Политическая обстановка

Этнический состав, социальная структура, хозяйственное развитие

Далмация – одно из старейших региональных и географических образований Европы – расположена на восточном побережье Адриатического моря. В древности Далмацию населяли иллирийские племена. В III - I вв. Римская империя утвердила свою власть над Далмацией. Столицей римской провинции Далмация был город Салоны. С VI в. Далмация находилась под властью Византии.

Около 614 г. очередная волна славянских вторжений докатилась до Центральной Далмации. Далматинские города при этом пострадали в неодинаковой степени. Одни, как Задар или Трогир, устояли под натиском врагов и уцелели, другие, как Салона и Эпидавр, были захвачены и разрушены, а часть их жителей сбежала. Основанные этими беженцами города (Сплит – салонитанцами; Рагуза, будущий Дубровник, – эпидавранами) были выстроены совершенно заново. Эти события нашли отражение в трактате Константина Багрянородного: «… славяне, они же авары… овладели крепостью Салона. Поселяясь там, с той поры они начали понемногу разорять ромеев… уничтожали их и овладевали их землями. Прочие же ромеи находили спасение в крепостях побережья и доныне владеют ими»[6].

После сокрушительного разорения начался новый этап в истории далматинских городов. И старые и заново отстроенные города населяли в VI-VIII вв. потомки римлян и романизированные местные жители[7]. В IX-X вв. общепризнанная ситуация для Далматинского побережья – романский город и славянская округа. Затем наступило время этнического симбиоза, смешанных браков, прилива в города славянского населения[8]. По отношению к Дубровнику установлено, что уже около 1200 года славянский элемент в нем был весьма значительным, а в состав верхнего слоя города (патрициата) славяне проникли еще до 1100 г. Сплит уже в XII в. был по преимуществу хорватским городом, а Трогир стал хорватским уже в XI в. Таким образом, большинство исследователей называет XII век временем, когда произошла окончательная славянизация далматинских городов[9].

Отчетливо различимы две формы взаимосвязей города и округи – сселение окрестных жителей в город и обратное движение горожан на пригородные земли в качестве их собственников и землевладельцев. Существовал, видимо, и третий канал отношений, когда крестьянин, не переезжая ни внутрь города, ни под защиту его стен, но продолжая жить у себя в селе, тем не менее, имел статус горожанина, принимая участие во всех городских делах[10]. Хозяйство городов в эти столетия развивалось своеобразно. Импульс к оживлению экономики дали не ремесла, а промыслы. Три из них, по общему мнению, являются древнейшими. Это – выпарка соли из морской воды, рыболовство и мореходство. Наименее «городским» промыслом было мореходство – им занимались все, лодки строились в любой прибрежной деревне[11]. Жители раннего города бережно хранили античные навыки разведения лозы, оливы и других садовых культур. Города получили возможность стать центрами интенсивного земледелия еще и потому, что славянское население в VII-VIII веке еще не знало местных культур – оно было преимущественно хлебопашеским или скотоводческим. Города в этих условиях становились пунктами обмена вина, масла и смокв на хлеб и мясо.

Промыслы и интенсивное земледелие превращали города в рыночные центры. Ремесленное же развитие городов (кроме Дубровника) запаздывало, исключая строительное дело[12]. Социальная характеристика раннесредневекового города сложна. Источники свидетельствуют лишь о наличии в городе его «лучших людей», «знатных» (nobiles). Имелись в составе городского населения и рабы, которые были заняты в основном в сельскохозяйственном производстве.. В основной массе горожан как в X-XI вв., так и в XII – первой половине XIII в. не прослеживаются иные градации, кроме владельческих и профессиональных. В социальном смысле средний слой горожан (будущие «пополаны») был сравнительно однородным, и эта однородность сыграла значительную роль в развитии городских институтов. Именно это обстоятельство обеспечило относительно равномерное созревание, а затем и фиксацию городского права, обусловило потребность в регулярном делопроизводстве, а затем и функционирование устойчивых городских учреждений. Этому не противоречит тот факт, что городские учреждения в своем окончательном виде после 1250 г. получили не пополанский, а аристократический характер. Особенность далматинских коммун в том и заключалась, что городская знать, монополизировавшая коммунальную администрацию, являлась силой, не созданной (даже частично) за счет внешних, иногородних элементов, а выросшей внутри города и поэтому органически связанной со всем городским строем[13].

