Эволюция научного познания

1.5.1. Классическая (ньютоно-картезианская)
и неклассическая парадигмы науки

В течение последних трех столетий в западной науке господствовала ньютоно-картезианская парадигма – система мышления, основанная на трудах британского естествоиспытателя И. Ньютона и французского философа Р. Декарта. Используя эту модель, физика добилась удивительного прогресса и завоевала себе солидную репутацию среди всех прочих дисциплин. Ее уверенная опора на математику, эффективность в решении проблем и успешные практические приложения в различных областях повседневной жизни сделались тогда стандартом для всей науки. Однако с начала двадцатого века, претерпев глубокие и радикальные изменения, физика преодолела механистическую точку зрения на мир и все базисные допущения ньютоно-картезианской парадигмы, которые стали серьезным препятствием для изысканий и прогресса в науке.

Для того, чтобы понять причины грядущей научной революции и ее возможных направлений, уместно описать существенные характеристики ньютоно-картезианской картины мира.

По И. Ньютону, механистическая Вселенная – это Вселенная твердой материи, состоящей из атомов, маленьких и неделимых частиц, фундаментальных строительных блоков. Они пассивны и неизменны, их масса и форма всегда постоянны. Самым важным вкладом И. Ньютона, как отмечает С. Гроф, в модель греческих атомистов (во всем остальном схожую с его моделью) было точное определение силы, действующей между частицами. «Он назвал ее силой тяготения и установил, что она прямо пропорциональна взаимодействующим массам и обратно пропорциональна квадрату расстояния. В ньютоновской системе тяготение представляется неотъемлемым атрибутом взаимодействующих тел, которое осуществляется постоянно и независимо от расстояния» (Гроф, С., 2005, с. 504).

Другой существенной характеристикой ньютоновского мира является трехмерное пространство классической эвклидовой геометрии, которое абсолютно, постоянно и всегда пребывает в покое. Время абсолютно, автономно и независимо от материального мира; оно представляется однородным и неизменным потоком из прошлого через настоящее в будущее. В соответствие с теорией И. Ньютона все физические процессы можно свести к перемещению материальных точек под действием силы тяжести, действующей между ними и вызывающей их взаимное притяжение. Он смог описать динамику этих сил при помощи нового, специально разработанного математического подхода – дифференциального исчисления.

Таким образом, с классической точки зрения, Вселенная представляет собой гигантский, полностью детерминированный, часовой механизм. Частицы движутся в соответствие с вечными и неизменными законами, а события и процессы в материальном мире являют собой цепь взаимозависимых причин и следствий. В силу этого возможно, хотя бы в принципе, точно реконструировать любую прошлую ситуацию во Вселенной или предсказать будущее с абсолютной определенностью.

И. Пригожин назвал эту веру в безграничную предсказуемость основополагающим мифом классической науки, поскольку человек не в состоянии получить детальную информацию обо всех сложных переменных, входящих в какую-либо ситуацию, да и теоретическую вероятность этого никто серьезно не исследовал (Пригожин И., 2014). Однако сам И. Ньютон на это, очевидно, мог бы возразить, что «не должно принимать в природе иных причин сверх тех, которые истинны и достаточны для объяснения явлений» (первое правило умозаключений в физике) (цит. по Микешина Л. А., 2005, с. 525). У. Оккам, живший много раньше И. Ньютона, тоже, очевидно бы возразил И. Пригожину, ведь, как известно, он утверждал, что «природа не делает ничего напрасно, а было бы напрасным совершать многим то, что может быть сделано меньшим. Природа вещей не роскошествует излишними причинами вещей» (цит. по Мак – Грил Я., 1999, с. 177).

Наиболее значительным вкладом Р. Декарта в ведущую парадигму была предельно заостренная концепция абсолютной дуальности ума и материи, следствием которой стало убеждение, что материальный мир можно описать объективно, без отсылки к человеку-наблюдателю. Эта концепция послужила инструментом для быстрого развития естественных наук и технологии, но одним из крайне нежелательных результатов ее победы явилось серьезное пренебрежение холистическим подходом к пониманию человека, общества и жизни на планете. «В каком-то смысле картезианское наследие оказалось еще менее податливым элементом западной науки, чем ньютоновский механистицизм. Даже А. Эйнштейн – гений, подорвавший основания ньютоновской физики, сформулировавший теорию относительности и заложивший основы квантовой теории – не смог до конца освободиться от чар картезианского дуализма» (Гроф С., 2005, с.7).

