Николай Иванович Новиков

Николай Иванович Новиков родился в 1744 году в Москве, в семье небогатого дворянина; окончив гимназию при Московском университете, он, по правилам своего сословия, поступил на военную службу. Армейская его карьера не была особенно успешной: она завершилась тем, что будущий издатель получил звание поручика. После того как Новиков вышел в отставку, он нашел применение своим талантам в иной сфере.

В краткую эпоху относительной свободы возросла потребность в смелом печатном слове. Образованная публика жаждала чтения, которое давало бы пищу уму. Видя социальные и нравственные изъяны современного ему общества и будучи человеком принципиальным, Новиков стал издавать журналы сатирические, содержащие то более-менее завуалированные, то откровенные нападки на власть.

Разумеется, он не являлся единственным издателем периодики в стране: выходил целый ряд журналов. Иные, как и новиковские, заняли позицию, противную официальной линии; иные, соответствующие мыслям Екатерины об "улыбательной" (несоциальной) сатире, стали их оппонентами. Два журнала - "И то и сио" (1769) и "Парнасский щепетильник" (1770), - издавал М.Д.Чулков. Федор Эмин издавал "Адскую почту, или Переписку хромого беса с кривыму, - фактически сборник фельетонов о нравах русского дворянства и чиновничества. С этими изданиями, в общем близкими по направлению и стилю к новиковским, Николай Иванович тем не менее вел тонкую полемику: его направление было более радикальным, в нападках на власть он шел гораздо дальше, и там, где у Эмина с Чулковым было абстрактное "сочувствие к низам" и возвышенно-сентиментальные рассуждения ("Счастливые те, которые под повелением совестных своих господ находятся и с которыми их владетели живут вместе"), Новиков метил в самые устои феодального общества. В этой смелости, собственно, и заключается новаторство публициста; он впервые выразил то, что стало основой мировоззрения прогрессивной русской интеллигенции уже следующего века.

"Трутень", первый журнал, издаваемый Новиковым, выходил недолго: с 1 мая 1769 года по 27 апреля 1770-го. В нем Новиков полемизировал с "госпожою Всякою Всячиной", то есть с самой Екатериною, с ее мнением, что "похвальнее снисходить порокам, нежели исправлять оные". Эту "госпожу" он называл и "прабабкой", явно намекая на архаичность ее суждений в век Просвещения. Сословная иерархия для публициста мало что значила: ему были смешны вельможи, что "ежедневную имеют горячку величаться своею породою" и только благодаря последней, "без разума, без науки, без добродетели и воспитания", занимают высокое положение, оттесняя и "порядочных" дворян, и тем более "добродетельных и честных" простых людей. "Знатная порода, - резюмировал Новиков, - есть весьма хорошее преимущество, но она всегда будет обесчещена, когда не подкрепится достоинством и знатными к отечеству заслугами".

После закрытия "Трутня" Новиков, однако, решил кое в чем проявить осторожность, и новый свой журнал - "Пустомеля" - начинает издавать анонимно, через подставное лицо. В течение июня-июля 1770 г. вышло две книжки, прежде чем императрица, разгадав подлинного издателя ("Пустомеля" по всему - по стилю, по направлению - соответствовал "Трутню"), запретила и его. Относительная мягкость, с которой тогда обходились с инакомыслящими, проявилась опять: запретив два новиковских издания, Екатерина дала разрешение выпускать третий! Быть может, она полагала, что издатель, испытав милость той, на которую совершил столько нападок, "исправится". Менее вероятно, что она простила издателя, питая тайную симпатию к некоторым из его идей и сознавая при этом, что публичное проявление такой симпатии было бы самоубийственной оплошностью. Очередной журнал, которому Новиков дал название "Живописец”, не только не оказался "благонамеренным”, но стал достойным преемником первых двух. Опять "мишенями" для сатиры стали дворяне (превосходно воспроизведенная переписка уездного дворянина с сыном, вскрывающая и недалекость, и нечестность таких людей, и, соответственно, смехотворность их притязаний на исключительность).
 Неудивительно, что "Живописец" разделил участь "Трутня" и "Пустомели". Таким образом он выходил (так же, как "Трутень", листами) недолго - с апреля 1772 по июнь 1773 гг. Подлинная жизнь "Живописца" оказалась гораздо длительнее. Первая часть журнала (за 1772 год) была напечатана дважды. А в 1775-м Новикову удалось выпустить третье издание - как бы "дайджесту, собрание избранных статей самого Николая Ивановича, опубликованных прежде и в "Трутне”, и в "Пустомеле”, и в первом "Живописце". Оно также было переиздано им в 1781 году, уже в Москве.

Уже после того, как Новиков был арестован, в 1793 году, вышло в Петербурге пятое издание, выпущенное купцом Г. Зотовым и являющееся перепечатку третьего либо четвертого издания; отличается же оно от них сокращениями, на которых, очевидно, настояла цензура. На этом история "Живописца" не заканчивается: уже в 1829 году, в типографии Пономарева, была напечатана первая часть журнала (с первого издания). В те годы, отмеченные прежде всего гением Пушкина, "Живописец" все еще представлял не только чисто библиографический интерес. Сама судьба великого поэта - лучшее подтверждение тому, что пороки и беззакония, подмеченные Новиковым, не изжили себя, а даже развились в николаевской России.

