Типологические особенности «Дневника писателя»

1) Публицистичность
Еще в 20-е гг. XX в. было замечено[25], что «Дневник Писателя» — по целям, заданиям своим — произведение прозаическое,  а по средствам -публи цистическое. Потому необходимо помнить, что «ДП» - это журнал, имеющий своих подписчиков, определенный тираж, свою потенциальную и реальную аудиторию, установка на массовость. Являясь журналом, он преследовал гуманистические цели, стремился изменить общество в лучшую сторону, приближая его к своему идеалу. К тому же, наличие структуры в «Дневнике писателя» объясняется именно журнальной формой публикаций: автор заранее отбирает факты и события, которые и композицию, и сюжет каждого выпуска, и направление авторской мысли, и основную тему, и главную идею.

2) Периодичность
«Дневник» выходил самостоятельными ежемесячными выпусками, печатавшимися в типографии князя В. В. Оболенского. Иногда Достоевский приостанавливал работу над «Дневником», в связи с написанием романов.

3) Автор в одном лице и художник, и редактор, и критик.

4) Использование «малых» жанров»: в журналистском наследии писателя представлены многие жанры: статьи, очерки, заметки, полемика, сцены, литературная критика, рецензии, некрологи.  

5) Широкая тематика

Тематика «Дневника писателя» чрезвычайно пестра: комментарии политических новостей и соображения о спиритах, рассуждения об о Европе и России, интеллигенции и народе, «шатости» русского общества, земстве, либерализме, адвокатуре, католичестве, русской литературе, идеале, детях, войне, европейской политике, и рецензии на новинки искусства, философия, история и личные воспоминания. [26]Однако, темы не рассматриваются отдельно и независимо, каждая глава- это сплетение нескольких проблем, тесно связанных между собой. Например, «социальная проблематика связана у автора «Дневника писателя» с решением философских вопросов о законах бытия и смысле человеческой жизни».[27] Рассмотрим даже названия глав в «Дневнике», уже в них можно видеть разностороннюю тематику: «Вместо предисловия. О Большой и Малой медведицах, о молитве великого Гете и вообще о дурных привычках» или «Ёлка в клубе художников. Дети мыслящие и дети облегчаемые. «Обжорливая младость». Вуйки. Толкающиеся подростки. Поторопившийся московский капитан». Но при всей политемичности писателя волнуют две проблемы. С одной стороны, его мучает нравственный хаос пореформенного общества: жажда богатства, накопление материальных ценностей, меркантильность, воровство, а главное — всеохватывающий процесс отделения личности от гражданских и политических интересов, разобщенность и бездуховность людей, а в результате — волна самоубийств. А с другой стороны, Достоевский не может принять совершающийся в стране буржуазный переворот как естественный ход русской истории, ему не верится, что предназначение России — явить миру образец обновления , «всеобщего согласия всех русских людей»[28] на основе «Христовой истины», путем единения монархии и народа. [29]