Политическая обстановка

В X в. Далмация находилась под властью двух сил – под юридическим верховенством Византийской империи и фактическим господством Хорватского княжества, с 925 г. ставшего королевством. С XI века в жизнь Далмации вторгается новая сила – быстро крепнущая венецианская республика. В течение следующих 400 лет продолжались беспрерывные атаки, которым Венеция подвергала далматинское побережье. В конце XI века в Хорватии появляется венгерское войско, и начинаются упорные столкновения между претендентами на хорватский престол. В 1102 г. венгерской король Кальман (Коломан) стал также и королем хорватским. Хорватия, а также и Далмация оказались в составе венгерского королевства. В 1107 г. король Коломан подтвердил автономию далматинских коммун[14]. Соглашения короля с городами закреплялись в так называемых «дипломах трогирского типа». Трогирская хартия, единственная из сохранившихся, должна была служить двум задачам: зафиксировать сложившееся к XII в. политико-административное устройство городов и определить характер взаимных обязательств с новым сувереном: «… Я, Коломан, король Венгрии, Хорватии и Далмации, присягаю… вам, трогиранам… в том, что не будете подданными моими... назначу же я епископа или князя, которого выберут клир и народ, и позволю вам пользоваться издревле установленным законом, за исключением того, что от входа в городской порт две части будет иметь король, третью – городской князь, епископу же – десятину»[15]. Во внутреннюю жизнь далматинских городов, как она сложилась к 1100 г., эта хартия вносила мало нового. Новыми были письменная фиксация городских порядков и переход к системе договорных отношений с государством – сюзереном[16]. Однако, юридически находясь в составе Венгрии, Далмация с каждым десятилетием все больше ощущала давление со стороны Венеции. Больше всего это давление испытывал Задар – самый близкий к Венеции город. Вскоре король Стефан совсем уступил Задар венецианцам. Весь XII век прошел в непрекращающихся попытках Задара сбросить с себя венецианское иго, восстания следуют одно за другим – в 1159, 1164, 1168, 1180 гг. Последнее восстание вернуло Задару независимость на 20 лет, но в 1202 г., использовав силу четвертого крестового похода, венецианцы вновь завладели городом[17].

Городское управление

Периферийное положение Далмации и затрудненность сообщения с Константинополем привела к тому, что в Далмации как правило не было специального императорского наместника. Его функции исполнял старший приор (градоначальник) города Задара[18].

Для далматинского приората характерны следующие черты:

1) наследственный характер замещения должности;

2) нередко пожизненное, а в XII веке – во всяком случае, длительное пребывание на посту;

3) очевидное преобладание исполнительных функций над судебно-законодательными;

4) роль одного из важнейших системообразующих факторов городской административной структуры – все прочие органы самоуправления в значительной степени ориентированы в своей деятельности на приора

5) смыкание с городским епископатом.

Наиболее важные вопросы городского самоуправления решала общая сходка, объединяющая все взрослое мужское население города[19]. Исследователи, проводящие аналогию между античным полисом и далматинскими городами, считают возникновение сходки началом нового этапа в политическом развитии далматинских городов, а её существование – главным содержанием этого этапа городской истории. Позднеримский муниципий не знал политического института, воплощавшего единство всей городской общины и превосходившего своим авторитетом все прочие органы городского самоуправления, как не знала его и средневековая коммуна.

Характерным для Далмации явлением в политической истории раннесредневековых городов стало формирование группы городских трибунов. Деятельность трибунов касалась и сферы правоотношений (в судах, при заключении договоров), но наиболее вероятно, что трибуны стояли во главе квартальных отрядов городской милиции, которые одновременно являлись и подразделениями городского ополчения[20].  Далматинскому трибунату были во многом свойственны те же черты, что и приорату, прежде всего наследственность и долгосрочность занятия должности. Трибуны входили вместе с приорами в единую аристократическую группу, роднились посредством браков, из числа трибунов выходили иногда приоры. Родственники трибунов участвовали в политической деятельности, не занимая официальных должностей.

