История беспризорности в России

Следует отметить, что детская беспризорность как явление берет свое начало со времени образования семьи как ячейки общества.

В дохристианской Руси в родовой общине славян существовала традиция заботиться о сиротах «всем миром»[14]. С принятием христианства связывают начало государственной политики заботы о детях. Статья 99 Русской Правды вменяла в обязанности опекунам «печаловаться» о сиротах. Термин «печаловаться» означал заботу по воспитанию сирот, покровительство тем, кто «не дюже ся будут (т.е. не смогут) сами собою печаловаться».

Собственно государственная политика призрения детей-сирот начинается, по мнению исследователей, со времен царствования Ивана Грозного, когда появились первые сиротские дома, которыми ведал Патриарший приказ. В XVI в. Стоглавым собором каждой церкви было определено открывать училище «для наставления детей грамоте», а для «сирых и немощных» создавать при церкви богадельни.

Дальнейшее развитие государственная система призрения получила при Петре I, который поощрял открытие приютов, куда принимали незаконнорожденных с соблюдением анонимности происхождения. Один из первых в России крупных сиротских государственных домов был построен в 1706 г. новгородским митрополитом Ионой при Холмово-Успенском монастыре. «Сиротским монастырям» было приказано обучать детей грамоте, а также создавать школы, где учить сирот арифметике и геометрии. В июне 1718 г. Петр 1 издает указ, по которому было велено «малолетних и нищих ребят, бив батоги, посылать на суконный двор и к прочим мануфактурам». Поскольку богадельни и госпитали были переполнены, то царским распоряжением сирот отдавали на воспитание в семьи, а мальчиков 10 лет и старше – в матросы.

Дальнейшее развитие система призрения получила при Екатерине II. Под патронажем императрицы существовали «воспитательные дома» и приюты, главное назначение которых состояло в том, чтобы на время укрыть ребенка от беды, а затем определить «в семью благонравного поведения».

В XIX в. число детей в воспитательных домах быстро росло, а условия жизни ухудшались. Чрезвычайная скученность, недостаточное питание, отсутствие ухода и медицинской помощи приводили к чрезвычайно высокой детской смертности. Так, при Александре I смертность в воспитательных домах доходила до 75%.

Во второй половине XIX в. в развитии образования происходят существенные перемены. В педагогике активно начинают развиваться гуманистическое, духовное и нравственное направления. Педагогическая общественность обращается к вопросам самосовершенствования личности, свободного воспитания, реформирования образования.

Развивалось законодательство, были учреждены суды для несовершеннолетних; исправительные заведения для подследственных и подсудимых. Эти заведения находились в тесной связи с судами.

К 1917 г. на территории России располагалось 538 детских приютов, где воспитывались 29650 детей.

В эту эпоху судебных реформ в России сформировались основные направления деятельности государства и общества по предупреждению правонарушений несовершеннолетних. Государство направляло свои усилия преимущественно на развитие правовых основ превентивной политики, практические шаги осуществляли общественные силы.[15]

В России беспризорность приняла угрожающий характер после 1-й мировой войны и Октябрьской Революции 1917 (к 1922 насчитывалось около 7 млн. беспризорных). Проблемами беспризорности занимались Государственный совет защиты детей (1919, председатель А.В. Луначарский), Наркомпрос РСФСР, комиссия по улучшению жизни детей при ВЦИК (1921, Деткомиссия ВЦИК, председатель Ф.Э. Дзержинский), социальные инспекции на местах, «Фонд имени В.И. Ленина для оказания помощи беспризорным детям» (1924). Опытные педагоги стремились создавать беспризорным детям максимальные возможности для нормального развития, проявления самостоятельности, инициативы, полезной творческой деятельности. В 1926 приняты Положение о мероприятиях по борьбе с детской беспризорностью в РСФСР и Постановление ЦИК и СНК СССР «О мероприятиях по борьбе с детской беспризорностью».

Система ликвидации беспризорности включала выявление и контроль за безнадзорными детьми, неблагополучными семьями, социальную помощь и профилактику беспризорности. Организовывались детские воспитательные учреждения интернатного типа – детские дома, трудовые коммуны, школы-колонии, школы-коммуны, детские городки (представляли собой объединение нескольких детских домов, школ, ФЗУ с обслуживающей их инфраструктурой и подсобными учреждениями) и прочие.