С. Гроф отмечает, что всякий раз используя термин «ньютоно-картезианская парадигма», мы должны помнить, что западная механистическая наука исказила и извратила наследие обоих великих мыслителей. И для Ньютона, и для Декарта понятие о Боге было существенным элементом философии и мировоззрения. Ньютон был глубоко духовной личностью, серьезно интересовался астрологией, оккультизмом и алхимией. По словам его биографа Джона М. Кейнса, он был последним из великих магов, а не первым великим ученым. Ньютон верил, что Вселенная материальна по природе, но не думал, что ее происхождение может быть объяснено материальнами причинами. Для него, Бог – это тот, кто изначально создал материальные частицы, силы между ними и законы, управляющие их движением. Однажды сотворенная Вселенная будет впредь функционировать как машина, а значит, ее можно описать и понять в этих терминах (Гроф С., 2005).

Научное кредо И. Ньютона: «Гипотез не измышляю». Однако сам он понимал, что все им созданное не есть окончательная истина, что познание мира, по сути, бесконечно: «Не знаю, чем я могу казаться миру, но сам себе я кажусь только мальчиком, играющим на морском берегу, развлекающимся тем, что до поры до времени отыскиваю камешек более цветистый, чем обыкновенно, или красивую раковину, в то время, как великий океан истины расстилается передо мной неисследованным» (цит. по Микешина Л. А., 2005, с. 522).

Р. Декарт верил, что мир существует объективно и независимо от человека-наблюдателя. Однако для него эта объективность основана на том, что мир постоянно воспринимается Богом (Гроф С., 2005). «Каждый естествоиспытатель должен обладать своеобразным религиозным чувством, ибо он не может представить, что те взаимосвязи, которые он постигает, впервые придуманы именно им. Он ощущает себя ребенком, которым руководит кто-то из взрослых. Мы можем познавать Вселенную лишь посредством наших органов чувств, косвенно отражающих объекты реального мира» (цит. по Микешина Л. А., 2005, с. 589).

Далее С. Гроф пишет: «Западная наука поступила с Ньютоном и Декартом так же, как К. Маркс и Ф. Энгельс с Г. В. Ф. Гегелем. Формулируя принципы диалектического и исторического материализма, они препарировали гегелевскую феноменологию мирового духа и оставили его диалектику, но заменили дух материей. Аналогичным образом, концептуальное мышление во многих дисциплинах предлагает прямую логическую вытяжку из ньютоно-картезианской модели, но образ божественного разума, который был сердцевиной рассуждений этих двух великих людей, из новой картины исчез. Следующий за всем этим систематический и радикальный философский материализм стал новым идеологическим основанием современного научного мировоззрения. Во всех своих бесчисленных ответвлениях и приложениях ньютоно-картезианская модель оказалась чрезвычайно успешной в самых различных областях. Она предложила всестороннее объяснение фундаментальной механики солнечной системы и была с успехом использована для понимания беспрерывного движения жидкости, вибрации упругих тел и термодинамики. Она стала основой и движущей силой замечательного прогресса естественных наук в XVIII и XIX веках» (Гроф С., 2005,с. 4).

Дисциплины, смоделированные по Ньютону и Декарту, в деталях разработали картину Вселенной в виде огромного агрегата из пассивной и инертной материи, развивающегося без участия сознания или созидательной разумности. От «большого взрыва» через изначальное расширение галактик до рождения солнечной системы и ранних геофизических процессов, создавших нашу планету, космическая эволюция якобы управлялась исключительно слепыми механическими силами. По этой модели, жизнь зародилась в первозданном океане случайно, в результате беспорядочных химических реакций. Точно так же клеточная организация органической материи и эволюция к высшим формам жизни возникли механически, без участия разумного принципа, в результате случайных генетических мутаций и естественного отбора, обеспечивающего выживание более приспособленных. И в конце концов это привело к разветвлению филогенетической системы иерархически организованных видов со все возрастающим уровнем сложности.

