УДЕЛЬНАЯ РАЗДРОБЛЕННОСТЬ 6 страница

Новый импульс династической политике Ягайло дало появление у него долгожданных сыновей, родившихся от его четвертой жены, Софьи Гольшанской, — Владислава (1424) и Казимира (1427). Прежде всего, король предпринял усилия по обеспечению перехода к ним польского трона. После смерти Ягайло королем Польши сделался старший из братьев — Владислав, а после смерти в Литве Сигизмунда Кейстутовича (1440) младший брат Владислава Казимир стал великим князем литовским. В малолетство Владислава реальная власть над Польшей оказалась в руках вождя партии малопольских панов Збигнева Олесницкого. Эта партия поддерживала экспансию Польши на юг и восток, стремилась к присоединению к Короне Волыни и Подолии, а также к заключению унии с Венгрией, имевшей давние торговые отношения с Малой Польшей.

После смерти Сигизмунда Люксембургского успеха на недолгое время добился его зять Альбрехт Габсбург (1438–1439), получивший немецкую, чешскую и венгерскую короны. Его сын Владислав (родился после смерти отца и получил прозвище Постум — Посмертный) сохранил за собой только чешский трон, большая же часть венгерской знати высказалась за кандидатуру польского короля Владислава (1440). Польско-венгерская уния имела личный характер, попыток выработать единую политику даже не предпринималось. В то время как Владислав в качестве венгерского короля искал поддержки папы для войны с турками, правившая Польшей группа малопольских панов выступала сторонниками идеи верховенства над папами вселенских соборов. Поражение венгерских войск и гибель юного короля в битве под Варной в 1444 г. завершили недолгий период второй польско-венгерской унии и на время перечеркнули династические планы Ягеллонов.^{66}

Победа в войне с Тевтонским орденом, а также значительный военный и экономический потенциал Польши и Литвы позволили Казимиру, имевшему шестерых сыновей, рожденных от Эльжбеты Габсбургской, возобновить династическую политику. Такие возможности появились с окончанием периода правления в Венгрии и Чехии представителей местной знати: Иржи из Подебрад в Чехии (1458–1471) и Матьяша Корвина в Венгрии (1458–1490). Освободившийся в 1471 г. чешский трон достался старшему сыну Казимира — Владиславу Ягеллону. В тот же год второй сын, которого, как и отца, звали Казимиром, попытался добиться венгерского трона, однако его поход окончился неудачей. Лишь после смерти Матьяша Корвина чешский король Владислав Ягеллон стал правителем Венгрии. Так на рубеже XV–XVI вв. Ягеллоны добились самых больших успехов в своей династической политике.

С их правлением связан и ряд территориальных приобретений. В состав Короны одно за другим вошли те мазовецкие княжества, в которых пресеклись местные линии династии Пястов. В 1462 г. были присоединены Равская и Гостынская земли, в 1476 г. — Сохачевская земля, в 1495 г. — Плоцкое княжество. Удалось вернуть и кое-что из многочисленных силезских княжеств. Збигнев Олесницкий купил для Краковского епископства княжество Северское, в 1456 г. Корона приобрела княжество Освенцимское, а в 1494 г. — княжество Заторское. Такие результаты были, впрочем, более, чем скромными. Мысль о возвращении Силезии, столь ярко выраженная в хронике Яна Длугоша, не находила в Польше всеобщего признания. Современников хрониста интересовало, главным образом, Поморье и проблемы восточной экспансии.

В XV столетии успешно развивалась польская экономика, росла численность населения, увеличивалось число сел и городов, возрастала производительность земледелия, скотоводства и ремесла. В то время когда Чехию потрясали Гуситские войны, государство Тевтонского ордена переживало глубокий упадок, а Венгрии угрожали турки, Польша и Литва ненадолго стали главной политической силой в Центрально-Восточной Европе. Они являлись также важным торговым партнером для стран Западной Европы.