В 1919 году в детских домах воспитывалось 125 тысяч детей, в 1921−1922 годах – 540 тысяч детей. Применялись такие формы работы с беспризорными детьми, как патронат, усыновление, опека и попечительство.

Ликвидация беспризорности также требовала проведения санитарной обработки обитателей подвалов и улиц, в необходимых случаях лечения, организации питания и учебы детей, предоставления жилья и работы подросткам. Для этого на предприятиях были введены специальные семипроцентные квоты для производственного обучения и трудоустройства подростков. Активное участие в работе с детьми и подростками «с улицы» принимали и комсомольцы.

Через 200 созданных в 1921 г. приемников-распределителей, рассчитанных на прием от 50 до 100 детей одновременно, в первый год целенаправленной государственной борьбы с беспризорностью прошло более 540 тысяч детей. Несмотря на очевидные трудности восстановительного периода, к 1925 г. в РСФСР уже имелось более 280 детских домов, 420 «трудовых коммун» и 880 «детских городков».

Опасность беспризорности вновь возникла в годы Великой Отечественной войны.

К концу 1940-х гг., беспризорность заменили терминами «детская безнадзорность» и «преступность несовершеннолетних».

Модель советского «счастливого детства» эпохи сталинизма представляла собой слаженный государственный механизм воспитания советских граждан. Государство не давало автономии семьи и за невыполнение обязанностей по воспитанию детей могло повлечь применение предусмотренных законом принудительных мер (лишение родительских прав, помещение детей в детские дома). Начиная с самого раннего возраста, ребенок должен был пройти все основные этапы советской социализации: детские ясли, сад, школа, средние или высшие учебные заведения. В том случае, когда он оставался сиротой, его воспитанием полностью занимались государственные детские учреждения (дома ребенка, детские дома).

Другую часть этой модели составляли детские учреждения (колонии, специальные детские дома и т.д.), которые изымали, наказывали, перевоспитывали, возвращали обратно в «советское детство» тех детей, чье поведение не вписывалось в рамки официальной концепции детства (беспризорных и безнадзорных, совершавших проступки и преступления). Общеобразовательные школы вместе с пионерской организацией и комсомолом фактически взяли на себя основную нагрузку по воспитанию детей и подростков. В связи с большой занятостью родителей, школа брала на себя многие ее функции: она помогала ребенку преодолевать экстремальность жизни военных и первых послевоенных лет, была эффективным инструментом официальной советской социализации.

Дома ребенка, детские дома также не всегда могли обеспечить детям – беспризорникам прохождение всех этапов «эталонной» социализации, поскольку находились в тяжелом материально-бытовом положении. Все это способствовало распространению аномального поведения среди детей (бегство из детских домов и других учреждений, нищенство, бродяжничество, преступления и т.д.). Для борьбы с его последствиями действовала целая сеть государственных учреждений (детские комнаты милиции, приемники – распределители, трудовые и трудовые воспитательные колонии). Карательно-репрессивные меры в отношении подростка, совершившего проступок, создавали замкнутый круг. Оступившись и попав в криминальную среду, он обычно не мог выйти из нее. Так, государственная политика в этой сфере, пытавшаяся каким-то образом улучшить ситуацию с подростковой девиацией, фактически способствовало ее росту.

Новый всплеск беспризорности наблюдается в России с начала 1990-х годов. В документах Совета Федерации причинами возникновения и роста беспризорности называются разрушение государственной инфраструктуры социализации и воспитания детей, а также кризис семей (рост бедности, ухудшение условий жизнедеятельности, разрушение нравственных ценностей и воспитательного потенциала семей).

По данным Министерства Труда РФ, приведенным Московским городским центром «Дети улиц», ежегодно выявляется свыше 100 тыс. детей, оставшихся без попечения родителей (в 1999 – 113,9 тыс. человек). Подавляющее большинство из них – социальные сироты, то есть брошенные родителями или отобранные у родителей, не выполняющих своих обязанностей по воспитанию и содержанию ребенка[16].

