На кон поставлена судьба страны и Президента

...МЫ УЖЕ ПРИВЫКЛИ, что российские руководители, получившие властные полномочия, то к одному событию оказываются «неготовыми», то другого «не предполагали», то третье «прозевали». А уж о четвертом октября 1993 года и говорить нечего. Однако справедливости ради надо признать, люди, дающие себе отчет в каком направлении развиваются события, не рискующие оказаться застигнутыми врасплох, среди представителей нынешней политической элиты есть.

Один из таких людей – Геннадий Бурбулис. Когда он го­ворит о себе, как о человеке с убеждениями, стремящимся действовать последовательно и целеустремленно, лично я ему верю. Иное дело, что его убеждения, настойчивость и целеуст­ремленность могут не соответствовать нашим представлениям о нравственных принципах, о средствах, методах, а, главное, цене достижения цели. Некоторые считают его жестким и хладнокровным хищником. Думаю, это не так. Просто у Ген­надия Бурбулиса, как и у его знаменитого литературного тез­ки, работа такая – крокодилом.

Если же судить о Г. Бурбулисе не по аналогиям, а по крите­риям более или менее объективного свойства, то он, на мой взгляд, обладает тремя основными качествами, выделяющими его из общей массы российских политиков.

Первое. Он служит политике по-своему честно и бескоры­стно. Необходимость соблюдения основного правила, состоя­щего в том, что в политике нет постоянных друзей, не сущест­вует постоянных врагов, а есть только постоянные интересы, для Г. Бурбулиса аксиома. Это позволяет ему быть независи­мым и самостоятельным в составе любой «команды», при лю­бых обстоятельствах.

Второе. В отличие от большинства своих коллег он испове­дует принцип активной, даже революционной политики. Если другие считают политикой «науку и искусство добиваться же­лаемого в рамках возможного», то Г. Бурбулис действует по принципу: «Политика – это наука и искусство создавать воз­можности для достижения желаемого».

И, наконец, третье. Г. Бурбулис несомненно обладает да­ром политического предвидения, частью благоприобретённым, но в основном унаследованным от природы. Он принадлежит к числу прирожденных политиков, умеющих действовать не­стандартно, нередко за пределами хрестоматийной политиче­ской логики, но тем не менее убедительно и эффективно.

Короче, в лице Г. Бурбулиса мы имеем дело с политическим «вундеркиндом», – весь нынешний российский истеблиш­мент, независимо от возраста, играет в политику как дети – действительно наделенным богатыми задатками, которые вполне могли бы превратить его в яркую творческую личность, в своего рода государственную звезду первой величины, если бы... Если бы природное дарование Г. Бурбулиса не было отя­гощено тяжелейшей генетической наследственностью – рос­сийским политическим цинизмом и волюнтаризмом.

Это, кстати, не только его беда, а беда общая, накладываю­щая негативный отпечаток на всю российскую политическую жизнь, лежащая в основе тех кризисов и конфликтов, которые вот уже на протяжении нескольких лет раздирают на части нашу страну, наши убеждения и наши души. Давайте зададимся воп­росом: от чего больше всего, причем не только после октября 1917-го, а вообще в истории, страдала Россия? Прежде всего от того, что и государи и подданные, народ и власть, были истори­чески поражены одним и тем же пороком – нежеланием счи­таться с реальностью, с доводами здравого смысла, с объектив­ными законами жизни. Ключевыми для нас оказываются всегда лишь два побудительных мотива: «так хочу» и «надо, Федя».

Мы никогда не могли провести четкую грань между тем, чего можно добиться в одночасье, и что требует не только го­раздо большего времени, большего исторического пространст­ва, но, быть может, и совершенно других условий, чем те, которыми мы располагаем. Ведь это только в России мог ро­диться афоризм, до которого не додумался даже всемогущий марксизм: «Мы не можем ждать милости от природы, взять их у нее наша задача». Такова формула не только анти-природного, но и антиисторического вандализма, по законам которого Россия и ее народы живут уже не один век.

Туда, к этой магической формуле уходят корнями и древне­русские великокняжеские междоусобицы, и прославившиеся своей бессмысленностью и беспощадностью народные бунты и восстания, и феномен отечественного самозванства, пронизыва­ющий российскую историю от лжедмитриев до лжепатриотов и лжедемократов, и все наши российские революции, все мятежи и путчи, от декабрьского 1825 года до октябрьского 1993-го.

