От многонационального народа

К многонародной нации

Какая ситуация сложилась в Российской Федерации, которая единственной из всех стран сохранила на конституционно-правовом уровне формулу "многонациональности" и вместе со всеми остальными новыми государствами не рискнула сделать выбор в пользу "многонародной нации" или какой-то другой новации? В принципе была возможность вообще обойти этот сюжет в тексте основного закона, как это сделано в конституциях большинства стран мира. Кстати, в тексте Федеративного договора вопрос о "нациях" отсутствует, но суть этого документа оказалась более чем приемлемой для представителей основных народов и для республиканских образований. В свое время, будучи одним из основных авторов таких официальных документов, как Резолюция 28 съезда КПСС по национальному вопросу и Концепция государственной национальной политики в Российской Федерации, нам удалось уйти от употребления слова "нация" в этническом аспекте. Смысл и значение концепции нисколько не ослабли и без употребления этого слова. Тем самым сохранилась возможность его общественно-политического употребления в разных значениях, не блокируя тем самым реальность существования национального государства под названием Российская Федерация и многоэтничной гражданской общности россиян.

Как показала практика федерального законодательства, невозможно записать термин "нация" и в тексты законов. Законодатели вполне резонно обходятся менее нагруженными понятиями, как, например, "народы", "этнические общности", "национальности". В последнее время появился термин "национальные меньшинства", но он для России мало подходит и едва ли утвердится как правовая категория. Причина здесь не в том, что в России нет меньшинств или государство отказывается признавать их существование и наличие вытекающих из этого специфических прав и норм части граждан, принадлежащих к данным категориям. Дело в том, что Россия ушла дальше в правовом обеспечении меньшинств, закрепив за ними не просто право на национально-культурную автономию, как этого требуют международно-правовые минимумы. В России основные и компактно проживающиеменьшинства (строго говоря, это все нерусские народы) еще с советских времен имеют территориально-государственную форму самоопределения, которая в действующей Конституции определяет эту форму как "республики-государства". Эти этнические общности уже давно "национализированы" и на статус "меньшинств", вполне понятно, согласиться не могут. Кстати, по этой же причине им трудно принять категорию российской гражданской нации, хотя это как раз вполне возможно и необходимо. Существует же каталонская нация в составе испанской нации, шотландская нация в составе британской нации, саамская нация в составе норвежской нации и т. п. Эти понятия и даже правовые категории являются не взаимоисключающими, а взаимодополняющими, а их основная миссия – это политическая и эмоциональная легитимация.

В итоге к правовой категории "национальные меньшинства" в России могут быть отнесены только представители дисперсно расселенных групп, у которых нет территориальной автономии (возможно, российские немцы, греки, корейцы и другие). Но опять же есть проблема, когда эти группы начинают характеризовать как не имеющие "своей" государственности или как не принадлежащие к "основному населению" (уязвимый термин из Рамочной конвенции). И то, и другое – правовой нонсенс и ненужная приниженность части граждан. В России все имеют одинаковые паспорта своего(!) государства. Не могу себе представить, что я как директор института имею "свою" государственность, а для двоих заместителей директора (гагауза и украинца по национальности) эта государственность "не своя". Еще хуже с "основным населением". Неужели можно разделить депутатов Федерального Собрания РФ на "основных" и "не основных"? А если нельзя, тогда зачем принимать документы с подобной категоризацией для остального населения страны?

Но самая кардинальная проблема для законодательного обустройства межэтнических отношений в России – это пределы огосударствления этничности без ущерба базовым индивидуальным правам человека. От СССР нам досталась столь высокая степень правовой институализации этничности, что она могла существовать только по причине ее часто пустой декларативности. Чего стоила хотя бы запись в советских конституциях о праве наций на "самоопределение вплоть до отделения". Наследие это столь жесткое, что российское государство до сих пор не может оформить свои правовые отношения с гражданами через систему паспортов, ибо многие граждане желают зафиксировать свою принадлежность не только к государству, но и к определенной коллективной общности. Таким образом можно получить дополнительные права внутри страны или предпочтительное право на эмиграцию в некоторые государства. Сохраняется и бытовая боязнь постсоветских людей, что бумага-справка – это все, а без официальной бумаги у тебя и нет этнической принадлежности. Мне кажется, что есть вопросы, где правовые нормы должны носить опережающий характер и не следовать бытовой мифопоэтике и политической спекуляции.

