Национально-языковая политика Карелии: межнациональный язык – русский или финский?

В культурной национальной политике в Карелии вопрос о национальном литературном языке 1920-30-х гг. был одним из самых острых. В эти годы проводилось активное языковое строительство, когда десятки ранее бесписьменных народов обретали впервые письменность. На XII партийном съезде 1923 г. были приняты основные принципы политики коренизации. Согласно им «…важнейшей задачей партии стало преодоление фактического неравенства народов…»1. «Под равенством понимались не только экономическая развитость, но и управление национальных территорий коренными силами. Титульные народы каждой «национальной» территории должны были быть пропорционально представлены в аппаратах партии и государства, языком управления и преподавания должен был стать «национальный» язык»2, - замечает Тимо Вихавайнен. О самом термине «национально-языковая политика» А.А.Левкоев пишет, что это «сознательное регулирование государством языковых процессов, связанное с отношениями к различным слоям общества, с выбором форм и методов руководства и не только в области культурного строительства»3.

В Карелии языковая проблема была очень острой. Известно, что огромную роль в истории республики этого периода сыграли финские эмигранты-революционеры. Они осуществили целый ряд преобразований, заложивших основы развития КАССР. Споры и разногласия вызывала и вызывает до сих пор среди учёных попытка приобщения карел и вепсов, не имевших письменности, к финскому литературному языку. Изучение этой проблемы значительно дополнит знание о процессе становления государственности карел в 20-30 гг.

В пределах республики по данным первой Всесоюзной переписи населения проживало 265.662 человека, из них русские составляли 153.967 человек, финны – 2.544, карелы – 100.781 и вепсы – 8.587. Русские проживали преимущественно в восточной части Карелии (часть Петрозаводского уезда, Заонежье, Пудожский уезд, Беломорье). «Карелы занимали всю западную часть края, от линии Мурманской железной дороги до границы с Финляндией»1. Относительная многонациональность усугубляла, делала сложнее проблему выбора языка. Осложнялось это ещё и тем, что в Карелии не было единого в одинаковой степени понятного для всех карел разговорного языка. «Карельский язык содержит три наречия: собственно карельское (в средней и северной Карелии, а так же в Калининской, Ленинградской и Новгородской Областях), ливвиковское (у восточного побережья Ладожского озера и дальше вглубь Олонецкого перешейка) и людиковское (узкой полосой вдоль восточного края ливвиковского наречия, недалеко от Онежского озера)»2, - пишет Э.Л.Алто. Эти наречия делились в свою очередь на диалекты, а затем – на говоры. Численность карел, говорящих на собственно карельском наречии, проживавших в Паданском и Ухтинском уездах, названных собственно карелами или беломорскими карелами, составляла немногим более 25 тыс. человек. Их речь была наиболее близка восточным говорам финского языка. В южной Карелии проживали ливвики, или олонецкие карелы, людики, или прионежские карелы и вепсы, являвшиеся исконным древнейшим населением республики. Ливвики и людики составляли примерно три четверти всего карельского населения. Их речь была наиболее далека от финского языка, но испытывала на себе значительное влияние русского языка. В некоторых районах различие между собственно карельским наречием и речью южных карел и вепсов было настолько существенно, что затрудняло взаимопонимание представителей различных наречий. «Их сходство и различие зависело от того, в каком соседстве находился данный диалект (русском, карельском, финском или вепсском)»3, - пишет Э.Л.Алто. Это ещё больше усугубляло языковую пестроту и приводило к большим трудностям в формировании единого карельского языка и карельской письменности.