6) Диалогичность
Как было отмечено, в «дневнике писателя» идет постоянный диалог Достоевского с читателем, сам автор это осознает ( в выпуске за 1876 год он открывает журнал словами «Два месяца уже не беседовал с читателем»). А.Денисова отмечает, что «условно диалогичность Достоевского  можно назвать дневниковой, поскольку, размышляя о «жгучих вопросах современности»,  Достоевский всегда пытался найти собственное понимание своего пути, своего слова, своей позиции. Это был диалог с самим собой: иногда со своим прошлым — и тогда на страницах «Дневника» появлялись фрагменты воспоминаний; часто происходила корректировка собственной позиции — в связи с новыми обстоятельствами; подчас это были своеобразные «разъяснения» — для других, — но и для себя, в первую очередь»[30]. Кроме внутреннего диалога есть и внешний, направленный на полемику с читателем и современными ему изданиями. Но нас интересует именно общение автора с читателем.Достоевский начинает вести этот диалог по самым ключевым вопросам, которые составляют идеологический стержень всех выпусков: состояние народа и необходимость единения с ним интеллигенции. Диалогичность проявляется в конструкциях типа ««согласитесь», «я поговорю о ..», «стоит сказать», «я забылся», «наверное, вы скажете» и .т.д. Интонация и тон также способствуют отклику читателей, здесь нет просто повествования или описания факта. Обязательно собственные мысли, риторические вопросы,брошенные читателю, резкие идеи, способные вызвать негодование,расстановка акцентов, постоянный анализ. Достоевский пишет так, что прочитать и остаться равнодушным –нельзя, более того диалогичность создает ощущение присутствия рядом с автором в момент его размышлений и ощущение того, что ты его единственный и верный собеседник, которому он доверяет свои мысли и заблуждения. Развитию диалогичности способствует и язык написания, многотональность, вольность стиля. Притом многотональность философствования «Дневника писателя» проявилась не просто в смене интонаций или, но и в изменении роли читателя: собеседника - наблюдателя -слушателя – оппонента- простодушно внимающего. [31]Примеры диалогичности:
1. Глава «Нечто об адвокатах вообще. Мои наивные и необразованные предположения. Нечто о талантах вообще и в особенности.[32] «Впрочем, оставим; чувствую из всех сил, что заговорил не на свою тему. <…> Поговорю лучше о таланте; всё же я тут хоть капельку да компетентнее». Или можно рассмотреть слова: «Скажут мне, что если такие требования, то и жить нельзя. Это правда. Но во всяком таланте, согласитесь сами, есть всегда эта некоторая почти неблагородная, излишняя "отзывчивость", которая всегда тянет увлечь самого трезвого человека в сторону».
2. «Золотой век в кармане» [33]: «Знаете ли, что даже каждый из вас, если б только захотел, то сейчас бы мог осчастливить всех в этой зале и всех увлечь за собой? И эта мощь есть в каждом из вас, но до того глубоко запрятанная, что давно уже стала казаться невероятною. И неужели, неужели золотой век существует лишь на одних фарфоровых чашках?»

Не хмурьтесь, ваше превосходительство, при слове золотой век: честное слово даю, что вас не заставят ходить в костюме золотого века, с листком стыдливости, а оставят вам весь ваш генеральский костюм вполне. Уверяю вас, что в золотой век могут попасть люди даже в генеральских чинах. Да попробуйте только, ваше превосходительство, хотя бы сейчас..<…>. Вы смеетесь, вам невероятно? Рад, что вас рассмешил, и, однако же, всё, что я сейчас навосклицал, не парадокс, а совершенная правда...».
3. « О Большой и Малой медведицах, о молитве великого Гете и вообще о дурных привычках»[34]
 Где-то диалогизм доходит до воплощения вымышленного диалога с читателем ( глава: «О чем это вы заговорили? спросит меня удивленный читатель.
-Я хотел было написать предисловие, потому что нельзя же совсем без предисловия.
-В таком случае лучше объясните ваше направление, ваши убеждения, объясните: что вы за человек и как осмелились, объявить Дневник писателя?

Но это очень трудно, и я вижу, что я не мастер писать предисловия. Предисловие, может быть, так же трудно написать, как и письмо.»
Пример из той же главы: « И в этом ужасно много странного. Неужели это безмыслие в русской природе? Я говорю безмыслие, а не бессмыслие. Ну, не верь, но хоть помысли. В нашем самоубийце даже и тени подозрения не бывает о том, что он называется я и есть существо бессмертное. Он даже как будто никогда не слыхал о том ровно ничего. И, однако, он вовсе и не атеист. Вспомните прежних атеистов: утратив веру в одно, они тотчас же начинали страстно веровать в другое. Вспомните страстную веру Дидро, Вольтера У наших полное tabula rasa, да и какой тут Вольтер: просто нет денег, чтобы нанять любовницу, и больше ничего.»[35]

