Библейская космогония и современная наука.

Доказать научными методами, что Бог есть невозможно, так же, как невозможно доказать, что Его нет. Наука слишком грубый инструмент, чтобы заниматься вопросами мировоззренческими. Но, тем не менее, наука порождает ряд предельных вопросов. В первую очередь смысловых, т.е. если этот мир существует, то встает вопрос, зачем он устроен, какова цель его существования. Здесь есть возможность строить диалог с естествознанием и опираться на некоторые моменты, которые уже были изложены при обсуждении доказательств бытия Божия. Например, антропный принцип, или теологический аргумент, или космологический аргумент. В целом, можно провести такую параллель. Священный текст, который повествует о сотворении Богом мира и человека, это икона. Икона, написанная словами. Это религиозный текст. Это не учебник по астрономии, не учебник по астрофизике и космологии. Там дано ровно столько, сколько нужно для удовлетворения нашего элементарного знания и одновременно, в первую очередь, дан ответ на вопрос: как двигаться к спасению? В Библии открыто, что мир сотворен Богом по определенным принципам, существовали определенные этапы творения. А дальше, соответственно, у человека есть возможность этот мир для себя открывать, для этого даны разум и чувства. Обрамление, оклад этой словесной иконы – библейского текста – это научные картины мира. Они могут меняться в зависимости от эпохи. И нельзя говорить, что только этот оклад - только к этой иконе. Икона остается одной и той же - и 3500 тыс. лет назад, во времена пророка Моисея, и в настоящее время. Картины же мира меняются: была аристотельско-птолемеевская картина мира, потом появилась копернианская, потом ньютоновская, механистическая, картина мира, потом электромагнитная картина мира, потом квантово-полевая картина мира. Картины мира меняются, и ничего в этом удивительного нет. Полного  соотнесения Священного текста с картинами мира в принципе невозможно, потому что это разные области. Об этом писал о. Василий Зеньковский. Наука по своему принципу динамична, она развивается, а Священное Писание статично. В деталях их соотносить невозможно. Кроме того, икона несет в себе кроме истории, богословие, эстетику, нравственные категории. Это все присутствует в Священном Писании.

Можно привести пример из лермонтовского «Бородино»:

«Звучал булат, картечь визжала,

Рука бойцов колоть устала,

И ядрам пролетать мешала

Гора кровавых тел».

Если буквально это все представлять, как работают скрупулезные реконструкторы Бородинской битвы, здесь явно присутствует метафора, которых в поэзии очень много. Это поэтическое произведение, по лермонтовским стихам невозможно установить полностью ход Бородинской битвы, нужно опираться на депеши, на исторические мемуары, на исследование местности и т.д. Соответственно, поэтическая передача иная, но, тем не менее, нельзя сказать, что она не исторична. Она исторична, но дана другим языком. Такой подход позволяет безболезненно сопоставлять то, что дает эмпирическое знание и то, что нам дает Библия. Здесь даже надо некоторых православных ученых останавливать, которые из хороших побуждений пытаются полностью «расписать» библейскую космологию в связи с современной картиной мира. Пусть это будет, но лишь как модель, которая сейчас работает, потом устареет, на смену ей придет другая модель. Но настаивать на том, что это одно единственное и верное, научное реконструирование истории, «непогрешимо» соотносимое с тем, что написано в Библии, будет неправильно. Потому, что тогда во главу угла мы поставим наши научные эмпирические знания, а не библейское Откровение. Например, говорят о том, что наука «доказала», что мир сотворен из ничего, и приводят в доказательство всем известную космологическую модель Большого взрыва. В основе этой модели лежит представление о том, что наша вселенная расширяется, и, следовательно, она имела некое начало. Это начало называется точкой сингулярности. Это точка, где сосредоточена все: масса стремится к бесконечности, температура – к бесконечности, давление – к бесконечности, а объем стремится к нулю. Это геометрическая точка, где сосредоточено будущее развернувшееся пространство-время. И вот в некоторых апологетических пособиях делается попытка прямого сопоставления сингулярности с библейским «ничто», откуда происходит мир. Но сингулярность это все же не «ничто». Про «ничто» ничего нельзя сказать, а про точку сингулярности хоть что-то можно, например, описать какими-то приблизительными параметрами. Поэтому правильнее было бы назвать сингулярность хотя бы первоматерией: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною» (Быт. 1:2). «Ничто» - это понятие не научное, а понятие религиозное. Про «ничто» ничего нельзя сказать, а когда мы говорим что-то, то это уже что-то описание чего-либо. Таких примеров некорректного соотнесения библейского Откровения и научных данных, к сожалению, не мало.