Конечно, для каждого из перечисленных событий или яв­лений можно найти конкретно-исторические объяснения и предпосылки, подвести под них научную аргументацию, под­вергнуть тщательному анализу, отделив зерна от плевел, об­щее от частного, объективное от субъективного. Но в итоге, главным и решающим все равно оказывается то, что научному анализу и разумному истолкованию не поддается – нравственно-психологический комплекс нации, ее не писанная, а внутренне, в душе выношенная морально-этическая консти­туция.

Библейское изречение «благими намерениями дорога в ад вымощена» – это о нас, о россиянах, о нашем прошлом, на­стоящем и будущем. Исторические дороги, которые мы выби­раем, обязательно оказываются непроторенными. Мы норо­вим пробиваться по целине и бурелому, в надежде, что так покороче, побыстрее, забывая, что люди не вороны, которые напрямик летают. В результате кавалерийский, авангард от­рывается от бескрайне растянувшейся основной колонны, обоз с амуницией и провиантом вообще застревает где-то в хвосте.

Вот так, собственно, весь ад и начинается. Одна и та же страна, один и тот же народ, оказывается как бы расхристан­ными, разбитыми не только на несколько частей, а на несколь­ко веков, может даже эпох. В зависимости от того, кто куда успел мыслью долететь, кто какие убеждения обрести, кто во что поверить. Для народа, оказавшегося в таком положении, а с нами это случается постоянно, не нужны, точнее не страш­ны внешние враги, они нас заставляют сбиваться в кучу, как-то консолидироваться, обретать ощущение исторической, на­циональной и гражданской общности, а значит и силы.

Самый страшный для нас враг – внутренний. Он появля­ется на первый взгляд вроде бы из ничего, на пустом месте, а по сути – всегда по одной и той же причине: нам обязательно нужно найти виноватого, на которого и свалить ответствен­ность за постигшие нас по нашему же собственному историче­скому разгильдяйству неудачи. И прежде всего за крах радуж­ных надежд на скорое и лучшее будущее.

Таким врагом может оказаться собственный брат, ближ­ний или дальний сосед, плохой государь или никчемная госу­дарственная дума, богатые или бедные, «красные» или «бе­лые», «коммуняки» или «демки», «наши» или «ненаши». Хоть понятие «враг народа» и было заимствовано у францу­зов, смысл оно обрело сугубо российский, и в этом значении на политический язык других стран уже не переводится.

Сколько бы мы не копались в аналогах всемирной истории, другого примера, когда бы люди вредили себе столь на­стойчиво, как это делалось в России, чтобы они сами себе на­носили столь жесткие удары, чтобы истребляли сами себя в таких масштабах, как умудряемся делать мы, найти не удаст­ся. Другим народам этого не позволяет делать инстинкт граж­данского и национального самосохранения. У нас же он подав­лен другим, еще более мощным инстинктом – комплексом победителя.

Сейчас, в ходе попыток осуществить рыночные реформы, в качестве одного из основных резервов успеха называют кон­версию оборонной промышленности. Наверное, в экономиче­ском плане, здесь действительно есть какой-то ресурс, кото­рый можно использовать с пользой для страны и народа. Но ведь главные беды проистекают не из-за чрезмерно милитари­зованной экономики. Этот порок легко устраним, Япония и Германия – наглядный тому пример. Главное, что требуется России, в чем нуждаются ее политические лидеры, что необ­ходимо каждому из нас – это конверсия нашего сознания, наших душ, наших убеждений, которые генетически инфици­рованы вирусом борьбы и жаждой победы. Что, надо сказать, может оказаться для нас, для России, пострашнее СПИДа.

Вспомните, с каким внутренним волнением, даже трепе­том, вплоть до непрошеной слезы, мы поем – «Ведь нам нуж­на одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим...». Не стану отрицать, Россия, действительно, страна героев, страна победителей. Но позвольте, однако, спросить: «Во что вопло­тились героизм и самоотверженность ее народа? В то, что мы сейчас начинаем не менее героически и еще более самоотвер­женно разрушать!? Почему победы, даже всемирно-историче­ские, которые мы одерживаем, скорее отбрасывают нас назад, чем продвигают вперед?» Как это случилось в октябре 1917-го или мае 1945...