7) Разговорность, свободный стиль написания.
В связи с диалогичностью «Дневника писателя», явной оказывается и разговорность стиля написания. Использование свободных конструкций, разговорных выражений, эмоционально-окрашенныхслов- все это придает ощущение живой полемики, живой беседы с Достоевским.  Л. Волгин[36] замечал: «С одной стороны, „Дневник“ преследовал как будто бы чисто публицистические задачи, с другой — осуществлял их при помощи особых „непублицистических“ средств». Глава ««По поводу дела Кронеберга» [37] : «В чем же фальшь? Во-первых, вот девочка, ребенок; ее "мучили, истязали", и судьи хотят ее защитить, - и вот какое бы уж, кажется, святое дело, но что ж выходит: ведь чуть не сделали ее навеки несчастною; даже, может быть, уж сделали! В самом деле, что если б отца осудили? Дело было поставлено обвинением так, что в случае обвинительного приговора присяжных отец мог быть сослан в Сибирь. Спрашивается, что осталось бы у этой дочери, теперь ничего не смыслящего ребенка, потом в душе, на всю жизнь, и даже в случае, если б она была потом всю жизнь богатою, "счастливою"? Не разрушено ли б было семейство самим судом, охраняющим, как известно, святыню семьи? Теперь возьмите еще черту: девочке семь лет, - каково впечатление в таких летах?». Можно заметить, как свободно Достоевский строит предложения, использует восклицательные и вопросительные предложения, которые придают интонацию тексту, использует вводные конструкции. Никакой официозности и строгости, по-простому о сложном. Такая “разговорность” стиля подчеркивает особую доверительность, близость между автором и читателем (что не свойственно ни “официальной” прессе, ни даже жанру дневниковой прозы как таковому). Достоевский своей доверительностью, с одной стороны, ставит на первое место личность человека вообще, с другой – делает самого себя главным героем своего произведения[38].

8) Автор не фокусируется на одной конкретной проблеме, а записывает все мысли, пришедшие в голову- своеобразный поток сознания.
Выстраивание глав подобным образом (сплетение разных тем, мотивов и символов) в «Дневнике писателя» ведет читателя к постижению взаимосвязи всех явлений и события под углом зрения универсальной, пока еще не состоявшейся, но возможной гармонии мира[39]. Примером такой поточности может быть глава «Ёлка в клубе художников. Дети мыслящие и дети облегчаемые. «Обжорливая младость». Вуйки. Толкающиеся подростки. Поторопившийся московский капитан». [40]когда Достоевский начинает просто с описания елки, которую посетил, но его мысли уходят далеко от торжества и приводят читателя к мысли о педагогике и Пушкине: «Из детей мне больше понравились самые маленькие; очень были милы и развязны. Постарше уже развязны с некоторою дерзостью. Разумеется, всех развязнее и веселее была будущая средина и бездарность, это уже общий закон: средина всегда развязна, как в детях, так и в родителях. <…>Жаль еще тоже, что детям теперь так всё облегчают - не только всякое изучение, всякое приобретение знаний, но даже игру и игрушки. Чуть только ребенок станет лепетать первые слова, и уже тотчас же начинают его облегчать. Вся педагогика ушла теперь в заботу об облегчении. Иногда облегчение вовсе не есть развитие, а, даже напротив, есть отступление.<…>
Что устрицы, пришли? О радость!
Летит обжорливая младость
Глотать...
Вот эта-то "обжорливая младость" (единственный дрянной стих у Пушкина потому, что высказан совсем без иронии, а почти с похвалой) - вот эта-то обжорливая младость из чего-нибудь да делается же?».
Но к этой особенности нельзя относится очень строго, в любом случае, «Дневник писателя» обладал внутренним единством авторского стиля, развития сквозных тем (теория «среды» и нравственная ответственность, социализм и христианство, народ и интеллигенция, значение искусства), общего пафоса, соединяющего религиозность мыслителя с рациональностью журналиста.