Затем, по дарвиновской генеалогии когда-то очень давно, произошло эффектное (и до сих пор необъяснимое) событие: бессознательная и инертная материя стала осознавать себя и окружающий мир. Хотя механизм этого чудесного события находится в полном противоречии даже с наименее строгими научными рассуждениями, правильность этого метафизического предположения считается сама собой разумеющейся, а решение проблемы молчаливо переадресовывается к будущим исследованиям.

Исследователи не пришли к согласию даже в том, на какой эволюционной стадии возникло сознание. Однако убеждение, что сознательность присуща только живым организмам и что она требует высокоразвитой центральной нервной системы, составляет основной постулат материалистического и механистического мировоззрения. Сознание рассматривается как продукт высокоорганизованной материи (центральной нервной системы) и как эпифеномен физиологических процессов в головном мозге.

На протяжении всей истории современной науки поколения исследователей с энтузиазмом осваивали направления, предложенные ньютоно-картезианской парадигмой, отбрасывая те концепции и наблюдения, которые ставили под сомнение базисные философские предпосылки, разделяемые научным сообществом. Почти все ученые были столь основательно запрограммированы своим образованием, столь впечатлены и увлечены практическими успехами, что восприняли эти модели буквально – как точное и исчерпывающее описание реальности. Бесчисленные наблюдения из самых разных областей систематически отвергались, подавлялись на том основании, что они несовместимы с механистическим мышлением, которое для многих стало синонимом научного подхода. Долгое время успехи этих начинаний были настолько поразительными, что заслонили практические и теоретические неудачи. Но в атмосфере быстро развивающегося кризиса, который сопровождался стремительным научным прогрессом, становилось все труднее удерживать эту позицию.

Совершенно ясно, что старые научные модели не в состоянии представить удовлетворительные решения гуманитарных проблем, с которыми мы столкнулись в индивидуальном, социальном, интернациональном и глобальном масштабе. Многие выдающиеся ученые выражали растущее подозрение, что механистическое мировоззрение западной науки на самом деле существенно способствовало нынешнему кризису, если вообще не породило его.

Также приходится признать, что ньютоно-картезианская наука создала весьма негативный образ человека-какой-то биологической машины, приводимой в движение инстинктивными импульсами звериной природы.В этом образе нет признания высших ценностей, таких как духовная пробужденность, чувство любви, эстетические потребности или стремление к справедливости. Все они рассматриваются как производные основных инстинктов или как компромиссы, по сути чуждые человеческой природе. Взамен им подчеркиваются индивидуализм, эгоистичность, конкурентность и принцип выживания наиболее приспособленных – все это признается естественными и, по существу, здоровыми тенденциями. «Материалистическая наука, ослепленная своей моделью мира, как конгломерата механистически взаимодействующих отдельных единиц, не в состоянии признать ценность и жизненную важность кооперации, синергии и экологической зависимости» (Гроф С., 2005, с. 5).

Однако, головокружительные технические достижения классической науки привели к обратным результатам. «Ее успехи сотворили мир, наивысший триумф которого – атомная энергетика, космическая ракетная техника, кибернетика, лазер, компьютеры и другие электронные приспособления, чудеса современной химии и бактериологии – обернулся смертельной опасностью и живым кошмаром. В результате перед нами мир, разодранный на части политикой и идеологией, живущий под угрозой экологических кризисов, промышленного загрязнения, ядерной войны» (Там же).

Не контролируемое общение человека с им же созданными мощными орудиями, приводит к тому, что все большее число людей начинает сомневаться в истинной пользе такого стремительного технологического прогресса. По мере ухудшения экономической, социополитической и экологической ситуации, многим становится ясно, что пора оставить стратегию односторонней манипуляции и контроля над материальным миром, обратиться за ответами к самим себе, пересмотреть наши фундаментальные понятия о природе человека и природе реальности.

