Формирование представлений о Западе

По свидетельству Л.Ф. Кон, книги о загранице 20-х — начала 30-х годов были удивительно «беспомощны». В них советские дети учили колониальные народы «делать революцию». Враги изображались глупыми и трусливыми, а пионер прилетал на самодельном аэроплане и руководил революцией[787]. «Эти безжизненные бумажные манекенчики, пытающиеся проявить свою комсомольскую сущность лишь в трафаретных фразах о подлости колонизаторов, — писала Кон о книге П. Низового «Комсомольцы в дебрях Африки», — не возбуждают ни симпатий, ни сочувствия читателей»[788].

Представление писателей о способах изображения заграницы начало меняться только после VII конгресса Коминтерна в июле 1935 года и возникновения на Западе «народных фронтов». 27 апреля 1936 года, во время обсуждения сценария И. А. Рахтанова и Н.Абрамова «Кросс-каунтри»[789] секцией драматургов и детских писателей, Рахтанов признался, что раньше «заграница была придуманная». В искажении действительности сценарист обвинял плохих авторов, неквалифицированных консультантов и благодарил американского профессора Окли Джонсона за советы в написании нового произведения. Сценаристы действительно заботились о достоверности деталей, при помощи которых можно было бы ввести юного читателя в атмосферу современной Америки и не выглядеть фальсификаторами перед лицом американского школьника. Конечно, отмечал Джонсон, было бы неплохо заменить кабриолет на старый «Форд», а вместо «кросс-каунтри» поставить бейсбол — «это было бы вернее», но в целом сценарий «дает верную картину жизни американской школы» в небольшом провинциальном городке. Абрамов признался, что авторы думали о бейсболе, но при помощи существующей энциклопедии так и не разобрались в правилах национальной игры американцев.

Сценарий повествовал о попытке американских пионеров донести правду об СССР до сверстников, скаутов. По ходу дела им предстояло во время соревнований — бега по пересеченной местности — изъять у одного из «плохих» скаутов письмо, пришедшее из Советского Союза, которое тот решил передать директору и дискредитировать «хороших» ребят. Ответственного секретаря бюро секции детских писателей Б.А.Ивантера смущал закрученный сюжет, но он выступал за публикацию: «скауты были нашими врагами, а теперь они почти перестали быть нашими врагами, т.к. создан единый фронт». Ивантер развил идею: «Ведь в конце концов американские скауты — это вовсе не отъявленный классовый враг, который пройдет через все, чтобы донести письмо до директора. Я знаю скаутов по русским скаутам. Мы много перенимали от американцев. Конечно, есть какие-то …сукины дети, вроде Дзигли, но ведь есть и нейтральные скауты…Из вожатых-скаутов мы знаем Молярова, Колю Солнцева. (Соломянская:Я тоже была патрульным)».

Щепетильность в изображении оплота классового врага была сигналом для писателей. Противоречия между СССР и США отступили на второй план перед проблемой фашизма. Однако время для производства объективной литературы о Западе в 30-40-е годы еще не наступило. Положение вещей было предопределено классовыми противоречиями и нестабильностью взаимоотношений СССР, который возглавлял мировое коммунистическое движение, с капиталистическими странами. Помехой был и субъективный фактор. Большинство писателей были воспитаны на традициях классовой борьбы, не знали жизни в США и Западной Европе. Некоторые опасались репрессий за неудачные произведения, а то и просто за факт пребывания за границей.

По этой причине заметным явлением в довоенной литературе о загранице стала только книга Н. Кальма «Черная Салли» (1940 год). Книга об американском борце за свободу негров Джоне Брауне была использована для сравнения положения чернокожего населения США в XIX и ХХ веках. Картина, нарисованная автором, была неутешительна: расизм, антикоммунизм, клерикализм, нищета подавляющей части чернокожих и значительной части белых американцев. Художественные обобщения Кальма верно схватывали многие черты американской действительности, о чем свидетельствуют социологические исследования Т. Адорно и других представителей Франкфуртской школы[790]. Книга еще раз напомнила о революционных традициях американского народа и ожидании апокалипсиса капиталистического мира советским руководством.