В целом, космогония описанная в Библии, конечно же, похожа на то, что дает и наша научная реконструкция: растительная жизнь возникает раньше, чем животная, человек появляется последним. Есть и сложные для понимания места, например, сотворение светил в четвертый день, после света.

Безусловно, священный текст, повествующий о сотворении мира – не просто «хроника», «репортаж с места событий», а гениально-лаконичная богодухновенная поэма. Боговидец-Моисей писал не обыкновенной прозой, а художественной, для которой высшим законом красоты являлась особая смысловая симметрия текста. Это характерная черта древневосточной поэтики, в т.ч. и библейской. Например, в известном 50-м псалме царя Давида каждый стих делится на две смысловые пары, удобные для сопоставления: «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои» (Пс. 50:3). На этом и более сложных гармонических принципах строится множество библейских текстов, в т.ч. и почти вся Псалтирь.

Исследуя повествование о творении (Быт. 1:1 – 2:3), библеисты давно пришли к очень важному наблюдению – наличию «зеркального» смыслового параллелизма в изложении творческих актов^[1]:

При более детальном рассмотрении сложно не заметить закономерностей в ритмике и количественных повторах возможных словесных формул (т.н. «рефренов») в Шестодневе: «и сказал», «да будет», «и стало», «и отделил», «и назвал (и благословил) их, говоря», «и увидел, что это хорошо», «и был вечер, и было утро».

Второй, антропоцентрический рассказ о сотворении мира (Быт. 2:4 - 2:20), определенным образом восполняющий смыловую нагрузку Шестоднева, располагает события миротворения совершенно в ином порядке: от создания человека до создания животных, приведенных к «венцу творения» для наречения имен.

Самый краткий обзор композиции богодухновенного повествования ясно свидетельствует о совершенно особом изображении исторической реальности. С одной стороны, мы встречаемся со знакомым с точки зрения естественнонаучной реконструкции рядом событий и образов (начало Вселенной, «безвидность» первоматерии, появление жизни в воде, этапы творческого процесса), жанровыми аналогиями с шумеро-вавилонской поэтикой и мифологией; с другой стороны, - с особой композицией рассказа, откровением личного Бога-Творца, полемичностью с ближневосточными языческими космогогиями^[2]. Эти две отличительные черты можно встретить в тех местах Священного Писания, где повествуется о чрезвычайно далеких от человеческого опыта фактах, как, например, эсхатологических событиях - повествовании евангелиста о Страшном суде (Мф. 25:31-46) или в Апокалипсисе Иоанна Богослова.

Таким образом, то, что светский исследователь назвал бы уникальным поэтическим повествованием, «метаисторией», православный исследователь назовет словесной иконой^[3], посредством которой Творец и Промыслитель особым образом открывается и древнему, и современному человеку.

Иоанн Златоуст обращал внимание на то, что бытописатель говорит о том, что появляются светила после растений для того, что бы не обожествляли солнце, как делали египтяне, которые думали, что оно все животворит как Бог. Здесь как бы по иному проставлены смысловые акценты.

Поэтому так  необходимо провести и показать аналогию Священного текста с иконой. Возьмем образ «Рождество Христово» - там хронология «событий» нарушена: изображен одновременно младенец и в яслях, и омываемый, слева – пастухи, справа - волхвы. По Евангелию же пастухи пришли поклониться раньше, волхвы – позже. В нижнем углу изображен сидящий Иосиф, в раздумии и сомнении, - это вообще было до рождества. Если формально подойти, то можно все раскритиковать, что иконописец всю хронологию нарушил, все неправильно расположил. А на самом деле понятно, что икона сразу передает весь событийный ряд, наполненный и богословием, и эстетикой, и нравственным содержанием, и многими другими моментами. То же самое касается и Священного библейского текста, поэтому всегда очень большое недоумение вызывает, когда наши православные священники идут на поводу у протестантов, например, у Генри Морриса, считают, вслед за ним, что нужно практически под каждое библейское слово искать научный аргумент. А если его нет, то нужно всю науку раскритиковать, «пересмотреть», и сказать, что здесь какой-то мировой заговор, либо поголовное слабоумие всех ученых. Это - тупиковый путь, путь конфликта. Вспомним судебное дело Галилея, последователя Коперника: гелиоцентризм потому и не принимали, что он противоречил библейскому тексту. Земля должна быть в центре мира, на нее пришел Сын Божий воплотившийся, а гелиоцентризм Земле оставляет периферию; в Библии сказано, что Иисус Навин остановил Солнце, в книге Екклесиаста сказано, что Солнце восходит (Ис. Нав. 10:12-13; Пс. 103:5; Еккл. 1:5 и др.). Поэтому у католических иерархов возникли серьезные вопросы к Галилею, который в отличие от Коперника, очень активно защищал гелиоцентризм. Коперник просто предложил модель, а Галилей настаивал, что так все и есть. С Коперником «не было никаких проблем», он умер за 50 лет до судебного процесса над Галилем: в 1633 г. Галилея судили, подозревая его в ереси, в том, что он подрывает понятие о богодухновенности Священного Писания.