Как было уже отмечено, с начала двадцатого века, претерпев глубокие и радикальные изменения, физика преодолела механистическую точку зрения на мир и все базисные допущения ньютоно-картезианской парадигмы. В этой экстраординарной трансформации она становилась все сложнее, эзотеричнее и непостижимее для большинства ученых, работавших в других областях. Таким дисциплинам, как медицина, психология и психиатрия, трудно удается приспособиться к этим быстрым переменам и укоренить их в своем способе мышления. Мировоззрение, уже давно устаревшее для современной физики, по-прежнему считается научным во многих других областях, что наносит ущерб будущему прогрессу. Наблюдения и факты, противоречащие механистической модели Вселенной, чаще всего отбрасываются или замалчиваются, а исследовательские проекты, не относящиеся к доминирующей парадигме, лишаются финансирования. За последние два десятилетия возникла насущная необходимость в фундаментальном сдвиге парадигмы, который позволил бы вместить и воспринять постоянно увеличивающийся наплыв революционных фактов из самых разных областей, которые никак не соответствуют старым моделям.

Преобразование классической физики в современную в значительной мере осуществлялось под воздействием трудов и авторитета А. Эйнштейна; он подорвал основания ньютоновской физики, сформулировал теорию относительности и заложил основы квантовой теории. Одна из главных идей А. Эйнштейна специальная теория относительности гласит, что пространственно-временные свойства не абсолютны, а относительны, он включил наблюдателя в процесс познания Вселенной. «Мы можем познавать Вселенную лишь посредством наших органов чувств, косвенно отражающих объекты реального мира» (цит. по Микешина Л. А., 2005, с. 589).

Мировоззренческие принципы А. Эйнштейна, сложились во многом под влиянием работ Г. Галилея, Б. Спинозы, Д. Юма и И. Канта. В основе его теории лежат два постулата: специальный принцип относительности, который явился обобщением механистического принципа относительности Г. Галилея и принцип постоянства скорости света в вакууме. Так, суть механистического принципа относительности Г. Галилея заключалась в том, что в любых инерциальных, т.е. движущихся без ускорения системах все физические законы – механические, электрические, тепловые и т. д. протекают одинаково. Отсюда следует, что никакими механическими опытами, проводящимися в какой-либо инерциальной системе, нельзя определить покоится ли данная система или движется равномерно и прямолинейно (Галилей, 1948). Эти революционные воззрения привели к ломке многих основополагающих понятий ньютоно-картезианской парадигмы (абсолютность пространства и времени) и установили новые пространственно-временные представления, такие как относительность длины, времени, а также одновременности событий.

К ломке понятий ньютоно-картезианской парадигмы подводят и открытия И. Канта. Так он показал бессмысленность утверждения о реальности внешнего мира без его познаваемости (интеллигибельности). «Когда мы говорим о «познаваемости», то смысл этого выражения совсем прост. Оно включает в себя приведение в определенный порядок чувственных восприятий путем создания общих понятий, установление соотношений между этими понятиями, и между последними и чувственным опытом; эти соотношения устанавливаются всеми возможными способами. В этом смысле мир нашего чувственного опыта познаваем» (цит. по Микешина Л. А., 2005, с. 586). Сам факт познаваемости мира представлялся И. Канту чудом.

Кроме того, И. Кант выявляет проблему, скрытую в фундаменте физического мышления: при анализе сил тяготения или сил, возникающих при ударении тел, приходится предполагать актуальную бесконечность, за бесконечно малым моментом действия предполагать бесконечную скорость. То есть, он приходит к мысли, что существуют внутренние состояния и силы этих тел и некоторые состояние и силы, которые являются внешне выраженными и внешне расположенными в пространстве. Проблема внутреннего И. Кантом рассматривается так: мы всегда должны предполагать, что есть что-то, что отличается от того, как это что-то нам предстает. Таким внутренним, о котором мы ничего не знаем, являются сущностные силы, те силы, которые существуют, и одновременно их нет нигде в мире (Мамардашвили М., 2002).