В первые годы Отечественной войны писатели и журналисты формировали положительный образ западных демократий. В июне 1942 года «Пионер» опубликовал фоторепортаж о военно-морском могуществе союзников, в том числе показал американский ударный авианосец. В январе 1943 журнал опубликовал рассказ Джона Хойта «Ровно в полночь» о дружбе и взаимопомощи английских летчиков. 19 мая 1943 года Кассиль в «Пионерской правде» поместил быль «Вторая половина песни» о героическом труде матросов северных конвоев. Материалов было немного, но достаточно, чтобы в условиях войны посеять доброжелательное отношение к союзникам. Следы этого отношения сохранились и в литературе. В книге «Два капитана», законченной автором в 1944 году, Каверин воспроизводит, видимо, свои личные архангельские наблюдения за поведением американских, английских матросов. В его взгляде сквозит любопытство, а не враждебность.

После публикации в апреле 1944 года постановления политбюро ЦК ВКП (б) «О недостатках в научной работе в области философии» детские газеты и журналы прекратили публикацию художественной литературы о союзниках. На их страницах появлялись только политические новости типа «Высадка союзников в Нормандии».

Коренным образом ситуация изменилась накануне холодной войны. В сентябре 1946 года ЦК ВЛКСМ провел совещание с детскими писателями и журналистами в рамках обсуждения постановлений партии. Первый секретарь ЦК Михайлов недвусмысленно заявил, что главная задача писателей — оградить молодежь от влияния либеральной идеологии Запада[791].

Писателям требовалось время, чтобы воплотить замыслы партии. Первым выступил Михалков: в апреле 1947 года «Пионерская правда» опубликовала пьесу «Красный галстук». Она оказалась актуальной: 13 мая 1947 года «Пионерская правда» рекламировала пьесу в Центральном детском театре, а 7 мая 1948 года фильм с одноименным названием в заметке «Я не в Америке живу». Писатель действовал в соответствии с “Планом мероприятий по пропаганде среди населения идей советского патриотизма”: противопоставлял жизнь советских школьников образу жизни их зарубежных сверстников. Сирота Саша Бадейкин был усыновлен семьей номенклатурного работника. Обидевшись на своего бестактного товарища, ставшего ему братом, он гордо заявил: «Что? Из жалости? Не нужно мне вашей жалости!… Я и без вас человеком стану! Я не в Америке живу!». Разумеется, конфликт был улажен. Писатель ставит проблему человеческого счастья и на примере Бадейкина решает ее в духе идеологии: «Я у вас сейчас живу, а ведь я бы все равно не пропал… А жил бы я не в Советском Союзе, я бы все свои мечты только во сне видел, раз у меня в банке золотых денег нет. Разных там фунтов и долларов. (Встает.) Довольно философствовать. Идем на каток».

Михалков не остановился и издал драму «Я хочу домой!» на актуальную в 40-е годы тему репатриации детей с территорий, оккупированных США и Великобританией. Награда не заставила себя ждать: постановлением Совета Министров СССР Михалкову была присуждена Сталинская премия второй степени за 1949 год[792].

Пьеса оказалась удачным жанром, потому что позволяла через школьные театры вовлекать в пропаганду детей. После принятия в мае 1949 года “Плана мероприятий по усилению антиамериканской пропаганды на ближайшее время” власть пошла на формирование и издание в 1950 и 1953 годах сборников пьес для школьного театра, которые включали и антизападные произведения[793]. В первом к таковым относились пьесы Любимовой «Снежок»; Никулина «Суд Линча»; Крепса и Минца «Клуб знаменитых капитанов». Во втором — пьеса Зака и Кузнецова «Вперед, отважные!».

Явлением в детской литературе стал роман Кальма «Дети Горчичного Рая»[794], впервые вышедший в Детгизе в 1950 году и включенный в рекомендательные списки. Кальма развила традицию, заложенную еще в повести «Черная Салли». Фрагменты с критикой Запада включались и в произведения, действие которых разворачивалось в СССР. К таковым можно отнести повести Г. П. Тушкана «Разведчики зеленой страны» (М.-Л., 1950), В. С. Ананяна «На берегу Севана» (Л., 1953).