Карельский и вепсские языки по своим функциям являлись языками местного бытового общения. Межнациональным языком ещё со времён дореволюционной России в Карелии был русский язык. Он был средством общения русского, карельского и вепсского населения, языком школы и администрации. «Многовековое совместное проживание и общение карельского и русского крестьянства, массовое отходничество карел и вепсов с середины XIX века на заработки в русские губернии, школьное обучение и распространение литературы на русском языке, что значительная часть карельского населения, главным образом центральных и южных районов и преимущественно мужского, в большей или меньшей степени владела русским языком»1, - подчёркивает А.И.Афанасьева. Безусловно, все эти моменты должны были учитываться при языковом строительстве. Основные принципы его в республике были определены уже в 1921-24 гг. Они обсуждались на Всекарельских съездах Советов, областных партийных конференциях, сессиях ЦИК республики, а так же в их решениях и постановлениях. В феврале 1921 г. I Всекарельский съезд постановил: «Ввиду того, что население имело право обращаться в советские органы на том языке, которым оно желает пользоваться, на русском или карельском (финском), советским органам вменяется в обязанность без замедления применять меры, обеспечивающие им возможность вести свою деятельность на русском и финском языках»2. Далее указывалось, что «основной целью работы ОНО (Отдел Народного Образования) должно быть поднятие культурного уровня населения Карелии на тех культурных языках, посредством которых это наиболее легко достижимо» и что «такими языками в Карелии для русских является русский язык, для карел – русский и финский языки в зависимости от того, на каком языке карелы тех или иных мест хотят обучаться»3. В этом же году на II Всекарельском съезде Советов было постановлено: «При отсутствии карельской письменности, многообразии наречий и невозможности создания специального карельского литературного языка ведение культурно-просветительной работы среди карельского населения возможно лишь на русском и финском языках в зависимости от воли отдельных граждан и их влечения к той или иной культуре»4. Таким образом, оба Всекарельских съезда подчёркивали нецелесообразность создания единого карельского языка в силу ощутимых различий диалектов, а так же особо уделяли внимание необходимости соблюдения добровольности при изучении русского и финского языков, которые были введены в республике. После постановлений 9 августа 1924 г. «во всех устных формах деятельности просветительных и образовательных учреждений карельских районов и в работе государственного аппарата республики было введено употребление местных диалектов карельского языка, что способствовало вовлечению в общественную и культурную жизнь части карельского населения, не владевшего ни русским, ни финским языком»1. Решения начала 20-х гг. в целом соответствовали языковым процессам в Карелии. Приобщение основной массы карельского населения к грамоте и культуре на двух развитых языках ускорилось. Как пишет А.И.Афанасьева, на практике вскоре подтвердилась правильность решений и постановлений: карелы северных районов избрали финский литературный язык, а южные карелы и вепсы – русский. В условиях свободы выбора большинство карельского населения всё же отдало предпочтение русскому языку. И, несмотря на то, что в ряде школ велось обучение на финском языке, а также на нём издавалась республиканская газета, литература и велось делопроизводство в Ухтинском уезде, языком межнационального общения в то время оставался русский язык.

В связи с миграционными процессами с 1926 по 1933 гг. национальный состав населения КАССР заметно изменился.

 Национальный состав населения Карелии по данным переписей населения (в %)2

Как видно из приведённых в таблице данных, произошло увеличение доли русских, финнов и других национальностей при сокращении доли карел и вепсов. В Карелии, ставшей ещё более многонациональной, потребность в языке межнационального общения возросла. Конечно, реально им мог стать только русский язык, являвшийся языком подавляющего большинства населения республики. Ведь им владели не только русские, но и значительная часть карел, финнов, вепсов, белорусов и украинцев. Но, несмотря на всё это, стоявшие в 20-30-х гг. у руководства Карелии финны-политэмигранты, думали иначе. В исторической и лингвистической науке в то время преобладали взгляды тех финляндских учёных, которые возводили происхождение карел к прибалтийско-финскому племени Емь (Häme), то есть они считались, по их мнению, восточной ветвью финской нации. Речь беломорских и олонецких карел они рассматривали в качестве наречия финского языка. «Одностороннее освещение финляндской наукой этногенеза карел в какой-то мере повлияла на решение языковой политики в Карельской ССР»1, - пишет А.П.Баранцев. Исходя из «родства» карел и финнов, бывшие политэмигранты заключили, что языком обучения карельского населения должен был стать финский литературный язык. Но, однако, они признавали необходимым выпуск учебников и газет в карельских местностях юга Олонецкой губернии на местном диалекте с использованием русской графики письма как промежуточный этап на пути сближения языка олонецких карел с финским литературным языком. Налицо была двойственность языковой политики. В конце 1920-х – начале 1930-х гг. возникла дискуссия по проблеме национальной письменности. А.Нуортева и Г.Ровио пытались теоретически и практически доказать правильность политики внедрения финского литературного языка. Председатель ЦИК республики А.Нуортева утверждал, что «несмотря на столетиями длившееся изолированность и русское влияние, карельский говор сохранил все основные черты финского языка. Опыт школьной работы показывает, что ребёнок, попавший в школу, зная только местное карельское наречие, несравненно быстрее и легче схватывает литературный финский язык, чем русский»2.

