Гражданская идентичность русского и титульного населения стран нового российского зарубежья

Русское население

Возникновение новых суверенных государств одновременно означало и официальное юридическое появление нового гражданства. Большинство постсоветских государств, за исключением Латвии и Эстонии, с теми или иными формальностями, но признало право на свое гражданство за всем постоянным населением республик [1, с. 31-41]. Подавляющее его большинство, в том числе и местные русские, этим правом в конце концов воспользовалось. Процесс признания гражданства новых суверенных государств (за исключением двух названных стран Балтии) во многом носил формальный характер, но не всегда, особенно для нетитульного, в том числе русского, населения, он был просто строго добровольным. Определенные черты вынужденности в принятии нового гражданства зачастую были связаны с множеством житейских обстоятельств, толкавших людей на этот шаг.
Понятно, что в таких условиях формальное причисление себя к гражданам новых государств далеко не всегда свидетельствовало и свидетельствует об отсутствии каких-либо проблем в процессе гражданской идентификации населения постсоветских государств. Обратимся к примеру Украины, где проживает около 11 млн русских, что лишь немногим меньше половины русского населения всех бывших союзных республик за пределами России, и где положение русского населения по сравнению с другими странами нового российского зарубежья, аа исключением Белоруссии, одно из самых благоприятных. Об этом можно судить по мнению большинства тамошних русских, выявленному нами в ходе опроса в конце 1996 года [14].
Переход подавляющего большинства русского населения из советского в украинское гражданство происходил там как очередная привычная формальность, не вызвавшая каких-либо особенно "шумных" проблем на общественном уровне. Но не так однозначен был этот переход для каждого отдельного человека. В ходе нашего опроса выяснилось, что несмотря на практически поголовное вступление в гражданство суверенной Украины, "полностью" считают себя его гражданами менее половины (42%) опрошенных русских. "В значительной мере" причисляют себя к совокупности украинских граждан около четверти (28%) русских респондентов, "в незначительной степени" - 16%, а 5% вообще не считают себя таковыми. Кроме того, почти каждый десятый русский (9%) затруднился ответить на этот вопрос. При этом по регионам Украины доля русских респондентов, полностью признающих себя украинскими гражданами, растет с востока на запад [14, с. 284].
О том, что процесс перехода к новому гражданству был далеко не простым для значительной части русского населения нового зарубежья, говорят и ответы русских в обследованных нами странах о предпочитаемом ими гражданстве. Они свидетельствуют, что для современного переходного состояния гражданской идентичности русского населения этой части бывшего СССР особенно характерно стремление к двойному гражданству - страны проживания и российскому. Это выявилось тотчас после юридического распада СССР в ходе экспериментального, квотного опроса, проведенного нами в Ташкенте в декабре 1991 года. Тогда о желании иметь двойное гражданство заявили три четверти опрошенных русских [15]. Эта тенденция подтвердилась и в ходе последующих полевых исследований, представительных для русского городского населения ряда стран нового российского зарубежья¹. Их данные отражены в таблице 1. Правда, идеальная возможность выражения своей гражданской идентичности на практике осуществима в силу двусторонних договоров лишь в Туркмении и Таджикистане [1, с. 25; 24]. Лишь меньшинство опрошенных русских остановилось на одном из гражданств - страны проживания или российском.

Таблица 1

Выбор гражданства русским городским населением стран нового зарубежья (в %)