Аналогичный конфликт с представителями Церкви возник и у М.В. Ломоносова. Ломоносов был глубоко верующий человек, но у него были очень серьезные проблемы со Священным Синодом по вопросу отношения к системе Коперника. Церковные иерархи опасались: ведь систему Коперника интерпретировали рационалисты эпохи просвещения, пытаясь подорвать авторитет Библии. Поэтому руководство Церкви так осторожно и даже враждебно в лице некоторых иерархов относилась к тому, что открывала наука. В конце концов, ведь широко известного Джордано Бруно в 1600 году сожгли в Риме не «за науку», а за пропаганду оккультного мировоззрения, за то, что он, будучи монахом-бенедиктинцем, не только глумился над таинствами, но и призывал к совершенно иной оккультной религиозной системе, и при этом использовал как аргумент систему Коперника. Коперник же, напротив, считал, что мир гармоничен, Иоганн Кеплер, открывший три закона движения планет, развивший систему Коперника, видел в ней прямое  доказательство, бытия Творца.

Таким образом, видно, что одна и та же научная система интерпретируется и богоборцами, и оккультистами, и атеистами, и агностиками, и христианами. То же самое происходит и с современными моделями, с космологией, теорией эволюции, с психологией. Все эти моменты надо четко представлять и не бросаться в какие-то крайности. Понятно, что, если какая-то модель, например эволюционная, интерпретировалась целыми десятилетиями как аргумент против веры в Бога, была «главным оплотом» атеизма, нужно здраво отделять идеологию от самого научного содержания. Эволюционная модель имеет осерьезные проблемы для соотнесения с православным богословием, потому что мы знаем, что Бог смерти не создавал. Это главная проблема, сколько длились дни творения, не так важно, у святых отцов есть разные подходы. Афанасий Великий считал, что мир мгновенно сотворен, что Шестоднев это только логика мироздания. Блаженный Августин тоже так считал: только приспосабливаясь к нашему восприятию, Господь, говорит о шести днях творения, а самом деле все мгновенно было сотворено. В другом трактате блаженный Августин пишет, что дни это особые периоды, которые нельзя измерить, потому что не было планет и солнца в первые три дня. В другом месте он же говорит, что первая глава - это замысел Бога о творении, а вторая – раскрытие Замысла во времени. Много разных подходов у отцов есть, но важно помнить о том, что многие космологические концепции, которые были во времена IV в., когда жил Василий Великий, Блаженный Августин, Иоанн Златоуст, устарели. В то время считалось, что жизнь самозарождается. Это было общепринятое мнение. В «Беседах на Шестоднев» Василий Великий прямо пишет, что лягушки, жабы и даже крокодилы образуются из ила. Так считали все, вслед за Аристотелем до XVII в. Считалось, что, если в шкаф положить грязное белье, немного крупы, то мыши там сами зародятся. Потом Франческо Реди ставил опыты с марлей, накрывал мясо, ему удалось доказать, что личинки мух образуются только от мух, а не сами по себе. А в XIX в. Луи Пастер доказал даже, что бактерии образуются не сами по себе, а они образуются из спор. А во времена Отцов действительно считалось, что жизнь самозарождается, что земля находится в центре мира, что элементов только четыре: земля, вода, огонь и воздух. В святоотеческих произведениях нужно выделять то, что свойственно только их эпохе, что устарело с точки зрения постижения мира, и вечные моменты, за которые мы отцов и называем столпами церкви: догматические истины, методологические подходы к толкованию Писания. Отцы не боялись использовать современные им научные картины мира для толкования Священного Писания. Но некоторые естественно, в ходе познания мира устаревшие моменты из древней церковной письменности совсем не нужно искусственно «притягивать», опровергая современную картину мира цитатами из святых отцов или Священного Писания.