Преодоление экономического кризиса во Франции, в Англии и Нидерландах происходило благодаря подъему городской экономики, массовому распространению и удешевлению ремесленной продукции и развитию торговли. Для государств Пиренейского полуострова подобную роль играла заморская экспансия. В обоих случаях возрастала потребность в продовольствии и сырье, которую местные экономики не могли в должной степени удовлетворить. Однако накопление капиталов и деятельность купцов позволяли закупать все необходимые товары за границей. Уже в XIV в. из Польши вывозилось некоторое количество древесины и зерна; после же получения выхода к морю объем этого экспорта стал стремительно возрастать. Основная масса тяжелых грузов сплавлялась по рекам, главным образом, по Висле, а местом торговых операций и погрузки на морские суда стал Гданьск. По суше перегоняли стада быков с Украины, которых продавали в Саксонии, Баварии и на Рейне. Традиционным и дорогим предметом экспорта были меха. Растущий спрос на древесину, необходимую для кораблестроения, а также смолу, с помощью которой законопачивали суда, на древесную золу, необходимую в ткачестве, а также на зерно и крупный рогатый скот способствовал росту цен на эти товары. За них расплачивались дешевыми ремесленными изделиями массового производства, а отрицательный для Западной Европы торговый баланс выравнивался звонкой монетой.

На сильные импульсы извне Польша отвечала ростом земледельческого и скотоводческого производства. Однако в XV в. это вовсе не сдерживало развития польских и литовско-русских городов. Скупка продовольствия, его перевозка, обслуживание сухопутной торговли при всеобщем росте благосостояния являлись надежной основой городской экономики — как в местном, так и в межрегиональном масштабе. Помимо торговли со странами Западной Европы, важную роль в хозяйственной жизни Польши и Литвы играла торговля с Востоком. Из стран Леванта и Дальнего Востока через купеческие колонии на Черном море ввозили предметы роскоши: шелка, пряности, ремесленные изделия, расплачиваясь, главным образом, звонкой монетой. Центром этой торговли сделался Львов. По-прежнему, как и в XIV в., сохранял свое значение торговый путь в Венгрию, откуда поступали металлы и вина.

Сложившаяся в XV в. структура международной торговли сохранялась очень долго, поскольку была обусловлена разделением Европы на зоны специализированного производства и, в свою очередь, усиливала данную специализацию. В Польше рост спроса на дерево привел к вырубкам леса, особенно интенсивным в бассейне Вислы, а спрос на зерно способствовал развитию товарного земледельческого производства. На протяжении всего столетия наряду с рыцарскими усадьбами зерно на экспорт поставляли хозяйства солтысов и крестьян. В результате подъема земледелия, торговой деятельности городов и положительного баланса внешней торговли росло благосостояние всех социальных слоев.

Не исключено, что именно рост благосостояния, отсутствие серьезных внутренних противоречий на почве раздела национального дохода и возможность реализовать свои устремления людьми из различных сословий были причиной того, что постепенный, но неуклонный переход к рыцарскому сословию ведущих позиций в стране, происходивший за счет прав других сословий, не вызывал со стороны последних энергичного противодействия. Играло роль и то, что рост значения рыцарства в общегосударственном масштабе отнюдь не означал распада малых сообществ: городских и сельских общин, а особенно приходов, в рамках которых сохранялась значительная социальная мобильность, когда отдельные лица могли перейти из одного сословия в другое.

Преобладание рыцарства в экономической сфере выражалось в увеличении площади рыцарских усадеб благодаря приобретению пустующих крестьянских земель и хозяйств солтысов. В конкуренции между имениями солтысов и рыцарей последние явно одерживали верх, а общественное и хозяйственное значение солтысов заметно падало. Этот процесс был ускорен привилегией, изданной во время съезда в Варте в 1423 г. Она позволяла рыцарству принудительно выкупать права солтысов, признанных «бесполезными и строптивыми». Уже сама угроза использования рыцарями этого права ставила солтысов в зависимость от них. В случае же выкупа земля солтысов становилась частью господских владений, а их полномочия переходили к покупателю, т. е. хозяину деревни.

