в развитие психологии аффективного развития как естественной науки.

Вклад идей Виктора Васильевича Лебединского

Бардышевская М.К., МГУ им. М.В.Ломоносова

Научные интересы Виктора Васильевича делились между двумя областями: 1) теория и классификация дизонтогенеза; 2) аффективное развитие в норме и патологии. В первой области он сосредоточивался на изучении развития психических функций и связей между ними, во второй – на исследовании развития базальных эмоций и их регуляции. Важно подчеркнуть принципиальное сходство исследований Виктора Васильевича в этих двух областях, основанное на едином представлении о естественнонаучных причинах нарушений, их мозговых механизмах, вариантах развития в зависимости от условий (эволюции), адаптивном значении психических новообразований.

Виктор Васильевич говорил, что нет более устойчивого образования в психике, чем научные интересы, которые, если говорить о клиническом психологе, работающем с детьми, базируются на определенных свойствах темперамента исследователя, опыте его ранних привязанностей и особенностях интеллектуальной переработки аффективно насыщенного материала. Виктор Васильевич выделял следующие качества, необходимые для исследователя в области детской патопсихологии: высокую чувствительность к быстро меняющимся сигналам в невербальной коммуникации ребенка; способность к концентрации на выделенной линии наблюдения за поведением; способность длительно держать напряжение, связанное с неопределенностью результатов. Это происходит в тех случаях, когда наблюдаемые феномены противоречивы или относятся к столь разным уровням аффективно-личностного реагирования, что связи между ними долгое время остаются неясными.

Виктор Васильевич различал «мужской» и «женский» способы научного мышления, основанные на особенностях базальной эмоциональной регуляции, и не зависящие от реального пола исследователя. При «мужском» способе мышления даже хорошо известный факт получает новое объяснение, хотя иногда и ценой абстрагирования от данных, противоречащих новой гипотезе. При «женском» способе мышление работает на «консервацию», воспроизведение известной модели, из-за повышенной чувствительности исследователя к «своему», «знакомому». Новые факты, даже если замечаются, не организуются в новую модель, прежде всего, из-за уважения к учителям. Виктор Васильевич поощрял «мужской» способ мышления в науке, которому и учил на собственном примере.

Виктор Васильевич, первая кандидатская диссертация которого была посвящена анализу французской буржуазной революции, трезво оценивал изменившиеся, начиная с 90-х годов 20 века, условия научно-исследовательской работы, когда фундаментальные исследования в области раннего психического развития детей фактически перестали финансироваться. В личных беседах он поддерживал частную практику ученых, позволяющую продолжать независимую научно-исследовательскую работу в условиях безудержного экспорта буржуазно-либеральных идей[1] и экспансии заказных работ, продвигающих социальные институты, основанные на этих идеях (социальный патронат, инклюзивное обучение и пр.).

Ядро научного мышления Виктора Васильевича образовывали философско-медицинские и этологические идеи. Среди прочих настольными книгами Виктора Васильевича были труды Г.Е. Сухаревой (1955, 1959, 1965), И.В.Давыдовского (1962), этолога Роберта Хайнда (1975).

В качестве наиболее плодотворных мыслей Виктора Васильевича, которые он не раз обсуждал в беседах со своими учениками, в том числе и со мной в период моего ученичества и затем близкого с ним сотрудничества с 1985 по 2003 годы, следует выделить следующие.

1. Виктор Васильевич четко отделял «хорошее» от «плохого» в науке, определяя как тупиковые те направления исследований психического развития, в которых не учитываются социальный контекст и адаптивный характер психической функции, поведения или эмоции. Например, у ребенка, живущего в доме ребенка, адаптивными будут иные виды поведения, чем у единственного ребенка в семье, за счет преимущественного развития групповых форм социального поведения, частично замещающих индивидуальную привязанность[2].

2. Сверхценность феномена для исследования аффективного развития. Так, Виктор Васильевич (Лебединский, 1985) обращал внимание своих учеников на частую встречаемость явлений, сходных с явлениями искажения, в норме, особенно у дошкольников, ссылаясь на данные исследований Джерома Брунера, описания магического мышления ребенка, выполненные Жаном Пиаже (1945). Виктор Васильевич высоко ценил психоаналитические описания поведения и символической активности детей, особенно полученные в результате длительных наблюдений, однако с юмором относился к известной узости интерпретаций. «Дырок в мясорубке», т.е. линий анализа, по Виктору Васильевичу, должно быть много.