Авторы произведений пытались передать юным читателям сущностные черты капиталистического мира. В основу было положено представление о борьбе сил добра — СССР, демократических сил в странах Запада — против сил зла: империализма США. В соответствии с иерархией тем, определенной министром просвещения в январе 1949 года, школьники должны были осознать «преимущества социализма» и превосходство советских людей перед эксплуататорскими классами Запада, проникнуться уважением к борющимся за демократию и свободу народам. Классовая борьба «двух лагерей» была стержнем, на который нанизывались все остальные вопросы произведений. Положительный герой Джим Робинсон в романе Кальма обращал внимание митингующих на расизм и подготовку власть предержащих к атомной войне, их сочувствие фашизму, богатство меньшинства и нищету большинства. Союзниками рабочих автор показала врача и учителя — интеллигенцию США. Забастовка и ожесточенная схватка рабочих с полицией на предприятии фабриканта оружия стали кульминацией романа.

Исторически верно Кальма показала причины агрессивности истеблишмента США, его милитаризма, расизма, антикоммунизма: «Доллары, доллары, доллары — сумасшедший поток денег, притекавший на заводы Милларда в дни войны! А теперь — эти проклятые детские коляски… Все эти забастовки, митинги протеста, ссылки на страны, где введена эта самая пресловутая «новая демократия», не доведут до добра. Мы уже потеряли Китай, теряем Германию, чуть не вся Европа идет за коммунистами. Нужно всеми силами уберечь Америку от этой страшной заразы». Картина совпадала с той, которую впоследствии рисовали американские историки. Б. Уайсбергер определил круг антикоммунистов словом «снабженцы». Их менталитет, писал он, ограничивался миром «списаний, штрафов, премий, неустоек и долларов, долларов в огромных количествах»[795]. Историки отразили и недовольство истеблишмента ростом авторитета СССР, победой мелкобуржуазных коммунистов в Китае.

Школа в романе изображена инструментом правящих кругов США, с помощью которого формируется либеральная идеология, американский образ жизни и ценности. Это приводило, с точки зрения автора, к отсутствию высоких духовных запросов: «Редко-редко в классе затевался интересный спор… Класс плохо относится к тем, которые не похожи на остальных. Учителя? Но кто, кроме Ричи, любим и уважаем в школе!… У президента школы хранится «Книга правил»…где сказано, что настоящий американец-патриот должен выполнять все постановления конгресса и давать отпор всякому человеку, который захочет его склонить к враждебным действиям против правительства Соединенных Штатов».

Школьные отношения являются отражением социально-политических, поэтому авторы попытались изобразить «борьбу двух лагерей» в рамках американской и французской школы. Директор школы Томсон, герой из «Снежка», участник войны, свидетель ужасов фашизма — представитель демократических сил. Он повстречался с советской армией и увидел «другой мир». На родине он стал бороться против империализма, который напоминал ему «страшный, бредовый фашистский «новый порядок». Учитель Ричи из романа Кальмы, тоже ветеран, представлен коммунистом, который не отрекся от своих убеждений на комиссии по проверке лояльности служащих. Отрицательные персонажи показаны жизненными неудачниками. Например, учитель математики по кличке «Горилла» из «Детей Горчичного рая»: «Из армии Хомер вернулся еще более озлобленным. По рекомендации… ему удалось получить место учителя в школе, и теперь он считал себя конченным человеком и вымещал на учениках все свои неудачи».

Отсутствие самоуважения в среде американского учительства в определенных пределах действительно имело место. Кальма могла узнать об этом благодаря материалам отдела по изучению иностранного опыта и информации АПН РСФСР «Деградация образования в США», который был подготовлен в 1949 году на основе иностранных первоисточников: «The Times Educational Supplement»; «Teacher's World and Schoolmistress” за 1947, 1948 годы, исследований Национальной ассоциации учителей США, публицистических статей. Идеологический подход составителей справки состоял не в попытке обмануть читателей, там имелась и положительная информация о системе воспитательной работы в США и Франции, а в отрицании наличия негативных явлений в советской школе. Перед потребителями информации вырисовывалась следующая картина. Во второй половине 40-х годов в США и Великобритании не хватало школьных зданий. В школах США было вакантно 70 тысяч мест: «Учительская профессия считается настолько невыгодной, что способные люди отказываются от учительских степеней». Учителя-мужчины составляли только пятнадцать процентов. На просвещение США тратили полтора процента бюджета. «Вследствие жилищного кризиса учителям часто негде жить». «Неизбежный результат урезания школьного образования и следующих за ним социальных и индустриальных условий» — малограмотные призывники, которые не могут освоить армейские специальности. «Тесты — сущая эпидемия в американской педагогике». В школах процветали драки, хулиганство. В Нью-Йорке четвертая часть учащихся жила в трущобах. Школы имели только треть учебников. Учителя не получали от инспектирования необходимой помощи. Во Франции была фактически уничтожена бесплатность профессионального образования[796].