9) Наличие реакции читателей на журнал Достоевского

По подсчетам исследователя И. Л. Волгина[41] до наших дней сохранились 92 письма читателей «Дневника» к Достоевскому за 1876 г. и 100 писем за 1877–1878 гг. Достоевский очень дорожил этими письмами — как сочувственными, так и критическими.  Мы читаем в его письме к А. Г. Достоевской от 21 июля 1876 г.: «Напрасно, милочка, не прислала мне письмо того провинциала, который ругается. Мне это очень нужно для „Дневника“». Писатель даже хотел создать отдельную рубрику в журнале «Ответ на письма, которые я получил». Такого отдела не появилось, однако Достоевский часто использовал отзывы читателей в главах «Дневника».

10) Ответная реакция на письма читателей в журнале «Дневник писателя»
Соглашаясь стать редактором «Гражданина» в 1872 г., Достоевский думал не только о стабильном заработке. Он давно мечтал о новом способе общения с читателем, о живой и непосредственной форме философско-литературной публицистики.[42] Так , в «Дневнике писателя» можно найти немало примеров, когда Достоевский отвечает своей аудитории, он преподносит отрывки писем или публикует их полностью, например:  в главе «Из частного письма»[43]  пишет «Меня спрашивают: буду ль я писать про дело Каировой? Я получил уже несколько писем с этим вопросом. Одно письмо особенно характерно и писано, очевидно, не для печати; но позволю себе привести из него несколько строк, с соблюдением, конечно, полнейшего анонима. Надеюсь, что многоуважаемый корреспондент на меня не посетует; я и цитирую из него лишь убежденный в его совершенной искренности, которую в полной степени могу оценить.
"...С чувством глубочайшего омерзения прочли мы дело Каировой. Это дело, как фокус объектива, выразило собою картину утробных инстинктов, для которой главное действующее лицо (Каирова) формировалось путем культурной подготовки; <..>Неужели вы обойдете это молчанием?"».

Отвечает на письмо писатель[44] так: «Что до меня, то я просто рад, что Каирову отпустили, я не рад лишь тому, что ее оправдали. Я рад, что отпустили, хотя и не верю сумасшествию ни на грош, несмотря на мнения части экспертов: пусть уж это мое личное мнение, я оставляю его при себе».
Цитируя письма своих читателей. Автор во-первых, делится их мнением с широкой публикой, а во-вторых получается возможность ответить на вопросы , волнующую аудиторию, и раскрыть тему многосторонне.
В главе «ИМЕННИК»[45], Достоевский также приводит местами письмо из К-ва, в котором рассказывается о самоубийстве мальчика Миши. Пересказав суть письма, Федор Михайлович начинает рассуждать о причинах смерти, сравнивает его с героем Толстого в повести «Детство» и в целом, комментирует письмо своими мыслями.
А в одной из глав[46] Достоевский подводит своеобразный итог всем полученным письмам, анализируя российское общество, и приходит к заключению, что : «Судя хоть только по письмам, которые я один получаю, - можно бы сделать заключение об одном чрезвычайно замечательном явлении нашей русской жизни: все беспокоятся, все во всём принимают участие, все желают высказать мнение и заявить себя, и вот только одного не могу решить, чего больше желают: обособиться ли в своем мнении каждый или спеться в один общий стройный хор. »
Это очень важная характеристика, выделяющая «Дневник писателя» среди остальных журналов и придающая ему

11) Полемика с другими изданиями, журналистами и общественными деятелями
Достоевский отстаивает свою позицию, ведет полемику со многими печатными изданиями, критиками, журналистами, которые выступали на страницах газет и журналов. Такой диалог с оппонентами включает «Дневник…» в общий контекст журнальной и газетной полемики.[47] Как правило, в центре такого диалога — факты действительности, культурные события, которые по-разному оценивались и интерпретировались Достоевским и его оппонентами. Эта форма диалога предопределена полемической направленностью «Дневника». Например, в главе «Ягодки»[48] Достоевский выступает с критикой на речь г-на Спасовича (адвоката) , он пишет: "Вы слышали, что знаки на локтях образовались почти несомненно только от того, что держали за руки при наказании"-говорит г-н Спасович

