ИСТОРИКИ И МЫСЛИТЕЛИ АНТИЧНОСТИ
Окончание табл.
«Последний римский историк» – Аммиан Марцеллин (ок. 330 – ок. 400 гг. н. э.) – писал в IV в., в эпоху поздней империи, и, образно говоря, герой его истории – Империя[49]. Он сторонник язычества и императора Юлиана Отступника, пытавшегося возродить язычество в Риме. Как и предшествующие ему историки (Саллюстий, Ливий, Тацит), он пытался объяснить упадок империи порчей нравов стоящих у власти людей. Таким образом, римской историографии не удалось выйти за рамки морализаторской интерпретации исторического процесса.
Рекомендуемая литература Барг, М. А. 1987. Эпохи и идеи: Становление историзма. Гл. 1. М.: Мысль. Илюшечкин, В. П.1996. Теория стадийного развития общества: История и проблемы. Гл. 1. М.: Вост. лит-ра. История политических и правовых учений / под ред. О. Э. Лейста. Коллингвуд, Р. Дж. 1980. Идея истории. Автобиография. Ч. 1. М.: Наука. Кузищин, В. И. (ред.) 1980. Историография античной истории. М.: Высшая школа. Лосев, А. Ф. 1977. Античная философия истории. М.: Наука. Немировский, А. И. 1986. Рождение Клио: у истоков исторической мысли. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та. Рассел, Б. 1994. История западной философии. Т. 1. Кн. 1. Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та. (Продолжение – лекции 3 и 4 – в следующем номере.) * [1] Ясперс, К. Смысл и назначение истории. – М.: Республика, 1994. [2] [3] Такое смещение интереса потенциально создавало предпосылки для возникновения теории истории, в частности в области поиска причин исторических событий. С Геродота идея причинности событий, разрабатываемая уже давно греческой философией, становится одной из главных и в историографии. Правда, Геродот не совершил в этом отношении революционных изменений, его концепция причинности характеризуется пониманием истории, основанным на представлении о решающей роли в жизни людей неумолимого рока – Немезиды. Гораздо большего в этом плане достиг Фукидид. [4] При этом при сравнении важности разных искусств история могла и проигрывать. Например, в своем известном сравнении Аристотель считал, что поэзия обладает большей научностью, чем история, ибо история – простое собрание эмпирических фактов, в то время как поэзия из этих фактов извлекает выводы всеобщего характера. [5] История была письменным сочинением, сходным как с литературно-публицис-тической прозой, так одновременно и с философскими, риторическими сочинениями и публичными выступлениями. Отметим, что близость истории с такого рода литературой сохраняется в какой-то мере и в настоящее время: потребность в хорошем слоге и стиле, стремление воздействовать на читателя, в том числе и на его чувства, возможность – в отличие от других наук – основное содержание передать понятным образованному читателю языком [6] Об этом говорит уже то, что философские школы в античности сложились, а исторические – нет (первые исторические школы в Европе появились, по-видимому, только в период раннего Возрождения). [7] Я имею в виду, конечно, организованное систематическое влияние. Иного рода влияния всегда существуют. Например, Лукиан в своем трактате об истории указывает среди причин, заставляющих историка отступать от истины, страх перед власть имущими и надежду на их расположение или вознаграждение от них. [8] Такие крупные историки, как, например, Фукидид, Полибий, Ливий, Плутарх, Тацит, являлись также и общественно-политическими мыслителями. В то же время серьезными историками выступали такие государственные деятели, как Цезарь, философы и политологи, как Аристотель. [9] Нужно учитывать, что сильные и слабые стороны выступают слитно, поскольку недостатки перерастали в достоинства и наоборот. Кроме того, в неразвитых культурных явлениях по сравнению с развитыми всегда (естественно, с точки зрения современного взгляда) больше недостатков, чем достоинств. [10] Например, целью труда Полибия было оправдание римского завоевания в глазах эллинов, он доказывал с помощью своей политической теории, что римский вариант был наилучшим. У Геродота в центре была идея борьбы Востока и Запада. [11] Преемственность наблюдалась скорее в аспекте литературного искусства, чем в историографическом плане, в общих взглядах на назначение и роль исторических сочинений, на формы стиля, приемы изложения, некоторые жанры и т. п. [12] Уже