3. Идея иерархического строения психических функций, базальных эмоций и поведения. Самостоятельной научной задачей Виктор Васильевич считал поиск иерархических цепочек внутри каждого поведения и связей между различными видами поведения. Образцом подобных изысканий Виктор Васильевич считал схемы развития и организации поведения, разработанные на животных Робертом Хайндом (1975).

4. Идея внутренней активности как основного источника мотивации позволяет переформулировать понятие «аффективной нагрузки» как интегративного образования, промежуточного между внешним воздействием и внутренним состоянием (Давыдовский, 1962; Хайнд, 1975; Лоренц, 1997; Боулби, 2003). Исследования переносимых и непереносимых аффективных нагрузок следует проводить методом наблюдения за естественным поведением человека, решающего определенные адаптивные задачи (восстановление отношений с партнером по коммуникации после ошибки или «промаха», несоответствия, перерыва в общении; устранение препятствий в реализации целостного поведения и пр.) в полевых условиях.

5. Метод этологического наблюдения в комбинации с хорошо продуманным экспериментом с варьированием аффективных нагрузок таким образом, чтобы исследовать как можно более широкий диапазон и амплитуду аффективного реагирования ребенка. Виктор Васильевич первым в нашей стране стал изучать развитие ядерных образований личности ребенка экспериментально-этологическим путем. В частности, следует отметить придуманные им эксперименты с зеркалом (Лебединский, 1985, с. 135).

6. Акцент должен ставиться на исследовании процессов созревания и эволюции ранних форм аффективно-личностного реагирования. Образно говоря, в аффективной сфере почти нет образований, аналогичных молочным зубам, которые выпадут к шести годам, и сменятся коренными. Можно говорить, что временных факультативных образований, подобных ползанию в психомоторном развитии, в аффективной сфере нет или их значительно меньше. По крайней мере, такие онтогенетически ранние проявления как крик, импульсивное поведение, бурная соматовегетативная реакция, а также ранние способы регуляции (уход, снижение активности, переключение фокуса внимания) достаточно легко вызвать у любого человека, дав определенную аффективную нагрузку, к которой человек особенно восприимчив. Поэтому перспективными являются исследования механизмов развития этих ранних форм при разных вариантах психического развития. Так, психотерапия детей с выраженным аутизмом основывается на актуализации находящихся в латентном состоянии ранних механизмов эмоциональных связей. Несмотря на то, что эти механизмы на протяжении первых лет жизни этих детей по разным причинам находились «в спящем режиме», в терапевтических ситуациях, напоминающих ранние эпизоды взаимодействия матери и младенца в норме, их удается «разбудить» и активизировать, причем далеко за пределами сензитивного периода (в возрасте 10 лет и старше).

7. Центральная роль нарушений привязанности в эмоциональном развитии. Хотя в своей статье «Детский аутизм как модель психического дизонтогенеза» (1996) Виктор Васильевич анализировал психическое развитие ребенка с ранним детским аутизмом без учета взаимодействия систем эмоциональной регуляции ребенка и матери, перспективным он считал подход, учитывающий вклад обоих партнеров: и матери, и ребенка (магнитофонная запись беседы, август 2003). Следует напомнить, что и в своем исследовании этологических механизмов и способов терапии аутизма (Tinbergen & Tinbergen, 1983), и в своей лекции при получении Нобелевской премии любимый Виктором Васильевичем этолог Нико Тинберген подчеркивал роль психологической травмы в происхождении аутизма. Однако это факт в современной науке либо замалчивается, либо теория Нико Тинбергена объявляется «недействительной» разработчиками альтернативной модели, объясняющей лишь некоторые из вторичных нарушений при аутизме (популярной в наше время «Модели психического», или Тheory of mind) (Baron-Cohen, 2008).

Вслед за Г.Е. Сухаревой Виктор Васильевич подчеркивал, что чем более острый, хронический, продолжительный характер имеет патогенное воздействие, в частности, депривационное, тем значительнее вероятность «органического» следа, необратимых структурных изменений в мозговой ткани.

