Мария Луиза Кашниц, «Призраки»

Случалось ли мне когда-нибудь встречаться с призраками? О да, несомненно - я всё ещё хорошо помню эту историю и хочу рассказать её вам. Но когда я закончу, не спрашивайте меня ни о чём и не просите ничего объяснить, потому что я знаю только то, что расскажу вам, и ни словом больше.

Эта история началась в театре, в театре Олд Вик в Лондоне, во время спектакля «Ричард II» по пьесе Шекспира. Я была в Лондоне впервые, как и мой муж, и город произвёл на нас сильное впечатление. Мы ведь жили большей частью на природе, в Австрии, и, конечно, бывали в Вене, а также в Мюнхене и Риме, но что такое международная столица мы не знали. Я помню, что уже по пути в театр, когда мы спускались и поднимались в метро по крутым эскалаторам, и ледяной ветер подземелья догонял поезда, прибывающие на платформу, вокруг витало странное волнительно-радостное настроение, и что потом мы сидели перед закрытым занавесом, как дети, которые впервые смотрели рождественское представление.

Наконец занавес поднялся, и пьеса началась, вскоре появился молодой король, молодой парень, просто красавчик, от которого мы узнали, как намеревалась поступить с ним судьба, как его волю могли сломить, и как он должен был в конце концов погибнуть, бессильный и не имеющий возможности ничего изменить. Но в то время как я наблюдала за постановкой и, очарованная буйством красок и разнообразием костюмов, не могла отвести взгляда от сцены, Антон, казалось, отвлёкся, как будто нечто, не имеющее отношения к представлению, привлекло его внимание. Когда я наконец повернулась к нему, ища участия, то заметила, что он вовсе не смотрит на сцену и едва ли слышит, о чём там говорят, он скорее рассматривает женщину, сидящую чуть правее в ряду перед нами, которая тоже иногда наполовину оборачивает к нему голову, и при этом на её потерянном лице появляется нечто вроде застенчивой улыбки.

На тот момент мы с Антоном были женаты уже шесть лет, и я знала, что он любит посмотреть на красивых женщин или молодых девушек, и с удовольствием знакомится с ними, чтобы испытать на ком-нибудь притягательную силу дерзкого взгляда своих красивых южных глаз. Такое поведение никогда не было для меня причиной праведной ревности, и сейчас я тоже не ревновала, но была лишь раздосадована тем, что Антон пропускает замечательное представление. Я и дальше не обращала внимания на процесс покорения. Даже когда во время первого акта он легко коснулся моей руки, приподнял подбородок и показал полуприкрытыми глазами на ту красавицу, я лишь приветливо кивнула и снова обратилась к сцене. В перерыве всё, разумеется, продолжилось. Антон быстро, как только мог, направился к выходу и потянул меня за собой. Я поняла, что он хочет дождаться, когда та незнакомка пройдёт мимо нас, если она вообще собиралась покидать своё место. Однако она оставалась там. Теперь стало ясно, что она была не одна, а в сопровождении молодого человека с таким же нежно-бледным цветом лица и светлыми рыжеватыми волосами. Вид у него был уставший, почти измождённый. А она не особенно-то и красива, подумалось мне, и не очень изящна в этой плиссированной юбке и свитере, как будто оделась для прогулки на природе. Потом я предложила пройтись по улице и заговорила о пьесе, хотя уже заметила, что это бессмысленно.

Антон не стал выходить со мной, и он совсем меня не слушал. Он уже почти невежливо уставился на ту молодую пару, а они поднялись и шли к нам, двигаясь необычайно медленно, как будто во сне. Он не может с ними заговорить, подумала я, сейчас это было бы невежливо, это в любом случае было бы невежливо, а сейчас это было бы непростительным поступком. Тем временем девушка проходила уже совсем близко от нас, даже не смотря на Антона. Программка выпала у неё из рук и приземлилась на ковёр, как когда-то раньше падал кружевной платочек, это было предлогом для знакомства из давно позабытых времён. Антон нагнулся за оброненной программкой, однако вместо того чтобы просто протянуть её обратно он позволил себе бросить туда взгляд, пробормотал несколько несуразностей о постановке и актёрах на своём жалком английском и в конце концов представился незнакомцам сам и представил им меня, что несколько удивило молодого человека. Да, удивление и сопротивление читались и на лице юной девушки, хотя это она уронила свою программку с очевидным намерением и сейчас без всякого стеснения смотрела моему мужу в глаза, пусть и замутнённым печальным взглядом.