Наиболее предприимчивые и богатые солтысы стремились, порой небезуспешно, войти в рыцарское сословие. В результате выкупа земель, с одной стороны, и социального продвижения некоторых солтысов — с другой, этот слой, игравший в XIV в. важную роль в поддержании межсословного равновесия, в XV столетии начал исчезать. Переход полномочий солтысов к владельцам имений изменил расстановку сил в деревне и отнял у крестьян часть их прав, дарованных локационными грамотами.

Постоянный рост цен приводил к большей заинтересованности господина в увеличении площади приусадебной земли, продукция которой находилась в его полном распоряжении, чем в увеличении крестьянских оброков, повысить которые было порой весьма нелегко. В XIII–XIV вв. небольшую господскую запашку обрабатывали наемные работники. Рост посевных площадей в XV столетии вынуждал господ искать другие источники рабочей силы. Поэтому они стали увеличивать трудовые повинности крестьян, называвшиеся «панщиной» (т. е. барщиной). Данная форма ренты не вытеснила в XV в. оброка, однако постепенно ее значение росло.

В подобном направлении происходило изменение отношений между рыцарством и горожанами. И в этом случае благосостояние городов, возможность вести выгодную торговлю и сохранявшийся в деревне спрос на изделия городских ремесленников имели своим следствием слабое сопротивление горожан невыгодным для них законодательным постановлениям. Экономическая безопасность городов обеспечивалась их немалыми земельными владениями; богатые горожане покупали имения, которые приносили меньший, но более надежный, чем торговые операции, доход. Еще большие возможности открывали перед горожанами восточная торговля и хозяйственное освоение земель Великого княжества Литовского. Здесь возникали новые поселения, росла миграция, вкладывались капиталы. Проявлением роста самостоятельности городов стал выкуп городскими советами должности войта. Это давало городам полное самоуправление.

В этих благоприятных условиях горожане воспринимали очередные постановления рыцарских съездов и пункты королевских привилегий, ограничивавшие городские свободы, не столь болезненно, как можно было ожидать. Между тем Нешавские привилегии 1454 г. уничтожали регламентацию продаж, что наносило удар по городской монополии, а в Великой Польше вводили так называемые «воеводские таксы», т. е. обязанность горожан продавать и покупать товары по ценам, установленным воеводами. Таксации проводились еще несколько раз (1465, 1496), что свидетельствует об оказывавшемся сопротивлении. Таксации противоречили интересам горожан и были благоприятны для рыцарства и духовенства, от имени которых воеводы принимали свои решения. Кроме того, привилегия 1454 г. позволяла вызывать горожанина на рыцарский суд в случае ранения им рыцаря или убийства. Это ограничивало компетенцию городских судов.

Со времен Тринадцатилетней войны установился обычай обложения городов налогами без получения их согласия. Фискальный гнет, ограничение городского судопроизводства, навязывание воеводами твердых цен шли рука об руку с вытеснением городов из политической жизни. Горожанам трудно было достичь взаимопонимания, необходимого для выступления с общей программой. Конкурировавшие между собой города не слишком интересовались политическими вопросами и не пытались решать свои экономические проблемы политическим путем. Совсем по-иному выглядела расстановка сил в Королевской Пруссии, где города обладали обширными привилегиями.

В конце столетия появилась Петрковская привилегия (1496), содержавшая пункты, упрочившие преобладание рыцарства над прочими сословиями. Ограничивалась личная свобода крестьян, поскольку отныне покинуть деревню мог лишь один человек в год. Кроме того, один представитель крестьянской семьи мог приступить к работе в городе, остальные были обязаны оставаться крестьянами. Рыцарство освобождалось от пошлин на товары собственного производства и на соль, а в городах окончательно вводилась воеводская таксация. Впервые было принято постановление, согласно которому горожанин не имел права покупать земельную собственность.

Заинтересованность рыцарства собственными земельными владениями, выращиванием и продажей зернового хлеба постепенно превратила его в позднейшую шляхту,^{67} менее воинственную, но более хозяйственную и стремящуюся сохранить свое доминирующее положение в государстве. XV столетие было периодом напряженной политической активности рыцарства-шляхты, боровшейся за привилегии и гарантии политических прав своего сословия. По существу, это была борьба с правителями, лишь под давлением соглашавшимися пойти на уступки, но также и борьба внутри самого сословия — между можновладцами и рядовым рыцарством. На развитие государственного строя влияло и духовенство, близкое по своим интересам к рыцарскому сословию, в особенности после привилегий 1430 и 1433 гг., подтвердивших, что церковным сановником может стать только шляхтич.