Позицию А. Эйнштейна характеризуют как онтологический рационализм, органично связанный с его «космической религией» как верой в рациональное устройство природы: «Я верю в интуицию и вдохновение. Иногда я чувствую, что стою на правильном пути, но не могу объяснить свою уверенность. Когда в 1919 году солнечное затмение подтвердило мою догадку, я не был ничуть удивлен. Я был бы изумлен, если бы этого не случилось. Воображение важнее знания, ибо знание ограничено, воображение же охватывает все на свете, стимулирует прогресс и является источником ее эволюции. строго говоря, воображение – это реальный фактор в научном исследовании» (цит. по Микешина Л. А., 2005, с. 588). И далее «Музыка и исследовательская работа в области физики различны по происхождению, но связаны между собой единством цели – стремлением выразить неизвестное. Их реакции различны, но они дополняют друг друга. Что же касается творчества в искусстве и науке, то тут я полностью согласен с Шопенгауэром, что наиболее сильным их мотивом является желание оторваться от серости монотонности будней и найти убежище в мире, заполненном нами же созданными образами. Этот мир может состоять из музыкальных нот, так же как и из математических формул. Мы пытаемся создать разумную картину мира, в которой могли бы чувствовать себя как дома, и обрести ту устойчивость, которая необходима для нас в обыденной жизни» (там же).

Дальнейшие открытия физиков Л. Заде, Н. Бора, В. К. Гейзенберга и др. расширили представление о науке и научном познании. Ими были сформулированы фундаментальные постулаты, на которые в своем развития могли опираться и гуманитарные дисциплины.

Профессор естествознания Л. Заде, основоположник теории нечетких множеств, обратил внимание ученых на тот факт, что усилился интерес к вопросу о включении сознания человека в систему естественнонаучных законов и ввел понятие «гуманистические системы». По его мнению, гуманистические системы – это системы, на функционирование которых существенно влияют суждения и знания человека. К их числу он относит психологические, экономические, общеобразовательные и правовые системы. Л. Заде подчеркивает, что существует огромная сложность и принципиальная невозможность точного описания этих гуманистических систем. Для их реалистического моделирования требуется применение приближенных (качественных) способов рассуждений, понимание того, что гуманистические системы нельзя описать при помощи чисто количественных методов, не содержащих неопределенности. Таким образом, принцип несовместимости Л. Заде вообще накладывает серьезные ограничения на перспективы изучения психики исключительно точными объективными методами без учета личности исследователя и использования герменевтических (интерпретационных) подходов и диалоговой коммуникации (Заде Л., 1976).

Принцип, который очень точно и ёмко Н. Бор назвал дополнительностью, – одна из самых глубоких философских и естественно-научных идей настоящего времени. Если классическая теория предполагает, что физическое явление можно рассматривать, не оказывая на него принципиально неустранимого влияния, то на основании принципа Н. Бора утверждается, что нельзя более провести четкую грань между самостоятельным поведением физического объекта и его взаимодействием с другими телами, используемыми в качестве измерительных приборов. Он считает, что один и тот же объект может иметь взаимоисключающие свойства в зависимости от условий эксперимента (например, электрон может проявлять свойства и частицы, и волны) или, в более общей формулировке Нильса Бора – «противоположностью правильного высказывания является ложное высказывание, но противоположностью глубокой истины может быть другая глубокая истина» (цит. по Князева Е. Н., 1995, с. 170).

Принцип неопределённости, открытый В. К. Гейзенбергом, также является одним из краеугольных камней квантовой механики. Этот принцип утверждает, что высокая точность описания несовместима с большей сложностью системы. Более конкретно: сложность системы и точность, с которой ее можно анализировать, обратно пропорциональны. Чем сложнее система, тем менее применима к ней точная модель. Можно делать точные утверждения о сложной системе, но тогда будет исчезать смысл. Если стремиться к увеличению смысла, точность ее описания будет уменьшаться: с возрастанием сложности точные утверждения становятся менее осмысленными, а осмысленные утверждения теряют точность (Петерс Э., 2000).

Открытия сделанные в физике прорастают в различных гуманитарных отраслях знания, в том числе в психологии. Психология вообще исключительна своей способностью впитывать и использовать достижения других наук, причем не только физики, химии, биология, но и вообще гуманитарное знание.

Развитие психологии личности на протяжении XX в. предстает как расширение рамок того, что входит в понятие научной методологии и научного подхода к человеку. Если в начале века психология рассматривала личность с позиций естественных наук, с точки зрения позитивизма, как особого отношение к познанию, которому свойственны отказ от метафизики и стремление принимать во внимание только выводы, основанные на фактах, то начиная с 20–30 гг. XX столетия намечается существенный сдвиг в понимании личности. Появляются фундаментальные работы К. Левина, Г. Олпорта, Г. Мюррея, М. М. Бахтина, Л. С. Выготского, Л. Бинсвангера и др. ученых, которые обеспечили продвижение к гуманитарному подходу в науках о человеке или неклассическому подходу в психологии (Леонтьев Д. А., 2005),.