Она оглядела руку, которую Антон, по континентальному обычаю, простодушно протянул, не представилась, а сказала только, что они брат и сестра, и от звука её голоса, который был в высшей степени нежным, мягким и нисколько не испуганным, меня пробил странный озноб. Антон же покраснел как мальчишка. Затем мы вышли из зала и пошли прогуляться, мы бродили туда-сюда по коридору, разговаривая, запинаясь, обо всяких незначительных вещах; и когда мы проходили мимо зеркала, девушка остановилась, поправила волосы и улыбнулась Антону в отражении. Потом прозвенел звонок, и мы снова заняли наши места, и я снова внимала и смотрела, и совсем забыла про тех англичан, в отличие от Антона. Он уже не так часто поглядывал в их сторону, но я всё же заметила, что он только и ждал, когда пьеса закончится, и совершенно не переживал за состарившегося короля, которого ждала ужасная одинокая смерть. Когда занавес опустился, он даже не дождался аплодисментов и повторного выхода актёров на сцену, а сразу протиснулся к брату и сестре и, очевидно, уговорил их отдать ему их номерки, затем с несвойственной ему проворностью обогнул очередь из спокойно ожидавших зрителей и вскоре вернулся, нагруженный пальто и шляпами; я сердилась из-за его стараний и была уверена в том, что в конце концов мы холодно расстанемся с нашими новыми знакомыми, и что после всех впечатлений, полученных от разыгравшейся на сцене трагедии, мне предстоит ни что иное, как идти с расстроенным Антоном домой.

Однако, всё вышло совсем иначе. Когда мы, уже одетые, направились к выходу, пошёл сильный дождь, на улице почти не было такси, и мы вчетвером втиснулись в одну машину, которую Антон, бегая и махая руками, всё-таки смог поймать. От этого все развеселились, и я забыла про своё раздражение. «Куда?» – спросил Антон, и девушка ответила своим светлым, сладким голосом: «К нам». Она сообщила водителю название улицы и номер дома и, к моему большому изумлению, пригласила нас на чашечку чая. «Меня зовут Вивиан,» – сказала она, - «а моего брата – Лори. Обращайтесь к нам, пожалуйста, по именам.» Я была удивлена, заметив, насколько оживлённой она стала, как будто до этого она была парализована и лишь теперь, рядом с нашими телами, а скорее, рядом с телом Антона, смогла наконец пошевелить конечностями. Когда мы выходили из такси, Антон поспешил заплатить водителю, а я стояла и смотрела на дома, построенные вплотную друг к другу, они выглядели абсолютно одинаково: узкие, с маленькими, похожими на храмы, пристройками и садиками, в каждом из которых росли одинаковые растения; и я непроизвольно подумала, как же должно быть сложно найти здесь определённый дом, и была почти счастлива, увидев в саду брата с сестрой что-то особенное, а именно каменную фигурку сидящей кошки. Лори открыл входную дверь, и теперь они вместе с сестрой поднимались перед нами по лестнице наверх. Антон воспользовался моментом и прошептал: «Я несомненно их знаю, хотя и не знаю, откуда». Вивиан сразу скрылась наверху, чтобы поставить греться воду для чая, и Антон спросил её брата, не случалось ли им двоим в последнее время бывать за границей, и куда именно они ездили. Лори ответил нерешительно, будто ему тяжело было говорить, я не могла понять, то ли он уходит от личных вопросов, то ли не может вспомнить, так казалось, потому что он пару раз провёл рукой по лбу и выглядел совсем отчаявшимся. Что-то в этом не так, подумала я, здесь всё не так, этот странный дом, такой тихий и тёмный, и мебель, покрытая пылью, да и комнаты выглядят так, будто здесь давно никого не было. Даже груши электрических ламп перегорели или были выкручены. Нужно было зажигать свечи, поэтому повсюду на старой мебели стояли высокие серебряные подсвечники. Это выглядело тем не менее симпатично и создавало уют. Чашки, которые Вивиан принесла на стеклянном подносе, тоже были симпатичные, тонкого фарфора красивого голубого цвета. На них был изображён целый пейзаж из сновидений. Чай был крепким и горьким на вкус, к тому же не было ни сахара, ни сливок. «О чём вы говорите?» – спросила Вивиан и посмотрела на Антона, и мой муж повторил свой вопрос с почти невежливой настойчивостью. «Да, – тотчас же ответила Вивиан, – мы были в Австрии, в..,» – но теперь и она не смогла произнести название места и растерянно смотрела на изящный круглый стол, покрытый слоем пыли.