Происходит же все это главным образом по одной причине. Для нас не важна цена – важна победа. Не важно достижение цели – важно обозначить стремление к ней. Мы действитель­но не стоим за ценой. А надо стоять, надо прицениваться к стоимости исторических перспектив. Жить не по средствам противопоказано не только в быту, но и существовать в по­литике. Нужно научиться видеть, не переходить грань, где цена перестает быть ценой, превращаясь в жертву.

Именно по этой грани, – между ценой и жертвой, – про­ходит рубеж, который политика и политики не должны, не имеют права переступать. Стоит только нарушить этот за­прет, перешагнуть межу, как политика превращается в без­ нравственную и аморальную, а проводящие ее люди берут на душу тяжкий грех, за который неизбежно следует жестокая кара. Ее потом не отмолить ни исповедью на заданную тему, ни вынужденным покаянием, не залить водкой в финской ба­не. Политика, основанная на жертвоприношениях, историче­ски обречена, внутренне порочна, рано или поздно она все равно обнаруживает свою ничтожность и губительность...

Но, спросит читатель, причем здесь Бурбулис? Его-то конкретная вина в чем? В чем смысл тех претензий, которые ему непосредственно могут быть предъявлены с учетом всего вы­шеизложенного? Особенно, если учесть, что в нынешней си­туации никакого официального поста, который можно было бы считать государственным, он не занимает. По сути дела Г. Бурбулис вообще лицо частное, в крайнем случае – общественный деятель. Не слишком ли широк замах из философско-исторического далека, чтобы привлечь внимание к его не­сомненно неординарной личности, пусть даже и отягощенной недостатками общероссийского свойства? Вопросы резонные, требующие конкретного ответа. И я их попытаюсь дать.

Во-первых, в политике вообще, и здесь Россия не исключе­ние, человека оценивают не по должности или рангу, а по тому, какое конкретное влияние способен он на нее оказать, какой способ политических действий он собой олицетворяет. Молва, как известно, приписывает Г. Бурбулису многое, начиная с идеи «беловежского соглашения» и кончая решающей ролью в подав­лении «руцкистско-хасбулатовского» октябрьского мятежа. Суть, конечно, не в том, так ли все было на самом деле. Важно, что имя Г. Бурбулиса оказывается на первом месте всякий раз, как только возникает очередной политический кризис. Ему либо приписывают его организацию, либо – ликвидацию. Тут уже больше чем молва. Это – общественное признание.

Во-вторых, Г. Бурбулис в наиболее напряженные моменты на самом деле оказывается там, где и положено быть человеку, способному действительно повлиять на развитие событий. Не случайно же именно в руках Г. Бурбулиса, человека без офи­циальных должностей и политических рангов, оказались ры­чаги управления подготовкой апрельского референдума. Хотя это не афишировалось, скорее даже маскировалось. Хотя все, кому следовало знать, – знали, что конспиративная штаб-квар­тира по подготовке и проведению апрельского референдума находилась на Пушкинской, в помещении возглавляемого Г. Бурбулисом фонда «Стратегия». Пароль для входа и опоз­нания: четырехкратное «Ты меня уважаешь?». Отзыв: четы­рехкратное «Да. Да. Нет. Да».

В октябре 1993 г., обратите внимание, в ситуации опять более чем критической, он возглавил организационные структу­ры правительственно-президентского блока «Выбор России». Вряд ли стоит пояснять, что это значит в смысле признания роли и профессиональных политических кондиций Г. Бурбулиса.

В-третьих, я имел возможность воочию наблюдать дейст­вия Г. Бурбулиса в весьма критических ситуациях, в том числе и таких, когда приходилось думать не о впечатлении, произ­водимом на публику, а о достижении вполне определенных политических целей, в зависимости от которых оказывалось многое, вплоть до собственной жизни. Как это было, к приме­ру, в августовские дни 1991 года в Белом доме.

