Позитивисткая научная программа и проблема научности гуманитарного знания

Позитивистская и естественно-правовая доктрины права продолжают определять концептуализации в основной массе как теоретических, так и отраслевых исследований российских юристов. При этом подавляющее большинство юридических исследований выполняются в духе позитивизма и квалифицируются как позитивистские. К сожалению, основание таких квалификаций не всегда раскрывается с достаточной полнотой. Это касается в том числе понимания позитивизма в юридической традиции, соотношения его традиционного понимания и современных философско-методологических дискурсов.          В юридической литературе неоднозначность употребления термина «позитивизм» связана с различными смыслами, придаваемыми ему в разных контекстах правовых исследований, которые задаются прежде всего различением общенаучных и собственно юридических методов исследования права. Данное различение вполне устоялось в российской теоретической мысли, но преимущественно в инструментальном плане. Его философско-методологическое значение для современной юриспруденции, ее структуры и содержания изучено недостаточно обстоятельно.                                   Нельзя сказать, что данный вопрос является новым для российской юриспруденции. Еще юристы начала XX в. обращались к обозначенному разграничению в рамках обсуждения гносеологических проблем юридической науки. Сходная постановка вопроса обнаруживается даже в учебниках энциклопедии права.                                  Что касается анализа действующего права с позиций юридической догмы, то в виде формально-юридического метода, юридико-технических разработок он, безусловно, реализовался, однако лишь в той мере, в какой не нарушал фундаментальных теоретических положений и методологических установок господствовавшей философской доктрины, и в соответствующих интерпретациях.                                           В частности, Ф.В. Тарановский, характеризуя становление позитивной юридической науки в духе О. Конта, считал необходимым отличать ее от позитивной догматической юриспруденции. юридический позитивизм может рассматриваться не только в связи с деятельностью по обеспечению юридической практики - как ее профессиональное основание, но и в связи с процессами формирования профессиональной культуры                                                                        Вопрос о научности той или иной системы знания в значительной степени был предрешен немецкой классической философией. Особое значение в этом плане имел сформулированный И. Кантом идеал научности. Он, с одной стороны, определил математику и естествознание как всеобщую форму научного знания, задав образец научности и во многом определив форму развития науки. Но, с другой стороны, тем самым была заложена традиция, в рамках которой многие гуманитарные дисциплины и их особая методология не могли обрести научный статус. Гегелевские и марксистские установки на единый научный идеал, развившие эту сторону кантовского наследия, вынуждали игнорировать многие специфичности социальных и гуманитарных проблем.         Ведь статус научности гуманитарное знание приобретало лишь в том случае, когда преодолевало индивидуальное, единичное, эмпирическое, а субъект познания и социально-исторической деятельности возносился на трансцендентальный и абсолютный уровень. Справедливости ради следует подчеркнуть, что стремление соответствовать такому высшему проявлению научности, корни которого все-таки восходят к кантовскому идеалу математического и естественнонаучного знания, способствовало развитию многих дисциплин социально-гуманитарного цикла: социологических, лингвистических и др., – соответствовавших строгим идеалам научности.                                                В указанном плане нельзя не заметить влияние гегелевской философии, нацелившей науку на изучение культурно-исторических форм деятельности абсолютного субъекта истории. Это предопределило бурное развитие гуманитарных наук XIX и XX веков, особенно исторических дисциплин: гражданской истории, истории литературы, искусства, религии, мифологии, языка, философии, науки, государства, права, хозяйства и т.д. Их неполное соответствие строгим научным, читай – естественнонаучным, идеалам объяснялось скорее молодостью и неразвитостью этих наук, чем сущностными характеристиками. Здесь нельзя не отметить и роль философии Маркса, современные критики которого часто упускают из виду вклад марксизма именно в развитие наук социально-гуманитарного цикла. Сама социально-экономическая концепция Маркса не без оснований претендовала на роль научно-философской теории, поскольку во многом соответствовала идеалам научности своего времени и сама участвовала в их формировании.                                                                                       Единый идеал научности вскоре вызвал сомнения. Здесь сказалось влияние другой идеи Канта о двух сферах бытия, двух мирах, в которых существует человек: природном мире и внеприродном, человеческом мире. Но если для Маркса это означало лишь специфику социальных законов, отличных от природных, но отнюдь не предметное или методологическое противопоставление, то в ряде других направлений послекантовской и послегегелевской философии сформировалось представление о принципиальном различии природы и культуры, природы и социума. Отсюда недалеко до идеи о различии и противостоянии гуманитарных и естественных наук и применяемых ими методов.         Существенной предпосылкой и идейным фоном подобных философских размышлений была литературная деятельность в первую очередь немецких, но также и английских, французских, российских и других романтиков. Характерными чертами романтизма был интерес к сильным и ярким чувствам, всепоглощающим страстям, к тайным движениям души. Романтик как идеальный литературный и не только литературный герой представлялся человеком сильных страстей, высоких устремлений, несовместимых с обыденным миром и проявляющихся в исключительных обстоятельствах. Поэтому для романтиков становятся привлекательными фантастика, яркие картины природы и жизни, быт и нравы экзотических стран, народные музыка, поэзия, сказания как проявления национальной самобытности. Отсюда интерес к фольклору, переработка фольклорных произведений, создание собственных произведений на основе народного творчества. Их новаторство проявилось в развитии жанров исторического романа, фантастической повести, лиро-эпической поэмы, баллады, в. использовании многозначности слова, ассоциативности, метафоричности, в открытиях в области стихосложения, метра, ритма. Все это не могло не сказаться на философских изысканиях, тематика и проблемное поле которых существенно расширяется.     Одним из первых, кто усомнился в абстрактном естественнонаучном идеале научности, был Г. Гердер, который привлек внимание к таким феноменам как народ, эпоха, культура. Да и Ф. Шлейермахер, отдавая должное Целому и Вечному, пытался обратить внимание на исторические реальности. Он считал, что философия должна изучать не столько теоретический разум и естественнонаучное мышление, сколько повседневную обыденную жизнь. Изучая повседневность, познание неизбежно повернет от поиска общих законов к обнаружению единичного и индивидуального. Это уже совсем не кантовская постановка вопроса: научное познание должно ориентироваться на индивидуальное. Соответственно, естествознание и математика, как и вообще «науки о природе» теряют свой образцовый статус и начинают оттесняться «науками о духе», ныне называемых гуманитарным. Для нас не столь важно, что разработчики этой темы не пришли к единству относительно психологических, культурных, ценностных или исторических оснований наук о духе. Гораздо существенней, что их специфика была зафиксирована. В. Дильтей даже проводил различие между науками о природе и науками о духе по трем основаниям: по предмету познания, по материалу, и по их методу.           Методологическую специфику гуманитаристики впервые зафиксировал Дройзен. В 1858 г. в книге "Grundriss der Historic" Г. Дройзен ввел в научный обиход методологическую дихотомию: объяснение и понимание. Первоначально это было у него просто различением собственно философского метода, призванного узнать что-то, физического метода, выполняющего функции объяснения, и исторического метода, необходимого для понимания.Объяснение, как его понимал Дройзен, реализуется в законообразных суждениях естественных наук и является их целью. Понимание реализуется в метафизических суждениях гуманитарных наук и является их целью. В концепции Дильтея трихотомия превратилась в дихотомию объяснения и понимания и в таком виде стала предметом анализа в философской литературе.                               В работах В. Дильтея, И. Дройзена, Г. Зиммеля, Ф. Шлейермахера и др. сложилась достаточно развитая концепция специфичности гуманитарных наук, как наук о духе, т.е. о духовной жизни, мире переживаний и соответствующих культурно-исторических образованиях. Их усилиями отрицалась идея методологического монизма, доказывалась необоснованность переноса естественнонаучных идеалов и подходов на гуманитарную сферу, утверждалась независимость особой духовной реальности, неподвластной естественным наукам. Отличительными особенностями этой тенденции стали психологизм в онтологическом обосновании предмета гуманитарных наук, интуитивизм, вживание, понимание в методологии гуманитарного знания, антипозитивизм в гносеологии и эпистемологии. Их критики усматривали в этом изрядный налет иррациональности на гуманитарных науках, несовместимый с идеалами научности. Но сам факт философского анализа гуманитарной сферы и ее рациональных и нерациональных феноменов свидетельствует о попытках выявления рациональных оснований гуманитаристики и о стремлении оттеснить нерациональные аспекты и сузить сферу иррационального.