Качество работы следствия

М.П. Томский как один из руководителей Право-троцкистского блока (версия следствия)

В своём докладе я рассмотрю версию следствия о роли бывшего главы советских профсоюзов М.П. Томского в деятельности так называемых Центра правых и Право-троцкистского блока в 1928 –1936 гг. Как бы мы ни оценивали реальность этого заговора, участие в нём Томского до сих пор не исследовано. Это тем более удивительно, что, исходя из показаний подследственных и подсудимых, а также из документов НКВД и ЦК ВКП(б), роль Томского в заговоре была одной из наиболее выдающихся.

Сразу оговорюсь, что использовал в работе ограниченный круг документов и материалов, которые были опубликованы в конце 1930-х гг. и в последние десятилетия. И, честно говоря, доклад оставляет больше вопросов, чем ответов.

Биография Томского

Сначала официальная/надводная часть биографии, которая нам стала известна после горбачёвской «перестройки».

Михаил Павлович Ефремов родился в 1880 г. в бедной мещанской семье, был записан незаконнорожденным, в детстве «зверски дрессировался» старшим братом. С 13 лет рабочий, участник Революции 1905 года в Ревеле, по месту 1-й ссылки в Томске взял себе псевдоним Томский. Бежал из ссылки, работал в подполье и за границей до 1909 г., неоднократно имел дело с В.И. Лениным и поддерживал его, организатор как легальных профсоюзов, так и подпольных партийных структур. С 1911 г. на каторге и ссылке в Сибири, откуда после Февраля 1917 г. приехал в Петроград, затем в Москву и сразу выдвинулся в первые ряды большевиков и профсоюзников. Считал, что «единомыслие не значит трафаретность», и в споре с Лениным о самостоятельном органе ПК большевиков дважды побеждал его на голосованиях. Скоро Томский вошёл в руководство высшего органа профсоюзов – ВЦСПС, а уже в октябре 1918 г. возглавил его и всё советское профдвижение. На этом посту был успешным противником леваческих тенденций:

· выступил против немедленного огосударствления профсоюзов, предложенного Г.Е. Зиновьевым в 1918 г.,

· против милитаризации профсоюзов, предложенной Л.Д. Троцким в 1920-21 гг.,

· против создания большевистских профсоюзов-клонов в тех отраслях и профессиях, где доминировали «независимские» или цеховые тенденции (печатники, химики, грузчики, служащие).

За годы своего руководства Томский встроил профсоюзы в систему советского управления, добившись того, что к концу 1920-х гг. только 2% всех забастовок в СССР (да и то на предприятиях частников) поддерживались или организовывались профсоюзами. Всё это время Томский входил в десятку главных советских вождей и активно боролся с различными оппозициями в Компартии.

Вместе с тем он сам дважды допустил противопоставление профсоюзов и Политбюро – в 1921 г. Ленин за это на 1 год отстранил его от профсоюзов, а в 1929 г. И.В. Сталин – совсем удалил из них.

В 1928 г. Томский вместе с Н.И. Бухариным и А.И. Рыковым стал одним из лидеров т.н. «правого уклона» и требовал сокращения масштабов коллективизации и индустриализации в СССР. «Правые» представляли собой идейное течение, не нарушали партийной дисциплины и не создали в партии отдельную фракцию. В частности, не пошли дальше обсуждения проекта платформы правых. Тем не менее, в 1930 г. Томский был исключён из Политбюро ЦК, а затем переведён из членов ЦК в кандидаты. Несмотря на обиду, потерпевший поражение Томский не имел политических встреч с другими лидерами разных оппозиций. С Рыковым и Бухариным отношения охладели и почти прекратились с 1932-33 гг. Встречи с Л.Б. Каменевым были по службе, и Томский допускал какое-то брюзжание в разговорах с ним, но не более того. Встречи с Зиновьевым носили случайный или бытовой характер. Последняя должность, которую Томский занимал с весны 1932 г. – заведующий ОГИЗом, огромным трестом, объединяющим почти все издательства СССР с сотнями предприятий и учреждений. В последние годы страдал депрессией, сильно болел (острое нервное расстройство), из-за чего даже лечился в Германии. В августе 1936 г. застрелился на своей даче в Болшево, узнав из газет о том, что подсудимые на 1-м Московском процессе Зиновьев, Каменев и И.И. Рейнгольд указали на его участие в своей подпольной антисоветской деятельности. Оставил два предсмертных письма, одно членам Политбюро, второе Сталину, в которых оправдывался перед бывшими товарищами и утверждал, что виновен лишь в примиренчестве, но не в подпольной работе.