В рецензии на учебник карельского языка учителя Кузьмина из Новгородской губернии он отмечал: «Если отдел считает, что для карел вне Карельской АССР всё же нужно составлять особую азбуку, то мне кажется, что придётся составлять особую азбуку для каждого отдельного района. Если будет решено создать приемлемую для всех карел азбуку, то, по моему убеждению, нет смысла огорода городить, а нужно взять за основу литературный финский язык»3. Иными словами, отрицался какой-либо способ разрешения языкового вопроса, противный движению к финскому языку. Чаша весов стала склоняться в сторону красных финнов.

Финнизация Карелии.

В начале первой пятилетки вопросы языкового планирования встали как никогда остро. В связи с возросшим объёмом лесозаготовок к началу 30-х гг. в Карелию начался широкомасштабный завоз рабочей силы из других областей СССР. В 1928-1929 гг. в республику прибыло 25.000 сезонных рабочих, в 1929-1930 гг. – около 60.000 человек. Явное прогрессирующее увеличение удельного веса национального населения снижало эффективность языковой политики финнов. На страницах местной печати, в ходе обсуждения языковой политики, особое внимание стало уделяться более медленному росту грамотности карельского населения южных районов по сравнению с северными. Причиной такого явления было признано использование преимущественно русского языка в просветительской и образовательной работе среди южных карел.

Вопросы «карелизации» были вынесены на обсуждение IV объединённого пленума Карельского обкома и областной контрольной комиссии ВКП(б). В одобренных пленумом тезисах Г.Ровио не было принципиально новой трактовки соотношения между карельскими диалектами и финским литературным языком. На основе этого делался вывод о возможности «использования финского литературного языка и письменности в качестве объединяющих карельские говоры»1. Указывалось так же, что усвоение карельского языка карелами, в том числе в южных районах, происходит скорее и легче, чем русского, и в связи с этим утверждалось: «Поэтому в момент оформления Карельской автономии письменным и литературным языком карел был признан финский язык»2. Последнее утверждение шло вразрез с постановлениями 1921-1924 гг. Всё же было принято принципиально новое решение, признанное наиболее правильным, ввести в школах с преподаванием на финском языке в качестве предмета русский язык, а в школах русских районов – финский. В постановлении также заявлялось, что, охватив всех карельских детей обучением на финском языке при развитии экономики и культуры республики, диалекты карельского языка приблизятся в таких условиях к литературному финскому языку и тем самым обеспечат его внедрение в быт населения. Красные финны были уверены в том, что культурный уровень карельского населения легче всего поднять при помощи финского языка. В конечном счете, финский язык, используясь по их замыслу в качестве языка культурного и бытового общения, уравнялся бы с русским языком по выполнению общественных функций. Нельзя не согласиться с А.А.Левкоевым, что глубинные причины таких реакционных выводов «крылись в тех переменах, которые были вызваны форсированной индустриализации промышленности и коллективизации сельского хозяйства»3, достаточно только вспомнить ситуацию в стране и задачи первого пятилетнего плана. Отрицательными моментами всех этих решений и постановлений явилась недостаточная изученность карельского языка в русской и советской лингвистике, а так же выводы лингвистов Финляндии о родстве карельского и финского языков. К этому необходимо добавить, что принцип равноправия языков народов СССР был неправильно понят: финский язык не был и не мог стать родным для карел. Он не смог бы широко использоваться в науке, технике, высшем образовании. Развитие самого языка не могло происходить в условиях, когда финское население в Карелии составляло незначительное меньшинство. Следовательно, возможность культурного строительства на финском языке была ограничена.

