Введение. Что мы знаем о Гитлере? 13 страница

«Если нужно было привлечь кого-либо на свою сторону, он мог быть чрезвычайно обходительным и использовать все свое удивительное, столь многими отмечаемое обаяние. /.../ Его облик был немыслим без позы. Гитлер никогда не говорил необдуманных слов. Ялмар Шахт[297] /.../ сказал об этом несколько обобщенно, но точно: „Во всем у него был самый холодный расчет“.

Его представления производили впечатление искренности и достоверности еще и потому, что он и сам начинал глубоко верить в то, что провозглашал с трибуны. /.../

Под проницательным взглядом актер, играющий сам себя, позволял почувствовать, что он, пожалуй, очень точно знает, что говорит и чего тем самым добивается»[298]. 

Понятно, от кого именно Адольф Гитлер унаследовал свой дар убеждать людей!

Несколько самонадеянным и поверхностным представляется, однако, приведенное мнение о том, что Гитлер, упоенный собственным красноречием, сам начинал верить в искренность собственных слов – об этом мог однозначно судить и быть вполне в этом уверенным лишь только он один. Существенно же при этом то, что искренность Гитлера не вызывала сомнений ни у его непосредственных слушателей, ни у позднейших интерпретаторов.

Однако именно она-то и вызывает у нас наибольшее недоверие.

В биографии Адольфа Гитлера было, повторяем, множество сомнительнейших эпизодов.

Одним из таковых, несомненно, стала «Ночь длинных ножей», когда 30 июня 1934 года произошла расправа с руководством штурмовиков (СА) во главе с Эрнстом Ремом – ближайшим соратником Адольфа Гитлера. Этот эпизод разбирается во всех опубликованных биографиях Гитлера, и имеются даже вполне самостоятельные книги, целиком посвященные данному существенному фрагменту биографии Гитлера, истории НСДАП и всей политической эпопеи Германии ХХ столетия.

Тем не менее, и по сей день возникают недоуменные вопросы относительно принципиальных моментов данной истории:

– действительно ли существовал заговор во главе с Эрнстом Ремом?

– был ли он направлен непосредственно против Адольфа Гитлера?

– чем же объясняется нелепейшее поведение самого Рема и всех его подчиненных в составе более чем полумиллиона человек, десятки тысяч из которых были вооружены до зубов, которые якобы готовились к решительной схватке и, тем не менее, позволили осуществить неожиданную и примитивнейшую расправу над собой – практически безо всякого сопротивления?

Из этих вопросов лишь первый находит более или менее определенный и притом положительный ответ (судя по многочисленным объективным подробностям), но тем более недоуменными становятся оба последующих вопроса.

Все эти недоумения устраняются гипотезой, состоящей в том, что заговор Рема в действительности имел место, но возглавлялся (равно как и все силы, одновременно противостоящие этому заговору) непосредственно самим Адольфом Гитлером, твердо обещавшим лидерам штурмовиков лично возглавить готовящуюся ими «вторую революцию». Только исключительным доверием именно к Гитлеру и можно объяснить трогательно нелепое поведение прочих руководителей заговора, никак не ожидавших столь предательской расправы над собой.

Сам же Гитлер, возможно, до последнего момента решал, на чьей же стороне выступить – о его колебаниях имеется масса свидетельств, но без прояснения и объяснения их существа. Для него самого ситуация, созданная им самим, походила, вероятно, на шахматную партию с самим собой – в стиле защиты Лужина сочинения Владимира Набокова.

В реальной же ситуации 1934 года исход игры неизбежно должен был приводить к кровавой расправе над лидерами проигравшей стороны, что и состоялось, почти ничем, однако, не угрожая при этом самому Гитлеру при любом исходе партии, в которой ему принадлежали практически все решающие ходы.

Самое же существенное для нас состоит в том, что результаты конфликтов 1837 и 1934 годов, совершенно несопоставимых по масштабам, но сходных по глубинному содержанию (трагедии людей, обманутых самым близким человеком) одинаково оказались возможны лишь при безграничном доверии столкнувшихся сторон по отношению к их общему групповому лидеру: в 1837 году – к Иоганну Непомуку Хюттлеру, а в 1934 году – к его правнуку Адольфу Гитлеру.

Похоже, что каждая из сторон, столкнувшихся в антагонистическом противоборстве, вполне искренне полагала, что именно она располагает доброжелательной поддержкой самого авторитетного и влиятельного персонажа.

Этим подчеркивается фантастическое сходство данных личностей!

Так или иначе, по той или иной причине, но очевидный по содержанию семейный скандал разразился в 1837 году.

Как себя повела в данной ситуации жена Иоганна Непомука – этого мы, повторяем, не знаем; тут возможны различные упомянутые варианты.

Зато совершенно очевидно, как повел себя Георг: по уважительному ли поводу или почти вовсе без такового, но он возревновал – и отказался от беременной возлюбленной.

Агрессивность его поведения должна была соответствовать степени его потрясения и разочарования, а что такое Гитлер во гневе – это хорошо знали позднее и в Третьем Рейхе, и в его окрестностях!.. Гитлер умело использовал это свое общеизвестное качество в международных дипломатических кампаниях осени 1938 – весны 1939 года[299]!

Адольф Гитлер, великолепно умевший держать себя в руках даже и во время своих знаменитых приступов гнева, мог и в этом соответствовать своему предку Иоганну Непомуку: «Даже метая в аудиторию, как молнии, свои гневные тирады, он сохранял бдительный контроль надо всеми своими бурными эмоциями. Именно это и делало Гитлера особенно опасным /.../.»[300]

Вот старший брат Адольфа Гитлера, пошедший, как мы полагаем, в Георга (его мать не относилась к числу прямых потомков Иоганна Непомука!), не умел контролировать свой бурный темперамент, а в результате так почти ничего и не достиг в жизни!

Понятно, что при таком скандале все было разнесено в клочья – и Мария Анна с позором изгнана.

Иоганн Непомук не имел теперь возможности основательно помочь ей – это только подчеркивало бы видимость его вины, чего он не мог демонстрировать ни перед своей женой, ни перед старшим братом. А вот занять радикально иную позицию и немедленно разрешить конфликт женитьбой на провинившейся (если, добавляем, та была бы с этим согласна) он также не мог, учитывая дефицит времени, еще более уплотненный происшедшим скандалом: даже тайное убийство прежней жены требовало времени на подготовку и исполнение. Что же он наедине обещал Марии Анне на прощание и насколько благосклонно она могла воспринять эти обещания – этого нам знать не дано.

В итоге же возможное семейное счастье обернулось нешуточной трагедией – Мария Анна оказалась беременной, без жилья, без средств и без жизненных перспектив.

Единственная надежда оставалась на отца и на других ее родственников, но это была уже надежда не на счастье, а просто на возможность жить и существовать.