Помимо этого я присутствовал на встречах Г. Бурбулиса с членами зарубежных делегаций, на его многочисленных пресс-конференциях, неоднократно был участником его кулу­арных разговоров с журналистами, общался с людьми, состав­ляющими ближайшее окружение Геннадия Эдуардовича, ста­рался не пропускать связанных с его именем публикаций. На­конец, имел возможность беседовать с ним непосредственно. Все это помогло составить объемное представление как о по­литическом, так и о человеческом облике Геннадия Бурбули­са, способном, в силу особенностей, присущей ему политиче­ской воли, внушать не только уважение, но и тревогу.

Мы уже знаем, чем чревата политика, проводимая по принципу – цель оправдывает средства, когда не делают раз­личий между ценой и жертвами, которыми приходится рас­плачиваться за достижение намеченного.

Г. Бурбулис, в этом я убежден, принадлежит к разряду по­литиков ленинского типа – он играет в открытую, не блефует, не обманывает, прямо заявляет о целях, за которые намерен бороться, давая тем самым возможность противникам укло­ниться от прямого столкновения, а союзникам – дистанциро­ваться, в случае несогласия с избранным курсом.

Но после этого Г. Бурбулис уже считает себя вправе дейст­вовать как сочтет нужным, сам определяет, что морально, а что безнравственно, что приемлемо, а что нет. Главное же, он ощущает себя свободным от каких-либо обязательств не толь­ко по отношению к другим людям, но и перед собственной совестью; Г. Бурбулис – политический рыцарь без страха и упрека. Его никто и ничто не может вышибить из седла. Он как Сид, удержится в нем даже мертвым.

У меня есть возможность познакомить читателей с фраг­ментами магнитофонной записи одной из бесед Г. Бурбулиса, проведенной именно в таком, рыцарском духе, где он всем, кому счел нужным, сказал: «Иду на вы». Кто согласен – из­вольте под мои знамена, кто не согласен – на тех будет окон­чательно поставлен крест. Будь – то хоть президент, хоть бывшие соратники по «Демроссии».

Беседа, понятно, как бы не была предназначена для печа­ти, но с другой стороны, в духе принципов, характерных для политического поведения Г. Бурбулиса, не предусматривала и категорических ограничений на разглашение содержания со­стоявшегося разговора. После того, как сведения о ней все равно просочились в печать (см., в частности, «Литературную газету», 27.10.1993 г.), соображения дискретности, на мой взгляд, вообще утратили какой бы то ни было смысл.

Тем более, что я воспроизвожу запись не столько ради со­державшейся в беседе конкретной политической информа­ции, к моменту книжной публикации она может и устареть, сколько в качестве образца, иллюстрирующего стиль полити­ческого мышления человека, от действий которого в нынеш­ней России зависит немало. Как-никак мы имеем дело с чело­веком, возглавляющим фактически «Выбор Россий», хотя в центральном избирательном списке он числится под зловред­ным номером «чертовой дюжины», а лидером блока значится Е. Гайдар. Но ведь все прекрасно понимают, кто строит «дом для Чебурашки». Итак, слово Бурбулису.

***

К сожалению, меня не поддержали и в момент формирования идеи-блока «Выбор России». Я говорил, что нельзя форми­ровать блок на структурной основе. Пусть это будет призыв персон, давайте объединим только тех, кто понимает, что ина­че нам не жить. Я полагал, что новые выборы имеют смысл только в случае, если они помогут нам быстро, на основе соб­ственной парламентской фракции, структурироваться в пар­тию нормального конструктивного либерализма. Однако, все это было воспринято и квалифицировано так, как если бы Бур­булис преследовал цель «злодейски» закопать демократиче­ские структуры. К сожалению, это мнение было перенесено и на предвыборный процесс, отягощенный, на мой взгляд, се­рией вреднейших компромиссов...

По этой причине, во всяком случае я так считаю, придется параллельно с избирательной компанией, с учетом опыта со­мнительных компромиссов, не откладывая дела ни на один день, заниматься партийным строительством... Что же касает­ся моих товарищей, тех, кто пошел на такие компромиссы, кто допустил их, то они для меня как бы аттестованы окончатель­но. Нам отныне не по пути.