Квазиполисная структура самоуправления далматинских городов достигла своего расцвета в XI в., но уже к концу этого столетия равновесие между её элементами нарушилось. Прежде всего этот процесс был связан с формированием патрицианского сословия. Задарские патриции впервые упоминаются с конца X в., а для других городов – с XI в. Оформление патрициата сопровождалось становлением и особого, патрицианского самосознания. Нобили присутствовали при решении важных дел, которые в XII в. все реже выносились на утверждение сходки. В начале XII в. оформлялась более узкая правящая группа proceres или principes. Людям, правящим городом, выдавались с середины XII в. привилегии венгерских королей, которые до этого предоставлялись всем гражданам. Патрициат становился основным, а затем и единственным обладателем городской автономии[21].

После 1107 г. в Далмации появились городские князья, но приоры еще около полувека фигурируют в документах наряду с князьями, а некоторые из них обозначаются то как князья, то как приоры[22].

Не следует преувеличивать степень зрелость городских административных коллегий в XII в. Патрициат в это время еще не настолько созрел и выделился из городской общины, чтобы выработать устойчивую систему коммунальных советов. К 1200 г. можно судить о существовании лишь двух коллегий узкого состава – консулата, дублировавшего функции князя, и курии, состоявшей из судей и советников[23]. Консулов было от трех до шести. На протяжении столетия консулы эпизодически упоминаются в документах, но окончательно они еще не утвердились.

Курия из судей и советников оказалась жизнеспособной, поскольку она объединяла в рамках одного административного органа и судебную и исполнительную власть. Неотделенность судебной власти от исполнительной стала одним из системообразующих факторов средневекового коммунального строя. Преимущественное право знатных семей на высшие городские магистратуры сложилось уже к началу XIII в.

До сих пор в науке идут споры об оценке роли городской церкви (в частности, епископата) в политической жизни далматинских городов IX-XII вв. Остается неясным, был ли епископ носителем высшей исполнительно-законодательной власти[24].

2. Сплит, Задар, Шибеник, Трогир в XIII-XVII вв.

Городская жизнь

Не только самые первые десятилетия городской истории на территории Далмации отмечены единством городской эволюции. Разительные черты этого единства можно увидеть вплоть до середины XIV в[25].

Как итог рано начавшейся славянизации, в XIV в. В городах можно отметить существование как минимум трех диалектов и трех сфер их применения. По-славянски говорили преимущественно женщины. Это был язык семьи, домашней жизни, подлинно материнский язык для многих поколений горожан, язык книг записи родившихся, венчавшихся и умерших. По-латыни вели делопроизводство городских коммун, писали договоры и дипломатические грамоты, учили детей. Это был язык официальных документов, права, школы и науки, как повсюду в Европе. В порту же, на рынке, в сношениях с иностранными купцами и в коммерческих трактатах применялся международный язык тогдашнего торгового средиземноморья – итальянский[26]. Чертами сходства отмечено и демографическое развитие далматинских городов. Прирост населения совершался не только в рамках семьи. Балканская периферия постоянно выталкивала за свои пределы молодежь, которая переливалась в города или уезжала в Италию. Города стали важнейшим каналом массовой миграции, испытали её серьезное воздействие[27]. Единой для всех городов была задача обезопасить себя от массовых заболеваний. Почти любая эпидемия, поражавшая Балканы, Центральную Европу или Ближний Восток, рано или поздно посещала берега Адриатики. Все города рано поняли, что без санитарных средств им не обойтись. Одной из первых становится введение службы квалифицированных врачей. С начала XIV в. медики полностью перешли на коммунальное содержание. Во всех далматинских городах имелись аптеки[28].

Повседневная жизнь горожан имела в Далмации еще одну общую черту. Исследователи давно обратили внимание на одновременность, с которой в разных городах начинают составляться нотариальные записи и заводятся нотариальные книги. В Трогире это происходит в 1263г., в Дубровнике – в 1278г., в Задаре – в 1289 году. Последняя треть XIII в. Явилась временем, когда в основных далматинских городах возникла потребность в создании собственного делопроизводства. Одновременное возникновение нотариата в городах свидетельствовало о примерно одинаковом ритме, в котором развивалась деловая жизнь ведущих далматинских центров, о синхронности эволюции их хозяйственной базы.

