От террористов можно ждать любую гнусность и подлость

Фраза о Джавдете прозвучала в фильме «Белое солнце пустыни» из уст случайного сподвижника лихого красноармей­ца Сухова, который, по общему признанию, один це­лого взвода стоил, а то и роты. Саид был из местных, суровые нравы, царящие среди соплеменников, знал отлично и потому миролюбивых поползновений сво­его нежданно-негаданного спасителя не разделял. Если дело дошло до кровной, более того, генетическо-этнической мести, которой у некоторых горных народов принято даже гордиться, то выход один – либо ты убьешь, либо тебя.

Сегодня эта зловещая истина встала во весь рост не только перед каждым россиянином от мала до ве­лика – под обломками взорванных домов в Буйнакс­ке, Москве и Волгодонске погибли и глубокие ста­рики, и новорожденные младенцы, и даже беремен­ные женщины, – но и перед всей Россией. Мы можем надеяться, что жуткая трагедия больше не повторит­ся, создавать санитарные кордоны и зоны, формиро­вать отряды ополченцев, ставить под ружье народ­ные дружины, заколачивать двери в подвалы, люки, чердаки. Но все это пустые хлопоты, до тех пор пока жив Джавдет...

Развитие событий в районах боевых действий с отрядами современных джавдетов обстоит, полагаю, вовсе не так, как нам рассказывают и показывают. Все, что там происходит, нам подают, а мы соответ­ственно воспринимаем в штатном режиме: заседают штабы, командиры отдают приказы, солдаты стре­ляют, пушки и танки палят, самолеты бомбят, мир­ные жители бегут, женщины плачут, дети страдают, есть и пить нечего, спать не на чем, крыши над голо­вой, даже брезентовой, нет, лекарств в обрез... А бе­женцев все прибывает и прибывает. Короче, гумани­тарная катастрофа. Некоторые даже обратились по этому поводу в ООН.

Да и у нас, едва успевших отметить горестные со­роковины по собственным погибшим, сердце заще­мило, комок застревает в горле, непрошеные слезы застилают глаза, разум отказывается мириться со всем происходящим. Некоторые особенно совестли­вые и сердобольные члены правительства даже на­чинают требовать от военных: «Остановите бессмыс­ленные варварские бомбардировки, ни в коем слу­чае не начинайте сухопутных войсковых операций. Это лишь увеличит бессмысленные жертвы с обеих сторон». Очень соблазнительно быть благородным за счет уже пролитой невинной крови и чужих загубленных жизней. Но только эта кровь и эти жизни для нас не чужие.

Мы имеем дело не с обычным штатным противни­ком, вышедшим биться с нами один на один в чест­ном и открытом бою, не с обычными штатными бе­женцами, скажем, как в Косово, не с обычной штат­ной ситуацией. Акциями в Буйнакске, Москве и Вол­годонске наш нынешний противник переступил черту, обозначающую эти штатные понятия. Мы не только вправе, мы обязаны предполагать в его дей­ствиях любую гнусность, любую подлость, низость и коварство, начиная с миролюбивых мистификаций Алана Масхадова (здесь все достаточно просто) и кончая изощренной массовой инсценировкой так на­зываемой гуманитарной катастрофы.

Террористы сами вывели себя из-под защиты со­ображений совести, гуманизма, нравственности и морали. Не говоря уж о законе. Они сами подстави­ли не только себя, но и своих родных и близких, подвели свои дома под бомбы и снаряды, под объектив­ную логику полевых уставов. А в этих уставах нет понятий жалости, сострадания, сочувствия. Здесь четко и ясно сказано: любыми доступными средствами уничтожить врага и обеспечить победу.

Я очень сомневаюсь, а если быть до конца откро­венным, убежден, что мы имеем дело вовсе не с гума­нитарной катастрофой, а с хорошо продуманной и прекрасно организованной партизанско-диверсион­ной прифронтовой операцией по созданию благопри­ятных условий для крупномасштабных политических и боевых действий против России и ее воинских под­разделений.

Невозможно победить терроризм, не найдя одно­значного ответа на вопрос: бить или не бить? Не го­дится, когда между собственными «сизокрылыми» и нашими же «остроклювыми» разброс мнений достигает диаметральных значений – от признания, что «нанесенный удар – это результат специальной войс­ковой операции», до заявления: «Мы вообще к этому взрыву никакого отношения не имеем».

Отсутствие единства среди военных и политиков порождает разброд и шатания в общественном мне­нии, не только отечественном, но и международном. Организация Объединенных Наций, к примеру, пока взрывали дома в Буйнакске, Волгодонске и Моск­ве, чувствовала себя вполне комфортно, во всяком случае в тревожные колокола не била, а вот после взрыва на грозненской оружейной толкучке вдруг озаботилась. Надо бы ее и самих себя раз и навсег­да успокоить: били, бьем и будем бить. Пока всех, до последнего хаттаба и джавдета не уничтожим. Если понадобится, как заявил наш доблестный пре­мьер, «то и в сортире замочим». Лексика, правда, неуставная, но доходчивая.