Усвоение подобной информации приводило писателей к изображению сложного сочетания реальных и надуманных тенденций западного мира. В произведениях присутствовал капиталист, который выступал спонсором школы и идеологическим надзирателем, — гонителем прогрессивных учителей и директоров. Во «Вперед, отважные!», посвященной борьбе французских пионеров («отважных») и их родителей за мир, против империализма, таким идеологическим надсмотрщиком выступает американский представитель во Франции и католический священник. Конфликт усугубляется тем, что родители «отважных» были коммунистами, борцами французского Сопротивления, а родители скаутов выведены коллаборационистами. В период маккартизма в США и антисоветской истерии в европейских странах подобные конфликты могли иметь место. Однако стремление усилить читательский интерес и выдержать классовый подход приводило к фантазиям — приписыванию западным «пионерам» чрезмерной политической зрелости. Они читают «Молодую гвардию», причем именно сцену пыток молодогвардейцев, хорошо известную советским школьникам, «Повесть о настоящем человеке», «Как закалялась сталь», которые неизвестно как попали в США. «Отважные» слушают московское радио, атакуют учителей, чтобы узнать правду о роли СССР в победе над фашистской Германией. Их протест вызван нарушениями прав человека, расизмом и милитаризмом власть предержащих.

Столь же противоречиво изображение образа жизни и ценностей подростков из семей правящего класса. Они наушничают, клевещут и занимаются провокациями по отношению к положительным героям, не уважают трудящихся; в скаутских организациях их воспитывают как слепых исполнителей чужой воли. Кальма изображает примитивизм их интересов: «Мальчишки завладели домом, курили отцовские сигары, выпили остаток виски из обычной субботней порции отца, перекинулись в картишки, причем Фэйни выудил у Роя последние пятьдесят центов, а потом, наскучив всеми этими занятиями, отправились искать свою всегдашнюю жертву». Идеалы конформистски настроенного большинства школьников сводились к легкой и беззаботной, с их точки зрения, жизни актера, боксера, а также сыщика и гангстера, принадлежностью к кругу богатых людей — всем тем, что навеяла буржуазная пропаганда при помощи книг и фильмов типа: «Убийца и его преследователи», «Роковая жертва», «Женщина-вампир». В пьесе Ю. Никулина «Суд Линча» Энджела Уайтсон, 15 летняя дочь сенатора, выдает черного подростка, сына своей бывшей няни, ку-клукс-клановцам за то, что он слушал советское радио и Поля Робсона. Мотивы девочки имели классовый характер и были реальны для юга США 40-х годов: «Но если все узнают, что в доме сенатора Уайтсона прятались негры, которых должны были линчевать, никто из влиятельных людей города не будет за него голосовать!…его фирме объявят бойкот, ее изделия перестанут покупать… И мы разоримся!».

В основе буржуазных ценностей отрицательных персонажей лежит индивидуализм, жажда наживы и стремление сохранить существующий строй. Любимова в «Снежке» дает характерный диалог дочери крупного предпринимателя и сына адвоката, «находящегося на службе у капиталистов»: «Чарли. А что мне беспокоиться о других? Мой папа каждый день с утра после молитвы внушает мне: поменьше думать о других и побольше о себе. И тогда на земле будет полный порядок. Хотя мне вообще довольно безразлично, какой будет на земле порядок. Было бы мне хорошо. Верно, Анж? Анджела. Нет, неверно, Чарли. А мой папа говорит, чтобы я зорко следила за тем, что делается кругом. И мне совсем не безразлично, какой будет порядок. Чарли. Сногсшибательно! Ты прямо как министр рассуждаешь». В данном случае героиня выступила не против индивидуализма, а против коллективизма и «коммунистической заразы», которую «разносили» прогрессивные педагоги и ученики.