Складывается картина бурных первых двух третей жизни общественного и политического деятеля, ставшего вождём крупнейшего и богатейшего в мире профцентра с крупнейшим в мире профаппаратом, да ещё находящегося у кормила государственной власти. Третья часть жизни – угасание Томского как политика и руководителя.

Но посмотрим на подводную/скрытую часть биографии Томского, которая выводится из доступных мне материалов следствия. Даю её довольно подробно, так как раньше никто этого не делал.

Фракционный Центр правых в составе Рыкова, Бухарина, Томского, В.В. Шмидта, Н.А. Угланова и Ф.Я. Угарова действовал уже с 1928 г[1]. Во время 8 съезда профсоюзов (декабрь 1928 г.) Центр непрерывно заседал на квартире у Томского, установив посменные дежурства. В результате группа делегатов в числе 92 человек выступила против введения секретаря ЦК ВКП(б) Л.М. Кагановича в состав Президиума ВЦСПС, расценив это как установление прямого надзора сталинской группы за профсоюзами, а затем целиком вошла в состав фракции правых[2]. Центр действовал и в ходе апрельского и ноябрьского 1929 г. Пленумов ЦК, просматривая тексты выступлений сторонников и редактируя свою платформу[3].

После официального отказа лидеров «правого уклона» от своих взглядов Центр продолжал работать подпольно[4], причём инициатива практических действий исходила от Томского. Он выдвинул идею так называемого «дворцового» переворота, а в конце 1930 г. от имени Центра завербовал секретаря ЦИК Союза СССР А.С. Енукидзе в целях создания боевой группы для переворота в Кремле[5].

Одновременно по инициативе Томского была проведена встреча тройки правых с одним из лидеров зиновьевцев – Каменевым[6], с которой начались контакты обеих организаций.

В течение 1931 – начала 1932 гг. Томский:

· на встрече с заместителем Наркома внутренних дел СССР Г.Г. Ягодой у себя на даче в Болшево настоял на назначении начальником СПО (Секретно-политического отдела) ОГПУ-НКВД СССР сторонника правых Г.А. Молчанова[7], который работал в интересах подполья вплоть до 1936 г.,

· курировал формирование боевой группы в Кремле через Енукидзе[8] и группы правых в НКВД через Ягоду[9],

· наконец, свёл Енукидзе с одним из ведущих троцкистов Г.Л. Пятаковым для демонстрации Енукидзе – что у правых есть связь с их руководством, а Пятакову – что есть успехи вербовки в Кремле[10].

В 1932 г., исполняя решение Центра правых об активизации работы[11], Томский дважды собирал его у себя в Болшево. К совещаниям он привлёк членов ЦК некоторых профсоюзов, и именно он настоял на утверждении Центром платформы М.Н. Рютина, под названием «Сталин и кризис пролетарской диктатуры»[12], даже в отсутствие Бухарина и несмотря на критику Рыковым её экономической части.

Кроме того, в конце 1932 г. Томский свёл Ягоду с Енукидзе для согласованного формирования боевых групп в Кремле.