Введение в практику нотариального делопроизводства совпадает с первыми опытами кодификации городского права. Первый коммунальный статут был создан в в Задаре – в 1305г., В Сплите – в 1312 г., в Трогире – в 1322 году[29]. Составление сплитского статута по инициативе действующего подесты нашло отражение в хронике Фомы Сплитского: «… Поэтому приказал составить некую книгу… в которую приказал записать все добрые обычаи, которые город имел с древних времен, добавив многие другие положения, казавшиеся необходимыми в общественных и частных делах, то есть в судебных процессах, для того, чтобы все одинаково наделялись равным правосудием»[30].

Социальная структура

Установить социальную стратификацию городского населения в Далмации довольно сложно. По существу устойчиво обозначены в источниках только ремесленники, нобили, слуги и рабы. По мнению М.М. Фрейденберг безликость всех прочих категорий горожан является выражением разнообразия хозяйственных интересов горожанина, когда он одновременно разводил виноград, промышлял морским извозом, ростовщичеством и торговлей, не специализируясь ни в одном из этих видов деятельности[31]. Своеобразие социальной структуры далматинского города заключалось в наличии в нем населения, преимущественно занятого сельскохозяйственным трудом. Появление этого населения в составе города объясняется следующими причинами. Во-первых, в составе городского населения нередко возникали демографические пустоты, особенно заметные в годы частых эпидемий, заполнявшиеся за счет активного привлечения в город сельского населения. Во-вторых, земледельческие занятия вели к городскому рынку: нужно было продавать вино, масло и сушеные фрукты, а правом продажи их в городе пользовались только граждане коммуны. Таким образом, логика вещей толкала крестьянина к проникновению в состав городского населения[32]. Среди горожан-землевладельцев отчетливо просматривается прослойка эксплуатируемых – это арендаторы-колоны. Колонат – наиболее характерная для Далмации форма отношений между земельным собственником и крестьянином. Это – пригородный тип зависимости, который формируется под воздействием рыночных отношений на землях, утративших первоначальную структуру и подвергшихся перестройке[33]. Городское плебейство привлекалось в колоны льготными условиями держания, такими как максимальная хозяйственная самостоятельность, возможность связи с городским рынком, личная свобода. Обилие колонов в городе позволяет говорить о своеобразном «окрестьянивании» городского плебса. Колонат был присущ городу и по другой причине – город был центром землевладения, и заботы об обработке пригородных земель неизбежно должны были сопутствовать горожанину. Возложив же на колона обработку этих земель, горожанин мог позволить себе сосредоточиться на чисто городских занятиях, связанных с рынком и ремеслом[34]. Само существование колоната становилось непременным условием деятельности торгово-ремесленных элементов города, их бесперебойного функционирования. Широкая распространенность колонатных отношений делает его самой «далматинской» формой отношений в аграрной сфере[35]. Кметство, напротив, является периферийной формой поземельных отношений в Далмации. Кмество – продукт не городского, а вотчинного влияния. Характерные признаки кметства – поселение на земле землевладельца, то есть значительная поземельная зависимость, меньшая, чем у колона, хозяйственная самостоятельность, наличие отработочных рент в списке повинностей, неполноправность. Основной массив скопления вотчин располагался за пределами городского землевладения. Это были районы, издавна освоенные монастырями, и места распространения рыцарских поместий[36]. В домашнем хозяйстве горожан применялся труд рабов (чаще всего рабынь), дополняемый постоянным присутствием рабов на городском рынке в качестве товара. Одной из причин, объясняющих длительное сохранение рабства, является сохранение (или воссоздание) римской правовой традиции[37]. Патрициат в далматинских городах формировался в значительной степени за счет купечества, становящегося правящей прослойкой города. Всякий состоятельный купец до первой трети XIV в., когда патрициат закрыл свои ряды для посторонних элементов, становился (или стремился стать) патрицием. Именно поэтому, полагает Фрейденберг, в далматинских городах отсутствовало купечество в качестве отдельной прослойки, как не было и купеческих корпораций[38]. Монополия на управление не только обособляла патрициат от остальных городских слоев, она служила также связующим элементом значительного социального содержания. Средством этой корпоративной связи становились Большие совету коммун, объединявшие всех взрослых мужчин – патриций. В свою очередь патрициат был дифференцирован. Фактически управление городом сосредотачивалось в руках узкой группы родов, в то время как остальные патрицианские семейства оттеснялись на вторые роли. Также существовало разделение по экономическому признаку. Патрициату противостоял слой, по традиции именуемый «народом» (populares, пополаны). В его состав входили непривилегированные купцы, судовладельцы, собственники домов и земель, держатели пригородных виноградников – колоны, ремесленники. Таким образом, можно говорить о производственном, владельческом, имущественном и даже социальном членении пополанской массы, но юридического лица не имеет ни одна из этих прослоек[39].

