных племен: «...их золото и блестящее серебро, их хорошо тканные шелка, их напитки, добытые из зерна, их верховых лошадей и жеребцов, их черных соболей и голубых белок я добыл для моего тюркского народа!» (БКм, Хв 11-12).

Семь первых строк «больших надписей» в честь Кюль-тегина и Бильге-кагана посвящены первому Тюркскому каганату. Династийные распри и борьба народа против бегов привели к гибели последнего кагана, который, как и ближайшие его предшественники, не проявил ни достаточного ума, ни достаточного мужества. Гибель кагана, каков бы он ни был, привела в конце концов «тюркский народ» на грань гибели (КТб, 8-10), но Небо сжалилось и послало ему спасителя — Ильтериш-кагана, отца Бильге-кагана. В жестоких сражениях Ильтериш возродил тюркский эль (КТб, 11-16). Наследовавший его Капаган-каган еще более поднял могу­щество и благосостояние «тюркского народа». Однако народ не оценил своего счастья — он впал в смуту, допустил гибель кагана, вновь превра­тился в народ «жалкий и низкий» (КТб, 16-26). Став каганом в такой обстановке, Бильге «не спал ночей и не сидел (без дела) днем». Двенад­цать раз он ходил в походы и возродил эль и славу «тюркского народа», «поднял к жизни готовый погибнуть народ, снабдил платьем нагой на­род, сделал богатым неимущий народ, сделал многочисленным малочисленный народ» (КТб, 26-29). Ближайшим соратником и сподвиж­ником Бильге-кагана был его брат Кюль-тегин.

О битвах и походах, в которых участвовал Кюль-тегин, о его делах и подвигах, о его смерти и похоронах, о скорби Бильге-кагана рассказывается в 30-53-й строках надписи. Эта часть повествования начата описанием первого похода, в котором участвовал 16-летний княжич, — похода против «согдаков» в 701 г., а в 44-50-й строках повествуется о самых славных деяниях витязя — его битвах с токуз-огузами в 724 г., когда Кюль-тегин спас ставку и семью кагана. Впрочем, описание успешных сражений, происходивших после 716 г., т. е. после вступления на престол Бильге-кагана, перенесено в основном в надпись самого кагана (БКб, 30-50); своим подвигам до восшествия на престол каган уделяет лишь шесть строк (БКб, 24-29).

В 51-й строке большой надписи в честь Бильге-кагана (Ха 10) «речь» от лица Бильге-кагана прерывается; строки 51-56 (Ха 10-15), так же как и плохо сохранившаяся надпись на щите памятника, написаны от имени сына и наследника Бильге-кагана (вероятно, Тенгри-кагана). Возможно, ему же принадлежат надпись на одной из стесанных граней памятника (XII) и надпись на щите (Хс). В 51-56-й строках содержатся даты смерти и похорон Бильге-кагана, описание поминальных даров, иерархия бегов, стоявших вокруг каганского трона.

Надпись Тоньюкука

Надпись Тоньюкука открыта E. Н. Клеменц в 1897 г. В 1898 г. были сделаны эстампажи и фотографии надписи, по которым В. В. Радлов осуществил публикацию памятника и первый перевод текстов. Позднее памятник был обследован Г. Рамстедтом (1909), Б. Я.Владимирцовым (1925), П. Аалто (1957), Е. И. Убрятовой и В. М. Наделяевым (1960), С. Г. Кляшторным (1968, 1969). Памятник расположен в урочище Баин-Цокто, в 66 км к юго-востоку от Улан-Батора, между населенным пунктом Налайха и правым берегом р. Тола. Как и в Кошо-Цайдаме, надпись является частью погребально­поминального комплекса, к которому относятся также руины заупокойного храма, квадратный саркофаг (2,60x2,60 м, высота — 1,50 м) из наполовину врытых в землю мраморных плит, украшенных орнаментом, малый саркофаг (1,50 х 1,50 м), восемь высеченных из камня человеческих фигур и цепочка камней (балбалов), примыкающих к храму с востока.