Необходимо помнить, что в некоторых своих размышлениях отцы даже были ближе к истине, чем новоевропейская наука. Например, размышления о природе времени у блаженного Августина близки к современной теории относительности: он писал, что время появилось вместе с материей и не существовало до сотворения мира. А вот во времена И. Ньютона так не считалось. В XX в. оказалось, что более прав был Августин и Василий Великий, которые считали, что время и пространство творятся вместе с миром. Поэтому к научным картинам мира нужно относиться спокойно, как к моделям, которые могут и «не совпадать» со Священным Писанием. Очень мало мы еще знаем о нашем прошлом, это нам только кажется, что сейчас мы все знаем. Со временем, может быть, эти модели сами себя изживут, а может быть, наше понимание Священного текста будет несколько иным, но, разумеется, в рамках святоотеческого предания.

               Христианство и культура.

То, что мы называем культурой, это, безусловно, аспект бытия падшего мира. Стоит вопрос, как к культуре относиться. Под культурой мы понимаем все: и искусство, и научно-технический прогресс. Изначально человек в раю обладал полнотой знания. Наречение Адамом имен животным (Быт. 2: 19-20), это ни что иное, как постижение логосов всех тварных существ, так пишет Максим Исповедник. Человек должен был учиться любви через заповедь о невкушении плодов от древа познания добра и зла, потому что любовь подразумевает жертвенность, доверие. Человек Богу не доверился и получил в результате «автономию». «Вот Адам стал, как один из Нас» (Быт. 3:22) - загадочные слова. На самом деле Адам стал, «как бог» в том смысле, что он своей свободой воспользовался, но воспользовался неправильно. Он мог стать богом по приобщению к благодати, а он стал сам для себя божком-идолом. В результате человек получает «автономию» от Бога, утрачивает рай. Поэтому человек и может предполагать альтернативные версии своего происхождения, эволюционного происхождения. В этом нет ничего странного. Если он лишился первоисточника, Бога, он имеет теперь «право» Его не принять, объяснить свое бытие как-то по иному. Человек был облачен в кожаные одежды (Быт. 3:21). С одной стороны кожаные одежды даются человеку, чтобы пресечь его дальнейшую деградацию. Если бы человек вечно жил в таком состоянии, он бы стал дьяволоподобным – «совершенствоваться» во зле можно бесконечно, бесконечно падать в пропасть, у которой нет дна, но Бог всему полагает предел, в т.ч. и падению. Кожаные одежды - это смерть, человек стал смертным. С другой стороны кожаные одежды есть и забота Бога о человеке. Человеку вредно общаться с духовным миром в таком состоянии:  «кожаные ризы» защищают человека. С одной стороны, всеми отцами, безусловно, признается буквальное толкование этого места, - это некие одежды, шкуры животных. Преподобный Ефрем Сирин пишет, что возможно, это было и первое жертвоприношение. Шкура – символ смерти и проявление заботы Бога о человеке. Адам лишился одеяния благодати, и вот хотя бы эти мертвые шкуры должны его покрыть от всего опасного, что его окружает. А окружают его стихии, которые выходят из повиновения.

Космос, это продолжение нашего тела, образно выражаясь. Космос создан для нас, мы находимся с ним в тесной связи через обмен веществ, и можно сказать, что, живя в космосе, в этой окружающей среде, рассматриваем ее, как продолжение нашей телесности. Все атомы нашего тела меняются каждые 5-7 лет. Через 5-7 лет у нас не будет ни одного атома, которые есть сейчас, а как личности мы останемся теми же самыми. Поэтому наше бытие шире нашего тела с физической точки зрения. Для первозданного Адама космос был прямым продолжением его телесности. Он мог управлять всем этим космосом, который находился у него в полном повиновении. Отпав от Бога, Адам, как царь, поставленный над этим миром, утратил эту возможность управлять Вселенной. Его тело начинает распадаться, и мир вокруг начинает распадаться. И вот, человек вынужден от действия непокорных стихий мира защищаться, поэтому он получает кожаные одежды. Есть и второе толкование: кожаные одежды - это наша падшесть, смертность. Адам, по сути, получает некий первый технический, культурный опыт - кожаные ризы. Дальше кожаные одежды проявляются в самых разных аспектах. Это и дом, жилище, которое тоже человека защищает. Это и город, который строит Каин. Первым городом сейчас считается Иерихон, по научным датировкам это очень древний город, в этом году отмечали условно его 10 000-летие. Рим, который основан в 754 году до н.э., просто малыш по сравнению с Иерихоном. Первые города – это ни что иное, как «продолжение» кожаных одежд. Наша цивилизация без этого искусственного мира жить уже не можем. И мы создаем все, но часто - разрушая окружающую природу.