В 2004 году в России было зарегистрировано более 154 тысяч преступлений, совершённых несовершеннолетними, а также 60–70 тысяч преступлений, совершённых детьми, не достигшими возраста привлечения к уголовной ответственности. За нарушения правопорядка в милицию было доставлено более 1 млн несовершеннолетних. К началу 2005 года на учёте в подразделениях по делам несовершеннолетних МВД России состояло свыше 655 тыс. детей и подростков[17]. Беспризорные дети, лишённые средств к существованию, могут подвергаться коммерческой и криминальной эксплуатации. Беспризорники вовлекаются в криминальные сферы деятельности (работа на улице во вредных условиях, проституция, порнографический бизнес, торговля табачной, алкогольной продукцией и т.д.), связанные с риском для здоровья, психологического и социального развития.

С 1994 по 2002 год в 1,9 раза выросло число детей, больных алкоголизмом, в 3,3 раза – токсикоманией, в 17,5 раз – наркоманией. Значительно увеличилось количество детей, больных сифилисом, другими венерическими заболеваниями, СПИДом[18].

В 2010 году Министерство внутренних дел обнародовало удручающую статистику о детях. Как выясняется, низкая рождаемость в России – еще полбеды. Печальную картину детства довершает такое явление, как массовая беспризорность: таковых детей на сегодняшний день – уже 2,17% от общего количества.

Примерно таким же числом беспризорников Россия могла «похвастаться» разве что после окончания Гражданской войны. Кстати, даже после Великой Отечественной войны, которая унесла жизни десятков миллионов советских граждан – что, казалось бы, является неизбежной предпосылкой для массовой беспризорности, – государство все-таки изыскало средства и возможности для того, чтобы справиться с этой проблемой.

По-настоящему массовый характер в последние годы приобрело такое позорное явление, как социальное сиротство (как говорят в таких случаях, «сироты при живых родителях»). Можно сказать, что это является настоящим бичом современной России, который ежедневно множит армию детей-беспризорников.

Безусловно, среди родителей, отказавшихся от воспитания собственных детей, есть много откровенно безответственных лиц, которые сделали такой выбор добровольно, или же находясь в сложных жизненных обстоятельствах. Однако не секрет, что после введения института ювенальной юстиции в России участились совершенно вопиющие случаи, когда органы опеки насильственным образом изымают детей из якобы «неблагополучных» семей, зачастую – под совершенно надуманными предлогами. Представители общественных организаций, занимающихся этой проблемой, сообщают, что в тех регионах России, где проходит апробацию ювенальная юстиция, количество изъятий детей из семей возросло в несколько раз. Что, в принципе, легко объяснимо с точки зрения общей идеологии искусственно насаждаемой в России антисемейной концепции ювенальной юстиции. Не секрет, что западная правовая система (которая является образцом для отечественных эпигонов), в частности, предусматривает изъятие детей на основаниях, которые для нас еще недавно казались абсолютно недопустимыми и абсурдными (например, в случае квалификации уполномоченными органами жилищных условий «плохими»).

Другим «сравнительно честным способом» отъема детей даже из самых благополучных семей является намеренно широкая трактовка понятия «насилия над детьми». Во многих странах Евросоюза уже приняты законы, запрещающие любое телесное наказание, к которым относят в т. ч. шлепок или постановку ребенка в угол. Практически все нетелесные наказания трактуются как «психическое насилие». В Англии, например, родители не могут в наказание лишить детей карманных денег, поскольку законом предусмотрена некая сумма, которую они должны давать детям независимо от их поведения. Стараниями российских ювеналов теперь и в России граждан в судебном порядке отправляют на исправительные работы за «жестокое обращение с детьми» только за то, что, скажем, папа (цитируем одно из постановлений) «выражал словесно и жестами угрозы побоями» (т.е. говорил что-то вроде «Что, ремня захотел?»), когда он в очередной раз (после всевозможных предупреждений и уговоров «по-хорошему») вновь застал своего сорванца за таким «увлекательным» занятием, как выкручивание рук младшему братику.

Безусловно, трудно отрицать необходимость профилактики насилия в отношении детей, которое в российских семьях, к сожалению, имеет место. Но при этом такое вмешательство ни в коем случае не должно подрывать базовые устои семейных отношений, которые основываются на авторитете взрослых и их способности заниматься воспитанием и формированием личности своих собственных детей. И уж тем более не должно приводить к появлению новых беспризорников из числа детей, которые еще вчера росли, окруженные родительской заботой и вниманием во вполне благополучных семьях.[19]