Короче, у меня давно уже выкристаллизовалась одна про­стая мысль: без политической организации, объединяющей понимающих эту стратегию людей, мы не будем иметь ни ста­бильного парламента, ни дееспособного правительства, ни со­гласованных действий Президента с правительством и парла­ментом... Кто бы сегодня, и как бы в нынешний избирательный марафон не внедрялся, если в качестве главной цели выборной компании не ставится задача создания организации политиче­ской, формирование партии, то, значит, выборы бессмыслен­ны, значит мы вновь получим временные структуры...

Кстати, очень выгодные сегодня, к сожалению, Борису Ни­колаевичу. Пока нет партии, есть Президент, живущий своим незаурядным, так сказать, талантом, своими прихотями, сво­ими капризами, своими слабостями... Но как только появля­ется партия, Президент перестает быть богоносцем и стано­вится должностным лицом, исполняющим соглашение. Это уже не спаситель нации, а один их тех, кому поручили на время исполнять президентские обязанности. Все... Рано или поздно мы все равно придем к этому...

Голос: Но это уже не будет Ельцин?

Г. Бурбулис: Не имеет значения. Не имеет значения...

Я не уверен, что сегодня принципиальная проблема – Ель­цин или не Ельцин. Я знаю одно: любой, кто прыгнет в эти сани при отсутствии партийной структуры, без фундамента в виде партии, опять соблазнится мессианским своим предназначе­нием и тут же будет подкормлен мудрецами слева, мудрецами справа, фраерами сбоку, наушниками сзади. Ему принесут «заговор» с одной стороны, «преданность» служить информа­цией, с другой стороны. А человек, в том случае, если он нор­мальный, должен был бы сказать: не могу я во все это вникать круглые сутки... Он будет вынужден кому-то сказать: ты, мол, моя опора. Все... Я тебя ставлю на министерство безопасности и слушаю только тебя...

Движение «Выбор России», как вы знаете, избрало меня в мое отсутствие, иначе я бы, наверное, от этого воздержался, директором исполкома. Казалось бы, создается возможность делать партию в рамках этой первичной структуры, но мне пока не очень хочется, поскольку там, я не говорю цинично – мусора, но примесей очень много. Мне больше по душе сейчас не политбеседы в кругу случайных людей, а организационное закрепление и объединение единомышленников, тех, которых ни в чем не надо убеждать, кому не надо доказывать, что Бур­булис не диктатор, не политический игрок, а человек убеж­денный, придерживающийся определенных принципов, хотя и со своими недостатками...

Меня тревожит также сложная ситуация не только внутри «Выбора России», но и внутри правительства... Оно у нас ока­зывается разбитым как бы на три блока. Заверюха (сюда же, надо полагать, относятся Черномырдин, Сосковец и некото­рые другие «министры-отраслевики», – авт.) в одном, Шах­рай, Шохин – в другом, Гайдар, Шумейко и еще пяток мини­стров, их единомышленников – в третьем. Вы сами видите, что при такой ситуации вместо того, чтобы получить парла­ментское большинство по убеждению, мы скорее всего опять будем иметь рыхлую коалицию по принуждению...

Вместо того, чтобы быстро сформировать партию и на этой основе создать стабильное, дееспособное правительство, мы будем вынуждены вести борьбу за правительственные места, получим президента, который легко и с удовольствием мани­пулирует существующим раздраем... Но если прежде этот раздрай был как бы закулисным, то после выборов он обретет публично санкционированный характер. Велика тревога, что с новым составом парламента будет еще больше сложностей, чем мы имели прежде...

Я давно говорил Борису Николаевичу, в интересах надеж­ности и стабильности, учитывая, что сегодня в руководстве страны много случайных людей, надо просто назвать преем­ников, пять-шесть человек как наиболее доверенных и перспективных его соратников... Это в дополнение к необходимо­сти создания партии. К сожалению, я не смог Ельцина в этом убедить. Теперь я понимаю почему...

Ельцин всем своим нутром прекрасно понимал, стоит лишь создаться такой партии, необходимость в президенте харизма­тического типа пропадает. По опыту работы на руководящих постах в КПСС он знал, как только возникает партийная структура, как только у нее появится рабочий аппарат по вер­тикали с определенным нравственным и идейным стержнем, многое из того, что сегодня порождает острые проблемы, будет решаться просто и быстро... Нужен глава администрации в Ивановской области? Сейчас из-за этого скандалов на две не­дели между теми, кто знаком с Ильюшиным, и теми, кто зна­ком с Бурбулисом... Короче, сплошные головные боли... Имей мы партийную структуру, такие вопросы решались бы в мо­мент. К сожалению, мне не удалось склонить Ельцина в поль­зу такого решения...