Мы говорили, что кожаные одежды, это и проявление заботы Бога о человеке в этом падшем мире. Поэтому культура имеет положительное значение. Культура уменьшает наши страдания. Отец Павел Флоренский называл культуру «тоской по потерянному раю». Имеется в виду художественная культура: музыка, живопись, архитектура, - все прекрасное, что создает человек, - некое напоминание об утраченном рае. Но с другой стороны, если в основу культуры ставится не Богочеловек, а падший человек, с его падшим разумом, который является мерилом всего - и нравственности, и смысла бытия, то такая культура становится анти-культурой, богоборчеством.

Часто очень бросают обвинение христианству в том, что оно виновно в экологическом кризисе, потому что человек, по Библии, венец творения, владыка мироздания. Этот христианский «антропоцентризм», по мнению критиков, влечет за собой алчность, эгоизм. «Европейская цивилизация, это христианская цивилизация, и отсюда все беды», - говорят они. На самом деле это ложное понимание, потому что для Библии характерен, все-таки, христоцентризм. Антропоцентризм как раз характерен для эпохи Ренессанса. Что возродилось в эпоху Возрождения? Возродилось язычество, языческая культура. Поэтому мы имеем такие «плоды» «христианской культуры»  в Европе - экологический кризис, деградацию культуры, войны, абортивные технологии, - все, что мы называем антихристианским проявлением прогресса. На самом деле, все зависит от того, вокруг чего строится культура. Либо человек - образ божий, и соответственно, строится христоцентричная культура, которая подразумевает ответственность человека за творение. Либо это культура богоборческая. К сожалению, практика показывает, что чаще всего мы имеем второе - то, что свойственно человеку, который отпадает о Бога. Сам по себе прогресс, как оказывается, чаще ведет не к освобождению человека от страданий, а к умножению этих страданий. Главный показатель - война. Война всегда была показателем того, что из себя представляет прогресс. Начиная с камня, который поднял Каин, чтобы убить своего брата, и заканчивая новыми технологиями уничтожения жизни. Об этом говорил священномученик Иларион Верейский в начале ХХ в. Он сказал как-то, что сейчас появилась авиация, и люди думают, что это им улучшит жизнь, скоро будут такие компании, которые будут перевозить пассажиров на огромные расстояния, за очень короткое время. А дальше он пишет, что наверняка появятся в воздухе и миноносцы, и броненосцы, - только на крыльях. Он не знал еще, что представляет собой военная авиация, не дожил до того, что было во Вторую Мировую войну. Дальше святитель Иларион говорит, что человек от этого счастливее не станет, и с неба польется кровь все того же страждущего человечества. Поэтому не стоит обольщаться идеей прогресса. Об этом Церковь и предупреждает.

Но с другой стороны мы имеем и положительные моменты. Что же положительного несет культурный прогресс? Положительный момент культурного прогресса это, во-первых, аспекты, связанные с богопознанием через познание окружающего мира. Ведь любые технические приспособления являются продолжением наших органов чувств, наших органов деятельности. Поэтому, проникая в глубины материи, человек, если он действительно ищет Бога, в Книге природы, действительно, находит письмена обращающегося к нему Творца, в т.ч. - благодаря научному прогрессу. Луи Пастер говорил: «Я молюсь в своей лаборатории». Открывают новые пласты бытия, мы можем укреплять и религиозное чувство.

Прогресс призван уменьшить и долю страдания человека за счет тех даров, которые подает Господь:  дар разума и дар творчества. Творчество не отнято от человека, творить человек может и будет. Разумеется, эти положительные моменты следует принимать в том случае, если культурный и материально-технический прогресс идут «рука об руку» с духовным развитием, когда человек понимает, что главный прогресс - это преображение души, тогда остальное может быть полезным подспорьем. Если же этого нет, то технический прогресс превращается в орудие самоуничтожения. Очень древний образ есть у аввы Дорофея  - нож. Ножом можно убить, ножом можно порезать хлеб. Говоря современным языком, ножом можно убить, ножом можно прооперировать. Поэтому сами по себе орудия есть проявление нашего ума, наших даров, которые мы получили от Бога. То, как мы их используем, целенаправленно задает прогресс духовный, либо его отсутствие. Поэтому очень важно об этих вещах помнить.