Наряду с королем главным представителем государственной власти был королевский совет, созданный в XIV в. Его состав зависел от воли правителя. В XV столетии сложилась практика приглашения в совет таких государственных сановников, как канцлер, подканцлеры, подскарбий, воеводы и каштеляны. В королевском совете преобладали представители малопольских родов: Тарновские, Мельштынские, Ярославские, Курозвенцкие, Олесницкие, Кмиты и Тенчинские. Введение в совет воевод и каштелянов, при соблюдении правила назначения их из числа жителей данной земли (terrigenae, indigenae^{68}), ограничивало господство малопольских можновладцев и позволяло войти в совет сановникам из других провинций. Из Великой Польши происходили роды Гурков, Шамотульских, Чарнковских, Остророгов, из Королевской Пруссии — Бажинских.

Важную роль играли заседавшие в совете церковные сановники. В конце XIV–XV вв. в организации польской церкви произошли серьезные изменения, связанные с экспансией на Русь и христианизацией Литвы. Созданная в 1387 г. Виленская и появившаяся в 1417 г. Жемайтская епархии (с резиденцией епископа в Медниках) входили в гнезненскую церковную провинцию. Новая католическая митрополия возникла на Руси: появившись в Галиче (1375), она в 1412 г. была переведена во Львов. Ей подчинялись католические епископства в Перемышле, Холме, Владимире-Волынском, Каменце-Подольском, Киеве и Серете. Появление второго архиепископства, территория которого располагалась как в Короне, так и на Литве, поставило вопрос о первенстве и субординации в польской церкви. Его решением стало пожалование римским папой архиепископу Гнезненскому титула примаса Польши (1418); к нему позднее добавились права папского легата (1515). Примас мог собирать синоды обеих провинций и обладал высшей церковной юрисдикцией. Его полномочия не были ограничены одними лишь церковными учреждениями, но имели также государственный характер. Примас был первым сановником королевского совета, обладал правом коронации правителей и совершения таинств брака и крещения в королевской семье.

Королевский совет был учреждением, представлявшим интересы наиболее влиятельных слоев и воплощавшим концепцию управления государством небольшой группой высшей светской и духовной знати. Принадлежность к этой группе определялась не особым правовым статусом, а наличием богатых имений и занимаемыми должностями. Характерной чертой общественного строя Польши оставалось равенство всего рыцарского сословия перед законом. Сохранению принципа юридического равенства способствовали многократные изменения состава правящей элиты. Эти перемены и возможность повышения своего социального статуса были на руку представителям среднего рыцарства. Его политические устремления нашли свое институционное выражение в деятельности съездов и сеймиков — земских и провинциальных. Они восходили к вечевым институтам удельного периода и собирались в рамках земель, т. е. прежних уделов, из которых крупнейшие стали воеводствами. Собственные сеймики имелись в русских землях.

Земские сеймики являлись органами местного самоуправления. Кроме того, они выполняли судебные функции и осуществляли наблюдение за сбором податей. Начиная с XV столетия, это ограничивало компетенцию старост, каштелянов и воевод. В XIV–XV вв. также собирались провинциальные сеймики — Малой и Великой Польши, а после 1454 г. — сеймик Королевской Пруссии. Несколько раз для рассмотрения государственных вопросов особой важности созывались общепольские съезды. Их компетенция еще не была вполне определена и отграничена от полномочий провинциальных сеймиков.

Экономическая самостоятельность среднего рыцарства, повышение его образованности и проистекавший отсюда рост амбиций вели к тому, что эта группа в своей деятельности постепенно выходила за сугубо местные рамки. Несмотря на региональные различия, общность интересов рыцарства была гораздо более очевидной, чем общность интересов можновладцев или городов. Это давало рыцарству возможность действовать довольно согласованно и солидарно, придавало ему ощущение собственной силы, учило ответственности за государство и постепенно укрепляло его политические позиции.