Примерно ту же тенденцию в выборе гражданства показали и ответы на вопрос о том, какое гражданство предпочли бы опрашиваемые в случае невозможности иметь двойное гражданство, что полностью соответствует действительному правовому положению в большинстве стран нового зарубежья. В Литве и Молдавии, в программе исследования которых был предусмотрен этот вопрос, были получены следующие результаты. В Литве половина русских респондентов в ответах на этот вопрос предпочла республиканское гражданство, пятая часть - российское, остальные затруднились ответить. Русские горожане Правобережья Молдавии (в Молдавии и Киргизии помимо горожан опрашивалось и сельское население) разделились примерно поровну (38% выбрали молдавское, а 39% российское гражданство, остальные затруднились ответить), русские же селяне чаще склонялись к молдавскому гражданству. Приднестровцы чаще (немногим более половины опрошенных) затруднились ответить на этот вопрос, практически же все остальные выбрали российское гражданство и лишь 3% молдавское.
Следует обратить внимание на почти полное сходство во мнениях о предпочитаемом гражданстве у русских Литвы и Эстонии. И это несмотря на кардинальные различия в вопросе о принципах получения нового гражданства в Литве, с одной стороны, и Латвии и Эстонии - с другой. Как известно, последние в вопросе о гражданстве исходили из идеи реституции, восстановления своей государственности, утраченной во время советской оккупации. Это предполагает возможность признания гражданства лишь за гражданами довоенных Эстонии и Латвии и их потомками. В результате гражданства этих балтийских государств было лишено большинство местных русских, а также иных представителей русскоязычного населения². В результате в этих странах сложилась во многом парадоксальная ситуация, при которой значительная часть (а в Латвии большинство) населения столиц не являются гражданами республик. В отличие от своих балтийских соседей Литва с самого начала восстановления независимости заявила о безусловном праве всех ее постоянных жителей — граждан бывшей Литовской ССР - на гражданство суверенного литовского государства. Думаю, сделанное выше сравнение результатов опроса русского населения Литвы и Эстонии наглядно показывает, что при всей важности законов о гражданстве, принятых (а зачастую остающихся старыми, провозглашенными в период "парада суверенитетов", прошедшего еще в годы существования СССР) в странах нового российского зарубежья, далеко не только ими определяются процессы идентификации себя в качестве их граждан местным русским населением.
Признание этих стран "своими", подлинная лояльность к ним русского и иного нетитульного населения зачастую затруднены не только из-за пресловутого "имперского" (державного, государственнического) сознания русских, о котором еще недавно мы столько слышали и с которым связана их остаточная союзная идентичность. Все это так, однако нельзя не видеть и другие аспекты проблемы. В желании большинства русских нового зарубежья иметь наряду с гражданством государства своего постоянного проживания также и российское проявляется помимо естественного тяготения к России, основанного на культурных, языковых, информационных связях с основным ядром живущего там русского народа, и множество чисто семейных, родственных, дружеских, профессиональных и иных связей. Понятно, что двойное гражданство значительно упрощает и облегчает осуществление всех этих связей. В действительности же последние нередко все более затрудняются, и, естественно, это не только беспокоит русское население стран нового зарубежья, но и отнюдь не способствует нормальному становлению их новой гражданской идентичности.
Успешному становлению такой идентичности препятствует и внутренняя этно-кратическая политика, с той или иной последовательностью и жесткостью проводимая в большинстве стран нового российского зарубежья. Ее последствия, судя по данным социологических исследований, русское население этих стран ощущает во всех сферах своей жизни. Заметная часть русских считают, что после обретения бывшими союзными республиками суверенитета отношение к ним со стороны властей новых государств ухудшилось. Особенно часто такое мнение высказывали русские в Правобережной Молдавии, где за год до нашего опроса разразился приднестровский военный конфликт. Характерно, что и три года спустя это мнение продолжала разделять примерно та же доля (около 90%) опрошенных нами русских горожан Правобережья Молдавии. Правда, за эти годы несколько уменьшилась категоричность этой оценки: полагали, что данное отношение заметно ухудшилось, уже не 75%, а 65%. Весьма часто (более двух третей опрошенных) такое мнение высказывали русские в Литве и несколько чаще в Эстонии. Заметно реже такие оценки в отношении властей "своих" стран были характерны для русских в Киргизии и особенно на Украине. В целом эти ответы позволяют в какой-то мере выявить степень благоприятности условий жизни русского населения в отдельных странах, что, конечно, является важным фактором его интеграции в новое гражданское сообщество, идентификации с ним.