Тогда Антон достал свой портсигар – плоский золотой футляр, который он получил в наследство от своего отца и который он, вопреки господствующей моде доставать сигареты из пачки, всё ещё использовал. Он раскрыл его и предложил всем по сигарете, после чего снова его закрыл. Он положил его на стол, о чём я прекрасно помнила на следующее утро, когда он его хватился.

Итак, мы пили чай и курили, а потом Вивиан внезапно встала и начала крутить ручку радио. После всевозможных неблагозвучных шумов и обрывков голосов динамик переключился на нежную и звенящую танцевальную музыку. «Хочется потанцевать,» – сказала Вивиан и посмотрела на моего мужа, и Антон сразу поднялся и обвил её рукой. Её брат не предпринял попытки пригласить меня на танец. Мы так и остались сидеть за столом, слушать музыку и смотреть на пару, которая двигалась туда и сюда на фоне большой комнаты. Не так уж и холодны англичанки, подумала я, но сразу же поняла, что имела в виду не совсем это, потому что холод, едва уловимый, нежный холод по-прежнему исходил от иностранки, и кроме того какая-то странная жадность, с которой она опутывала плечи моего мужа своими маленькими руками, как будто щупальцами вьющегося растения, и беззвучно шевелила губами, как будто пыталась поведать о своей нужде. Антон, который тогда был ещё крепким молодым мужчиной и прекрасным танцором, казалось, не замечал необычного поведения своей партнёрши, он смотрел на неё спокойно и ласково, и иногда так же посматривал и в мою сторону, как будто хотел сказать: «Ни о чём не думай, это мимолётно, это ничего не значит». Но хотя Вивиан парила рядом с ним так легко и изящно, казалось, что этот танец, подстраивавшийся под музыку, которая звучала по радио, не имеет конца, и что менялись только ритм и мелодия, невозможно напрягая его; скоро лоб Антона покрылся каплями пота, и когда они с Вивиан в один момент приблизились ко мне, я могла различить его дыхание, больше похожее на одышку или стоны. Лори, который сидел рядом со мной почти неподвижно, неожиданно начал отбивать ритм под музыку, для чего он то постукивал костяшками пальцев, то использовал чайную ложку, то сбивчиво стучал портсигаром моего мужа по столу, что придало музыке какую-то напряжённость, а меня внезапно испугало. «Ловушка, – подумала я, – они заманили нас сюда, и, должно быть, ограбят или похитят, – а затем, – ну что за безумная мысль? Кто мы здесь? Ничего не значащие незнакомцы, туристы, театральные зрители, у которых ничего при себе нет, кроме горстки денег, чтобы при случае перекусить после представления». Внезапно меня потянуло в сон, я пару раз украдкой зевнула. Не был ли чай, который мы пили, непривычно горьким и не принесла ли Вивиан чашки уже наполненными, так что она могла растворить в наших снотворное? «Прочь, – подумала я, – домой в отель,» – и попыталась поймать взгляд моего мужа, который уже на меня не смотрел, а держал глаза закрытыми, в то время как нежное лицо его партнёрши опустилось ему на плечо.

«Где телефон? – спросила я невежливо, – я хотела бы заказать такси». Сзади охотно подскочил Лори, аппарат стоял на сундуке, но когда Лори снял трубку, не было слышно гудков. Лори только с сожалением пожал плечами, но теперь Антон насторожился. Он остановился и убрал руку с девушки, которая удивлённо подняла на него глаза и тревожно покачнулась, как нежный куст на ветру. «Уже поздно, – сказал мой муж, – боюсь, нам пора идти». К моему удивлению, брат с сестрой ничего не возразили, только обменялись ещё парой дружелюбных и вежливых слов. «Спасибо за приятный вечер», – и так далее, и потом молчаливый Лори проводил нас вниз по лестнице к входной двери, а Вивиан осталась стоять наверху, прислонилась к перилам и, подобно птичке, издала короткий, лёгкий звук, который мог означать всё, что угодно, и совершенно ничего.