Этнические права – это коллективные права. Они призваны только достраивать права личности, но не подменять их и не доминировать над ними. Основанные на этничности коллективные права – это обоюдоострое оружие, и ими нужно пользоваться осторожно и умело. Последние годы показали, что в недостаточно развитой гражданско-правовой культуре групповые права могут использоваться для необоснованных преференций, для узурпации власти меньшинством и даже для разрушения общего государства, ибо питают экстремистские формы этнонационализма, вплоть до вооруженного сепаратизма. Это вызывает межгрупповые противоречия и недоверие со стороны остального населения страны к тем, кто подобным образом пользуется коллективными правами. Именно ссылка на коллективные права становится аргументом для массового выхода части населения из правового пространства. Ситуация становится особенно сложной, если государство и общество в целом переживают кризис или страна располагает ограниченными ресурсами, за которые идет острая конкуренция.

Российская Федерация сейчас переживает именно такую ситуацию. Самым плохим вариантом было бы пытаться осуществить радикальный демонтаж коллективных прав, включая столь важное демократическое приобретение, как федеративное устройство с элементами этнического федерализма. Право и закон содержат гораздо больше возможностей, многие из которых далеко не использованы. Федерализм в многоэтничных странах не гарантирует стабильных ситуаций, как и не все вопросы федерализма должны решаться сразу и только нынешним поколением политиков. Важны общая формула и некоторые базовые принципы. Среди них одновременная установка на признание культурных различий и обеспечение интеграции. Федерализм очень разнообразен и может заключать в себе мощный интегративный потенциал (например, в Германии). Здесь важно добиться согласия элит, которые всегда имеют мощные местные интересы – главное препятствие интеграции. Федерализм сам по себе недостаточен, и у населения страны необходимо развивать и утверждать двойную лояльность и идентичность, строить широкие коалиции, пересекающие этнические и региональные границы, создавать стимулы к интегративному поведению.

Но самое интересное и перспективное – это не просто федеративное государство, а федеративные сообщества. Вот где есть ответ не только для Дагестана и Карачаево-Черкесии, но и для всей России, в том числе и для коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Принятый в 1999 г. федеральный закон о поддержке и развитии представителей данных народов – это только самый первый правовой акт, которым еще предстоит научиться пользоваться. Но и он не отвечает на многие проблемы повседневной организации жизни, межчеловеческих (а не "межнациональных"!) отношений, а самое главное – на вопрос о перспективе сохранения культурного многообразия при обеспечении модернизации и полноправного участия в общем государстве. Более широкий подход к федерализму позволяет не ограничивать его только системой административного деления и устройства органов государственной власти.

Федеративное правовое пространство допускает сосуществование на взаимно дополняющей или на параллельной основах разных правовых систем. Они могут соединять "централизованное" (государственное) право и общественно разделяемые правовые нормы отдельных культурных систем. Последние могут быть "централизованы" на уровне внутригосударственного образования. Для этого не нужно возрождать никогда не существовавшую "историческую норму" в виде, например, "родовых общин" среди северян или "горской демократии" среди северокавказцев. Важно признать сам принцип правового плюрализма в связи с этнокультурным разнообразием. А что должно послужить основой для источника права и стиля правового поведения соискателей "обычного" или "традиционного" права – это уже вопрос второстепенный. Чаще называются существующие древние устои или социальные нормы, но при более внимательном анализе за ними можно обнаружить современное изобретение для достижения современных целей. Впрочем, кто сказал, что такое не может иметь место, если только ссылки на данные правовые нормы не разрушают общепризнанные основы общественного устройства и не провоцируют массовый выход граждан из правого пространства?

В. Тишков

4.

Межэтнические отношения и конфликты в постсоветских государствах. Ежегодный доклад Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов, 2001. С. 7-10.