В дальнейшем Новиков продолжал выпуск журналов. К примеру, "Кошелек": издавался в 1774-м, с 8 июля по 2 сентября. До запрета успело выйти 10 номеров. В том году пришло время для разгрома “крамольной" периодики вообще: пугачевское восстание показало императрице, к чему в России приводит потворство вольнодумным настроениям, и привело Екатерину к выводу о необходимости, говоря по-современному, "закручивания гаек". Закрытие последнего новиковского журнала означало пресечение выхода любой оппозиционно-сатирической прессы. Для большинства издателей-"диссидентов" это означало крах. Однако Новиков не сдался: впоследствии он издавал еще ряд журналов и во многих из них продолжил дело запрещенных.
Скажем, "Санкт-петербургские ученые ведомости на 1777 год" (первое русское библиографическое издание): первой книгой, о которой дана в нем рецензия, явилось раннее творение самой императрицы - "Наказ". В этом историческом документе, как нельзя лучше характеризующем молодую Екатерину, содержались смелые мысли о свободе, о просвещении, туманные намеки на освобождение крестьян. От этих отчасти пропагандистских, отчасти наивно-искренних сентенций она давно отказалась. Вспоминать о "Наказе”, с точки зрения знати, безусловно, не стоило. Рецензия же была самой благожелательной, даже хвалебной, ничто в ней не говорило об "неудобстве" документа. Такой отзыв, формально "правильный", представлял из себя не что иное, как утонченное издевательство. На первый взгляд эта очередная новиковская "выходка" осталась безнаказанной: благополучно вышло 22 номера этого журнала; такое количество необычайно велико, если вспомнить судьбу "Трутня" и "Живописца".

Через несколько лет Новиков решился предстать перед своими читателями в прежнем облике беспощадного обличителя - и взялся за выпуск журнала, названного им безобидно: "Городская и деревенская библиотека, или Забавы и удовольствия разума и сердца в праздное время". "Жизнь" этого издания продлилась достаточно долго: с 1782 года в течение пяти лет. Это было не просто возвращение к хлесткому стилю "Трутня" и "Живописца", но, пожалуй, квинтэссенция самого духа этих журналов. В этом плане особенно показательны "Пословицы российские”, опубликованные здесь. В нем фигурировали образцы фольклора, которые императрица могла прямо принять на свой счет, к примеру, "Близ царя - близ смерти" или "Седина в бороду, а бес в ребро". Еще откровенней следующие фрагменты тех же "Пословиц...": "Имея седину в голове, женщина, я чаю искушением же беса, начинает думать, будто она в состоянии сочинять стихи и прозу, марает любовные сказочки, кропает идиллии, эклоги и другие мелкие сочинения, на успехов не видит..."; "старая и беззаконно проводившая дни свои женщина имела сына, которому хотя и за тридцать лет было, на он еще ничему не учился, ничего не делал и был неотступно подле своей матери. Она его ласкала, нежила, баловала и сделала наконец сущего тунеядца; беспрестанно уговаривала его жениться, но урод, заключая, что все на свете женщины так злобны и беспокойны, как злобна его мать, никогда не соглашался на женитьбу..." В последнем отрывке речь явно идет о сыне Екатерины - Павле Петровиче, который впоследствии, во время своего недолгого царствования, действительно проявит себя настоящим "уродом". Цензура при Екатерине, видимо, не отличалась "ой жесткостью, которую приобрела в последующие времена, при Николае, и отнеслась к "Пословицам..." лучше, чем к прямым выпадам в адрес императрицы в "Трутне" и "Живописце". За пять лет таким образом Новикову удалось выпустить 12 книжек "Библиотеки...".

Издатель был причастен и к выпуску журналов, не оставивших о себе такой долгой памяти: многие из них печатались им из чисто коммерческих соображений и не были отмечены его острой публицистикой. Но и эта группа, не представляющая зримой опасности для властей, не пережила своего основателя. Слава "вольнодумца" обрекала его на неблагожелательное внимание со стороны цензуры и знати. Новиковым были недовольны, ждали, и не без оснований, от него очередного подвоха, норовили тем или иным способом расстроить его дела.

Благо, что Новиков помимо таланта сатирика обладал недюжинной деловой хваткой. (Можно сказать, что эта борьба - предпринимателя с аристократией - была малым отражением всеевропейской схватки капитализма с феодализмом, которая разгорелась именно в то время и нашла свой апофеоз во Французской буржуазной революции.) Он действовал по английской поговорке, предписывающей "не класть все яйца в одну корзину", - издавал множество журналов, а позднее книг, разнообразного направления, - и это уберегало его от финансового краха, позволяло оставаться в сфере интересов читающей публики и время от времени наносить правительству новую пощечину смелым печатным словом.
Однако после пугачевского восстания на окраине империи и якобинского террора во Франции знать во главе с самой императрицей перешла к решительному "наступлению" на все либеральные тенденции, проявившиеся в стране. Новиков же был главным выразителем либерализма, и уничтожение свободной антимонархической печати означало прежде всего уничтожение - хотя бы в переносном смысле - старого врага трона, не изменившего своим давним убеждениям. Арест и заключение пресекли деятельность издателя и публициста. Новиков, однако, провел в тюрьме всего около четырех лет: после смерти его высочайшей противницы в 1796 г. радением Павла I он был освобожден - новый император едва ли в должной мере ознакомился с сочинениями Новикова - прочтя их, он вряд ли бы счел наказание чрезмерным, - просто Павел с большим рвением делал все наперекор покойной матери. Однако этого оказалось достаточным, чтобы Николай Иванович до конца своих дней отказался от издания чего бы то ни было.