Теперь, что касается референдума по Конституции. Счи­таю, что сейчас принимать Конституцию нельзя. Представьте себе, что мы получили эту Конституцию, если она при всей ее новизне будет построена на унаследованной от государствен­но-административной системы основе... Я не могу понять, как можно склеить государство, когда под него подложена мина замедленного действия. Ведь никогда нынешние лоскутные структуры не смогут договориться между собой.

Надеюсь, очень надеюсь, что при всей разношерстности но­вого парламента он будет един в двух позициях: а) не надо спе­шить с конституцией, даже если ее одобрят на референдуме, что само по себе может быть и неплохо... б) нужно еще раз вернуться к вопросу о президентских выборах и об их сроках. Тут тоже есть свои опасности, если мы все-таки избежим новой кучи-малы, то вряд ли президентские выборы надо форсировать сейчас...

Голоса: Может их надо отодвинуть?... Не спешить?...

Г. Бурбулис: Надо просто присмотреться. Совершенно иная ситуация сложится... Срок выборов может быть тем же самым, он может быть передвинут, а может – вообще снят... Это вполне реальная перспектива. Но это не должно быть пре­зидентское решение...»

***

Во-первых, декабрьские выборы 1993 года, по его мнению, с которым, уверен, согласятся все мало-мальски сведующие в политике люди, существующего в России перманентного кри­зиса власти не разрешат. Конфликт между президентом и пар­ламентом после выборов не только не будет устранен, а разра­зится с новой силой. Что, кстати, еще раньше предсказывали многие аналитики. Ведь выборы реализуют не заложенную в них идею, не благие намерения и добрые надежды, а реально существующую в стране расстановку политических сил. А она ничего кроме конфронтации на уровне властных структур по­родить не может.

Во-вторых, Г. Бурбулис не скрывает, что нынешний прези­дент России Б. Ельцин уже исчерпал свой демократический ресурс и превратился для возглавляемого им реформаторского крыла, скорее в обузу, чем подмогу. Что с его помощью нужно было дорушить или разрушить, дорушено и разрушено. «Ле­бединой песней» Б.Н. Ельцина, – не везет нам в России с ле­бединым репертуаром, – стал разгон советской власти. Заслу­га сама по себе историческая, но уж слишком дорогой ценой доставшаяся. Отныне, биография Ельцина – это путь на по­литическую Голгофу с тяжким крестом на плечах для собст­венного распятия на глазах и при участии ближайших спод­вижников.

С одной стороны, он сам себе никогда не простит октябрь­ского расстрела, по ночам ему будут являться «мальчики кро­вавые в глазах», с другой, – по причинам сугубо объективного свойства, на нынешнем этапе, когда России нужно обретать новый реформированный государственный облик, пытаясь восстановить политический потенциал великой державы, ей нужен лидер не столько решительный, сколько дисциплини­рованный, не столько «всенародно избранный», сколько «безнародно признанный».

В ходе избирательной компании «Выбор России» намерен воспользоваться только магической привлекательностью име­ни Ельцина в качестве символа, а не им самим, как лидером демократических преобразований. Г. Бурбулис, кстати, этого не скрывает. Вот его слова: «Восемьдесят процентов избирате­лей будут голосовать на знаковом уровне. Этот уровень имеет сегодня персонифицированный характер. Все разговоры о бло­ках, чего и кого выбирать, в конечном итоге будут сведены к одному – ’’Где Ельцин?". Примерно тридцать процентов из­бирателей не нуждаются ни в какой особой пропаганде и про­голосуют за «знак» – ЕЛЬЦИН. Хотя он сейчас такой знако­вости избегает и делает, на мой взгляд, тем самым непоправимую. Он обязан был «Выбор России» поддержать в самой буквальной форме и нужный нам «знак» дать. Мы все-таки постараемся его вытянуть на этот шаг сами. Только бы не отрекался. Идея сегодня состоит в том, чтобы не отпугнуть в «знаковой» форме «Выбору России» от себя тех, кто будет искать для себя «надежную руку Ельцина» несмотря ни на что... «Знак» Ельцин хотите – не хотите все равно будет работать и в этом смысле, коль он уж существует, он нам полезен..."