второй крупный историк Эллады – Фукидид – противопоставляет свои историю, подходы, метод и тему всем предшествующим историкам. Он считает, что все они, включая Геродота, сочиняют истории более изящно, чем правдиво, заботясь лишь о популярности и занимательности сведений, а не об их надежности. Фукидид заявляет, что не будет приукрашивать и преувеличивать события, и исключает из своего труда все мифическое и анекдотическое. С одной стороны, как уже сказано, такая критика развивает возможности историков, но с другой – и метод Фукидида так же легко отбрасывается другими, в результате чего возможность двигать вперед историографию в целом не реализуется. [13] Как говорит Коллингвуд (1980: 28–29), такое произведение невозможно ни улучшить или подвергнуть критике, ни включить в более широкое целое, поскольку оно напоминает произведение искусства, нечто, обладающее уникальностью и неповторимой индивидуальностью статуи или поэмы. Иными словами, был недостаточным базис, на основе которого историки следующего поколения могли бы строить собственное исследование. [14] Последнее вытекало из полисного характера общественной жизни греков и римлян до определенного периода. Как указывает В. И. Кузищин, хотя античная историография знает блестящие примеры всеобщих или региональных историй, однако преобладающим был интерес к локальным историям отдельных полисов или группе полисов. Факты мировой истории группировались вокруг событий конкретного центра, будь то история Афин, Лаконики, Рима или какого-либо другого государства (Кузищин 1980: 13–14). [15] В построениях Полибия можно увидеть своего рода отражение глобализации средиземноморского мира II в. до н. э. Полибий исходит из того, что хотя события истории всегда соединены между собой некой внутренней связью и взаимно обусловливают друг друга, ранее эти связи были не столь очевидными, и поэтому большинство историков их либо не замечали, либо оставляли без должного внимания. Полибий неоднократно говорит, что в его время сцепление событий стало намного заметнее, и оно начало глобальным образом определять исторический процесс. Такое сцепление событий историк связывает со сближением политических интересов римско-карфагенского Запада и греко-македонского Востока. [16] «Античные мыслители чрезвычайно скупы в своих рассуждениях об историческом развитии. Здесь действительно трудно обнаружить ясные и прозрачные учения ввиду почти полного отсутствия их в античности, и поэтому приходится интерпретировать разные области античной мысли, так или иначе связанные с проблемами историзма» (Лосев 1977: 22). [17] «Все возвращается на круги своя» – идея, вообще свойственная древней философии. [18] Эти идеи были особенно глубоко разработаны Платоном, а в иной интерпретации –Аристотелем. Это отражало греческую традицию «осмыслять мир, прибегая к помощи архетипических принципов… наклонность к выявлению в хаосе жизни проясняющих все универсалий» (Тарнас, Р. История западного мышления. – М.: Крон-пресс, 1995. – С. 9). [19] Например, Полибий более 120 раз упоминает о судьбе в сохранившихся частях своего сочинения, часто вкладывая очень разный смысл в словоупотребление. [20] Но идеи «прогресса» и «регресса» могли своеобразно сочетаться в творчестве одного и того же автора. Так, например, другая поэма Гесиода – «Теогония» – обладает, несомненно, уже вполне прогрессивным характером. Таким образом, одна гесиодовская концепция гласит о всеобщем падении, развале и нарастающей всеобщей злобе, а другая – о победе разума над неразумными стихиями и торжестве благоустроенного Космоса над безличным и дисгармоничным Хаосом. Говорить здесь о цельной философии истории затруднительно (см.: Лосев 1977: 24–25). [21] В этой поэме Лукреций Кар излагает в собственной интерпретации взгляды греческого философа Эпикура. Поэма посвящена прежде всего описанию явлений природы и только частично касается общественных явлений: происхождения и развития языка, религии, государства, культуры и различных изобретений. [22] См.: Тыжов, А. Я. Полибий и его «Всеобщая история» / Полибий // Всеобщая история. Т. I / ред. А. Я. Тыжов. – СПб.: Наука; Ювента, 1994. – С. 19. [23] Надо понимать, что в основном эти идеи представляют собой разрозненные или попутные замечания, хотя у отдельных авторов те или иные причины могут быть рассмотрены более обстоятельно (но не системно). Поэтому у античных авторов можно найти самые разнообразные высказывания или дать им соответствующие интерпретации. Исследователь идеи прогресса Роберт Нисбет, например, в числе пяти главных предпосылок исторических идей, прослеживаемых от античности до наших дней, выделяет и идеи важной роли экономического и технологического роста, а также ценности научных и иных знаний (Nisbet, R. History of Idea of Progress. – N. Y., 1980. – P. 317). [24] Ф. Энгельс считал, что «из древних историков, которые описывали борьбу, происходившую в недрах Римской республики, только Аппиан говорит нам ясно и отчетливо, из-за чего она, в конечном счете, велась: из-за земельной собственности» (Маркс, К., Энгельс, Ф., Соч. – 2-е изд. – т. 21. – с. 312). [25] Любопытно, что в одном из диалогов Платона высказывается такая мысль: «А кто виновник войн, мятежей и битв, как не тело и его страсти? Ведь все войны происходят ради стяжания богатств, а стяжать их нас заставляет тело…» [26] Например, в средневековой мысли «первородный грех» и слабость человека были постоянным объяснением многих явлений, а борьба добра и зла, «бога» и «дьявола» в человеческой душе представлялась важнейшим источником развития. [27] Особенно в отношении идеи неизменности человеческой природы как причины законов истории. [28] Например, Тацит в одной из книг размышляет над проблемой: «определяются ли дела человеческие роком и непреклонной необходимостью или случайностью», приводя также различные взгляды на этот счет. [29] Действительно, античные боги могли только помочь или помешать человеческим замыслам и делам, а христианский бог заранее создавал «сценарий» событий и выбирал для него «актеров» из смертных людей. [30] Причем чем более подвижным делался древний мир под влиянием социальных и политических столкновений, тем настойчивее доискивались античные авторы смысла происходящего в его связи с прошлым. Об особенностях государственного строя и демократии Древней Греции и Римской республики см. также: Гринин, Л. Е. Раннее государство и демократия // Раннее государство, его альтернативы и аналоги / под ред. Л. Е. Гринина и др. – Волгоград: Учитель, 2006. – С. 337–386. [31] Взгляды Платона оказали прямое воздействие на теоретиков утопического коммунизма, в частности платоновский проект общности имущества не был оставлен без внимания Т. Мором и Т. Кампанеллой. Согласно Платону, прежде всего никто не должен обладать никакой частной собственностью, если в том нет крайней необходимости. Затем ни у кого не должно быть такого жилища или кладовой, куда не имел бы доступа всякий желающий. Можно напомнить также, что К. Поппер рассматривал взгляды Платона в ряду важнейших теорий «закрытого общества». Причем первый том своего произведения он так и назвал –«Чары Платона» (Поппер, К. Открытое общество и его враги. – Т. 1: Чары Платона. – М.: Феникс; Международный фонд «Культурная инициатива», 1992). [32] Например, Цицерон (106–43 гг. до н. э.), подражая Платону, написал два произведения с теми же названиями: «О государстве» и «О законах». [33] Здесь он, по-видимому, опирался на разработанную Платоном в диалоге «Политик» классификацию государств. Платон выделил формы государства, основанные на законе. По его словам, монархия, аристократия и демократия опираются на закон, тогда как тирания, олигархия и извращенная демократия управляются вопреки существующим в них законам и обычаям. [34] Демократией, по Аристотелю, следует считать такой строй, когда свободнорожденные и неимущие, составляя большинство, имеют верховную власть в своих руках, а олигархией – такой строй, при котором власть находится в руках людей богатых и благородного происхождения, образующих меньшинство. [35] Коренная причина политической неустойчивости, мятежей и смены форм государства заключается в отсутствии надлежащего равенства. Богатые и неимущие, указывал философ, составляют две враждующие части любого государства, так что в зависимости от перевеса той или иной стороны устанавливается и соответствующая форма правления. [36] По мнению некоторых исследователей, новым в теории Аристотеля было то, что он попытался свести все многообразие государственных форм к двум основным – олигархии и демократии. Их порождением или смешением являются все остальные разновидности власти (см.: История политических и