И сомнений на этот счет не должно быть нигде и ни у кого. Тем более что там, по ту сторону Терека, никому и в голову не придет рассуждать: честно – не честно, благородно – не благородно, гуманно – не гуманно.

Те, кто был в районах, где сосредоточиваются так называемые беженцы, утверждают, что все их перемещения отнюдь не напоминают толпы бегущих в страхе и панике людей. Скорее это похоже на организованный вывод обоза из зоны предстоящих бое­вых действий. На марше как на марше. Колонны разбиты на команды и группы, во главе каждой свои путевые командиры. Всюду дисциплина и порядок. И вот что странно, ни одного лица русской нацио­нальности среди беженцев не замечено. Их что, бом­бы не пугают или в колонны не берут? Или оставля­ют в заложниках?

Зато привлекают к себе внимание дюжие молод­цы, явно не чуждые боевому опыту и полевой выуч­ке. Возникни такая нужда, и из них вполне можно

будет сформировать ударные диверсионно-бандитс­кие группы, способные ударить российским воинс­ким подразделениям в спину, если они начнут опера­ции по зачистке территорий, контролируемых боевиками. Кстати, есть свидетельства, что адресован­ную беженцам гуманитарную помощь в значительной ее части чуть ли не прямиком, в обход блокпостов и застав, переправляют в противоположную от направ­ления бегства сторону. Женщины и дети потерпят, перебьются, боевикам нужен провиант.

Сегодня граждане России требуют от властей, от военных, спецназовцев, спецслужб защитить страну, защитить наши жизни от посягательств бандитов лю­быми доступными способами и средствами. Если для этого понадобятся круглосуточные бомбардировки и артобстрелы, бомбите и стреляйте. Если необходимо «выкурить» боевиков из расщелин, блиндажей и ук­рытий, выкуривайте. Пепел погибших еще не остыл в наших сердцах. Террористы сами себе вынесли при­говор, который обжалованию не подлежит.

Не исключаю, даже уверен, в борьбе с террорис­тами пострадают мирные люди. Ничего не подела­ешь, война. Но грех и ответственность за это ляжет на тех, кто развязал кровавую бойню, кто взрывал наши дома по ночам. Нам не оставили выбора. Пусть те, кто не хочет, чтобы их жизни были принесены в жертву на алтарь возмездия, не бегут с насиженных мест. Их оттуда никто не гонит. Еще ни на один мирный поселок или дом не упали ни бомба, ни снаряд. Пусть они убедят, заставят своих отцов, мужей, братьев, сыновей сложить оружие, признать себя виновными в гибели сотен невинных людей, предстать перед законом.

Но этого никогда не случится. Джавдеты вышли на смертный бой и на милость победителя ни за что не сдадутся. Это единственное, за что я их еще готов уважать. Но пусть и они тоже знают: нам некуда, да и незачем бежать из своих домов.

Признаюсь откровенно, меня особенно огорча­ют попытки людей, как правило, честных и поря­дочных привести в контексте дискуссий о терро­ризме и борьбы с ними тезис о справедливости. Мол, это явление будто бы прежде всего порожда­ется либо отсутствием справедливости, либо ее на­рушением. Что касается причин возникновения терроризма, может быть, это и так. Но только не предотвращение. Понятие справедливости, хотя и благородное, но обоюдоострое. У организаторов терактов и у их жертв представления о справедли­вости, как правило, разные. Связать возникнове­ние терроризма с понятием борьбы за справедли­вость или против ее нарушения, значит поставить знак равенства между справедливостью и самосу­дом. Этого терроризму только и надо.

Я отдаю себе отчет, насколько сложно принять решение о битве не на жизнь, а на смерть. Обыден­ному сознанию, народной психике и человеческому душевному складу такое просто не под силу. Но на то и существуют политики, чтобы брать непосиль­ное людям бремя на свои плечи. В истории каждого народа бывают моменты, когда ответственность за жестокие, но неизбежные действия должны взять на себя те, кто олицетворяет власть. Иначе зачем она? Памятников ей, конечно, за это не поставят, возмож­но, и отрекутся. В русской душе давно укоренилось сочувствие даже к врагам. Но зато сохранится стра­на, будет спасен народ. В конечном итоге именно российская власть должна понять: не будет покоя, пока жив Джавдет...

Напоминая об этом власти, я, конечно, испыты­ваю мерзкое, гнусное чувство, как если бы понуж­дал ее к самоубийству. Будь моя воля, я бы, навер­ное, принял роковое решение сам. Но что значит воля без власти? То же самое, что власть без воли.

«Независимая газета»,

02.11.1999.