Б.Н. Ельцин, судя по некоторым признакам, подозревает, что в рядах соратников уже созрела «измена». Его попытки дезавуировать критику, раздающуюся со стороны радикал-демократов по адресу силовых структур, стремление оградить от нападок за бездарные (провокационные?) действия в ходе ок­тябрьских событий министерства внутренних дел и обороны, заигрывание, выходящее порой за рамки политических при­личий с В. Ериным и П. Грачевым (первого пожаловал золотой звездой героя России и включил в президентскую сборную по теннису, второму – позволил являться перед высочайшей особой без фуражки и отдания воинской чести, да к тому же удостоил пожизненного звания «хороший министр»), суетли­вое намерение дать задний ход своему же указу о досрочных президентских выборах, низкий, хотя и весьма неуклюжий, книксен в сторону антигайдаровского крыла в правительстве, все это – симптомы политической неуверенности президента, красноречивые признаки образовавшегося вокруг него по­литического вакуума.

Дни Б.Н. Ельцина как президента сочтены (российский де Голль из него не получился), до новых выборов он, похоже, не дотянет. Мы знаем, что даже богов Геракл утомил своими по­стоянными подвигами, что же тут ожидать от простых смерт­ных. Г. Бурбулис «сотоварищи», как обещано, ему в этом по­может. Хотя бы тем, что сумеет обставить «добровольный» уход Б.Н. Ельцина достойно.

В-третьих, на что я хотел бы обратить особое внимание, Г. Бурбулис убежден, что конституционный процесс, в ходе которого было изломано столько рук и столько копий, необхо­димо срочно приостановить, поскольку конституция, будь она принята хоть в президентском, хоть в любом ином варианте, перегородит путь, который уже не миновать России – автори­тарного правления, или, как его еще называют, демократуры.

Следовательно, из возникающей ситуации наибольшие выгоды извлечет тот, кто лучше к ней подготовится. Посколь­ку события развиваются по сценарию, разработанному «Вы­бором России», то не стоит сомневаться – он свое получит.

Даже не в смысле количества завоеванных депутатских манда­тов. Они понадобятся только для того, чтобы перемолоть нынеш­нее правительство, пропустив его через жернова парламентского голосования по вопросу «о доверии», и сформировать новое, од­нопартийное, по «штатному расписанию» «Выбора России». Дальше необходимость в депутатской поддержке скорее всего вообще отпадет. За исключением, пожалуй, одного момента.

На повестке дня, в свете надежно прогнозируемого, я бы даже сказал, неотвратимого конфликта между новым парла­ментом и президентом, может встать вопрос о нейтрализации как президентской, так и представительной ветвей власти. Нельзя исключать вариант, когда Б.Н. Ельцин выступит с инициативой добровольного сложения с себя президентских полномочий «по соображениям высших интересов страны и проявления акта доброй воли». В связи с этим может прозву­чать и призыв к парламентариям, последовать примеру пре­зидента. Вот здесь депутатские голоса для принятия решения о самороспуске или приостановке полномочий парламента, скажем, на срок до очередных президентских выборов в 1996 году, могут опять понадобиться. Можно не сомневаться, их окажется ровно столько, сколько потребуется.

Вот здесь, пожалуй, и обнаружится, насколько дальновид­ным был Г. Бурбулис, когда требовал от Б.Н. Ельцина забла­говременно обнародовать имена наиболее «доверенных и пер­спективных» соратников, как он был предусмотрителен, пред­принимая усилия для создания правительственной партии, что он был прав, борясь за формирование однородного дееспо­собного правительства. Ведь другого выбора, кроме как пере­дать все властные полномочия правительству в виде директо­рии может и не оказаться. Во всяком случае, судя по тому, как мыслит и действует Г. Бурбулис, такой поворот событий для него неожиданностью не станет.