правовых учений 2002: 55–56). [37] В частности, в политическую идеологию средневековья и Нового времени перешли аристотелевская классификация форм государства, его положения о причинах смены политических состояний, смешанном государственном устройстве. [38] Он исходил из того, что, подобно живым организмам, всякое общество проходит состояния возрастания, расцвета и, наконец, упадка. В этом моменте нетрудно заметить сходство с теориями цивилизаций позднего XIX – начала ХХ в. [39] Тут можно увидеть прообраз идеи разделения властей, появившейся у просветителей XVIII в. [40] В Риме, по его мнению, были представлены все три основных элемента: монархический (консулат), аристократический (сенат) и демократический (народное собрание). [41] См., например: Кузищин 1980. Впрочем, некритическое отношение к фактам имело и объективные причины. В античности не было правильно поставленной архивной службы, и историки лишь эпизодически и случайно использовали документальный материал. Они нередко были вынуждены пользоваться слухами, устными рассказами, неточными переводами местных жрецов, критическая проверка которых часто была затруднена или невозможна. Все это препятствовало развитию строгого подхода к источникам и их научной обработке, но, с другой стороны, античные авторы и не ставили серьезной цели развития источниковедения. [42] Фукидид вообще отличался от других историков своими методами поиска данных, недаром считают, что его труд во многом явился вершиной исторической мысли древнего мира. Правда, это доказывает, что античная историография качественно, в частности в методологии и способности добывать данные, не росла, ее развитие заключалось частично [43] Мало того, как пишет, например, А. И. Немировский: «Разумеется, Лукиан не мог бы назвать ни одного из реально существовавших историков, которые бы удовлетворяли всем его требованиям» (Немировский 1986: 297). [44] Даже и у Полибия (который тоже был согласен, что историк должен опираться на свидетельства очевидцев) основной период его «Всеобщей истории» охватывает меньше [45] Исследователи считают, что величайшей заслугой Фукидида как историка является привлечение им в своем труде документальных источников (текстов договоров, официальных постановлений и других документов), установление хронологии (по афинским архонтам, спартанским эфорам и жрицам Геры в Аргосе), а также применение открытого им гениального метода реконструкции прошлого путем обратного заключения на основании рудиментов («культурных пережитков») (см.: Стратановский, Г. А. Указ. соч. – С. 428–429). [46] Одним из исключений был Посидоний (ок. 135 – ок. 51 гг. до н. э.), продолживший вслед за Полибием работу над всеобщей историей (он довел ее до 80-х гг. до н. э.), который дал объяснение мировой истории как процесса, происходившего в разных местах, независимых друг от друга, по единому плану. От его труда остались лишь фрагменты. [47] Как образно пишет Коллингвуд, Ливий последовательно применяет метод «ножниц и клея», то есть некритически, а иногда тенденциозно соединяет информацию или целые куски из разных произведений. Прием, нехарактерный для античности, где предпочитали живые свидетельства, но ставший в Средние века и позже исключительно распространенным вплоть до появления научных методов историографии (и сосуществующих с ними). [48] Очень известна также его работа «Германия», которая является одним из важнейших источников сведений о германских народах этого периода. [49] Его работа продолжала повествование Тацита с 96 г. н. э., но, как это было типично для античных историков, основная часть произведения (и практически все дошедшие до нас книги) была посвящена событиям, современным Марцеллину (353–378 гг. н. э.).
Популярное: Организация как механизм и форма жизни коллектива: Организация не сможет достичь поставленных целей без соответствующей внутренней... Модели организации как закрытой, открытой, частично открытой системы: Закрытая система имеет жесткие фиксированные границы, ее действия относительно независимы... Почему двоичная система счисления так распространена?: Каждая цифра должна быть как-то представлена на физическом носителе... Почему стероиды повышают давление?: Основных причин три... ©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (858)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |