Стихотворения Apтюpa Рембо

«Пьяный корабль»

Название самого знаменитого стихотворения фран­цузского поэта Артюра Рембо (1854-1891) Le Bateau ivre тра­диционно переводится на русский язык как «Пьяный корабль». Это самое известное в русской поэзии произведение Рембо –

существует около двадцати его переводов на русский язык. В XX веке в разное время поэты и переводчики обращались к «Пьяному кораблю», по-своему его интерпретируя.

«Пьяный корабль» был написан летом 1871 года, приблизительно в конце июля. В стихотворении отчетливо видны намеки на события весны 1871 года, когда в Париже произошел военный переворот, в результате которого Вторая Империя сменилась на Третью Республику. По одной из версий, сам Рембо участвовал в этих событиях на стороне революционеров.

Автограф «Пьяного корабля» не сохранился. Текст, с которого стихотворение было впервые издано, написан рукою Поля Верлена, близкого друга поэта. Характер поправок, сде­ланных Верленом, указывает на то, что стихотворение было записано по памяти.

В своей работе я рассматриваю шесть переводов «Пьяного корабля», сделанных известными русскими поэтами и переводчиками. Предметом изучения являются изменения, связанные со смыслом, значением строф, некоторых отдельных предложений. Для более полного представления о переводах рассмотрены также и стихотворные размеры, которыми написаны переводы, так как они могут влиять на смысл стихотворения. Для оценки эмоциональной составляющей текстов, помимо семантических приемов, выявлены и некоторые графические особенности переводов, в частности, процентное отношение восклицательных и вопросительных знаков к общему количеству знаков препинания в переводах. Дополнительным приложением к работе является небольшое исследование, посвященное причинам, по которым некоторые из поэтов обращались к «Пьяному кораблю». Здесь же показаны несколько принципов, которых придерживаются поэты при переводе этого стихотворения.

Первый по времени создания из рассматриваемых мною переводов – это «Пьяный корабль» Владимира Набокова. Он был написан в 1928 году и впервые издан в том же году 16 декабря в берлинской газете «Руль». В это время Набоков находился в эмиграции в Германии. По традиции, стихотворение Набокова называют первым полным переводом «Пьяного корабля» на русский язык. На самом деле, он неполный, так как в нем нет последних двух строф. Тем не менее перевод является законченным произведением, поэтому его можно смело назвать «полным», особенно на фоне явно незаконченного перевода Владимира Эльснера, сделанного в 1909 году. Однако работа Набокова долгое время не была известна в России; ее стали издавать на родине поэта лишь в начале 90^х годов.

Следующий перевод принадлежит Давиду Григорьевичу Бродскому, у которого было два варианта «Пьяного корабля». Первый был создан в 1928 году, второй – через год, в 1929 году, именно он и включен в работу. Предположительно, появление у Бродского второго варианта перевода было обусловлено тем, что поэт переосмыслил свое понимание «Пьяного корабля» в связи с изданием в России книги Ж. М. Каре «Жизнь и приключения Жана Артюра Рембо», переведенной Бенедиктом Лифшицем.

Последний создал еще один перевод, появившийся в 1935 году и затем вошедший в его сборник «Французские лирики XIX и XX веков» 1937 года. Лифшиц переводил многие стихотворения Рембо, и его тексты эти до сих пор представляют интерес, хотя во второй половине XX века появилось еще много хороших переводов.

В 1955-60^х годах Павел Антокольский, один из круп­нейших советских переводчиков французской поэзии, написал свой «Пьяный корабль», который вошел в сборник «От Бе­ранже до Элюара» 1966 года издания.

В середине 70^х годов был написан рассмотренный в этой работе вариант перевода Леонида Мартынова, хотя работа над ним до сих пор не окончена.

Последний перевод создан Давидом Самойловым в 1982 году. Это один из самых известных и популярных сегодня вариантов русского «Пьяного корабля».

Основное отличие перевода от оригинала заключается в том, на какую идею, мысль сдвигается в переводе акцент. Эти изменения становятся заметны и понятны лишь в результате тщательного анализа. Конечно, стихотворение Рембо очень сложное и затрагивает не одну важную для него идею, оно имеет много смысловых уровней, поэтому точный перевод оказывается практически невозможным. Тем не менее, можно говорить о том, что некоторые переводчики, очевидно, намеренно сдвигают акцент на какую-то идею, важную для них в их собственном творчестве.

Так, Владимир Набоков в своем стихотворении акцентирует внимание на внешней форме идеи, заложенной в стихотворении Рембо. Стихотворение Рембо «Пьяный корабль» описывает путешествие лирического героя – он же корабль – по всему миру. В ходе этого путешествия лирический герой Рембо познает мир, в чем и заключается смысл путешествия. Однако Набоков акцентирует внимание на путешествии как таковом. Видимо, эта тема для него важна в период создания перевода. Именно поэтому он создает в своем «Пьяном корабле» повествовательную интонацию. Эту интонацию читатель чувствует уже в переводе первой строки. В оригинале она звучит так:

Comme je descendais des Fleuves impassibles

В то время как я сплавлялся по безучастным, безразличным Рекам

Набоков переводит эту строку следующим образом:

В стране бесстрастных рек, спускаясь по теченью...

Этот перевод отсылает читателя к зачинам волшебных сказок. Создается ощущение, что дальше в стихотворении будут описаны какие-то чудеса. В результате оказывается, что сложные образы из мира путешествия Рембо интересуют На­бокова лишь как диковинки, увиденные в ходе путешествия. Тем не менее, Набоков грамматически точно переводит текст, точнее других передает метафоры Рембо. Это, вероятнее все­го, так, потому что Набоков лучше других переводчиков знал французский язык. По настроению же его стихотворение со­всем не похоже на оригинал, где чувствуется напор и вызов.

Перевод Бродского является своеобразной попыткой стать соавтором Рембо, причем в гораздо большей степени, чем все другие переводчики. По сути своей перевод Бродского крайне вольный, но в нем есть много добавлений, которые чисто теоретически могли быть сделаны самим Рембо. К при­меру, в своей Х строфе Бродский добавляет образ «Атланти­ды», которого нет в оригинале:

Я сквозь волны, дрожавшие, как жалюзи,

Любовался прославленною Атлантидой.

Казалось бы, появление этого образа ничем не обос­новано. Однако стоит вспомнить, что при написании «Пьяного корабля» на Рембо повлияли научно-фантастические книги, в частности «20 тысяч лье под водой» Жюля Верна. В этой книге целая глава посвящена описанию Атлантиды, находящейся под водой. Значит, Бродский использует при создании перевода тот же материал, что и сам Рембо. Подобных примеров в стихотворении Бродского много.

Ко всему прочему он уделяет много внимания настроению оригинала. В понимании Бродского основной чертой лирического героя является его желание быть свободным, поэтому Бродский до последней строки подчеркивает, что главная ценность его лирического героя – это свобода. В оригинале это не совсем так: для лирического героя Рембо свобода нужна, но лишь чтобы познавать; в момент, когда у лирического героя нет больше сил познавать, свобода ему не нужна, он готов находиться в маленькой луже Европы, а не в открытом море.    

Перевод Бенедикта Константиновича Лифшица оказывается очень точным, что понятно: Лифшиц считал Рембо своим учителем и в 10^е годы XX века серьезно увлекался его творчеством. В 1929 году Лифшиц ревел книгу Карре «Жизнь и приключения Жана Артюра Рембо». Несмотря на то, что эти знания не спасают Лифшица от ошибок, характерных большинству переводов, знание биографии Рембо позволило ему понять смысл «Пьяного корабля». Это стихотворение выражает воззрения Рембо на то, каким должен быть поэт и как им стать. Рембо считал, что для того чтобы стать поэтом, необходимо познать все, все прочувствовать, причем в самом прямом смысле. Но затем Рембо говорил про подобного поэта:

«Пускай в этом безумном взлете погибнет он под бре­менем неслыханного и неизреченного: на смену ему придут другие упорные труженики; они начнут уже с того места, где он бессильно поник».

Лирический герой «Пьяного корабля» в ходе своего путешествия именно познает мир. Затем наступает момент, когда он уже больше не может познавать, его силы исчерпаны. Он не может соперничать с другими кораблями, с рево­люционерами, о чем сказано в последней, XXV строфе. Для Рембо такой конец не является ни трагичным, ни благополуч­ным – лирический герой следует определенной схеме, изо­бретенной автором. Так, последняя строфа оказывается ней­тральной, что очень трудно передать. Лифшиц же, переводя слово за словом, не добавляя своей оценки строфе, сумел со­хранить почти нейтральное настроение в последней строфе.В переводе Павла Григорьевича Антокольского важное место занимает тема времени, а в какой-то момент она становится основной, главной. Это хорошо видно на примере VI строфы:

Так я плыл наугад, погруженный во время,

Упивался его многозвездной игрой,

В этой однообразной и грозной поэме,

Где ныряет утопленник, праздный герой...

Так, у Рембо море – это море поэзии, а лирический герой, он же корабль, - это поэт. У Антокольского же море – это время, а лирический герой – человек во времени, маленькое и слабое существо, которое не может совладать ни с силами природы, ни, тем более, со временем. Вероятнее всего, эта тема действительно интересовала Антокольского, поскольку в оригинале время не выступает в роли самостоятельной темы, а лишь как вспомогательная.

Перевод Мартынова оказывается довольно точным не только в общей идее, но и в мелочах. Его перевод полон не­обычных, интересных находок для передачи тех или иных мест, с которыми у других поэтов возникали сложности. Одним из примеров может служить перевод слова derades в XV строфе. Это слово образовано от французского глагола derader, что означает «быстро уйти с рейда, оставив якорь или проволочив его по дну». Рембо образовал от этого слова существительное, то есть придумал подобие термина. Понятно, что точно перевести значение слова derades трудно, и вряд ли такой перевод уместился бы в стихотворную строку. Однако Мартынов все же пытается передать значение этого слова, переводя его как «мои срыванья с якорей». Есть еще много других примеров того, как Мартынов пытается передать значение трудно переводимых слов. Это показывает уважительное и внимательное отношение к тексту оригинала.

Самойлов использует опыт всех предыдущих перево­дчиков; его перевод во многом состоит из элементов уже ранее написанных. Это не лишает его точности, но делает его менее оригинальным, заметным для читателей. Важным отличием от оригинала является постоянная попытка Самойлова сохранить в строфах оптимистичное, радостное настроение, даже там, где в оригинале его нет. Это лишает его перевод напряженности и некоторой трагичности, которую в оригинале читатель чувствует с первых же строк.

Итак, можно выделить основные проблемы, возникающие при переводе «Пьяного корабля» Рембо.

Первая проблема – это перевод названия стихотворения: делать ли его точным или следовать сложившейся в русской поэзии традиции? Дело в том, что в своем названии Рембо использовал слово le bateau. Во второй половине XIX века на русский язык это слово переводилось как «судно». Совре­менники Рембо укоряли его за использование слова le bateau, так как считали, что оно принадлежит низкому стилю и недо­пустимо в поэзии. Но Рембо употребил его намеренно, чтобы создать эффект смешения стилей. С той же целью он упот­ребляет морские термины и специальные слова наряду со словами высокого стиля. Переводя название стихотворения как «Пьяный корабль», русские поэты употребляли то же слово, что и век назад Пушкин, то есть смешение стилей отсутст­вовало. Тем не менее, подавляющее большинство поэтов на­зывали свои переводы именно «Пьяный корабль».

Следующая проблема, касающаяся всех переводчиков, - это передача морских терминов и других специальных слов. Поэты начала XX века отказываются от многих терминов, пе­редают их общеупотребительными словами, подходящими по смыслу к их строфам. Во второй половине XX века заметно особое внимание, которое уделяют переводчики этим словам. Крайне щепетильно к этим терминам относится Мартынов, в чьем переводе мы находим немало удачных попыток передать смысл, значение этих слов. Появляется и третий путь, свойст­венный переводам Мартынова и Самойлова, применимый к наиболее трудным случаям. Для некоторых французских слов, значение которых переводчикам не удается передать, они ос­тавляют в своих переводах их звуковое оформление, передают их на фонетическом уровне.

Очень трудным оказывается перевод метафор Рембо, связанных с морем, морской водой, волнами. Все эти метафоры у Рембо оказываются неясными, не вполне понятными, так как построены на ассоциациях не с настоящей морской водой, а с ее описанием в книгах, поскольку на момент написания стихотворения Рембо еще ни разу не видел моря. С другой стороны, многие метафоры имеют не одно, а два-три значения, которые образуются, благодаря многозначности слов. Естественно, подобрать в русском языке слово, которое и в прямом и в переносном значении было бы эквивалентом для французского очень сложно, порой невозможно. Каждый переводчик, очевидно, пытается понять и объяснить себе, в чем заключается основа для сравнений или метафор. Эти попытки до конца понять текст оригинала приводят к тому, что поэты делают метафоры более простыми и гораздо более понятными читателю, чем в оригинале. Однако при этом текст значительно упрощается, становится грубее, площе, теряет свою многозначность. Есть и другой путь решения этой проблемы: Лифшиц, Набоков и Мартынов зачастую придумывают окказионализмы, которые достаточно хорошо передают специфику метафор оригинала. Мартынов, ощущая, как сложны метафоры оригинала, разъясняет их себе, но при этом, пытаясь передать характерные особенности оригинала, добавляет свои, новые алогизмы.

Требует огромного внимания и понимания текста пе­ревод грамматических форм глаголов, так как они влияют на смысл стихотворения; наиболее сложным оказывается перевод двух разных типов условного наклонения в XV и XXIII строфах. Он показывает, что лирический герой не мог сделать ни при каких условиях и что ему хотелось бы сделать, хотя он и не имеет над этим власти.

Самым сложным оказывается перевод последней строфы, так как по сути своей она нейтральна, но ведь пере­водчик, читая стихотворение, неизбежно оценивает каждую строфу. В переводе выражены не только идеи оригинала и идеи переводчика, но и отношение переводчика к оригиналу, и оказывается крайне сложным сохранить нейтральную позицию. Однако некоторым поэтам, в частности Лифшицу и Самойлову, это все же удается.

Дальнейшее изучение переводов «Пьяного корабля» и других произведений Рембо может позволить лучше понять пути развития русской поэзии XX века и поможет определить значение творчества Рембо для всей русской литературы.

Зимонт Лиза,