8. Нарушения внутренних ритмов как признак глубины нарушения. Для оценки устойчивости или «разболтанности» психики важно соотносить степень нарушения различных ритмов: циклов настроения, витальных процессов (сна, питания и пр.), ритмов коммуникации и периодов отдыха, ритмов аутостимуляции и других.

9. Парадокс: базальные системы регуляции аффекта, будучи наиболее древними, должны быть наиболее устойчивыми, однако они первыми реагируют на нагрузку и первыми сбиваются. Перспективной для исследования является задача поиска общих механизмов неустойчивости, в частности, задача соотнесения механизмов регресса в интеллектуальной сфере и аффективных колебаний.

10. Хороший «выход» (т.е. развитие за пределами детства) многих детей с ранним искаженным развитием показывает, что такие устойчивые явления в их раннем развитии, как гиперсензитивность, аффективные фиксации, сосуществование полярных форм реагирования и пр., в большинстве случаев не являются злокачественными и имеют адаптивный смысл в том микросоциуме, в котором находится ребенок. Показать, почему они не становятся злокачественными, - важная задача для исследователей.

11. Идея центральной роли аффективного конфликта, одновременной актуализации двух или более конкурирующих систем реагирования, противоположных эмоций, различных типов поведения при разных вариантах развития. Виктор Васильевич считал очень важными исследования видов аффективного конфликта и способов их разрешения, как в символическом плане, так и в плане реального поведения. Виктор Васильевич любил цитировать эксперимент Элеоноры Гибсон (Gibson & Walk, 1960) с визуальным обрывом по рассогласованию двух систем восприятия (тактильной и зрительной), когда человек чувствует опору под ногами, но видит одновременно ее отсутствие (магнитофонная запись беседы с В.В.Лебединским, 2003). Известно, что если этот эксперимент немного усложнить так, что остановившийся перед зрительным обрывом и проявляющий осторожность ребенок увидит улыбающуюся мать с другой стороны этого обрыва, то конфликт удастся снять (эксперимент Джозефа Кампоса, см. www.youtube.com/watch?v=p6cqNhHrMJA). Ребенок поползет к матери, т.к. поведение привязанности будет тормозить более примитивную реакцию страха и избегания.

12. Уровневый подход к механизмам регуляции базальных эмоций (Лебединский, Никольская, Баенская и др., 1990; Лебединский, Бардышевская, 2002) позволяет анализировать любой феномен аффективного развития «послойно», дает возможность научно определять глубину эмоциональных нарушений. Для популяризации модели необходимо строить анализ в категориях целостного поведения (см. статью Бардышевской в данном сборнике). Например, агрессивное поведение в зависимости от уровня его реализации характеризуется целым рядом особенностей: связями с другими типами поведения, аффективной динамикой, способностью к символизации и пр., определяемых различным адаптивным смыслом этого поведения[3]. Однако у пациента, находящегося в определенном аффективном состоянии, разные типы поведения, как правило, реализуются на разных уровнях. В настоящее время на кафедре нейро- и патопсихологии факультета психологии МГУ им. М.В.Ломоносова ведется разработка методик, направленных на измерение и последующую коррекцию допустимых и критических для психического развития искажений между уровнями реализации разных видов поведения.

13. Идея пропорций, устойчивости психических систем – общая и для теории дизонтогенеза, и для уровневого подхода к эмоциональным расстройствам у людей любого возраста и пола. Виктор Васильевич подчеркивал, что интеллект является главным архитектором перестроек связей между психическими функциями (2003). В то же время известно, что определением разного рода соответствий и балансов (между силой аффективной нагрузки и ответом, между переносимостью разных по качеству аффективных нагрузок, предохраняющих психику от невосполнимых затрат), занимается самый базальный, первый уровень эмоциональной регуляции. Так, способность справляться с стрессовым состоянием, вовремя прекращая выработку кортизола, связана с работой таких подкорковых структур, как миндалина, гиппокамп и гипоталамус (Gerhardt, 2009). Таким образом, наиболее ядерные образования психики функционируют как целостные аффективно-поведенческие и в то же время базальные интеллектуальные структуры.

Действительно, поломки первого уровня эмоциональной регуляции могут лежать в основе любых аффективных расстройств: и истерии, и депрессии, и органической слабости, и более сложных искажений и дисгармоний.