Слышите: только от того! Хорошо же держали, коли додержали до синяков! О, ведь и г-н Спасович не утверждает вполне, что всё это прекрасно и благоуханно…».
Или в марте 1876 года он дает ответ  г-ну Гамме в главе «Верна ли мысль, что «пусть лучше идеалы будут дурны, да действительность хороша»?»[49] на его статью о народе, в которой журналист «Голоса» возмущается словами Достоевского о народе и выставляет его глупцом. Федор Михайлович внвчале приводит выписку из Листка г-на Гаммы[50], а потом пишет: «"Народ, видите ли, ужаснейшая дрянь, но только идеалы у него хороши". Эту фразу или эту мысль я никогда не высказывал. Единственно, чтоб оговориться в этом, я и отвечаю г-ну Гамме. Напротив, я именно заметил, что и в народе - "есть прямо святые, да еще какие: сами светят и всем нам путь освещают". Они есть, почтенный публицист, есть в самом деле, и блажен - кто может их разглядеть. Думаю, что у меня тут, то есть собственно в этих словах, нет ни малейшей неясности. <..> Что же касается до нравоучения, которым вы кончаете вашу заметку: "Пусть лучше идеалы будут дурны, да действительность хороша", - то замечу вам, что это желание совершенно невозможное: без идеалов, то есть без определенных хоть сколько-нибудь желаний лучшего, никогда не может получиться никакой хорошей действительности. надеюсь, что на мои несколько слов вы не рассердитесь, г-н Гамма. Останемся каждый при нашем мнении и будем ждать развязки; уверяю вас, что развязка, может быть, вовсе не так отдаленна».
Приведем еще один пример, в главе «Одна из современных фальшей» Достоевский вступает в конфликтный диалог с «Русским словом»- газетой, в которой была опубликована статья о нечаевском деле, противоречащая позиции писателя. Он вступает в полемику[51], притом в крайне эмоциональную: «Позвольте, господа (я говорю вообще, а не одному только сотруднику "Русского мира"), вы, на основании "отрицания факта", утверждаете, что Нечаевы непременно должны быть идиотами, "идиотическими фанатиками". Так ли это опять? Справедливо ли?<…> И почему вы полагаете, что Нечаевы непременно должны быть фанатиками? Весьма часто это просто мошенники. "Я мошенник, а не социалист", - говорит один Нечаев, положим, у меня в моем романе "Бесы", но уверяю вас, что он мог бы сказать это и наяву».

12) Субъективность . Как было сказано, все события автор пропускает через свое взгляд, потому и описание очень субъективно.
Например, в главе «То да не то. Ссылка на то, о чем я писал еще три месяца назад»[52]: «Между тем теперь я еще сильнее и увереннее держусь того же мнения, чем два месяца назад. С тех пор было столько событий, подтвердивших мне мою догадку, что я уже не могу сомневаться теперь в ее справедливости. С тех пор и газеты, наши и иностранные, стали поговаривать как будто на эту же тему, но всё еще как бы не решаясь проговорить окончательный вывод». Более яркий пример субъективность представлен в главе «Золотой век в кармане»[53]: «А впрочем, мне было и скучно, то есть не скучно, а немного досадно. Кончился детский бал и начался бал отцов, и боже, какая, однако, бездарность! Все в новых костюмах, и никто не умеет носить костюм; все веселятся, и никто не весел; все самолюбивы, и никто не умеет себя показать; все завистливы, и все молчат и сторонятся. Даже танцевать не умеют».