После привилегий, пожалованных Ягайло в 1386 г., новая возможность расширить свои права появилась у рыцарства в последние годы его правления. В 1422 г. в Червинске король дал согласие не конфисковать шляхетские имения без судебного приговора, а также обещал, что никто не будет одновременно занимать должности земского судьи и старосты. Новые привилегии Ягайло пожаловал, стремясь обеспечить переход трона к своим сыновьям, что позволило шляхте добиться еще больших успехов. В 1430 г. в Едльне и в 1434 г. в Кракове шляхта получила гарантии личной неприкосновенности — neminem captivabimus nisi iure victum. С этого времени шляхтич мог быть заключен в тюрьму лишь по приговору суда.

Времена Владислава Варненчика^{69} стали периодом укрепления олигархического правления. Оппозиция, во главе которой, впрочем, также стояли можновладцы, стремясь увлечь за собой рыцарство, пыталась использовать гуситские и антиклерикальные лозунги. Однако в 1439 г. войска оппозиции были разгромлены в битве под Гротниками. После гибели Владислава III (1444) правивший в Литве Казимир сумел, воспользовавшись ситуацией, укрепить свою власть. Стремясь получить польский трон, он не хотел, однако, подтверждать изданные ранее привилеи и после продолжавшейся несколько лет борьбы занял престол без каких-либо обязательств (1447). Король боролся с можновладцами и, опираясь на шляхту и мещанство, создал партию своих сторонников. Тем не менее, ему пришлось пойти на уступки, когда в 1454 г. всеобщее ополчение шляхты, собранное в лагере в начале войны с Тевтонским орденом, потребовало новых привилегий. В Цереквице и Нешаве Казимир издал документы, согласно которым правитель не мог вводить новые законы и созывать всеобщее ополчение без согласия земских сеймиков.

Это усиливало позиции земских сеймиков в их противостоянии с королевским советом. Однако, чтобы узнать мнение каждого сеймика, требовались большие усилия и много времени. Более практичным оказалось делегировать представителей сеймиков на общий сейм всего королевства (sejm walny). Эти делегаты (по-польски — «послы») не входили в королевской совет, который сохранил свой особый характер, а заседали в отдельной палате («посольская изба»). Королевский совет был преобразован в высшую палату сейма — сенат. Впервые организованный таким образом двухпалатный сейм собрался в 1493 г., когда после смерти короля Казимира Ягеллончика (1492) начался период ускоренной эволюции государственного устройства.

Преобладание шляхты на местном уровне находило свое выражение в шляхетском самоуправлении отдельных земель и воеводств, а также в слабости исполнительной власти королевских чиновников. Однако в сфере центрального управления в течение XV в. сохранялось большее равновесие; внутренняя борьба между можновладцами и шляхтой позволяла королям сохранять позиции арбитра и свою сильную власть. Материальной основой последней являлся королевский домен, т. е. имения правителя, имевшиеся во всех провинциях государства. После пожалования шляхте привилегий, облегчивших налоговое бремя, доходы королевского домена должны были покрывать расходы на содержание двора, королевских слуг и части набранных войск. Лишь король обладал правом назначения и обеспечения из средств своего домена государственных сановников и министров, а также занимавших земские должности воевод и каштелянов. Правда, в последнем случае права короля были ограничены принципом выбора сановников из числа жителей данной земли и принципом пожизненного занятия должностей.