Ремесло и промыслы

Далматинский город эпохи расцвета коммунальной жизни (XIII-XIV вв.) жил за счет ремесла и промыслов. Важную роль играло кожевенное производство, изготовлением и обработкой кож занималось до трети ремесленного населения. Значительную и состоятельную прослойку составляли портные. Они сосредоточили в своих руках тонкий текстиль, импортируемый из Италии, и приобщили балканскую знать к западным модам[40]. Рос спрос на каменотесов, строителей и плотников. Плотницкое дело обслуживало потребности мореходства. Велики традиции ювелирного дела, они восходят как к ремесленному опыту Византийской империи, так и к навыкам сельских златокузнецов. Нужды в серебре и даже золоте не было – Сплит и Трогир через Клисский перевал были издавна связаны с боснийскими рудниками. Под влиянием окрестного скотоводства развивалось мясницкое дело – у ведущих на материк ворот каждого города находились бойни, переработка мяса носила массовый характер. Наличие одного и того же набора ремесленных профессий в городе, примерно одинаковый их вес в составе городской экономики свидетельствует о том, что производственное развитие городов происходило относительно синхронно. Фрейденберг отмечает, что в списке ремесленных производств зачастую отсутствуют мелкие специальности, требующие профессионализации – большинство городских мастеров выступают в качестве универсалов. О том же свидетельствует и совмещение в одних руках нескольких специальностей: сапожник, как правило, являлся и кожевником, плотник был судостроителем, портной отделывал сукно. Таким образом, одной из черт городского ремесла в Далмации является отсутствие сколько-нибудь развитого разделения труда[41]. Городское ремесло в Далмации значительно дополнялось сельским. Это особенно видно на примере ткацкого ремесла. В городе полностью отсутствовали ткачи, но зато были ворсильщики и весьма близкие к ним портные, сукно для доработки поступало из деревни. Также в далматинском городе не было гончарного ремесла. Центром керамического производства была деревня[42]. В Далмации активно развивались промыслы – рыболовство и солеварение. Рыболовство было преимущественно связано с городом, к солеварению привлекались и окрестные крестьяне.  В целом, по мнению Фрейденберг, носителем промышленного труда в Далмации был не только город, но и вся близлежащая приморская округа. Условно город и деревню в Далмации можно рассматривать не столько в качестве двух обособившихся и вступивших в обмен друг с другом производственных зон, сколько в качестве двух составных частей одной сферы товарного производства, ориентированного в значительной степени на внешний рынок[43]. Характер городского ремесла был преимущественно мелкий. Корпоративная организация северо-далматинского городского ремесла была слабо развита.  Фреденберг объясняет это широким воздействием внешнего рынка, отвлекавшего ремесленное население в пользу участия в торговых операциях или побочных прибыльных занятиях – содержании лодок, баркасов, морского извоза[44] и регламентацией  промысловых, рыночных, ремесленных отношений со стороны городской коммуны[45].