В начале 1933 г. основными подпольными группировками, давно уже проводившими между собой координирующие «контактные разговоры», был создан предшественник Право-троцкистского блока – Контактный центр, и Томский вместе с Рыковым вошли в него от Центра правых[13]. Контактный центр собирался «спорадически»[14], но по важным вопросам:

· где-то под Новый 1934 год он обсуждал идею, выдвинутую Центром правых – арестовать весь состав предстоящего 17 съезда ВКП(б)[15], опираясь на силы, завербованные в Кремле, и немедленно сформировать новое правительство уже из оппозиции. Идею отвергли, несмотря на упорные настояния Томского[16].

· второе совещание Контактного центра летом 1934 г. выявило тактические разногласия между троцкистско-зиновьевской группировкой и правыми. Первые потребовали утвердить их план терактов над Сталиным, К.Е. Ворошиловым и С.М. Кировым. Вторые (и в том числе Томский), опираясь на резкий протест Ягоды[17], возражали. Результатом стало компромиссное решение убить Кирова, чтобы члены террористических групп «не загнили на корню без дела»[18].

После убийства Кирова в декабре 1934 г. Объединённый троцкистско-зиновьевский центр во главе с Зиновьевым и Каменевым провалился. Несмотря на то, что его место занял Параллельный или Запасной центр, троцкистско-зиновьевская организация была временно ослаблена.

Возможно, поэтому Томский в 1935 г. взял на себя смелость от имени Центра правых поручить Л.М. Карахану провести переговоры с представителями германского правительства об их помощи правым при захвате власти. Карахан вернулся, «добившись соглашения с Германией на более выгодных формах, чем Троцкий»[19]. Таким образом, Томский начал выходить в организации правых на первый план.

Что и подтвердилось в конце 1935 г., когда лидеры Параллельного центра Пятаков и Г.Я. Сокольников предложили Томскому «перейти от простого контакта к организационному объединению» и войти в Центр[20]. Так родился блок, который следствием будет позже назван Право-троцкистским блоком. Пятаков раскрыл интересную деталь:

«В состав объединённого центра блока троцкистов, зиновьевцев и правых должны были войти все, т.е. Бухарин, Рыков и Томский, но поскольку мы [троцкисты] не хотели расширения связей, то мы исходили из того, что лицом, которое будет поддерживать с нами постоянную связь – будет Томский»[21].

Опираясь на результаты переговоров Карахана с немцами, Троцкий достиг новых договорённостей для Блока, уже не только с Германией, но и с Японией. Таким образом, к началу 1936 г. диссонанс и разногласия между двумя основными организациями, вошедшими в Право-троцкистский блок, были ликвидированы. Это позволило Блоку непосредственно выйти на план переворота в СССР.

Уже в феврале-марте 1936 г. на встречах центра Блока в составе Пятакова, Сокольникова и Томского был подготовлен общий план свержения Сталина, состоявший из:

· терактов против него и его соратников в Москве, Ленинграде и Киеве,

· и выступления гарнизонов в этих городах во главе с офицерами-заговорщиками[22].

За помощь новой власти Германия и Япония хотели серьёзных экономических уступок. В случае же нападения Германии и Японии на СССР, которое намечалось на 1937 г., Блок должен был вести пораженческую агитацию, военная группа – организовать открытие фронта, а после свержения группы Сталина Блоку пришлось бы согласиться на отторжение от СССР ряда территорий[23].

Подчеркну, что Блок был тактическим объединением и не являлся единой организацией. Поэтому правые рассчитывали максимально воспользоваться плодами переворота, ослабив позиции как троцкистов-зиновьевцев, так и военных заговорщиков, а потом, по выражению Бухарина, «надуть» Германию, отдав ей возможно меньше обещанного[24].

При любом варианте, реализация плана переворота требовала месяцев подготовки. Которых заговорщикам не хватило из-за выявления на 1-м Московском процессе августа 1936 нитей, ведущих к центру Право-троцкистского блока. Поняв, что дело проиграно, Томский покончил с собой, а заговорщики в очередной раз вынуждены были перекраивать свои планы.