В то же время известно, что интеллектуально одаренные дети с самого раннего возраста проявляют высокую чувствительность к формам, цвету, мелодиям и пр., отличную способность выделять целостную структуру в зашумленном или неорганизованном материале, сочетающуюся с нетерпимостью к уродливым элементам окружения.

Исследование связей наиболее базального первого уровня реализации поведения с механизмами других уровней, сглаживание «остроты» реагирования за счет изменения качества и сложности аффективной нагрузки, придания нового адаптивного смысла поведению составляет основную задачу психотерапии аффективных срывов.

Таким образом, психологию аффективного развития в норме и патологии, как и психологию аномального развития в целом, Виктор Васильевич Лебединский видел и разрабатывал как естественную науку, базирующуюся на эволюционных и общебиологических идеях.

 

Литература.

1. Боулби Дж. Привязанность. М.: Гардарики, 2003.

2. Давыдовский И.В. Проблема причинности в медицине (этиология). М.Ж Медицина, 1962.

3. Лебединский В.В. Личные сообщения. 1985 – 2003 гг.

4. Лебединский В.В. Нарушения психического развития у детей. М.: Изд-во МГУ, 1985.

5. Лебединский В.В. Детский аутизм как модель психического дизонтогенеза. //Вестник МГУ, Сер.14 «Психология», 1996, № 2.

6. Лебединский В.В. Нарушения психического развития у детей. М.: Академия, 2003.

7. Лебединский В.В. Магнитофонная запись беседы В.В. Лебединского с Л.С. Печниковой. Звенигород, 8 августа 2003 г.

8. Лебединский В.В., Никольская О.С., Баенская Е.Р., Либлинг М.М. Эмоциональные нарушения в детском возрасте и их коррекция. М.: изд-во МГУ, 1990.

9. Лебединский В.В., Бардышевская М.К. Аффективное развитие ребенка в норме и патологии. //Психология аномального развития ребенка. Хрестоматия в 2 т./Под ред. В.В.Лебединского и М.К.Бардышевской. Т.1, М.: ЧеРо, Высш.школа, изд-во МГУ, 2002, с. 588-681.

9. Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1997.

10. Сухарева Г.Е. Клинические лекции по психиатрии детского возраста. М.: Медгиз, Т.1, 1955; т.2, 1959; т.3, 1965.

11. Хайнд Р. Поведение животных. М.: Мир, 1975.

12. Baron-Cohen, S. Autism and Asperger syndrome. Oxford: Oxford University Press, 2008.

13. Gerhardt, S. Why love matters. How affection shapes a baby’s brain. London & New York: Routledge, 2009.

14. Gibson, E. J., & Walk, R. D. (1960). The "visual cliff". // Scientific American, 202, 64-71.

15. Piaget, J. Play, dreams and imitation in childhood. New York: Norton, 1945.

16. Tinbergen, N. & Tinbergen, E. “Autistic” children: new hope for a cure. London: George Allen & Unwin, 1983.

[1] К ним, в частности, относятся превалирование индивидуальных интересов над интересами группы, идеализация частной собственности и любой активности, направленной на ее утверждение и увеличение, крайняя терпимость к различным личностным отклонениям, смешение понятий «хорошего» и «плохого», фактический отказ от понятия «норма».

 

[2] Так, с одной стороны, мы наблюдали семимесячных малышей в доме ребенка, которые отнимали бутылку с молоком у своих сверстников. Однако те же дети на втором году жизни охотно делились игрушками со сверстниками, опережая своих сверстников из семьи в развитии выражения симпатии.

 

[3] На первом уровне агрессия используется для разрушения «несовершенных», уродливых ощущений, но не для причинения боли. На втором уровне агрессия – это результат ломки жестких связей между разными видами поведения. На третьем уровне агрессия освобождает место для построения новых связей, представляет собой быстрый способ переключения внутреннего состояния с крайне неприятного (высокого напряжения, тоски, дисфории) на маниакальное. На четвертом уровне агрессия, независимо от ее вида, - это инструмент причинения боли другому человеку, наказания. На пятом уровне агрессия – инструмент символической активности, магическое действие, способ разрешения аффективного конфликта в ирреальном плане.