Дело в том, что Россия уже вступила на этот путь и пробле­ма состоит лишь в поисках соответствующих форм, в которых должно осуществляться дальнейшее движение. Ввести разви­тие событий в рамки моделей цивилизованной демократии, с соблюдением всех правовых принципов и норм, присущих развитому демократическому государству, не удастся никому. В этих условиях, чем демократичнее будет конституция, тем очевиднее станет ее несоответствие реальному положению дел в стране. Зачем же принимать конституцию, которая будет у властей, даже самых радикальных по демо-рыночным убеж­дениям, бельмом на глазу, повяжет их по рукам и ногам? Вы­ходит, и здесь Г. Бурбулис прав.

Скажу больше, с точки зрения политического прагматиз­ма, Геннадий Бурбулис прав во всем. И в этом смысле фраза, которую он любит повторять: «В политике можно действовать эффективно только в русле реального политического процес­са, особенных инициатив в него не вкидывая, стараясь лишь этот процесс немножечко упорядочить», – отражает суть его подхода к происходящему.

Ошибку Г. Бурбулиса, причину его трагических заблужде­ний, нужно искать не в том, что он видит и программирует, а в том, чем он пренебрегает, с чем не желает считаться. А имен­но с тем, что в России, несмотря на все происшедшие переме­ны, продолжает существовать циничная, унизительная и ос­корбительная для уважающей себя страны ситуация, когда в ней проводятся как бы две политики. Одна, маскарадно-шу­товская – для народа, в верности интересам которого даются святые клятвы. Другая, закулисно-реальная – для власть имущих, которые в конечном счете и решают, что с народом делать, и как ему жить.

Взгляните под этим углом зрения на нынешнюю политиче­скую ситуацию. Народу внушают, что в выборах его спасение, что с ними связаны надежды на примирение и стабилизацию, на ускорение реформ, на обретение уверенности в завтрашнем дне. Однако избирательный блок, который всю эту электо­ральную кашу заварил, который прочат в победители, гото­вится не к примирению, не к стабилизации, не к ускорению реформ, а к новым схваткам и новым сражениям, чреватым серь­езными, не исключено, даже губительными последствиями.

Сколько изведено слов, чернил, типографской краски, эфирного времени на радио и телевидении на доказательства необходимости принятия новой демократической конститу­ции. Как если бы она была панацеей от всех напастей и любых бед, которых на нашу долю и так уже выпало немало. И что же? Оказывается наиболее дальновидные аналитики из де­мократического лагеря, которым доверено руководить пред­выборной компанией самого перспективного избирательного блока, считают полезным заблокировать принятие новой кон­ституции. Мол, не ко времени она сейчас...

Сколько выдвинуто неопровержимых аргументов нынеш­ними реформаторами в пользу разделения властей. Сколько крови уже пролито, чтобы ликвидировать одну из них и защи­тить другую. И все ради чего? Чтобы превратить народ в за­ложника дворцовых интриг. Чтобы свести с его помощью меж­ду собой политические счеты...

При такой раскладке сил, при такой политике Г. Бурбулис, не сомневаюсь, окажется прав, перехитрит своих соратников, не говоря уже о противниках. Но только достигнута эта победа будет ценой циничного обмана...

И еще. Вероятность того, что победа Г. Бурбулиса «сотова­рищи» обойдется без крови и репрессий, закручивания гаек очень мала. Как, впрочем, и в том случае, если бы верх одер­жала противоположная сторона. Каждому из флангов обяза­тельно нужно будет переступить друг через друга, враг через врага. Слишком ожесточили их предшествующие годы борь­бы, слишком много взаимных обид накопилось, чтобы можно было забыть, простить, примириться.

Вся сложность, весь драматизм надвигающихся событий состоит в том, что оба лагеря, готовясь к неизбежной схватке, растаскивают каждый на свою сторону, уничтожая тем самым фермент политической дезактивации, представителей цент­ристской группировки и без того достаточно зыбкой и противоречивой. В результате состязание двух крайностей может породить третью, еще более радикальную, способную еще сильнее взбудоражить политическую ситуацию. В то время как спасение России, ее последняя надежда – в обретении гражданского мира, обеспечении равновесия, в ново-обращении в стабильную, сильную великую державу...

Я верю, именно такой она и станет. Геннадий Бурбулис еще не весь «Выбор России», а «Выбор России» еще не все россия­не, которые, Бог даст, сумеют' не ошибиться в выборе как для себя, так и для России.

«Независимая газета»,

30.11.1993.