Огромное политическое значение имела практика назначения епископов из числа кандидатов, предложенных соборным капитулом, самим королем. Этот обычай, применявшийся и прежде, в XV в. укрепился, а возникавшие несколько раз на этой почве конфликты завершились победой правителя Польши. Посол Казимира Ягеллончика, направленный к папе Николаю V, утверждал, что это необходимо, «поскольку епископы обладают первым местом и голосом в королевском совете, и по их совету принимаются решения по тайным и важным делам королевства, вследствие чего епископом может стать лишь тот, кто любезен королю и отечеству, полезен церкви и Речи Посполитой».^{70}

Пользуясь правом назначения чиновников и выбора будущих епископов, польские короли могли создавать свою собственную партию и осуществлять эффективный контроль над работой администрации. Кроме того, король являлся верховным судьей, главнокомандующим и руководителем внешней политики. Все это составляло правовую основу сильной власти монарха. Социальной базой служила поддержка со стороны сословий, а по мере сужения прав низших сословий — поддержка со стороны рядового рыцарства. Рыцарям еще многого предстояло добиться в борьбе с можновладцами, и потому они стремились заручиться помощью короля. В результате последний становился гарантом благополучия государства и четкого функционирования государственной машины, сотрудничая в этом деле с представителями сословий, составлявших политическое сообщество — communitas.

Глава V

ПОЛЬША И ПОЛЯКИ В

СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

Средние века в истории Польши были созидательной эпохой, хотя на этот период приходятся и такие катастрофические события, как крушение государства после смерти Мешко II, монгольские нашествия, утрата более, чем на двести лет Гданьского Поморья и потеря Силезии. Тем не менее, преобладали позитивные явления. Была создана собственная государственная организация, которую удалось отстоять в многовековой борьбе. Ее сохранение обеспечивалось, в первую очередь, правящей династией и польской церковью. Со временем к институционным факторам поддержания единства добавилась общая историческая память. Хранителем исторической традиции выступала политическая элита, но, благодаря устным преданиям, эта традиция была доступна и прочим общественным слоям.

В Средние века развивалась польская экономика, существенно выросла производительность сельского хозяйства, были освоены новые технологии, появились города, более, чем вдвое увеличилась плотность населения, заметно повысился уровень жизни. Разумеется, имели место колебания конъюнктуры, периоды ускорения и замедления роста. Во время возникновения государства (X–XI вв.) бремя его создания легло на плечи простого народа, что привело к снижению уровня жизни и вызвало бунт зависимого населения. Происходившая с середины XI столетия децентрализация власти высвободила социальную инициативу и способствовала увеличению производительности труда и расширению производства, распространению более высоких форм хозяйственной организации, а также росту уровня жизни большинства общественных слоев. Периодом динамичного развития стала эпоха колонизации на основе немецкого права. В страну пришли иностранные правовые установления, технологии и капиталы. Внешняя и внутренняя миграция способствовала появлению множества новых поселений. Однако следствием быстрых перемен стали новые противоречия и конфликты. Более прогрессивные методы хозяйствования в селах с немецким правом давали большие урожаи и обеспечивали их жителям благополучие, недоступное прочим крестьянам. Богатства купечества, особенно в крупных городах, участвовавшего во внешней торговле и обладавшего значительными денежными суммами, значительно превосходили средства, которыми могли располагать местные рыцари и даже можновладцы. Постепенное разрушение системы княжеского права лишало значения группу чиновников, некогда стоявших на вершине общественной и имущественной иерархии.

Хозяйственный подъем отдельных регионов происходил в различное время. В IX в. лидировали земли вислян, а столетием позже — территории полян. Затем центр государственности вновь переместился в Краков. В XIII в. перестройка хозяйственной жизни наиболее быстро и интенсивно происходила в Силезии. С этого времени она превосходила прочие уделы по плотности населения и количеству городов. Мазовия же, которая не пострадала во время языческого восстания 30-х годов XI в., а при Болеславе Смелом и Владиславе Германе принадлежала к населенным и богатым регионам польского государства, в период удельной раздробленности, напротив, утратила свои позиции и в XIV–XV вв. уже заметно отставала от других польских земель. После потери Силезии в течение всего XIV в. ведущую роль в экономике Польского королевства играла Малая Польша. В XV в. к ней добавилось Гданьское Поморье.