В постановлениях 1929 г. было предложено усилить темпы карелизации, ускорить введение финского языка в школах, пунктах ликбеза, в деятельности партийных органов и просветительных учреждениях во всех районах с преобладанием карельского населения. Значительно расширилось использование финского языка в работе центральных органов республики, в местной периодической печати и книгоиздательстве. Уже в начале 1932 г. 99,6% всех школьников карельской национальности обучалось на финском языке (вместо 57,8% в конце 1929 г.). В начале 30-х гг. началось издание шести районных газет на финском языке, три районные газеты выходили параллельно на русском и финском языках. В партийных учебных заведениях и некоторых техникумах была развёрнута сеть курсов и отделений с преподаванием на финском языке.

В начале 30-х гг. руководство республики выдвинуло идею о введении финского языка в качестве литературного и объединяющего для всех ингерманландцев, проживавших в Ленинградской области и тверских карел. Инициатива красных финнов по распространению литературы на финском языке среди тверских карел вызвала резкое противодействие со стороны, как населения Тверского округа, так и его руководящих органов. Расхождения в языковой политике между КАССР и Карельским национальным округом Московской области усугубились ещё одним важным фактором – созданием письменности тверских карел.

1 марта 1930 г. в Комиссии по делам национальностей Наркомпроса РСФСР состоялось совещание по вопросу о национальной письменности для карел тверского округа. На нём с докладом выступил Д.В.Бубрих, который подчеркнул необходимость создания собственной письменности для тверских карел без заимствования «карело-финского» языка. Совещание согласилось с ним и постановило принять необходимые меры по переводу всей культурно-политической работы на карельский язык, положив в его основу толмачевский говор и латинский алфавит. Эса Анттикоски и А.А.Левкоев абсолютно сходятся во мнении, что «политически создание нового литературного языка могло быть воспринято как контрмера, призванная предупредить расширение влияния финских эмигрантов»1. Тверские карелы, прожившие три столетия оторванными от финнов и других карел, нуждались в развитии родного языка. «Противопоставление было выгодно верхам страны, поскольку оно сильнее втягивало руководителей Карелии в фарватер коллективизации»1, - пишет А.А.Левкоев.

Правомерность внедрения финского языка в Карелии встала под сомнение. Следствием этого была вспыхнувшая в начале 30-х годов «война языков». А.А.Левкоев отмечает: «Советский финноугровед А.Баранцев совершенно справедливо замечал, что «бурная полемика между сторонниками создания карельской письменности, среди которых наиболее активным и влиятельным был член-корреспондент АН СССР Д.Бубрих, и её противниками, настаивавшими на финском литературном языке, сопровождалась взаимными политическими обвинениями»2. О серьёзных лингвистических аргументах Д.В.Бубриха пишет Э.Анттиковски: «В результате тысячелетнего раздельного развития, отмечал он в своих работах 30-х годов, карельские и финские языки отличаются друг от друга не менее, чем русский от украинского или польского. Расхождения языков увеличивали и пуристические тенденции «в буржуазной Финляндии», приводившие к созданию незнакомых карелам неологизмов. В конечном счёте, однако, решающее значение имели и политические мотивы. Согласно Бубриху, речь шла о борьбе двух идеологий за Карелию, её лесные богатства и полезные ископаемые. Ссылаясь на языковое родство финнов и карел, руководство республики проводило общую с заграничной буржуазией политику создания «Великой Финляндии»3. Противостояние усугубилось постановлением Президиума Совета Национальностей ЦИК СССР от 25 апреля 1931 г. Совет одобрил на своём заседании опыт создания письменности тверских карел и рекомендовал правительству Карельской АССР, используя этот опыт, «приступить к работе по созданию карельского литературного языка»4 и переводу на него культурно-просветительской работы. Карельское руководство не поддержало эту рекомендацию. 14 мая 1931 г. центральная газета «Правда» опубликовала две статьи по карельскому вопросу. В одной из них доказывалось, что «новое достижение национальной политики партии будет иметь огромное значение для дальнейшего культурного и политического развития Карелии»5. Другая указывала, что «не может быть…сомнения, что для карел родным языком является карельский язык, а не русский и не финский. Находятся, однако, люди, которые «возражают»6.