Соответственно Церковь в «Основах социальной концепции» предлагает свой взгляд на решение экологической проблемы, оно заключается в том, что человек должен понять свою ответственность за этот мир. Мир является не просто источником ресурсов, но и храмом, в котором человек, как священник служит своему Творцу. Мир есть продолжение нашего тела. Соответственно, разрушая мир, мы совершаем самоубийство. Что случилось в момент грехопадения? Бог творит человека. Человек имеет духовную составляющую, душевную, телесную. Все это взаимосвязано, это все человеческая природа – единое целое. До грехопадения дух - высшая часть человека - живет Богом. Душа живет духом. Тело живет душой. Космос живет человеком. Замысел Бога о мире был именно таким - через человека соединить весь мир с Богом, преобразить. Об этом преподобный Максим Исповедник пишет так: «Человек должен был преодолеть в себе все разделения внутренние и внешние, объединить мир с раем, землю с небом. В конечном итоге весь мир, соединенный в человеке принести в дар Творцу, а взамен Господь отдавал человеку, по неизреченной любви, Самого Себя». Этого не сучилось, свобода была неверно использована, соответственно связь рушится, и дух человека начинает искать точку опоры не в Боге, а в душе. Это хорошо видно, когда общаешься со светскими людьми, которые говорят, что нам надо возрождать духовность: искусство, культуру, музыку. Но это не духовность, это душевность. Духовность это богообщение. Если мы классическую  музыку берем, она хорошая, очень возвышенная, но … душевная. Поэтому в православном богослужении она не используется. Душа начинает жить телесными интересами, появляются страсти. Вот режиссер говорит актеру: «Ты должен играть, чтобы была видна страсть»… А тело паразитирует на космосе. Т.е. мы, чтобы жить должны убивать, чтобы жить должны рушить окружающий мир. Вот это картина и экологического кризиса. Если же мы сопоставим дух человека с населением, душу - с хозяйством, а тело - с ландшафтом, то мы получим, в принципе, то же самое. Население, которое живет без Бога, ведет уродливое хозяйство, разрушается природа… А Церковь нам предлагает всю иерархию правильно восстановить, соответственно, в этом и проявляется решение экологического кризиса. Т.е. если население живет духовными интересами, есть у него связь с Богом, то хозяйство у него ведется не по принципу потребления, в результате преображается и ландшафт. Любой хозяйственный центр вокруг крупного монастыря, например, Валаам, Соловки, Афон, Троице-Сергиева лавра, - эти здания, храмы не воспринимаются, как что-то диссонирующее с природой, они наоборот, как бы «оформляют» природу вокруг, «венчают» ее, придают ей завершенность. А если возьмем какой-нибудь спальный район Москвы, мы увидим совершенно уродливый ландшафт. Отец Глеб Каледа говорил, что наши дети психологически несут нагрузку этих уродливых ландшафтов, и у них от этого рождается безобразие и в душе. А ведь эти ландшафты созданы человеком из соображений, в первую очередь практических, экономических. Т.е. там, где выгодно, где по быстрей, там и строим.

Итак, ответ вопрос о решении экологического кризиса есть. Конечно, Церковь не против того, что называется устойчивым развитием, когда вводят квоты на выбросы, на потребление, но это не лечение болезни, а лечение симптомов. Лечение болезни заключается в правильной ориентации человека по отношению к миру или к Богу. То же самое, безусловно, касается культуры, как сферы творчества. Здесь проявляется все точно так же. Поэтому встречаются часто столь дикие течения в постмодернизме, в авангарде, - следствие потери самого главного, потери Бога. Если душевную культуру можно назвать «тоской по утерянному раю», то эта культура - живое воплощение ада.

Отсюда можно сделать окончательный вывод: научно-технический и культурный прогресс не возможен без прогресса духовного, без преображения. Если они органично не связаны, то соответственно получается то, что мы видим вокруг. Голос Церкви, скорее всего, не будет услышан во всей полноте, но на своем месте, локально, мы можем как-то эти положения воплотить в жизнь. В какой-то отдельно взятой стране, в каком-то отдельно взятом доме, в какой-то отдельно взятой семье, - не важно, - все будет зависеть от того, насколько нас будут слышать.