Гуманитарный подход в психологии Д. А. Леонтьев связывает с двумя ключевыми особенностями. Прежде всего – это активное включение в рассмотрение человека социально-исторического, культурного контекста, понимание «человека не как вещи среди вещей, а как укорененного в мире культуры, с которыми он взаимодействует и из которого себя строит» (Леонтьев Д. А., 2005, с.58). Другая особенность – это «рассмотрение человека как активного субъекта, не столько формируемого извне или изнутри по заранее заложенным программам, сколько как самосозидаемого, самодетерминируемого» (Там же).

Конечно, идея историчности человека начинает оформляться в конце XIX в., в философии В. Дильтея, содержание его работ уже демонстрировали открытость новым движениям в гуманитарных науках, однако его попытка построить новую понимающую, описательную психологию не могла еще завершиться систематическим построением новой науки. Если В. Дильтей еще имел некоторую раздвоенность мысли между историцизмом и эмпиризмом, между теоретико – познавательной и герменевтической постановки проблем, то названные выше исследователи сумели преодолеть рамки классических представлений о личности и предложить своеобразное представление о человеке.

Так, Л. Бинсвангер, основываясь на концепциях М. Хайдеггера и Э. Гуссерля, создал феноменологическое направление в современной психотерапии, известное под названием «Дазайнсанализ». Он ввел в обиход понятие «жизненный мир» и утверждал: для того, чтобы понять человека, бесполезно его обмерять, изучать, тестировать, надо проникнуть в его жизненный мир, который включает в себя внешний мир, внутренний мир и совместный мир, в котором осуществляется диалог, обмен, взаимодействие с другими людьми (Бинсвангер Л., 1999). По существу – это, в высшей степени философский подход, значимый для решения клинических вопросов в практической психологии

Или совершенно уникальный мыслитель М. Бахтин в своих новаторских работах убедительно доказал, что в таком процессе как диалог, который явно не вписывается в рамки классической ньютоно-картезианской парадигмы, происходят взаимодействие сознаний и взаимопереходы смыслов, то есть в диалогическом общении сознание разных людей оказывается разомкнутым по отношению друг к другу. Для того, чтобы пояснить свое понимание человека как необходимое условие диалога, он вводит такие понятия, как, например, «автономная причастность», «избыток видения». Причастность рассматривается Бахтиным как активная, заинтересованная позиция самостоятельного человека, и подчеркивается им, что только самостоятельный человек может реально участвовать в диалоге (Бахтин М. М., 2009). Рассматривая отношения автора научного, или художественного произведения к читателю, Бахтин говорит о необходимости избытка видения по отношении к нему (читателю), за которым предполагается равномощность, у которого есть лицо и взгляд, и который вступает в диалог. «Избыток видения», по его мнению, – это «почка, где дремлет форма и откуда она развертывается как цветок» (Бахтин М. М., 1978, с. 24–25). Но чтобы эта почка действительно развернулась цветком завершающей формы, необходимо, чтобы избыток видения автора восполнил кругозор созерцаемого другого человека, не теряя его своеобразия» (Там же).

А. Адлер произвел революцию тем, что ушел от естественнонаучного детерминизма применительно к поведению человека. Человек, по его убеждению, не детерминирован причинами, которые толкают его к определенным действиям, наоборот, причиной действия выступает цель. Мы должны по отношению к человеку задавать не вопрос «почему», который задавал Фрейд, а вопрос «зачем», и только через указание на цели, которые человек ставит себе, мы можем понять действие человека.