В республике недоумевали. 12 мая 1931 г. вопрос о литературном карельском языке обсуждался на совещании обкома ВКП(б). Партийный актив КАССР высказался против его создания. «Употребление финского языка обосновывалось значительными диалектными различиями карельского языка, влиянием финского языка на разговорную речь карел, в особенности на севере республики, а так же результатами проведённого в 20-е годы референдума, согласно которым большинство якобы выступило в поддержку финского языка»1, - пишет Э.Анттикоски. Так же утверждалось, что «в самой Карелии никто не требовал введения карельского языка»2. Исходя из этого, было предложено сохранить направление языковой политики, то есть финский язык продолжал обязательно использоваться в качестве единого письменного и литературного языка карел КАССР, но одновременно было рекомендовано расширение применения карельских диалектов в печати, книгоиздательстве, школьном образовании, устной просветительной работе. Г.Ровио, выступая на совещании, отметил, что «финский, являясь языком капиталистической страны, становился недостаточным для выражения новых понятий возникших в результате социалистического строительства в СССР: «Мы должны обратить внимание на то, чтобы тот язык, который у нас является объединяющим все карельские наречия, - соответствовал тому этапу общественной жизни, в котором мы находимся, и чтобы он облегчал нам дальнейшую нашу культурную работу среди различных слоёв карельского населения»3. В поддержку руководства Карелии выступило Политбюро ЦК ВКП(б), отменив решение Совета Национальностей. В феврале 1933 г. Президиум ВЦИК признал нецелесообразность перехода Карельской АССР от финского языка на карельский.

Но 25 июня 1933 Ленинградский обком ВКП(б) по докладу о работе Карельской парторганизации принял решение, в котором отмечались ошибки, допущенные в проведении национальной политики в Карельской АССР. XII Карельская областная партконференция (январь 1924г.) и V Пленум Карельского областного комитета ВКП(б) (1935г.) осудили игнорирование русского языка в национальных школах Карелии. В ходе проводимого языкового строительства 1929-1933 гг. внимание к исконно народному языку карел всё более ослабевало, он стал активно вытесняться из общественно-политической и культурной жизни. Эксперимент ликвидации неграмотности на карельских наречиях с постепенным переходом к финскому языку потерпел полное поражение. Своеобразный «карело-финский» язык представлял собой непоследовательное смешение финского языка преимущественно с элементами ливвиковского наречия. Несмотря на то, что карельские диалекты использовались в художественной литературе, реальных условий для карелизации финского языка не было в начале 30-х гг. Ускоренное его внедрение «вступало в противоречие с исторически сложившимися моделями поведения, реальными языковыми ориентациями карел, поскольку возникла дисгармония между верхним (профессиональным) и нижним (народно-бытовым) слоями культуры»1. Первый развивался на основе русского и финского литературных языков, прошедших многовековой путь нормативного развития, второй – на основе традиций карельской разговорной речи и устно-поэтического творчества народа»2, - пишет Е.И.Клементьев. И всё же, несмотря на усиленное внедрение финского языка, тенденции национально русского двуязычия последовательно укрепляла свои позиции, утверждаясь в качестве ведущей.

Постепенный отход от политики красных финнов был связан не только с недовольством проводимыми в республике преобразованиями, но и с событиями, происходившими в мире. В январе 1933 г. к власти в Германии пришёл А.Гитлер. Финляндия рассматривалась советским руководством, как государство с преобладавшим фашистским элементом. Г.Ровио и Э.Гюллинг с их профинляндскими настроениями были позже отстранены от руководства республикой. Так закончилась эпоха красных финнов в Карелии.