Художественная литература должна была дать представление подросткам о классовой ограниченности буржуазной демократии, грязных методах организаторов предвыборных кампаний, во время которых, как в ноябре 1948 года в США, по свидетельству советской печати, не участвовало 50 миллионов американцев[797]. Кальма не случайно изобразила старостой класса афроамериканца Чарли, хотя подобное было невозможно в период расцвета расовой сегрегации. Чтобы его переизбрать, отрицательные «белые» герои используют ложь, обман, заговор, запирают сторонников Чарли в другом кабинете для обеспечения себе большинства. Но демократически настроенные юные американцы срывают их коварные замыслы. Действительно, в капиталистических странах было немало людей, которые скептически относились к возможностям демократии, даже несмотря на то, что система воспитания в США и во Франции предусматривала развитие школьного самоуправления и формирование навыков парламентаризма[798]. Дети-афроамериканцы, по свидетельству журналиста, во время обсуждения темы «Что такое демократия?» могли саркастически спросить: «Равные права для кого?», потому что в их опыт входило, что «негр — жертва дискриминации». «Если демократия не дает равенство возможностей всем, если она проводит дискриминацию по отношению к десятой части населения, то что же такое демократия?» — цитировал составитель информации АПН слова из американского журнала за май 1945 года[799].

Миру капитала противостоял СССР. «Правду» о стране социализма Кальма доверила рассказать американскому певцу Джиму Робинсону, прототипом которого был Поль Робсон. Робсон побывал в Советском Союзе и стал жертвой хорошо поставленного спектакля с «потемкинскими деревнями»: «И негритянский певец Джим Робинсон начал рассказывать этим детям Горчичного Рая о далекой могучей стране, рассказывать правду, которую они слушали, как волшебную сказку. Леса, возникающие в пустыне. Возрожденные из пепла города. Крестьянки, заседающие в парламенте. Фруктовые сады в городах. Упорство и вдохновение народа. Подземные дворцы метрополитена. Корейские рабочие, обучающиеся в консерватории. В аудиториях университета узбеки, русские, армяне, евреи, таджики…все они — настоящие друзья. Студенты в университетах получают денежную помощь от государства. А если ты заболеешь, то к тебе придет врач и будет ходить каждый день и бесплатно поместит тебя в больницу. Детям отданы красивейшие сады и дворцы, к ним приезжают ученые, артисты и писатели. И каждый человек может выбирать тот путь в жизни, который ему больше нравится».

Представляется, что даже если бы афроамериканцы и эмигранты в конце 1940-х годов узнали о ГУЛАГе, нищете не менее жестоко, чем они, эксплуатируемых крестьян, о возрождении сталинским руководством антисемитизма как приема пропаганды, об отсутствии даже буржуазной демократии, они бы не поверили: люди склонны верить в то, что совпадает с их потребностями и интересами, порожденными их обществом. Лишение себя великой мечты не входило в их планы. Не входило это и в планы Кальма. Роман «Дети Горчичного рая» имеет финал, который смутил даже идеологических работников: положительные герои эмигрируют в СССР.

В конце 40-начале 50-х годов писатели впервые в больших масштабах попытались отобразить реалии капиталистического общества. В условиях ожесточенной классовой и блоковой борьбы они сосредоточились на критике недостатков государства и общества противника: на эксплуатации, милитаризме, системных недостатках образования, культе насилия, антикоммунизме и антидемократизме. Положительные герои вели борьбу за демократию и равнялись на Советский Союз, рассказы о котором слушали «как сказку».

Идеи из искажающих представление о мире произведений накладывались в сознании граждан на сформированные в годы войны положительные образы союзников, что способствовало не только индоктринации, но и возникновению у населения недоуменных вопросов. У части молодежи подобное настроение вело к отрицанию пропагандируемых идей и равнению на культуру Запада, которую они понимали примитивно. В 1949 году журнал «Крокодил» высмеял эту категорию молодежи в статье «Стиляга»[800].

Подобная пропаганда была следствием функционирования бюрократического аппарата, который реализовывал идеологию мелкобуржуазного коммунизма. Для ее представителей характерно критическое отношение к капитализму, умение подметить его противоречия, но предложение нереальных средств для изменения ситуации. К тому же сталинисты имели искаженное представление о своей социально-политической сущности и уничтожали предпосылки для благотворного влияния критики и самокритики.