К. Левин, методолог естественнонаучного познания, предпринял попытку использовать векторные топологические понятия в психологии личности. Он предложил уникальный психологический инструмент для понимания человека, его мотивов, внутренних конфликтов и притязаний – психологическую теорию поля, ключевым понятием которого является «жизненное пространство». Содержание этого термина включает в себя все множество реальных и нереальных, актуальных и прошлых событий, которые находятся в психологическом пространстве индивида в данный момент времени, а также ожидания человека, его цели, образы объектов, реальные или воображаемые преграды на пути достижения желаемой деятельности. Опираясь на идеи Г. Галилео, он подмечает, что свойства, которые проявляют объекты, не принадлежат природе самих этих объектов. Они обнаруживаются только при взаимодействии этого объекта с другими объектами. Так, например, вес есть не свойство самого тела, а есть характеристика взаимодействия поля этого тела с гравитационным полем Земли. Если убрать это взаимодействие, то тело потеряет вес. Аналогичным образом, как показал К. Левин, психологические свойства мы также должны рассматривать не как внутренние атрибуты самих людей, а как что-то, что проявляется в некотором поле взаимодействия человека с окружающим миром и другими людьми (Левин К., 2009).

Д. Б. Эльконин назвал подход Л. С. Выготского в психологии неклассическим в узком смысле слова. Неклассическая психология в узком смысле слова – это методологическая позиция, суть которой заключается в том, что психические содержание и процессы существуют не только в интраиндивидной форме, будучи привязаны к активности нервной системе индивида. «Они существуют также в объективированной, опредмеченной форме в культурных артефактах и могут передаваться (транслироваться) от индивида к индивиду. По мере нашего развития мы усваиваем эти содержания из окружающего культурного мира через взаимодействие с этим миром, опосредованное взаимодействие со взрослыми» (цит. по Леонтьев Д. А., 2005, с. 56).

В.В. Летуновский называет зарубежные и отечественные направления психологии, также усилившие позиции неклассической психологии. Так, на Западе, по его мнению, попытки поиска новых методологических оснований, состоящих в оппозиции традиционному естественнонаучному подходу, нашли свое выражение в работах представителей гуманистической психологии (Гордон Оппорт, Генри Мюррей, Джордж Келли, Абрахам Маслоу, Карл Роджерс), экзистенциональной психологии (Людвиг Бинсвангер, Медард Боос, Р. Мэй, Ирвин Ялом, Томас Грининг, Виктор Франкл, Джеймс Бьюджентал), а также трансперсональной психологии (Кен Уибер, Мишель Мерфи, Чарльз Тарт, Джон Лии, Торенс Макенна) (Летуновский В.В., 2002).

В нашей стране данное движение проявилось в органической психологии (В. П. Зинченко), иконической психологии (О.И. Генисаретский), в попытках возрождения христианской психологии (Т. А. Флоренская, Б. В. Ничипоров), а также гуманитарной парадигмы в психологии (Б. С. Братусь, Ф. Е. Василюк, Л. И. Воробьева, В. М. Розин, А. А. Пузырей). Активно возрождаются и экзистенциально-ориентированные подходы (Д. А. Леонтьев, В. В. Знаков, Л. Я. Дорфман, О. В. Никифоров) (Там же). Однако, первым отечественным психологом, заострившим свое внимание на неразрывной связи человека с миром, был С. Л. Рубинштейн.

В настоящее время под классической психологией принято понимать психологию, строящуюся по образцу естественных наук, как субъект – объектное познание, основанное на методологии эмпирического исследования. К характерным образцам классической психологии следует отнести бихевиоризм, особенно классический, дифференциальную психологию и когнитивную психологию. К неклассической психологии будут относиться все подходы, пытающиеся в той или иной степени отойти от этой парадигмы или полностью её заменить.

Классический и неклассический способы построения психологических знаний дополняют друг друга, таким образом, правомерно говорить о постепенной трансформации психологической науки. Д. А. Леонтьев определяет несколько направлений, по которым происходит трансформация психологии: от поиска знания к социальному конструированию; от монологизма к диалогизму; от изолированного индивида к жизненному миру; от детерминизма к самодетерминации; от потенциализма к экзистенционализму, от количественного подхода к качественному; от констатирующей стратегии к действенной.