Перемены в значении отдельных регионов лишь в определенной степени могут быть объяснены внутренними процессами. Свою роль играло и международное положение Польши, воздействие соседних государств и экономических областей. Необходимо иметь в виду и вооруженные действия и связанные с ними опустошения, а также хозяйственную экспансию и миграции населения. Отставание Мазовии не в последнюю очередь было связано с прусскими и литовскими набегами, однако имело значение и то, что этот удел остался на обочине колонизации на основе немецкого права. Стремительное же развитие в XIII–XIV столетиях Малой Польши стало возможным именно благодаря колонизации, торговым, культурным и политическим отношениям с Венгрией, а также посреднической роли в торговле древесиной и зерном в бассейне Вислы.

В целом польские земли в эпоху Средневековья все же отставали в своем развитии от являвшихся очагами европейской культуры западной и южной частей континента. Это отставание было обусловлено географическим положением и тем, что Польша, подобно другим территориям Центрально-Восточной Европы, лишь в X в. вошла в круг европейской цивилизации. Приобщение к Европе не привело к застою ее собственных созидательных сил. Воспринятые иностранные образцы приспосабливались к польским условиям. Польское государство, общество и культура не только сохранили, но и развивали свою самобытность. До XIV столетия Польша двигалась по пути, подобному тому, каким шли более развитые общества, и постепенно уменьшала дистанцию между ними и собой. В XV в. она создала совершенно оригинальные формы внутреннего устройства и культуры, при этом сохранив и даже упрочив связи с сообществом христианской Европы.

Чем была Польша для этого сообщества? Ее название появилось в источниках иностранного происхождения уже в конце X в. Сначала оно означало лишь землю полян, но уже в начале XI столетия так называли все государство Болеслава Храброго. Однако в раннем Средневековье круг лиц, информированных о существовании, положении, потенциале Польши и о политике ее государей, был крайне узок. О ней знали люди, принадлежавшие к политической элите в соседних государствах и в таких центрах универсальной власти, как императорский и папский двор. Можно добавить еще небольшое число христианских, мусульманских и еврейских купцов, знавших Польшу в связи со своей торговой деятельностью. Новообращенная страна привлекала внимание духовенства, прежде всего, немецкого, но также французского и итальянского. Польские аббатства, бенедиктинские, а позднее цистерцианские и норбертанские, поддерживали контакты со своими орденскими центрами. Из среды французского духовенства вышел автор первой польской хроники Галл Аноним, писавший в начале XII в. Выходцами из Германии, Италии и, возможно, Франции были строители первых романских соборов и создатели украшавших церкви скульптур.

В XIII в. информация о Польше распространилась гораздо шире. Более интенсивными стали такие формы контактов, как династические союзы, отношения с апостольской столицей, международная торговля. Появились и новые формы, в которые было вовлечено множество людей. Колонизация на основе немецкого права вызвала приток в страну валлонов, фламандцев и немцев — преобладавших среди переселенцев. В борьбе с пруссами, после появления на польских границах Тевтонского ордена, принимали участие западные рыцари. Многочисленные и весьма активные общины францисканцев и доминиканцев контактировали с монастырями других церковных провинций. Прежде редкие путешествия поляков в XIII в. несколько участились. Польские клирики, правда немногочисленные, учились в университетах Италии и Франции, добираясь, таким образом, до главных центров европейской культуры.

На Польшу обратили внимание в связи с необычайно грозным событием, каким стало монгольское нашествие. Подобных вторжений Европа не знала уже несколько столетий, и интерес к монголам был огромен. Кроме того, появились расчеты на их христианизацию. В миссии, отправленной папой к монгольскому хану и возглавленной францисканцем Джованни де Плано Карпини (1245–1247), принимали участие Бенедикт Поляк и некий монах из Силезии, известный как de Bridia.^{71}

В XIV–XV вв. Польша навсегда заняла прочное место в сознании европейцев. Особую роль сыграли дипломатические контакты с папским и императорским дворами и спор Польши с Тевтонским орденом, вынесенный на заседания Констанцского собора. Рыцарские странствия по-прежнему приводили немцев, англичан и французов в орденское государство, однако и польские рыцари становились известными при чужеземных дворах. Наиболее знаменитым из них был служивший Сигизмунду Люксембургскому Завиша Черный. Другим каналом распространения известий о Польше стала балтийская торговля.