По своему содержанию надпись — написанная в панегирических тонах автобиография Тоньюкука, рассказанная на фоне исторических событий, активным участником которых он был. Вместе с тем надпись содержит не только описание, но и трактовку этих событий, их политическую оценку.

В 1-й строке Тоныокук сообщает, что он родился или получил воспи­тание (qylyn-) в Китае, в то время когда весь «тюркский народ» был «в подчинении у китайского государства». Далее рассказывается история великого восстания тюрков, в результате которого возник второй Восточнотюркский каганат (строки 2—19). Строки 20-48 — живое описание войн с кыргызами и тюргешами и похода в Согд. Заключительные строки надписи (48-62) — безудержное восхваление собственных дел и заслуг, без которых, по мнению Тоньюкука, возникновение и существование тюркского государства было бы невозможным.

Надпись Кули-чора не представляет исключение — в трех из четырех больших надписей в памятниках Кюль-тегину, Бильге-кагану и Онгинской надписи в той или иной форме упоминаются предки героев, а об их родителях сообщаются довольно подробные сведения. Лишь надпись Тоньюкука Кули-чора посвящена исключительно ее автору, его жизни и деяниям.

Таким образом, в 1-3-й строках надписи кратко рассказано о деде — Ишваре Чыкан Кули-чоре, который в восемьдесят лет умер в царствование Капаган-кагана, т. е. до 716 г. В 4— 17-й строках сообщается о подви­гах его сына Чавуш Бильге Кули-чора, упоминаются его битвы с токуз- огузами, поход за Жемчужную реку (Сыр-Дарью) (712-719), татабы (722-723); именно он присутствовал во главе тардушских бегов при восшествии на престол Бильге-кагана, участвовал в четырех сражениях под Бешбалыком — об этом упоминается и в надписях Тайхир-чулу (Хойтом- Тамира): «С Кули-чором тардушским мы пойдем в Бешбалык, так пусть счастлив он будет!»

В 18-23-й строках — жизнеописание младшего Кули-чора, его первые детские подвиги — в семь лет он убил горного козла, в девять лет — дикого кабана; его сражения с карлуками и его смерть в бою. В 24—27-й строках описываются его похороны; в похоронных обрядах участвовали младший брат Бильге-кагана Эдьчор-тегин, еще четыре тегина и сын Кули-чора Йеген-чор; тут же сообщается о строительстве погребальных сооружений.

Упоминание имени Бильге-кагана дает основание считать временем создания надписи 734 г. Очевидно, что памятник был сооружен после 723 г. (война с татабами) и до 725 г., когда окончились войны с токуз-огузами, союзниками которых были карлуки (или вскоре после 725 г.). Эти даты в общем совпадают с хронологическими расчетами Дж. Клосона, Э. Триярского и Л. Базэна.

Реконструкция и новый перевод надписи из Ихе Хушоту, несомненно, меняют ее историографическую оценку в ряду других больших орхонских памятников. Если раньше неясность изложения хода событий, которые связывали с биографией одного лица, допускала немало произвольных предположений, то в результате новой интерпретации текста достаточно уверенно определяются хронологические рамки повествования и их связь с событиями, упоминаемыми в Кошоцайдамских стелах, в памятнике Тоньюкуку, в надписях Тайхир-чулу.

Онгинский памятник

Неясности в толковании надписи из-за малых возможностей реконструкции текста вызвали немало противоречивых суждений относительноее содержания и атрибуции. Наиболее спорными оставались три вопроса: а) в честь кого сооружен памятник? б) кто его автор? в) когда установ­лен памятник или когда написан текст?

По чтению В. В. Радлова, герой надписи — Ильтериш-каган (Кутлуг), который также именуется Тачам. Упомянутый в надписи год Дракона — это год смерти Ильтериш-кагана (692). Следовательно, памятник поставлен в честь Ильтериш-кагана в следующем, 693 г. Эта атрибуция очень долго сохранялась в специальной литературе, подвергаясь лишь незначительной корректировке; Онгинский памятник считали самым ранним из орхонских текстов.