Стоянка такси была поблизости, но Антон хотел немного пройтись пешком, сначала он был молчалив и как будто изнурён, а потом внезапно начал оживлённо говорить. Он совершенно точно уже где-то видел брата с сестрой и недавно, вероятно, в Кицбюэле, весной, для иностранца выучить это название и впрямь непросто, неудивительно, что Вивиан не смогла его припомнить. Сейчас у него на уме было нечто определённое, что пришло ему в голову ещё тогда, во время танца, – горная дорога, он смотрел на проезжающие туда-сюда машины, в одной из которых он сидел один, а в другой, спортивной красной машине, брат с сестрой, девушка за рулём, и после короткого затора на дороге, поездка параллельно друг другу длинной в минуту, она его обогнала и умчалась вперёд неразумно быстро.

«Неправда ли, они симпатичные и какие-то особенные?» – спросил Антон сразу после, и я сказала, что симпатичные и особенные, но немного жутковатые, и напомнила ему про затхлый запах в доме и про пыль и выключенный телефон. Антон ничего этого не заметил и сейчас ничего не хотел об этом знать, но ссориться мы оба тоже не хотели, мы только очень устали, и поэтому через некоторое время прекратили разговаривать, успокоились и поехали домой в отель, чтобы лечь в постель.

На следующий день мы запланировали поход в галерею Тейт, у нас уже был каталог этого знаменитого музея, и мы листали его за завтраком и думали, какие картины мы хотим посмотреть, а какие нет. Но сразу после завтрака мой муж обнаружил пропажу портсигара, и когда я ему сказала, что в последний раз видела его на столе у англичан, он предложил забрать его перед походом в музей. Я сразу подумала, что он его специально там оставил, но ничего не сказала. Мы отыскали улицу на карте города и поехали на автобусе до площади неподалёку. Дождь больше не шёл. Нежно-золотой туман лежал над дальними лугами парка, и большие здания, и большие здания с колоннами и фронтонами возникали и снова таинственно исчезали в тающей дымке.

Антон был в прекрасном расположении духа, и я тоже. Я забыла все волнения вчерашнего вечера и была заинтригована мыслью о том, как наши знакомые выглядят при дневном свете и как они будут себя вести. Улицу и дом мы нашли без труда и были удивлены только увидев все ставни закрытыми, как будто внутри всё ещё спали или жильцы уехали в долгое путешествие. Когда после моего первого застенчивого звонка в доме ничего не шевельнулось, мы позвонили настойчивее, наконец, почти невежливо долго и громко. На двери висело старомодное дверное кольцо из латуни, и под конец мы воспользовались и им, не услышав внутри шагов или голосов. Мы отошли, но только на расстояние в пару домов вниз по улице, потом Антон снова остановился. «Дело не в портсигаре, – сказал он, – что-то могло приключиться с этими молодыми людьми – отравление газом, например, здесь повсюду газовые камины, и я видел один в гостиной». О возможном отъезде брата с сестрой он не хотел думать, в любом случае надо было бы позвонить в полицию, и сейчас он был слишком взволнован, чтобы осматривать картины в музее. Между тем туман растворился, прекрасное, голубое послелетнее небо показалось над улицей, по которой лишь изредка проезжали автомобили, и над домом №79, к которому мы только что вернулись и который стоял по-прежнему тихо и мёртво, как и раньше.

«Соседи, – сказала я, – нужно спросить соседей, в соседнем доме справа уже открыто окно, и полная женщина встряхивает метлой перед симпатичными цветами в небольшом садике». Мы окликнули её и попытались объяснить всё так, чтобы она нас поняла. Мы не знали их фамилии, только Вивиан и Лори, но, казалось, женщина сразу поняла, кого мы имеем в виду. Она убрала метлу назад, положила свою мощную грудь в цветастой блузе на оконный проём и испуганно посмотрела на нас. «Мы были в этом доме, – сказал Антон, – ещё вчера вечером, мы там оставили кое-что, что хотим сейчас забрать,» – и на лице женщины вдруг показалось недоверие. «Это невозможно,» – сказала она своим резким голосом, ключ был только у неё, дом пустует. «С каких пор?» – спросила я невольно и уже подумала, что мы наверняка ошиблись номером дома, хотя в палисаднике, теперь при свете солнца, сидела каменная кошка.

«Уже три месяца, – сказала женщина очень твёрдо, – с тех пор, как погибли юные господа». «Погибли? – спросили мы и стали наперебой говорить, со смехом, – мы вчера были вместе в театре, мы пили с ними чай, и слушали музыку, и танцевали».