Принятие гражданства стран, власти которых, по мнению значительной части местного русского населения, далеко не полностью способствуют защите его прав и интересов, носит во многом вынужденный характер. Это позволяет сказать, что в нынешней ситуации такой выбор далеко не всегда может свидетельствовать о лояльности к новым государствам. На мой взгляд, более значимым показателем успешности процесса новой гражданской идентификации бывших граждан СССР выступает понятие Родина, свободное от узкоюридических рамок категории "гражданство". К тому же использование в качестве показателя отражения гражданской идентификации понятия Родина весьма удобно и по той причине, что с его помощью можно сравнить нынешнее состояние с положением, существовавшим в СССР. Можно также судить и об основных особенностях процесса идентификации как у русских, так и у титульных народов разных стран, поскольку в программе нашего исследования вопрос о предпочитаемом гражданстве, ответы на который проанализированы выше, к сожалению, был предусмотрен лишь для русского населения.
Сравнительный анализ ответов на вопрос о Родине русского и титульного населения позволяет сказать, что распад СССР в целом усилил сложившиеся в советские годы различия между этими группами в основных тенденциях развития гражданской идентичности. Суверенизация бывших союзных республик значительно укрепила тенденцию к тесной сопряженности гражданской и этнической идентичности у титульных народов и еще больше осложнила взаимоотношения этих идентичностей у русского населения ближнего зарубежья. Кризис гражданского самосознания русского населения этих стран выразился прежде всего в расколе местных русских на группы с различной гражданской идентичностью.
У значительной части представителей новых русских диаспор (особенно в первые годы после распада СССР) стойко сохранялась союзная идентичность, основанная на надежде восстановления Союза. Причины широко распространенного у русского населения нового зарубежья отождествления себя с недавно ушедшей в историю советской общностью коренятся прежде всего в том, что с СССР значительная его часть связывала стабильность своего положения. Исчезновение же союзного государства вызвало резкое понижение общего статуса русских за пределами России. Правда, судя по такому субъективному показателю, как признание СССР в целом своей Родиной, роль союзной идентичности по сравнению с советским периодом и у них заметно снизилась. Так, судя по двум проведенным по одной программе опросам, в Молдавии с промежутком в 12 лет (с 1981-го по 1993 год) доля подобных ответов сократилась более чем в 2 раза, а в Грузии 14 лет спустя после опроса 1980 года этот показатель упал втрое и составил 19%, в Узбекистане за 11 лет (с 1980-го по 1991 год) — более чем в 1,5 раза, в Эстонии за 4 года (с 1987-го по 1991 год) - в 2 раза [8-10; 4, с. 239].
Но, несмотря на это, союзная идентичность и в постсоветских странах за пределами России оставалась у русского населения почти повсеместно ведущей (см. табл. 2). Ее продолжало разделять несколько более половины русских в Киргизии и на Украине, две трети в Правобережной Молдавии, чуть менее половины в Литве и каждый четвертый из десяти в Эстонии. Лишь в Грузии, судя по проведенному в 1994 году исследованию, у местных русских на первое место в качестве Родины вышла республика проживания [9]. Но в данном случае можно усмотреть и результат действия своего рода психологического защитного механизма от явного и открытого доминирования титульного грузинского населения в условиях крайней нестабильности общества, охваченного гражданской войной, в ходе которой фактически беззащитными оказались прежде всего этнические меньшинства. В такой ситуации демонстративное признание Грузии своей Родиной могло стать для русских респондентов поводом заявить о своей абсолютной лояльности Грузинскому государству в надежде получить защиту от этнического большинства.

Таблица 2

Представление русского городского населения стран нового зарубежья о своей Родине (в %)

Определенное снижение роли союзной идентичности привело после распада СССР к заметному росту у одной части русских нового зарубежья ориентации на гражданство России, а у другой - на гражданство стран своего проживания. Рост ориентации на гражданство новой России, признание ее своей настоящей Родиной в какой-то мере можно рассматривать как трансформацию в новых этнополитических условиях прежней союзной идентичности, доминировавшей в советский период у русского населения как в самой России, так и в других союзных республиках. По существу, в советское время в союзной идентичности в свернутой, непроявленной форме преобладающее место занимала все же российская идентичность. Ведь именно с Россией, с ее центральной (в широком смысле) наиболее развитой частью, с Москвой — ее историческим центром отождествлялось в первую очередь государственное ядро Советского Союза.
Конечно, в ситуации, когда на постсоветском пространстве стала практически повсеместно и последовательно проводиться политика этнического национализма, основанная на широко внедренной в массовое сознание доктрине "один народ *- одно государство", русские, особенно живущие за пределами России, все чаще воспринимают последнюю как государство по преимуществу русское. К этому их подталкивали и официальная политика многих новых государств, направленная на стимулирование миграции местного русского населения в Россию, и преобладающее мнение значительной части представителей титульных народов этих стран, рассматривающих именно Россию в качестве настоящей Родины их русских земляков. В периоды наибольшего обострения межэтнических отношений внутри стран нового зарубежья (что было особенно характерно для времени становления суверенитета этих государств) и межгосударственных отношений между некоторыми из них (прежде всего Латвии и Эстонии) с Россией по поводу политики в отношении русского и другого русскоязычного населения это мнение открыто выражалось в лозунгах "Чемодан - вокзал -Россия!", "Родина-мать зовет!", "Русские, уезжайте в Россию!" и т.п. Естественно, в такой ситуации немалая часть русского населения нового зарубежья надеялась и еще надеется на помощь и защиту России [27]. Все это также способствует определенному росту пророссийской ориентации и российской гражданской идентичности у тамошних русских.
О динамике этого процесса можно судить по ряду показателей, полученных в ходе массовых опросов в обследованных странах нового зарубежья. Так, хотя доля русских респондентов, назвавших Россию своей Родиной, была относительно и не очень велика - от 10% на Украине до 24% в Литве, однако она весьма заметно увеличилась по сравнению с результатами опросов 1980-х годов: в Молдавии почти в 4 раза, в Грузии примерно в 2 раза, в Эстонии в 3 раза, в Узбекистане в 5 раз. При этом в Литве и Молдавии доля назвавших своей Родиной Россию превышала долю признавших в этом качестве страну проживания, а в Эстонии эти доли почти выровнялись (см. табл. 2).
Одновременно среди части местных русских заметно увеличилась доля отождествляющих себя прежде всего со страной проживания. Судя по опросам первой половины 1990-х годов, за 12 лет в Молдавии и за 14 лет в Грузии этот рост был трехкратным, а за 4 года в Эстонии - полуторакратным и за 11 лет в Узбекистане двухкратным [4, с. 239; 8-Ю]. Как уже отмечалось, в наибольшей мере ориентированными на гражданскую причастность к стране проживания были русские Грузии. Но заметным оказалось распространение этой идентичности и среди русского населения Киргизии, Эстонии, Украины и Литвы (см. табл. 2). Мотивы такой гражданской ориентации у русских могут быть самыми различными, но очевидно, что в целом они связаны с надеждами на успешную адаптацию к резко изменившейся этнополити-ческой ситуации, на интеграцию в основное гражданское сообщество новых независимых государств. Можно полагать, что нередко это является своего рода защитной психологической реакцией на этнократическую политику новых властей, нередко поддерживаемую значительной долей титульного населения. В ответ на это часть русского населения в той или иной форме (в том числе и в ответах на вопросы социологов) заявляла о своем праве на гражданское равенство с титульным населением стран своего проживания (что особенно актуально для русских в Латвии и Эстонии), на то, что эти страны являются их подлинной Родиной. Часть же русских такими ответами демонстрировала свою гражданскую лояльность в надежде на защиту новых властей и титульного этнического большинства. Таким образом, у русского населения стран нового российского зарубежья наиболее очевидно и интенсивно проявился конфликт гражданской и этнической идентичностей.

Титульное население

У титульного населения государств ближнего зарубежья формирование новой гражданской идентичности проходит, естественно, более гладко, чем у русского. Во всех обследованных нами и другими учеными странах доля респондентов титульной национальности, назвавших Родиной "свою" республику, составляла заметно больше половины. В то же время итоги опросов показали и довольно заметные различия в гражданской идентичности титульного населения разных стран. Отчасти для молдаван Правобережной Молдавии (в 1996 году), а в еще большей мере для киргизов и украинцев, не говоря уже о молдаванах Приднестровья, была характерна заметно большая по сравнению с литовцами, грузинами и эстонцами ориентация на союзную идентичность и, соответственно, меньшая - на идентичность новых государств (табл. 3).
Таблица 3
Представление титульного городского населения стран нового зарубежья о своей Родине (в %)

Следует также отметить, что по сравнению с титульными народами других обследованных стран нового российского зарубежья атнополитическим ориентациям украинцев особенно свойственны региональные различия, что характерно и для их гражданской идентичности. Так, судя по данным нашего исследования, проведенного в конце 1996 года, в западном регионе Украины (Львовщине) полностью считали себя ее гражданами 94% опрошенных украинцев, а в восточном (Донбасс) - всего 62%. Промежуточные позиции были у украинцев Центрального (Киевского) (84%) и южного (Херсонская область) (77%) регионов. При этом у русских Украины региональные различия в идентичности были даже несколько меньшими, чем у украинцев [14, с, 280-292].
Но в целом, несмотря на то, что среди украинцев по сравнению с титульными народами других обследованных стран в наибольшей мере сохраняется прежняя союзная идентичность, и среди них процесс отождествления с новым украинским государством происходит гораздо успешнее, чем среди русского населения Украины. Среди украинцев доля полностью считающих себя украинскими гражданами (80%) почти в 2 раза больше, чем среди русских (42%) [14, с. 284].