Если снять идеологические шоры, то самое первое впечатление: вот она, бурная третья часть бурной жизни Томского. Но можно ли ей доверять?

Качество работы следствия

Сначала несколько слов о качестве работы предварительного и судебного следствия. Оно хорошо видно на нескольких примерах.

1-й пример. Наркомвнудел СССР Н.И. Ежов выступает перед февральско-мартовским 1937 г. Пленумом ЦК ВКП(б), т.е. перед самыми важными, ключевыми фигурами Советского Союза. И, говоря о 2-й встрече центра правых в Болшево у Томского в 1932 г., со ссылкой на показания арестованного Шмидта, сообщает, что Бухарина на ней не было – он был то ли в командировке, то ли «в отпуску»[25]. То есть, Ежову не известно точно, где был Бухарин. Не известно точно, когда прошла встреча. Не допрошены родственники Томского, служащие и соседи его дачи, водители служебных машин, на которых приезжали лидеры правых (а они все были крупными чиновниками), не изучены путевые листы этих водителей. Не выяснено, когда именно Бухарин был в командировке, а когда в отпуске, не изучены связанные с этим документы. Это что за работа следствия?

2-й пример. На том же Пленуме выступает Рыков и говорит о показаниях Угланова, из которых следовало, что Рыков участвовал в конспиративной встрече во время похорон члена центра правых Угарова весной 1932 г.:

«Я на похоронах Угарова не был совершенно, жил в это время в Мухалатке в Крыму и в доказательство этого открытку, полученную мною в Крыму от дочери, Я ПОКАЗЫВАЛ ЕЖОВУ, причем эта открытка была отослана точно в то же число, когда хоронили Угарова на Девичьем Поле. Тут меня кто-то спросил, я не знаю — ошибается, врет он, просто забыл, — но это ведь можно так же прощупать и на почте установить совершенно точно. (Постышев. А может быть, на почте подделано?) У меня и от жены есть письмо. Кроме того ведь есть решение Политбюро ЦК, которое не подделано пока что никем, где указано, с какого числа у меня был отпуск и это можно все проверить совершенно точно по документам; а меня он там оговаривает, что я в этих похоронах принимал участие, обсуждал, отчеты слушал, директивы давал. Что это такое? И это вот, собственно, единственное к тому, что было вот до этих показаний, разосланных всем нам, которые были на процессах, это единственное новое доказательство именно показание Угланова. Никаких других новых доказательств этого нет»[26].

Вообще надо сказать, что по эпизодам деятельности Право-троцкистского блока предварительное следствие не выяснило ни точных дат, ни позаботилось о сборе каких-то материальных улик, объективных показаний, из которых бы следовало, что да, фигурант X действительно такого-то числа там-то встречался с фигурантом Y, что там-то и тогда-то действительно собрались вместе такие-то фигуранты. Но нет. Есть одни туманные признательные показания.

Судебное следствие ничем не лучше. Вот яркий показательный пример. Подсудимый Рыков на 3-м Московском процессе в вечернем заседании 3 марта 1938 г. указывает период, когда представитель правых Карахан[27] проводил тайные переговоры с германскими представителями:

«В связи с этим же необходимо перейти к первому абзацу обвинительного акта — ставка на поражение и помощь международнойбуржуазии. Это все относится, во всяком случае, в главнейшей своей части, относится к периоду, последующему за 1933 г.  […] Люди, которые упорствуют в своей контрреволюционной борьбе, прибегают к тем мерам, к тем способам, к тем союзникам, которые в последующий уже за 1933 г. период, у нас были. Это о сношениях центра с немецкими фашистами. […] Характерно то, что Карахан сообщил, что немецкие фашисты отнеслись, конечно, с полным благожелательством к возможности прихода власти правых, и всячески будут это приветствовать»[28].

Прокурор СССР А.Я. Вышинский обращает внимание на дату переговоров Карахана с немцами и в утреннем заседании 7 марта выясняет у подсудимого Бухарина:

· «ВЫШИНСКИЙ. Это в каком году было?