«Минуту,» – сказала полная женщина и закрыла окно, и я уже подумала, что она сейчас позвонит по телефону, и нас увезут в лечебницу или в полицию. Но она вскоре вышла на улицу с любопытством на лице и большой связкой ключей в руке. «Я не сумасшедшая, – сказала она, – я знаю, что говорю, молодые господа мертвы и похоронены, они ехали на машине за границей и сломали там шеи, где-то в горах, из-за их дурацкой быстрой езды».

«В Кицбюэле?» – спросил мой муж испуганно, и женщина сказала: «Это место могло так называться, а могло и по-другому, эти иностранные названия невозможно понять». Тем временем она прошла мимо нас, поднялась наверх по ступенькам и отперла дверь, мы хотели только увидеть, что она говорит правду и что дом пустует, с её разрешения мы могли посмотреть комнаты, но свет включать не могли, она вывернула электрические лампы для себя, господин управляющий был не против.

Мы шли вслед за женщиной, воздух был душный и затхлый, и на лестнице я схватила моего мужа за руку: «Это была просто другая улица, или нам это всё приснилось, двум людям могут присниться абсолютно одинаковые сны в одну и туже ночь, здесь что-то такое, а сейчас нам пора идти».

«Да, – сказал Антон с большим облегчением, – ты права, нам здесь нечего искать,» – и он остановился и полез в сумку, чтобы взять немного денег, которые он хотел дать соседке за её труды. Она, правда, уже поднялась в верхнюю комнату, и нам нужно было последовать за ней и тоже войти в комнату, хотя у нас не было никакого желания это делать, и мы были абсолютно уверены, что всё это была какая-то ошибка или выдумка. «Проходите,» – сказала женщина и начала открывать ставни, не полностью, только немного, лишь настолько, чтобы всю мебель было чётко видно, особенно круглый стол с креслами вокруг и с тонким слоем пыли на подносе, стол, на котором лежал только один предмет, который теперь высветился упавшим на него лучом солнца, – плоский золотой портсигар.

2.        

Автор рассказывает об их с мужем, Антоном, первой поездке в Лондон. Они ходили в театр Олд Вик, где Антон засмотрелся на девушку в соседнем ряду. В перерыве они познакомились с ней и её братом, Вивиан и Лори, выглядевшими бледными и уставшими. После представления брат с сестрой пригласили новых знакомых к себе. Дом выглядел заброшенным и пыльным, лампочек в нём не было, а телефон не работал. Выпив чаю и послушав музыку, пара поехала в отель. По пути Антон рассказал, что видел этих англичан на горной дороге в Австрии. Девушка была за рулём, она обогнала его и умчалась вперёд неразумно быстро. На следующее утро Антон обнаружил пропажу портсигара, - он оставил его на столе у вчерашних знакомых, - и решил сейчас же его забрать. Однако дома никого не оказалось. Соседка удивилась гостям и сообщила, что молодые господа уже три месяца как мертвы, они разбились на машине где-то в горах. Она открыла дом, пропустив пару внутрь. Комнаты были пусты, лампочки - выкручены, а на столе в гостиной лежал портсигар.

Die Autorin erzählt über dem Erlebnis, das bei ihrer ersten Reise nach London mit ihrem Ehemann Anton passierte. Sie gingen ins Old Vic Theatre, wo Anton das Mädchen in der nächsten Reihe anstarrte. In der Pause machten sie sich mit ihr und ihrem Bruder, Vivian und Laurie, bekannt. Die Geschwistern sahen blass und müde aus. Nach der Aufführung lud Vivian neue Bekannte zu sich ein. Das Haus sah ungepflegt und staubig aus, es waren keine Glühbirnen darin, und das Telefon funktionierte nicht. Nachdem sie Tee getrunken und Musik gehört hatten, fuhren sie ins Hotel. Unterwegs sagte Anton, er habe diese Engländer auf einer Bergstraße in Österreich gesehen. Das Mädchen hatte ihn überholt und war davongeschossen auf eine schon nicht mehr vernünftige Art. Am nächsten Morgen entdeckte Anton, dass das Zigarettenetui verschwunden war - er hatte es auf einem Tisch bei gestern Bekannten gelassen - und er beschloss, es sofort abzuholen. Es war jedoch niemand zu Hause. Eine Nachbarin war von den Gästen überrascht und teilte ihnen mit, dass die jungen Herrschaften seit drei Monaten tot wären, irgendwo in den Bergen in einem Auto verunglückt sie wären. Sie öffnete das Haus und ließ das Paar herein. Die Räume waren leer, die Glühbirnen waren herausgeschraubt, und auf einem Tisch im Wohnzimmer lag ein Zigarettenetui.