Историческая концепция В.О. Ключевского.

Ключевский был убежден, что "человеческая личность, людское общество и природа страны... основные исторические силы". Жизнь человечества "в ее развитии и результатах" - суть исторического процесса. Познать этот процесс, - считал Ключевский, - возможно через историческую личность народа и человеческую личность. Смысл истории - в народном самосознании. Свою концепцию Ключевский называл «исторической социологией», понимая ее как «историческое изучение строения общества, организации людских союзов, развития и отправления их отдельных органов, — словом, изучение свойств и действия сил, созидающих и направляющих людское общежитие». Основная задача исторической социологии — выяснение исторических сил, с помощью которых «случайные и разнохарактерные людские единицы с мимолетным существованием складывались в стройные и плотные общества, живущие целые века». Эта задача распадается на изучение 1) общей и 2) местной истории. Общая история рассматривает исторические явления в контексте развития человеческого общества в целом. Местная история исследует ограниченные в пространстве и времени исторические явления определенного народа. Уникальность, неповторимость, единичность исторических событий, описываемых историей конкретного народа, дает материал для исторической социологии. Местная история — исходная точка исторической социологии.

В духе позитивизма Ключевский предлагал различать социальную статику и социальную динамику. Историческая социология, изучающая процесс развития, согласно его подходу, соответствует социальной динамике. Социальная статика, в его интерпретации, реализуется в исследовании истории культуры или цивилизации. Главное в истории цивилизации — понять отношения между обществом и государством. Ключевский переносит исследовательский интерес с анализа «правительственных механизмов» на «социальный состав управления». Отсюда внимание русского ученого к истории классов, прежде всего господствующих, блестяще реализовавшееся в его исследованиях Боярской думы, земских соборов, сословий в России.

История опирается на конкретные факты; социологический же подход требует обобщающего взгляда на исторический процесс, а в идеале — формирования законов исторического и общественного развития. Один из любимых Ключевским видов обобщений — типологизация, возвышающаяся над сингулярностью исторических происшествий, но и не теряющая конкретику в социологических абстракциях.

В качестве основных исторических сил, анализом которых должна заниматься историческая социология, Ключевский признавал человеческие личности, общество и природу. Сам русский историк отдавал предпочтение изучению масс и учреждений, а не личностей. В то же время он указывал на однородность исторических процессов с природными, в частности, с биологическими. Наиболее сильное влияние природной среды, согласно Ключевскому, ощущается на ранних стадиях исторического развития. В последствии все большее значение в истории приобретает влияние культуры или цивилизации. Ключевский постоянно подчеркивал многообразие, пестроту истории и многофакторность исторического процесса, понимая под последним «ход, условия и успехи человеческого общежития или жизнь человечества в ее развитии и результатах». Согласно теории многофакторности, исторический процесс представляется Ключевскому как совокупность «исторических сочетаний и положений, когда-то и для чего-то сложившихся в той или другой стране, нигде более неповторимых и не предвидимых». К основным факторам принадлежат политические, социальные и экономические. Исторической социологии, утверждает ученый, следует рассмотреть многообразие сочетаний этих факторов.

В соответствии с этими представлениями, Ключевский строит и свою схему описания исторических периодов, в которой учитываются следующие моменты: географические условия, род занятий населения, местожительство и уклад жизни населения, его групповой состав и юридическое оформление этого состава, уровень культуры, взаимодействие между группами населения и взаимодействия с другими культурами.

В русской истории Ключевский усматривает четыре периода и дает их характеристики. В первый период (VIII–XIII век) Русь характеризуется им как «днепровская, городовая, торговая». Во второй период (XIII–середина XV века) Русь уже описывается как «верхневолжская, удельно-княжеская, вольноземледельческая». Третий период (середина XV—второе десятилетие XVII века) русской истории характеризуется как «великий московский, царско-боярский, военно-земледельческий». В четвертый период (начало XVII—середина XIX века) Россия предстает как «всероссийская, имперско-дворянская, с крепостным хозяйством, земледельческим и фабрично-заводским».

Значение географического фактора в истории России сказалось на этапах колонизации. По мысли Ключевского: «история России — это история страны, которая колонизируется».

Основная отличительная черта динамики русской истории, с точки зрения Ключевского, — мобильность. Колонизация вместе с такими историческими явлениями, как перемещение населения и казачество — признаки этой мобильности.

Философско-исторические представления Ключевского сложились в оригинальную, хотя, возможно, и не до конца понятийно оформленную, концепцию русского исторического процесса. Подход Ключевского был осознанно направлен, во первых, против славянофильской концепции истории, видевшей в древнерусской истории единство народа с государством, во вторых, против марксистской доктрины, рассматривавшей историю как борьбу классов и, в третьих, против народнического подхода, считавшего, что русская история указывает на отсутствие капиталистических отношений.
3.16. Неокантианская историософия.

На рубеже XIX–XX вв. в немецкой школе философии истории ведущее значение приобретает неокантианство. Главой баденской школы был Вильгельм Виндельбанд (1848–1915). Он подчеркивал, что единственно современной концепцией философии истории может быть только неокантианская концепция, которая освобождает нас от «излишне интеллектуальной» греческой традиции. Он развивает теорию о специфически исторических категориях, благодаря которым вырабатывается научная картина истории, «царство образов». Он убежден, что существует особое «идеографическое мышление истории», направленное на индивидуальное, неповторимое и одновременно перерабатывающее это индивидуальное в конкретный предмет и понятие, в конкретный исторический образ. Историческое мышление значительно отличается от естественнонаучного, которое ищет повсюду подобное и создает абстракции, воздвигает «царство законов».