Торговля

Торговые связи для далматинского города значили не меньше, чем ремесленное производство. На местных рынках продавался скот, мясные туши, кожи, сыр, мед, воск, вино, сушеные фрукты, лес и смола, шерсть и сукно, хлеб и соль. При этом единственным продуктом местного производства, торговля которым приобрела европейский характер, являлась соль. Спрос не неё предъявляли и балканское скотоводство и итальянский рынок. Значительный размах приобрела в Далмации дальняя и транзитная торговля. С её помощью горожане нередко удовлетворяли самые насущные потребности, например, в хлебе. Особенно активно велась транзитная торговля скотом и продуктами скотоводства. Обширные скотоводческие районы, во много раз превосходившие округу любого далматинского города, оказывали самое глубокое воздействие на экономику далматинских городов своим постоянным спросом на соль и массами пригоняемого к побережью скота. Это воздействие сказалось на городском ремесле, вызвав к жизни гипертрофию кожевенного дела, оно сказалось на промыслах, стимулировав добычу соли, и в значительно степени определило характер далматинского экспорта. До конца XIV в. скот, мясо, кожи и сыр были основными товарами, который Босния в крупных масштабах вывозила через далматинские порты. На важнейших путях перевалочной торговли находился Сплит, связанный с Боснией через Клисский перевал.

Преобладание внешней, дальней торговли в балансе рыночных связей города определялось еще и вниманием, которым она пользовалась среди местного купечества. Местная торговля никогда не могла обеспечить купцам тех прибылей, которые они получили бы в торговле внешней[46]. Поэтому все социальные элементы, могущие принять участие в торговле, не только состоятельные купцы, нобили, судовладельцы, но и рядовые горожане стремились вложить средства в дальние торговые экспедиции. Долевое участие в судовладении, торговых компаниях и ростовщическом кредите приобрело в далматинских городах широкий размах[47]. Система распределения прибыли между кредитором и купцом, по которой большая часть доставалась купцу, вызывала приток торговцев и судовладельцев из соседних итальянских областей (где норма раздела была обратной)[48]. С торговлей был связан и другой важный источник доходов для массы городского населения в Далмации – фрахт. Перевозка грузов была дорогой – расходы на постройку судна возмещались обычно в течении одного года[49].

Городское управление

Упрочение монополии патрициата на власть, формирование первых патрицианских коллегий узкого состава дополнились в первой половине XIII в. кодификацией городского права, становлением Больших патрицианских советов и введением института подесты. Подеста – это наемный градоначальник, отправляющий свою должность, как правило, в течение года и облеченный исполнительной и судебной (в ограниченных пределах) властью, а также командовавший городским ополчением. Подеста впервые появился в Задаре в конце XII в., но утвердился в далматинских городах лишь в середине XIII в[50].  Одним из лидеров движения за введение института подесты был Фома Сплитский. В своей хронике он весьма негативно описал положение дел в Сплите в 1230-е годы, когда между несколькими сплитскими патрицианскими родами разгорелась длительная вражда[51]. Отдельные представители нобилитета пытались узурпировать выгодные должности и статьи городского дохода, это вело к коррупции и дестабилизации всей формирующейся коммунальной структуры : «Весь же город пришел в наихудшее состояние… Тогда родители начали бояться за детей, за имущество и даже за свою жизнь. Ведь все до такой степени были склонны к преступлению, что, казалось, горожанам грозит всеобщая гибель. Эта опасность дала нашим повод поразмыслить о латинском правлении. Тогда благочестивые мужи братья-минориты начали в своих проповедях убеждать горожан призвать подесту, родом латинянина»[52]. Подеста был чаще всего итальянцем и приносил с собой в Далмацию навыки и традиции развитой политической и общественной жизни итальянских городов. Правление чужестранцев ограничивалось конституцией и контролировалось коммунальными советами. В середине XIII в. в кодификации городского права закрепились количественный состав, функции, полномочия, периодичность заседаний Больших партицианских советов[53]. Большой патрицианский совет являлся единым законодательным органом, был гарантом городской «конституции» и практически осуществлял монополию на власть всего патрициата[54]. Подеста или князь, Большой совет, курия и специализированные магистратуры, складывавшиеся на протяжении XIII в., составляли основу коммунальной системы самоуправления городов Далмации. Период становления коммуны в этих городах следует датировать примерно 1070 – 1250 гг.[55]