Так, говоря о таком направлении трансформации психологической науки как движении психологии от изолированного индивида к жизненному миру, Д. А. Леонтьев отмечает, что человек рождается уже в мире, он является единственным существом, для которого существует вообще мир, а не среда. Было бы глубоко ошибочным, вырвать человека из мира, в котором он изначально пребывает изначально и рассматривать его вне отношений с окружающей реальностью. Например, решающую роль в формировании ребенка играет интерпретация матерью проявлений ребенка. Ребенок делает какие-то некие хаотические действия. Мать интерпретирует эти действия как имеющие определенный смысл, ребенок видит, что для матери они имеют определенный смысл и тогда они для него начинают приобретать смысл (Леонтьев Д. А., 2005, с. 63).

Следующее направление трансформации психологической науки – это продвижение психологии от монологизма к диалогизму. Начиная с 1980 гг., как в западной психологии, так и в отечественной психологии наблюдается стойкий интерес к идее диалога как особой смыслопорождающей реальности. Работы М. Бубера, Л. С. Выготского, Дж. Мида расширили понимание способа существования человека в культуре, его отношения с природой и окружающим миром на основе диалогических коммуникаций (Леонтьев Д. А., 2005, с. 62). Здоровое «Я» «подразумевает многоголосие, но при этом обязательное сохранение метапозиции, которая позволяет увидеть внутри между этими голосами определенные связи, упорядочить и структурировать вариативность позиции внутри «я». При этом мы вовлекаемся в диалог определенными областями нашего «я», причем другие области сохраняются вне этого диалога, а границы между теми и другими оказываются достаточно гибкими и подвижными» (Там же).

Рассуждая о трансформации психологической науки от детерминизма к самодетерминизму, Д. А. Леонтьев пишет, что в XX в. благодаря успехам естествознания в классической психологии стали возобладать детерминистские позиции. Однако И. Пригожин обнаружил и описал процессы в неорганической природе с разрывами в детерминации; в определенных точках они могут принять два разных направления, и нет ни фактора, который бы предопределял, какое из этих двух направлений процесс примет, это зависит от случайности. Леонтьев приводит мысль Р. Мэя: «Суть человеческой свободы заключается в паузе между симулом и реакцией. Стоит остановиться и сосчитать до десяти, как вы выпадаете из жесткой цепи естественной причинности, цепи реагирования на стимул» (Леонтьев Д. А., 2005, с. 65). Одно из главных оснований и проявлений человеческой свободы заключается в том, что человек способен вводить и устанавливать, а также пересматривать основополагающие принципы, регулирующие собственное поведение, не подчиняясь автоматически заданным принципам.

Суть экзистенциалистского подхода к личности также состоит в том, что как врожденное, так и приобретенное оказывают влияние на поведение, но ни одно из влияний не оказывает рокового детерминирующего воздействия. Наоборот, если мы не желаем им подчиняться, мы способны эти влияния ассимилировать и перенаправить куда надо, найти какой-то способ поведения, который позволит не подчиниться им.

Ключевую роль в самодетерминации играет рефлексивное сознание. Если мы ограничиваемся сознанием как отражением окружающего мира и не включаем критическое рефлексивное сознание, все сравнительно просто. Можно измерить, протестировать наши потребности, учесть возможности их реализации, сравнить их силу, все взвесить и вывести равнодействующую, предсказав с высокой достоверностью, какой вариант поведения человек выберет в данной ситуации. «Однако, когда мы включаем рефлексивное сознание, прогноз становится невозможен, потому что я могу принять любое решение – нет такого варианта в данной ситуации, который я не мог бы выбрать» (Леонтьев Д. А., 2005, с. 65). Д. А. Леонтьев приводит замечательную формулу Гегеля: «обстоятельства и мотивы господствуют над человеком лишь в той мере, в какой он сам позволяет им это» (Леонтьев Д. А., 2005, с. 66).

Исследуя направление трансформации в психологии от потенциализма к экзистенциализму, Д. А. Леонтьев отмечает, что термин «потенциализм» ввел В. Франкл для обозначения тех подходов, которые сводили развитие человека к полному развертыванию врожденных потенций, изначально заложенных в него на биологическом уровне. В качестве примера можно назвать теории самоактуализации К. Гольдштейна, К. Роджерса и А. Маслоу в ее раннем варианте. «Суть потенциализма можно кратко сформулировать так: все, что формируется в ходе развития, потенциально заложено в организм уже при рождении и должно развиваться при наличии благоприятных условий. Развитие того, что потенциально заложено, является единственной по<