· БУХАРИН. Разговор с Радеком, если не ошибаюсь, был летом 1934 г.

· ВЫШИНСКИЙ. А разговор с Караханом был позже?

· БУХАРИН. Был после его приезда.

· ВЫШИНСКИЙ. То есть в каком году?

· БУХАРИН. Я думаю, в 1935 г.

· ВЫШИНСКИЙ. А этому разговору с Караханом предшествовал разговор с Енукидзе или разговор с Енукидзе на эту тему был позже?

· БУХАРИН. Первый разговор был с Томским.

· ВЫШИНСКИЙ. Таким образом, в основе лежал разговор с Томским»[29].

Показания Ягоды в вечернем заседании 8 марта относят переговоры Карахана уже определённо к 1935 г.:

«Кроме этой группы шпионов в НКВД, мне известны и другие связи право-троцкистского блока с иностранными государствами. Я имею в виду участника заговора Карахана, связь которого я установил в 1935 г. Карахан меня посвятил во внешнеполитическую ориентацию право-троцкистского блока, по поручению которого он — Карахан — вел переговоры с германскими фашистскими кругами. [… ]

Блок, по словам Карахана, поручил ему поторговаться с немцами. «Конечно, кое-что уступить придется», — говорил Карахан. Карахан потребовал у меня информацию об организации право-троцкистского блока по Союзу для предстоящей беседы с фашистскими немецкими кругами»[30].

То есть, в 1935 г. Ягода встречается с Караханом, а встреча с немцами только ещё должна состояться. Однако 11 марта в обвинительной речи Вышинский как ни в чём не бывало заявляет, со ссылкой на Рыкова:

«Рыков нам говорил здесь, что ему известно было о переговорах Карахана с немецкими фашистами еще в 1933 г., что немецкие фашисты относились, как выразился здесь подсудимый Рыков, с полной благожелательностью к возможности прихода к власти правых и что они обещали всячески приветствовать и поддерживать этот приход»[31].

Вышинский цитирует прямую речь Рыкова, но искажает дату события. Можно предположить, что он оговорился. Но нет – 1933 г. указан в речи Вышинского как в исходной стенограмме, так и в её исправленном варианте – а там были тысячи исправлений, и в том числе правка Вышинского.

Можно предположить, что в задачи Вышинского входило выяснить ТОЛЬКО степень причастности и меру ответственности Бухарина и Рыкова в вопросе о переговорах Карахана. Но он даже не попытался выяснить реальность самого факта переговоров: когда и где это было возможно, с кем, каким образом? Это ведь не простая встреча за углом. В 1935 г. Карахан был полпредом СССР в Турции. Если он ездил на встречу в Германию или другую страну, то где его командировочное удостоверение, где его отчёты о командировке? Если дело происходило в Турции, то где посольский журнал встреч и визитов Карахана? Где отчёты и донесения секретарей, водителей, других сотрудников посольства, секретных осведомителей? Наконец, где показания самого Карахана? Ничего этого нет. Неизвестна даже фамилия представителя Германии, с которым он вёл переговоры.

Результаты этих переговоров Вышинскому рассказывают Рыков, Бухарин и Ягода – со слов Карахана. Сам Карахан, как и другие свидетели его слов: Томский, Енукидзе – уже мертвы. То есть, Вышинский устанавливает факт одного из самых страшных государственных преступлений по туманным рассказам из вторых рук.

Итак, следствие в деле Томского и его ближайших соратников не стремилось хоть как-то подтверждать объективными данными показания, полученные от подследственных и подсудимых. По большому счёту, даты и обстоятельства следствие не интересовали. Вину этих людей определяли исключительно на основании их признаний и доносов друг на друга.

Однако значит ли низкое качество следствия, что хотя бы некоторые деяния, вменяемые Томскому, им НЕ СОВЕРШАЛИСЬ?