Понятие исторического развития становится здесь концепцией психологического каузального процесса и, на первый взгляд, относится к человечеству в целом: «Человечество творит себя само из рассеянных по планете народов и рас как сознающее себя единство. Это и есть его история». В.Виндельбанд предлагает старую схему универсального общечеловеческого прогресса, выделяя 3 осн. культурные группы: 1) центрально-американскую; 2) восточно-азиатскую и 3) средиземноморскую. Именно народы Средиземноморья создали в эллинстве основы науки, в римском мире – государственную организацию как основную форму социального общежития, в современный период – сформировали универсальное сознание единства человечества. И если греки, выдающимся представителем которых был Платон, воплощают в себе жизнь и юность культуры, то современность, олицетворяемая прежде всего И.Кантом, означает зрелость и дифференциацию культуры, перевес критики над творчеством.

Итак, перед нами европоцентристская концепция исторического процесса, поскольку, говоря об общечеловеческом, В.Виндельбанд имеет в виду прежде всего европейскую традицию. Он с нескрываемым ужасом пишет об американизации и социальных революциях, в которых усматривает крушение человеческой культуры. Трагедия современности для него – в существующем противоречии между гармоничным идеалом античной культуры и специализацией в эпоху научно-технического прогресса, где перевес интеллектуального знания над гуманитарным приводит к обезличиванию и деградации культуры, «к смятению и духовному одичанию». Поэтому именно от философии «мы можем требовать, чтобы она довела до нашего сознания связь определений высших ценностей и подняла нас из нашего обособленного существования к вершине гуманности. У нас всегда остается возможность хранить в нашем сознании чистое содержание всей культурной жизни человечества, идеалы нашей истории и подчинять им жизнь».

Вслед за В. Виндельбандом, Макс Вебер (1864–1920) видел в философии истории прежде всего философию культуры, но если методология Виндельбанда весьма расплывчата, то веберовские исследования отличаются методологической строгостью. Круг его научных интересов был необычайно широк: от аграрной история Рима до русской революции и протестантской этики и социология религии. Веберовскую методологию исторического исследования можно назвать позитивистско-неокантианской. Подобно О.Конту, он строго ограничивает рамки исторического исследования образованием причинных рядов. Его метод причинного рассмотрения направлен на выявление «линий развития». Это логический искусственный прием, с помощью которого из возможностей определенной исторической ситуации, по аналогии с опытом, с законами или с общими наблюдениями, ищут наиболее возможные причинно-обусловленные ряды или линии развития. Затем эти предположения контролируются с помощью отдельных элементов действительно протекающего исторического процесса. Он тщательно избегает в своих исследованиях элементов оценки, особенно политической, моральной или религиозной. На первый план у него выходит логика истории. Важным инструментом исторического анализа у М.Вебера является понятие «идеального типа», т.е. построенные на сравнении обобщения, обозначающие общее направление при помощи наиболее характерного («харизма», «повседневность», «традиционализм», социальные и экономические категории К.Маркса).

Подобно В.Виндельбанду, главной целью своих исторических исследований М.Вебер считал изучение особого характера западноевропейской культуры. Центральный вопрос его историософских размышлений можно сформулировать так: почему именно на Западе возник капитализм? М. Вебер увидел в протестантской религии формирующий и движущий фактор западной культуры (в т.ч. и экономический) и попытался представить все доступные познанию исторические связи, не абсолютизируя ни одну из них. Он пришел к выводу, что западная культура покоится на соединении греческого рационализма, римской правовой идеи и иудео-христианской духовности. У М.Вебера, несомненно, присутствуют и руководящие вненаучные ценности: вера в человеческое достоинство, откуда он выводит демократию как относительно наиболее справедливый и наиболее нравственный государственный строй, и вера в политическое величие и будущее Германии.

Основателем марбургской школы был Герман Коген. Главной традицией философской культуры они считали «всемирно-исторический идеализм». Общая философская установка Г.Когена – универсально-историческая. Стремясь создать собственную концепцию исторического развития как продолжение кантианства, он рисует картину единообразного эволюционного движения от природы к истории, которое находится в строгом соответствии с рациональным, основанным на необходимости монизмом причинности. Понятие движения рационализируется с помощью идеи бесконечно малых величин, которую Кант использовал, по мнению Г.Когена, недостаточно. Благодаря этому в истории все индивидуальное, все представляющееся бесконечно малым, вплетается в единый логически объясняемый бесконечный прогресс. Его высшей целью и основой движения выступает идея Бога.

Соратник Г. Когена, Паулъ Наторп, также считал главной темой истории определенность человеческой сущности Богом или идеей. В его историософской концепции созидание разумом теоретического и практического образа мира превращается в соучастие в вечно живом творении божества, и тем самым идея Бога превращается в реальность Бога. Как и у Г.Когена, идея исторического развития тождественна здесь идее прогресса и подчинена власти и цели нравственного разумного закона как закона духовного единства человечества. Универсальная история П.Наторпа не выходит за рамки старой схемы восхождения бесконечного прогресса к нравственной свободе и нравственному единству. Для постижения самого исторического движения Наторп, как и Коген, предлагает пугь математических аналогий.

Итак, у П.Наторпа и Г.Когена мы находим, прежде всего, истолкование духовного содержания истории и почти полное игнорирование эмпирической исторической науки. К собственно историческим работам они относились как к художественным произведениям, созданным на основе обработки документальных материалов, или, в лучшем случае, как к простому нагромождению исторических фактов. При этом философы марбургской школы уделяют значительное внимание естествознанию и математике, используя последние достижения этих наук в своих исследованиях. Здесь позиции марбургской и баденской школ явно расходятся: как мы уже подчеркивали, заслугой баденской школы было как раз обращение к историческому эмпиризму.