13) Использование драматизации факта. Часто повествование «Дневнике…» основывается на драматизации факта[54], Так, в главе «Среда»[55] речь идет о новом суде присяжных, которые все больше «не карают, а сплошь оправдывают» , потому, что крестьянам жаль губить чужую судьбу, и потому, что «испугала нас страшная власть над судьбой человеческою <…> и пока дорастем до вашего гражданства, мы милуем. Из страха милуем» (21; 15). Достоевский описывает это все со скорбью, жалостью и состраданиям к людям. Ему больно за свой народ, который неоправданно прощает всех виновных. И Достоевский приводит примеры бессмысленного снисхождения присяжных, которые оправдывали убийц. Он пишет об оправдании крестьянина Моршанского уезда Саяпина, который истязал свою жену Аграфену, не выдержавшую издевательств и наложившую на себя руки. Притом писатель не просто констатирует факт, он пишет о несчастной дочке Агафены, которой придется претерпеть много горя и боли из-за своего отца, и говорит, что в этом будут присяжные, пожалевшие и побоявшиеся судить другого человека.  Достоевский описывает поведение мужа во время очередной пьянки, крики маленькой дочери, в момент,  когда она увидела повесившуюся мать. Происшествие в глубинке  перестает быть просто  предметом судебного разбирательства. Благодаря писателю все участники описанной истории, через своеобразное авторское домысливание, превращаются в художественные образы, обладающие большой силой эмоционального воздействия.

14) Использование эмоционально-окрашенных выражений
Приведем пример из главы«Речь г-на Спасовича. Ловкие приемы»[56]:«Очень ловко. Искренность необыкновенная. Нахохлившийся слушатель, заранее приготовившийся выслушать непременно что-нибудь очень хитрое, изворотливое, надувательное, и только что сказавший себе: "А ну, брат, посмотрим, как-то ты меня теперь надуешь", - вдруг поражен почти беззащитностью человека. Предполагаемый хитрец сам ищет защиты, да еще у вас же, у тех, которых собрался надувать! Таким приемом г-н Спасович сразу разбивает лед недоверчивости и хоть одной капелькой, а уж профильтровывается в ваше сердце.»

15) Автор пишет о тех событиях, участником которых он был. Описывает свои действия, свои поступки и мысли.
Это во многом объясняется самой формой журнала- это дневник и здесь принято писать о событиях дня,  своих переживаниях. Такое сочетание фактичекого материала, взятого из новостей газет, и публицистических размышлений – стало характерной чертой «Дневника». Например, глава «По поводу дела Кронеберга»[57] : «Помню, какое первое впечатление произвел на меня номер "Голоса", в котором я прочел начало дела, первое изложение его. Это случилось со мной в десятом часу вечера, совсем нечаянно. Я весь день просидел в типографии и не мог проглядеть "Голос" раньше и об возникшем деле ничего не знал. Прочитав, я решился во что бы ни стало, несмотря на поздний час, узнать в тот же вечер о дальнейшем ходе дела, предполагая, что оно могло уже, пожалуй, и кончиться в суде <….>. Я очень рад, что судившегося отца могу уже не принимать за злодея, за любителя детских мучений (такие типы бывают), и что тут всего только "нервы", и что он только "худой педагог", по выражению его же защитника». Другой пример- «Нечто об адвокатах вообще. Мои наивные и необразованные предположения. Нечто о талантах вообще и в особенности»[58] : «Но все-таки чрезвычайно приятно иметь адвоката. Я сам испытал это ощущение, когда однажды, редактируя одну газету, вдруг нечаянно, по недосмотру (что со всеми случается) пропустил одно известие, которое не мог напечатать иначе, как с разрешения г-на министра двора. И вот мне вдруг объявили, что я под судом. Я и защищаться-то не хотел; "вина" моя была даже и мне очевидна: я преступил ясно начертанный закон, и юридического спору быть не могло. Но суд мне назначил адвоката (человека несколько мне знакомого и с которым мы заседали прежде в одном "Обществе"). Он мне вдруг объявил, что я не только не виноват, но и совершенно прав, и что он твердо намерен отстоять меня изо всех сил. Я выслушал это, разумеется, с удовольствием; когда же настал суд, то, признаюсь, я вынес совершенно неожиданное впечатление: я видел и слушал, как говорил мой адвокат, и мысль о том, что я, совершенно виноватый, вдруг выхожу совсем правым, была так забавна и в то же время так почему-то привлекательна, что, признаюсь, эти полчаса в суде я отношу к самым веселым в моей жизни; но ведь я был не юрист и потому не понимал, что совершенно прав».

16) Тенденциозность
Непременным условием своей работы Достоевский считал «изучение <…> подробностей текущего» (292; 78). Это давало ему возможность откликаться на злободневные вопросы современности, которые становились идеологическим и сюжетным стержнем повествования. Несмотря на то, что журнал выпускался раз в месяц и многие громкие происшествия к выпуску журнала же успевали позабыться читателю, Достоевскому все же удается затронуть недавние события и взглянуть на них по-новому. Отбор тем, естественно , не был случайным. В газетной хронике Достоевский замечал не только факты, созвучные его мировоззрению и позволявшие обозначить взгляд на проблему, но также те детали, которые способствовали оформлению художественного образа и драматизации факта. Стремление к тенденции делается и для привлечения внимания к актуальным вопросам, а более для того, чтобы на свежих примерах объяснить читателю свою позицию и вызвать в нем ответную реакцию, ведь данный факт случился на глазах читающией аудитории и ей есть чем возразить Достоевскому.  Например, в февральском номере за 1876 год есть глава «По поводу дела Кронеберга»[59], сам писатель разъясняет тенденциозность этой главы: «Я думаю, все знают о деле Кронеберга, производившемся с месяц назад в с.-петербургском окружном суде, и все читали отчеты и суждения в газетах. Дело слишком любопытное, и отчеты о нем были замечательно горячие. Опоздав месяц, я не буду подымать его в подробности, но чувствую потребность сказать и мое слово по поводу. Я совсем не юрист, но тут столько оказалось фальши со всех сторон, что она и не юристу очевидна. Подобные дела выпрыгивают как-то нечаянно и только смущают общество и, кажется, даже судей. А так как касаются при том всеобщего и самого драгоценного интереса, то понятно, что затрагивают за живое, и об них иной раз нельзя не заговорить, хотя бы прошел тому уже месяц, то есть целая вечность».
Также автор пишет, уже в другой главе «Спиритизм. Нечто о чертях. Чрезвычайная хитрость чертей, если только это черты»[60]: «Есть одна такая смешная тема, и, главное, она в моде: это - черти, тема о чертях, о спиритизме. В самом деле, что-то происходит удивительное: пишут мне, например, что молодой человек садится на кресло, поджав ноги, и кресло начинает скакать по комнате, - и это в Петербурге, в столице!»

Таким образом, «Дневник писателя» — ежемесячный журнал философско-литературной публицистики Фёдора Михайловича Достоевского, выходивший в 1873, 1876—1877 и 1880—1881 годах. Главными особенностями «ДП» являются его диалогичность, философичность ( стремление к постоянным размышлениям, субъективность, реакция на критику и письма читателей. Выявленные особенности можно также, как и у блога, разделить на «стилевые» и «содержательные» (исключение составляет «периодчность» ее рассмотрим отдельно в следующей главе). Обе эти группы поддаются сопоставлению с блогом. К «стилевым» особенностям относятся №1, №3,№4, №6, №7, №,12 №13, №14, к «содержательным»  №5, №8, №9, №10, №11, №15, №16. Некоторые повторяют особенности блога, например, тенденциозность; личное присутствие автора на событии, о котором он пишет; использование эмоционально-окрашенных выражений; Разговорность и диалогичность ; использование эмоционально-окрашенных выражений; субъективность; автор является одновременно и писателем , и редактором своих статей; наличие ответной реакции читателей ; широкая тематика.Подробнее мы проведем сопоставительный анализ далее.